ЧАСТЬ 5
Ридис, дружинник визиря отъехал от оазиса на расстояние полета стрелы и остановился под палящим солнцем. Но пустынники не спешили выслать своего делегата. Через полчаса под палящим солнцем у Ридиса начала кружиться голова. Его конь нетерпеливо бил копытами, не понимая зачем хозяину нужно стоять в этой пустыне, почему не вернуться к прохладной и чистой воде… Однако, помня приказ Эселвала, дружинник терпеливо ждал, тихонько успокаивая коня словами и поглаживаниями по гриве.
Чуть более чем через час от лагеря противника отделился всадник. На небольшой пустынной лошадке он не спеша приблизился к Ридису. Его копье было без зеленой повязки и направлено острием вниз – символизируя собой войну и предложение противнику сдаться. Приблизившись, он несколько раз объехал вокруг дружинника, не говоря ни слова. Наконец он остановился перед Ридисом и приблизился к нему так, что их конь едва не касались мордами.
«Мы не будем с тобой говорить. Если имперцы хотят мира – пусть ваши вожди прибудут сюда, а остальные немедленно сложат оружие, оставят повозки и лошадей и пешком уходят в свою землю». Пустынник криво улыбнулся, развернул лошадь, и легонько ударив древком копья по крупу, галопом поскакал в направлении своего лагеря…
- Я хочу поговорить с Оракулом! Отведите меня к нему! – каркающий голос императора вывел из оцепенения придворных. Некоторые бросились помогать Винжиру подняться, другие – вызывать стражу, слуг, чтобы те немедленно готовили карету и запрягали лошадей.
Через несколько минут повозка императора в сопровождении двух десятков стражников на конях и десятка придворных выехала в направлении Башни Оракула, где издревле можно было услышать предсказания.
Стражники помогли спуститься императору с кареты и открыли перед ним дверь в башню. Никто из придворных или охраны не решился сопровождать его дальше – предсказания это слишком личные и опасные знания…
Навстречу Великому Императору вышел Великий Оракул – лысый высохший старик с седой бородой. По возрасту он был старше даже Винжира.
«Оракул! Я хочу узнать будущее! Моё и моей Империи…» - слова давались тяжело императору – в затхлом воздухе башни, где, казалось, даже время прекратило свое движение, ему было тяжело дышать.
«Будущее ясно. Кровавые дни ждут Империю. Великая смута уже началась. Ты не умрешь спокойно – тебя убьют те, кто захочет отнять у тебя трон. Красные вороны склюют все посевы на западе, пока не откусят столько, сколько смогут проглотить…. или пока не встретят горных медведей. Попугаи с кривыми зубами кое-где прогонят воронов, но сами с еще большей жадностью начнут клевать то, что им не принадлежит. Император будет лежать в луже крови, а Столица полыхать пожаром… А затем… затем наступят Времена Странностей. Первое Время – Время Хрупкого Мира, время перед сильной войной, когда все будут копить силы. Следующее Время – время Ворот, когда откроют маги Ворота, ведущие из нашего мира, и выйдут в них люди туда, куда людям ходить не дОлжно. И откроются Ворота в наш мир, и придут оттуда те, кому здесь быть не дОлжно. И после Времени Ворот будет Время Хаоса. И погибнут в схватке наши Боги, и родятся Боги новые. И пройдет Время Хаоса. И станет наш мир подобен острову нашей юности – острову Чёрной Башни. Станет он перекрёстком. И увидят люди тех, кто ещё-не-люди и тех, кто уже-не-люди, тех, кто мог бы быть людьми, но не хочет и тех, кто хочет, но никогда не будет. И исчезнет разница между живыми и мертвыми, между людьми и Богами. И…»
Оракул говорил все быстрее и быстрее, закрыв глаза, и чем дальше, тем более натянутым, хриплым становилось дыхание Императора. Глаза Винжира вылезали из орбит, белки покрылись красной сеткой кровеносных сосудов. Крик императора прервал быструю речь Оракула:
«ХВАТИТ! Старик, ты сошел с ума! Не будет смуты – мы справились с ней. Оракул, ты ошибаешься. Я! Я определяю, каким будет будущее! И я УЖЕ определил его.» - император развернулся и пошел по направлению к выходу, но голос Оракула задержал его. Оракул говорил тихо, обессилено, почти шепотом:
«Умрешь ты, и сыновья твои. И прервется династия Винжиров, и возродится…» - император уже не слышал, он покинул башню, а Оракул всё продолжал: «И не будет трона, но воссядет на нем ублюдок. И Синий С Белым сменится на Белый С Желтым и Красный будет спорить с Черным. И кости сойдут с черного полотна и восстанут против хозяев своих. »
Император вышел. Задыхающийся, он не мог ничего сказать. К нему сразу же подбежали придворные, кто-то вызвал лекаря. Никто не осмелился спросить, что же сказал Оракул, но все чувствовали что-то недоброе. Чуть-чуть отдышавшись и проглотив отвар из целебных трав, который приготовил королевский лекарь (уже не один год он не отходил далеко от стареющего владыки, хотя и держался вне свиты), император прошипел: «Оракула… взять… в темницу… старик… безумен!»
