«Подписывая этот документ, я благодарю Его за уготованную мне милость. Ибо счастлив тот, кто не ведает, чего лишен».
В помещении было сухо и тепло, совсем не так, как под мостом, где Андрес ночевал последнюю неделю. Перед подписанием «документа» его помыли, побрили, состригли ногти, дали чистую одежду. Он прошел обязательную процедуру врачебного осмотра: изучали только глаза. Вернее, их способность видеть. Под картой осмотра врач написал разрешительный пароль: «амблиопия обеих глаз», что человеческим языком обозначало – слеп, а для Андреса прозвучало как: «Он о тебе думает, возблагодари за милость».
*** За десять лет до слепоты***.
К старику Лакме пришло Время.
Утром следующего дня старик взял у матери Андреса большую телегу, погрузил в нее нехитрый скарб и пошел вдоль заборов деревни. У каждой калитки старый Лакме останавливался, клал в руки хозяйки что-то из своей поклажи: кому досталась музыкальная шкатулка, кому старая лампа с треснувшим стеклянным колпаком, кому – серебряный подстаканник с вензелем северного княжества. В ладошки Андреса дедушка Лакме положил книжку с картинками. Старик прошел до конца улицы, раздавая односельчанам все свое добро.
Наступил следующий день. Андрес заметил, что дедушка Лакме перестал разговаривать, есть, пить. Он сидел на крыльце своего пустого дома и шил большой черный мешок.
Вечером следующего дня к маме Андреса пришли соседки, они принесли с собой горький запах осенних цветов и начали плести из них длинные желтые гирлянды.
Старик Лакме больше не появлялся на улице. Он лежал у себя в доме, на полу, в черном мешке. Он стал нем, глух и слеп. Он не хотел: есть, пить, говорить, видеть женщин с цветами, слушать детей, ждать почтальона.
- Мама, а что случилось с дедушкой Лакме? – спросил Андрес.
- К нему пришло Время.
- И что теперь, он умер?
- Нет, к людям приходит Время смотреть не вокруг, а внутрь себя.
- Зачем?
- Чтобы увидеть, услышать и понять.
***За семь дней до слепоты***.
«Неужели это со мной происходит? О, великий всевидящий, о, милостивый, помоги!.. Я еще выберусь, у меня получится, о, всемогущий, не надо! НЕ НАДО!»…
Андрес молился, сидя у большого прибрежного камня. Два дня назад он впервые заметил, что не видит номера проезжающих машин, огни дальнего моста перестали быть отдельными точками, а стали одной, чуть видимой светлой полоской.
Андрес знал: с каждым мужчиной, у кого нет дома, работы, жены, детей, кредитной карточки, нет долгов на ипподроме - это обязательно происходит. Это происходило и с женщинами, но гораздо реже. Слепота была дарована Им, но не как наказание, а как акт милосердия. Чтобы бездомные нищие одиночки не проливали слезы, Он даровал им «невозможность видеть чужое счастье, ибо зависть – разрушительна. А тот, кто не ведает, чего лишен – счастлив».
Что происходило потом с ослепшими – никто не знал. Санитары из больших серых фургонов забирали несчастных и увозили из благополучных городов и благодатных деревень. Их никто больше не видел. Родственникам было разрешено разбивать памятные клумбы на манер могил. Для этого отводились специальные участки. Традиции.
Андрес понимал, что со дня на день он совсем ослепнет. Нужно было идти, искать работу, знакомиться с девушками, нужно было что-то делать, чтобы Город вновь принял его к себе, сделал своим жителем. Одним из тех, кто утром выключает будильник, целует жену, пьет кофе с тостами, едет на работу, ждет отпуск и планирует повышение по службе уже в следующем году, так как он вовремя проходит все квалификационные курсы.
Но на него вдруг навалилась такая неимоверная апатия, такое нежелание что-либо делать, суетиться, пытаться искать выход. Андрес не смог себя пересилить и подчинился тому, что старые люди называли Его волей.
Последнее, что видел несчастный - был «рассвет наоборот». Солнце поднималось над городом, пригревало, а в глазах Андреса солнечный свет темнел-темнел – и совсем погас…
***Через день после слепоты***.
- Здравствуй, меня зовут Яна, а ты кто?
