Когда-то ты была...

 

Она была прекрасной юной девушкой с зелено-карими глазами, озорной улыбкой и трогательными темными кудряшками. В те времена она была похожа на весенние листочки яблони, такие пушистые, на которых трепетала капля утренней росы.
- Ты только не умирай раньше меня, - сказала она однажды.
Это прозвучало так не по детски, что поразило меня и теперь, видимо я буду помнить эти слова до конца своей жизни, а первая половина ее уже прошла. Где ты теперь моя юная фея, охраняющая мои безумные творческие планы? Им, по-прежнему, нет конца, хотя ты теперь безумно далека. Наверное, она была бы ближе, если бы жила, где ни будь в Америке. В реку дважды ступить нельзя. Мы умеем путешествовать во времени только во сне. Среди толпы чужого, незнакомого народа я пытаюсь найти ее черты. Что же было особенного в этой девушке, то, что я теперь пытаюсь найти в других женщинах? Не могу сформулировать, что именно. Искренность? Но она была хитрюшкой. Она была кокеткой, а как она озорно смеялась над моими чудачествами. А их было не мало. Я создавал свой чудной, уютный мир, а потом разрушал его до основания, как сердитый учитель стирает детские рисунки со школьной доски. Потом создавал новый, а потом сам путался в обломках своих миров. Для нее все это было забавным развлечением, но ее дыхание не давало мне свихнуться окончательно, я был безумно счастлив, когда оно согревало мое плече. Она была моей музой, ангелом хранителем. Как дорого я бы заплатил, что бы посмотреть на нее хотя бы семь минут, или хотя бы три. Я бы написал о ней роман. Она удивляла меня каждый день, новым настроением, новыми туфельками, а это ее летнее платье, легкое как пух, или шортики, которые она сделала, обрезав старые джинсы, да так что получились почти плавки, а я психовал и был готов набить морду любому, кто пялился на ее попку. Кто еще умел так надо мной поиздеваться? Ведь в те времена на телевидении не было даже тени эротики, не говоря уж об уличных рекламных щитах. Реклама в те годы ограничивалась: «Летайте самолетами Аэрофлота». А мы с ней летали в Крым. Пили сухое вино, задумчиво глядя на Черное море. Впрочем, ее задумчивость никогда не длилась дольше тридцати секунд. Она болтала без умолку, иногда это развлекало меня, иногда умиляло, иногда огорчало, иногда бесило так, что я готов был врезать ей по лицу. Я один раз ударил ее, придурок. Поссорился с ней из-за какой-то ерунды, на следующий день пошел в гости и нашел ее в компании своих старых друзей. Я раздувал ноздри как бык на корриде, мне захотелось кого ни будь задушить, и я не нашел ничего умнее, как выволочь ее в коридор, роняя стулья, а потом залепил ей звонкую пощечину. У нее пол лица было красным два дня. Забавно, что именно в тот день она пришла ко мне домой и рассталась со своей девственностью. Видимо сработала женская логика, которая никакой логике не поддается вообще. А может, мое бешенство убедило ее в моей любви к ней. Хорошо, что я нечаянно ее не убил. Кто бы тогда был ангелом моей юности? Разве что тюремный вертухай? В общем, жили мы с ней весело. Наша сексуальность не вписывалась в рамки нормального общества Советского Союза. Однажды мы занялись любовью на винтовой лестнице нашего ДК. Мы ходили туда смотреть видеофильмы, а перед этим поднимались по этой лестнице к самому чердаку, этажом ниже ходили люди, а в те времена народа в ДК было много. Она с трудом сдерживала себя, что бы не закричать от восторга, так нам нравилось все происходящее. Однажды мы поехали на выходные, отдыхать на Волгу, весь день мы не вылезали из палатки, а когда наступила ночь, я подумал, что искупаться сейчас вдвоем было бы очень романтично. Она сказала, что купаться сейчас холодно и отказалась наотрез. Я готов был утопить ее от досады. Если бы мы стали семейной парой и обзавелись бы детьми, то, наверное, до сих пор били бы друг другу морду. А может быть, и нет. Глупо предполагать то, что предположительно могло бы произойти, но не произошло. Мы дарили друг другу счастливые минуты, которых теперь ничто не заменит, а все остальное было не важно. Юный человек уверен в том, что он всегда останется молодым, а иначе и быть не может. Как прекрасен человек, когда он сохранил в себе искорки своей юности, пронеся ее по всей жизни. И зачем эти глупые ворчания или сожаления? Встретить утро и прожить новый день так, как ты делал это когда был еще ребенком. Это по настоящему здорово, а все остальное чешуя и напрасные хлопоты. Может быть, не всем посчастливилось так, как мне? Кто-то обязан быть взрослым, он для этого рожден. Может быть на них держится этот мир? На мне может удержаться только моя картина, если теоретически сбалансировать ее на моей голове, да и то она, скорее всего, упадет мне на ногу. Но без меня этим взрослым мужам нашей цивилизации, было бы убийственно скучно. Значит я поддерживаю их, они поддерживают этот мир, а в конечном счете мы все держимся за собственные яйца, пока нам не улыбнется юная фея, которая не оставит от нашей логики камня на камне. Круг замкнулся. Как приятно иногда осознавать собственную нужность? Не скромно, правда? А моя юная подруга сыграла не последнюю роль в этой пищевой цепочке. Ведь мы жрем мысли друг друга, мы строим длинные логические цепи из наших эмоций, наших улыбок. Ведь если у нашего президента будет плохое настроение, то он может ведь и крантик закрутить, например газа в Украину или Европу. Вот шум-то подымится. Значит, он должен почаще улыбаться. А он что-то подозрительно серьезен последнее время. В Москве электричество подмигивает. А знаете почему? Да потому, что Чубайс делает слишком умное лицо. Искры из глаз такие, что трансформаторы взрываются.
А моя юная подруга не знает, как свернуть себе шею. Она от скуки занялась парашютным спортом, у нее уже четыреста с лишним прыжков. Я иногда молюсь за нее, что бы ее очередной, затяжной прыжок не был последним. Мир определенно сходит с ума.
А я натянул сегодня холст на подрамник, загрунтовал его, потом закрасил все синеньким, получилось ночное море, звезды я рисовать не стал, я написал на горизонте горящую свечу, ее пламя отражается в темной воде. Пусть она светит тем, кто в пути. Может быть, этот мир завтра утром не понравится мне? Тогда я просто закрашу его другой краской.


Черноусов Владимир  31 мая 2005г.