Двое стражников тотчас же двинулись в башню, тщательно скрывая свой страх, а через несколько мгновений вывели старого Оракула, который действительно бормотал, как сумасшедший: «…телом льва, а головой и крыльями орла, и крылатые люди, и демоны, и люди с головою быка, и головою змеи, и никто не удивится поднявшемуся мертвецу, а хоронить станут как встарь – на кострах…». Глаза Оракула были открыты и затянуты мутной пеленой. Придворные остолбенели…
«Он действительно безумен!» - вырвалось у одного из присутствующих – молодого человека лет восемнадцать, сына герцога Бертольда - Эрла.
После этой фразы взгляд Оракула прояснился, и, глядя на Эрла, он произнес. «Возможно, мой мальчик, возможно. Я бы хотел чтобы это было так. Но еще никогда в жизни я не видел будущее так ясно…»
«Увести!» - коротко махнул рукой Император.
Визирь выслушал Ридиса, не перебивая.
«Ты сделал всё, что мог. Ты хороший воин, Ридис. Если все будет хорошо – я в будущем найду тебя и вознагражу. А пока единственное что я могу для тебя сделать – это освободить от дозорной службы на трое суток. Иди, отдыхай». После того, как воин вышел, Мелсар удивленно посмотрел на Эселвала: «Визирь, но ведь он принес плохие новости! А ты обещаешь ему награду?»
«Плохие новости…» - задумчиво прошептал визирь, а затем уже сказал вслух: «Ты дважды не прав, Мелсар. В моем родном Эфимском халифате воинов вознаграждали не за результат, а за старания. А Ридис – храбрый воин, не испугался ни жары, ни кочевников. К тому же новости вовсе даже не плохие. Мало ли какие требования выдвинули пустынники? Мы же не обязаны их соблюдать. Главное – они пошли на контакт, а значит, всё идет так, как… все идет хорошо. Но теперь мы должны отправляться. Я, ты, твой брат, маги, сотники дружины – все «вожди», как и просили… приказывали пустынники».
«Это наверняка ловушка», - прорычал Мелсар, - «но я не против. Пусть тогда мой меч напьется сухой пустынной крови!»
«Брат мой, да ты почти бард! Эти слова достойны эпоса о Великом Походе, который когда-нибудь сложат» - рассмеялся Вилмер, но тут же посерьезнел, глядя на визиря: «Ты уверен в том, что ты делаешь?»