- Я Андрес, и что здесь всем темно?
- Не знаю, мне не темно, мне видно, как лунной ночью, когда все темное, и теплый свет сзади, и силуэты, силуэты… я придумываю им имена, жизнь, вот и твой силуэт вижу.
- Как это – видишь? Значит, врач ошибся, когда направлял тебя сюда?
- Нет, не ошибся, я слепа, но ведь темнота бывает разной.
- Как это?
- Ну, вот ты, вот что ты сейчас видишь?
- Ничего.
- Не спеши отвечать. Ты стараешься увидеть то, что тебе было дано видеть раньше – дома, людей, небо, птиц… это теперь не получится, ведь ты – лишенец. Но постарайся не искать старое, а присмотреться к новому.
Яна дотронулась до лица Андреса, положила ладошку на лоб, как мама в детстве, когда у него болело горло. «Мамочка, милая моя мамочка, как хорошо, что ты не знаешь того, что твой сын стал лишенцем, что он изгой, что в его глазах чернота…»
- Ты думаешь не о том. Он говорит, что «нет знания не нужного человеку, есть неправильные толкования этих знаний». Не вини себя ни в чем, расскажи мне - чего тебе когда-то очень хотелось, а потом, как ты это получил.
- В детстве очень хотелось, чтобы у меня была книжка с цветными картинками, как у внука дедушки Лакме. Я хотел читать ее перед сном, но когда я попросил, то старик мне не дал, он сказал, что я не пойму того, что там написано. Он был прав, потому что однажды я влез в открытое окно его дома и взял книгу. Там были непонятные слова и рисунки – яркие, красочные, но ни о чем.
- А потом?
- Потом, когда к Лакме пришло Время раздавать все нажитое, он отдал мне именно эту книжку.
- Ты прочитал ее еще раз?
- Да.
- И что?
- И опять ничего не понял. Видишь, я хотел того, чего так и не смог понять.
- Значит все у тебя еще впереди.
- Но как? Читать я уже точно не смогу. И книгу эту я потерял, когда ночевал под мостом.
- Может, не обязательно эту книгу читать, может, ее нужно только вспоминать? Или не книгу, а того, кто ее тебе подарил, или того, кто написал.
***Собственно история***.
Главными в новой жизни были дворники. Андрес пытался понять: кто или что так мусорит? Каждое утро он просыпался под ритмичное – «вжик-вжик». И дорожки из гравия насыпали тоже они. Крупные осколки породы кололи босые пятки. Андресу еще в первый день рассказали, что ходить по улице нужно только босиком, иначе собьешься с нужного пути. Все дороги, которые хоть куда-то вели – были из острых камней. Босые ноги слепых болели, но находили нужные направления. А если сойти с дорожки на траву или песок, или, что того хуже, в прохладный прибой, то можно надолго потеряться. Дворники находили многих оступившихся, приводили назад, густо смазывали пятки мазью, тихонько просили больше так не делать. Некоторые потерявшиеся так и не находились. Однажды, сойдя с гравия, они больше не встречали дорожку. Что с ними было, никто не знал, только дворники, иногда, о чем-то шептались между собой, вздыхали и шли заметать – «вжик – вжик, вжик – вжик…» – начиналось утро.
Часто именно по утрам Андрес чувствовал, что вот–вот, уже совсем скоро, что-то выплывет из его темноты – настоящее, живое, с возможностью потрогать его пальцами, провести ладонью. Но реальными оставались только звуки и мелкие камешки у кровати. Андрес собирал их с тех дорог, по которым ходил днем. Если ходил с Яной, то она находила ему гладкие и теплые, такие встречаются в начале каждой дороги. Они шлифуются пятками слепых и дворников, как прибоем. Если Андрес шел с Федором - они увлекались очередным спором, то в кармане появлялись осколки камней с острыми гранями.
Именно утром, когда пальцы царапались о прошлые дороги, а дворники привычно убирали чей-то мусор, в его ладонь ткнулось что-то мокрое и горячее. Андрес почувствовал, как его руку облизали. Он на ощупь нашел свалявшуюся в комки шерсть, ребра, обрубок хвоста, и мягкие подушечки на лапах. Зверь был дружелюбным и, даже, заискивающим. «Скорее всего, собака», - подумал он и пошел искать ей имя и еду.