«Более чем. Конечно, я рискую, но это разумный риск. Итак, если вы не против, собирайтесь, и передайте своим сотникам, пусть тоже готовятся. Одевайте кольчуги. Вам не помешал бы и полный панцирь, но, хотя основная жара уже спадает, он все равно будет вам больше помехой. Предупредите сотников, пусть оденутся так же и пусть подготовят свои дружины. Если что-то пойдет не так, пусть слушаются моего сотника, Кидива. Он все равно не сможет с нами поехать из-за своей ноги, но мужик он неглупый, я его еще с халифата знаю…»
Визирь вышел. Мелсар достал меч и точильный камень и начал подравнивать заточку – он всегда сам следил за своим оружием, а Вилмер стал привязывать к лодыжкам ножны с изогнутыми метательными ножами. Поглядев в сторону удаляющегося Эселвала, он пробормотал: «Что-то часто ты, визирь, халифат свой вспоминаешь. Знать бы, что у тебя сейчас на уме…»
Солнце медленно клонилось к закату, когда семеро всадников выехали из имперского лагеря. Все были одеты в добротные кольчуги, седобородые маги вооружены боевыми посохами и короткими мечами, остальные держали в руках копья с зелеными перевязями, в ножнах покоились мечи, а щиты были закинуты за спину. Только визирь отличался по своему вооружению. Настаивая, чтобы все были в кольчугах, сам он одел только легкую рубаху, даже не застегнутую спереди. В скрещенных на спине ножнах находились две кривые халифатские сабли, поуже, полегче и подлиннее пустынных. На спокойной, мирной (хоть и нервной) службе у императора Визирь несколько набрал в весе, и теперь значительное брюшко заметно свисало над ремнем простых холщовых брюк. Вообще весь вид его был одновременно и комичным, и грозным, поскольку сабли очень уж ладно висели на спине грузного вельможи.
Группа всадников остановилась на том же месте, где недавно стоял Ридис. На этот раз ждать пришлось недолго. Из лагеря пустынников выехал отряд человек в двадцать, вооруженных короткими луками, висящими у седла, саблями на поясе и метательными копьями в руках. Как и раньше, острия копий были направлены вниз, и зеленой ленты на них не было. Кочевники остановились в десятке шагов
«Вилмер, говори ты» - прошептал Эселвал.
- Приветствую вас, пустынных воинов, - начал Вилмер
- Вы согласны с нашими условиями? – спросил один из кочевников
- Вы даже не поздоровались. Или у пустынников совсем нет понятия о чести и гостеприимстве? – голос Вилмера звучал все так же ровно, хотя визирь заметил, что в душе тот негодовал
- Кто будет здороваться с шакалом? Кто позовет в гости осквернителя? – в голосе пустынника звучало презрение. – Убирайтесь из оазиса в свои земли! Пешком, и без оружия. И мы обещаем, что никого не убьем.
- Это невозможно. У нас много женщин и раненых. Кроме того, даже здоровый человек имеет мало шансов выдержать такой путь. Нас убьет пустыня.
- Смерть в пустыне – милостивая смерть по сравнению с тем, что ждет тех, кто останется в живых, если вы откажетесь. Вы заплатите за осквернение!
- О каком осквернении ты все время говоришь? – в голосе Вилмера чувствовалось удивление.
- Оазис! Это святое место. Люди не смеют заходить сюда. Когда-то Великий Духовный Вождь Ах-Н-Ред был столь поражен нетронутой людьми красотой этого места, что запретил людям заходить на территорию этого оазиса, дабы не осквернить первозданной чистоты. С тех пор уже несколько сотен лет только кони могут заходить в эту тень и пить эту воду. Люди должны оставаться снаружи и довольствоваться своими припасами – той водой, что они набрали в другом месте. А вы нарушили завет Духовного Вождя и этот оазис навек осквернен. Наказание за это только одно – смерть. Но мы не хотим осквернять оазис и дальше вашим присутствием, поэтому и даем вам шанс. Выбирайте. Шанс спастись или смерть. Медленная, очень медленная и мучительная смерть – тем, кому не повезет умереть в бою.
Вилмер смешался. Он не знал, что делать дальше. Кочевники ни за что не выпустят их – это было ясно. Нерешительно он обернулся на визиря, ища поддержки. Но тот даже не заметил этого.
Эселвал не спеша выехал вперед и произнес, но не на Всеобщем, а на языке кочевников: «Мы уважаем Великого Ах-Н-Реда, Вождя Пустынников и слова его. Но мы – жители Империи, а поэтому мудрость его скрыта от нас. Вступая в этот оазис мы не знали, что делаем. Да, мы совершили осквернение, но ненамеренно. Если вы нас отпустите такими же, как мы и пришли…» После этих слов среди кочевников прошла волна возмущенных возгласов. Визирь поднял руку и дождался, когда голоса стихнут, а затем продолжал: «Дослушайте меня, а потом будете решать. Если вы нас отпустите такими же, как мы и пришли, мы очистим оазис. Мы оставим его таким, каким он был до нашего прихода. У нас есть жрецы и маги, которые помогут найти каждую пылинку, принесенную людьми. А ваши жрецы, я знаю, имеют достаточно силы и веры, чтобы вернуть этому месту его святость. Но факт осквернения остается. И остается виновный. А виновный должен быть наказан – таковы ваши законы.» Кочевники согласно закивали. «Виновен тут – я. Это я настоял, чтобы воины отдыхали в тени у воды. Значит, мне и нести наказание. Какое наказание выберете вы»?
Кочевники молчали, затем один из них произнес: «Ты понимаешь нас. Наказание – смерть, но если вы все сделаете, как ты обещаешь – смерть будет быстрой.»
«Я так и думал. Но я считаю, что вина моя меньше, ведь я не знал, что делаю. Значит, мы расходимся во мнениях. Предлагаю решить этот вопрос так, как и завещал Великий Ах-Н-Ред – пустынным поединком в оазисе. Если я выиграю, – значит, Дух оазиса не сердится на меня. Если проиграю… что ж… Кто-нибудь готов пожертвовать собой за свой народ?» - последнюю фразу визирь сказал на Всеобщем, обращаясь к спутникам, из которых только Вилмер и один из магов понимали язык Меняющейся Пустыни. Его расчет был точен, оба брата и их сотники тут же спешились и склонили головы в знак самопожертвования. Чуть позже также поступили и маги. Визирь продолжал: «Если погибну в бою – любой из них примет мою вину и мою участь»
«Так тому и быть!» - сказал все тот же ничем не примечательный кочевник. «Завтра на рассвете, едва только солнце появится – жди нашего бойца и наблюдателей, которые будут следить, чтобы все прошло честно. Бой будет проходить до смерти одного из сражающихся. К моменту восхода ни одного человека не должно быть в оазисе. Только бойцы и наблюдающие смогут войти туда. Затем, днем, вы очистите оазис и спокойно уйдете своей дорогой. А мы освятим и уйдем своей».
К утру оазис в оазисе никого не было. Лагерь имперцев, все так же обнесенный двумя рядами повозок теперь стоял северо-западнее, прямо в пустыне, между оазисом и кочевниками. И, хотя недоверие не исчезло и усиленные дозоры с обеих сторон продолжали наблюдать друг за другом, однако открытой враждебности никто уже не проявлял.
Визирь, все в той же незастегнутой рубахе и штанах, с ножнами на спине, стоял в центре оазиса, около озерка. Рядом с ним были оба принца и маги, для наблюдения за ходом поединка. Незадолго до появления первых лучей, когда солнце уже окрасило край неба в желто-красные оттенки, от лагеря кочевников отделилась пятерка всадников. В оазисе они спешились. Бойца пустынников можно было узнать сразу – это был огромный мужчина, лишь немногим уступающий в росте варварам-донгирам и ничуть не уступающий им в ширине плеч. Он производил впечатление огромного пещерного медведя, и такое же обманчивое ощущение неловкости. Однако, как и этот зверь, ступал он мягко и плавно, а когда вытащил две сабли – традиционное оружие поединков – визирь понял, насколько опасен этот противник. Никакой брони кочевник не одел – прискакал в простом халате, а прямо перед боем скинул и его, оставшись совершенно без одежды.