Он рассказал Яне о Собаке на следующее утро и о том, что теперь его можно будет узнавать по медленным шагам человека и быстрым животного.
Как–то Яна потрогала его глаза и тихо сказала: “Ты скоро начнешь видеть, только смотри в нужную сторону”. Андрес ничего не понял, он спросил.
И Яна рассказала Андресу, что была очень любопытной девочкой. Мама и бабушка уставали от ее бесконечных вопросов. Куда и зачем дует ветер? Почему у нее черные волосы, а у бабушки седые? Для чего на проводах сидят птицы?
На все ее вопросы терпеливо мог отвечать только папа. Он приходил с работы, ужинал, потом садился на стул с потертой кожаной обивкой, смотрел в окно на покореженный тополь и отвечал на все вопросы. О ветре он рассказал славную сказку:
“Когда-то давно, когда еще вся земля была под водой, а на небе росли пестрые облака, Ветер повстречал Волну и влюбился. Он заигрывал с ней, шалил, вздувая пену. Волна кокетничала и поворачивалась к ветру округлым бочком. Волна катилась по морю, а Ветер разгонял над ней облака. Но, однажды, из воды показалась растущая Земля. Совсем маленький и робкий кусочек суши. Ветер не заметил его, он разгонял любимую, раскачивая на ее поверхности золотистых рыбок. Вот Волна споткнулась о Землю и разбилась на тысячи мелких брызг. Ветер не поверил, что Волна погибла, он стал искать ее, но видел только растущую сушу, и прибой из множества маленьких волн. С тех пор везде по миру Ветер ищет свою Волну, он летит от моря к морю, от рек к пустыням, он задувает в самые глубокие пещеры, в надежде долететь до подземных рек. Он не верит, что Земля, пусть даже такая большая, могла навсегда разбить его любовь”.
О бабушкиных волосах он вздохнул, посмотрел на свои ладони и рассказал, что: каждая невыплаканная слеза у людей становится белым волосом.
О птицах папа перед сном рассказал такую историю, что:
“Птицы раньше умели говорить. И летать тоже умели. Некоторые люди им завидовали и придумали такие специальные провода, по которым они смогли пускать слова, свет, картинки. Эти провода они протянули на столбах, а в домах к проводам люди подключили телефоны, телевизоры, люстры и даже маленьких смешных мышат, которые светятся над твоей кроваткой. Птицы начали завидовать людям, ведь у них не было таких замечательных проводов. Они стали садиться на столбы и прислушиваться к разговорам людей. Вскоре все провода были облеплены подслушивающими. Людям не понравилось, что птицы и летают, и разговаривают, и, еще человеческие разговоры слушают. Вот они нашли самого главного ученого и тот пустил по всем проводам такой звук, от которого птицы оглохли. С тех пор птицы разучились разговаривать, но сидеть на проводах не перестали. Вот если ты присмотришься, то увидишь, как голуби сидят на телеграфных столбах и пытаются услышать телепередачу “Спокойной ночи, малыши”. Но не все птицы перестали слышать, многие это просто скрывают, боятся, что люди опять будут их глушить. Те птички, кто днем услышит хороший разговор, по ночам будут петь очень красивые песни без слов.”
Яна говорила, а Андрес и его Собака слушали.
- Твой отец был сказочником?
- Почему был? Он и сейчас есть, только он там, где все видят мир одинаково.
- А мы его не видим.
- Нет, мы - слепые, видим мир каждый по своему. Помнишь Его слова: “для того, чтобы насладиться музыкой не обязательно хорошо петь”.
Однажды утром Андрес крошил в миску с молоком хлеб, чтобы покормить Собаку. И, вдруг, вокруг что-то изменилось. Что? Андрес увидел: белые и серые клубы воздуха. Больше всего это было похоже на туман. Андрес увидел свою слепоту. Но пока еще не видел мира в этом тумане.
По утрам Яна любила лежать молча. Андрес чувствовал, что она в это время не с ним, хотя теплое плечо и дыхание – когда прерывистое, когда замирающее – были рядом.
- О чем ты думаешь?
- Я не думаю, я вижу тени.
- Чьи?
- Не знаю. Они ходят там, живут, смотрят на звезды, иногда разговаривают со мной.