Оба бойца вошли по колено в воду, а наблюдающие встали на некотором расстоянии. Сотник подошел к Вилмеру и прошептал ему на ухо: «Принц, может быть напасть сейчас? С сопровождающими мы справимся, а потом и визирю поможем…» Действительно, кочевник представлял из себя гору мышц, которая, разминаясь, с невероятной скоростью синхронно вращала вокруг себя сабли. Казалось, что у него не две, а как минимум шесть рук, и в каждой зажато по клинку. Визирь, на две головы меньше по росту и имеющий уже несколько неспортивную фигуру действительно казался случайно попавшим на бой вельможей. К тому же мечи он так и не обнажил. Но Вилмер ответил, тоже шепотом: «Нет. Не забывай, Эселвал был начальником стражи халифа…» Остальное он уже не произнес вслух: «Вот только не прошло бы с тех пор уже слишком много времени…»
Первые лучи озарили небо, и великан-кочевник начал приближаться к визирю, прекратив разминаться. А тот стоял совершенно расслабленно, как будто и не помня о поединке, вот только глаза его следили за каждым движением противника. Будь кочевник помоложе и менее опытным, он бы наверняка захотел закончить всё это быстро, одним ударом, но у этого великана за спиной был не один бой, и он знал, как обманчиво может быть ощущение, производимое противником. Да и то, что визирь до сих пор не достал мечи – тоже было знаком того, что спешить не стоит.
Эселвал, видя, что враг не торопится его атаковать, медленно вытащил из-за спины свои мечи и опять замер. Великан, не торопясь, приближался. Его руки были длиннее, но мечи короче, чем у визиря, так что никакого преимущества в расстоянии у него не было. Наконец он перешел в атаку. Мечи лязгнули. Визирь легко отбил направленный удар и сам перешел в контратаку, которая также была с легкостью отбита. Противники изучали друг друга, старались определить пределы возможностей…
На этот раз визирь решил начать первым. Скорость ударов заметно возрастала, но, казалось, противник даже не замечал их. Все взмахи мечей визиря заканчивались негромким звуком удара стали о сталь, причем иногда кочевник наносил и ответные удары, после чего уже визирю приходилось защищаться.
Скорость увеличивалась с каждой секундой, а начиная с какого-то момента Вилмер понял, что уже просто не в состоянии уследить за движениями мечей. Пространство между сражающимися представляло собой воздух, наполненный мерцанием солнечных лучей от начищенных полос стали. Бойцы впали в некий транс, когда ничего, кроме оружия и противника уже не воспринимается. Если бы не лучи солнца, отражающиеся от мечей, то со стороны казалось бы, что они танцуют в каком-то странном ритуальном танце - подпрыгивают, извиваются… Каждая рука и каждая нога, казалось, ведет свою собственную игру, но все вместе движения складывались в некую гармонию. В песню – песню тел и мечей…
Внезапно визирь отскочил назад и упал на колени. Он тяжело дышал, и даже не поднимал головы… На левом предплечье Эселвала была неглубокая рана, и кровь стекала по руке на землю. Другая рана была на левом виске и над глазом – тоже неглубокая, но кровь бежала довольно сильно, заливая левый глаз.
Несмотря на явную беспомощность визиря, великан не делал никаких попыток добить его. Вместо этого он стоял, не двигаясь, с безучастным выражением лица. У него тоже была пара порезов – на левом бедре и правой кисти, и с них прямо в воду оазиса капала кровь.
Наконец он шагнул в сторону визиря, взмахивая и мечом, и… упал в воду. Через всю спину у него тянулся глубокий порез, из которого обильно шла кровь. Как визирь смог нанести такой удар, в то время как он даже не приближался к кочевнику – никто так и не понял. Знали это только двое – сам визирь и великан
Наблюдающие кочевники тут же бросились к великану и вытащили его из воды. Один из них, видимо врач, тут же кое-как стянул рану бинтами, тут же сделавшимися красными и намазал прямо сверху какими-то мазями.
Сотники помогли визирю встать, и, опираясь на них, он побрел в сторону своего лагеря. Проходя мимо принцев Мелсара и Вилмера и чувствуя их восхищенный взгляд, визирь пробормотал: «Старею…» Впрочем, выглядел он при этом весьма довольным.
Уходя, Вилмер оглянулся. Пустынники уже вытащили своего бойца из оазиса и сейчас к ним скакали еще человек двадцать всадников.