- И что они тебе говорят?
- Разное.
- Расскажи!
Голос один, но в нем много интонаций, много шепота, крика, скрытых желаний, радости, хрипа, тоски. Одним голосом можно рассказать о самом разном.
Больше всего Андресу запомнилась история о женщине, чья тень сидела на крыше большого дома. В доме светилось несколько окон. Свет изнутри квартир освещал цветочные горшки, рисунок тюля, силуэты котов, тени тех, кто смотрел наружу. Женщина сидела на крыше и плакала. Яна спросила ее о причине слез. «Я не могу ничего изменить», - сказала женщина. «А что вам нужно менять? - заинтересовалась Яна, - У вас что-то плохо?». «Нет, в том то и дело, что все говорят о стремлении к чему-то, о преодолении трудностей, а мне нечего преодолевать и менять. У меня хорошая семья, заботливый муж, здоровые дети, любимая работа, и я хочу, чтобы все так и продолжалось». Яна удивилась: « Так почему же вы расстраиваетесь, если все так хорошо? Многие об этом мечтают». «Вот-вот, именно, у меня нет мечты, чтобы что-то менять», - еще сильнее расплакалась женщина.
- И что было потом?
- Я ее встретила здесь. Она тоже ослепла.
- Как? Ведь у нее было все: дом, муж, дети, работа, почему она стала одной из нас?
- Помнишь, в Его книге написано: «не тот имеет, кто достиг, а тот, кто идет дальше».
Андрес тоже пытался всматриваться в свой туман, но ничего в нем не видел такого, что видела Яна, не было ни теней, ни историй, ни лунного света. Только потоки бело-серого и ожидание чего-то.
Все больше у Андреса болело внутри - сосало пиявкой. В такие минуты Собака подходила к нему, клала голову на колени и шершаво лизала опущенные Андресом ладони.
А еще думал, что же он потерял там, в общем мире, более важное, чем просто дом, жена, работа? И эта слепота, возможно, дана ему, не в наказание, но для того, чтобы понять: что утратил?
Андрес рассказал об этом Федору. Тот задумался и признался: он тоже видит слепоту – она у него как стена, на которой каждый день появляются новые надписи или рисунки. Федор ведь точно знал, ЧТО он утратил и ЗА ЧТО наказан жизнью здесь. Натура у него была деятельная, ум пытливый и любознательный. Федор все время думал о том, чтобы сбежать отсюда, из мира лишенцев. Где, он был уверен, ему не место. «Слепота, это испытание, которое нужно преодолеть, перебороть, я должен научиться видеть без глаз!» – не один раз повторял Федор.
- Но ты же видишь слепоту изнутри, что же тебе еще нужно? – спрашивал Андрес.
- Мне нужно видеть как раньше, я не могу жить взаперти, в плену у этой вечной стены, на которой кто-то пишет свои слова, рисует свои рисунки и чертит общие схемы «пожарной эвакуации». Я хочу сам увидеть пожар и убежать от него в надежное место.
- А если пожара не будет?
- Значит, будет что-то другое, там за этой стеной, и я это не увижу и не успею ничего сделать.
Федор выкладывал на полу своей комнаты схемы пройденных дорог из острых камешков. Однажды один дворник убирал у него в комнате и смел гравий к порогу. Федор кричал долго, матерно, со слезой рассказывал Андресу, что он то уже почти составил карту нового мира, а этот, этот… этот!!! – все разрушил.
Собака лаяла на гневного Федора, потом терлась о его ногу, когда тот начал переносить гравий к кровати, потом, уже с рычанием, - выдирать у него из рук камни, и уносить их обратно на улицу.
Оказалось, что карта Федору не понадобилась. Он нашел выход. Один из «камней», принесенных с дальней прогулки начал крошиться в его руке.
- Андрес, попробуй, тебе не кажется, что это мел?
Андрес попробовал. Крошки в ладони Федора пахли ремонтом. Мать всегда к весенним праздникам белила потолки. Андрес прибегал с улицы – голодный, чумазый и счастливый, а дома пахло свежестью. Мать ставила в вазу цветы, приходили другие женщины, вечером они пели длинные песни. Грустные и светлые одновременно. Андрес ел хлеб с солью, дышал весной, слушал песни женщин. Переставал слушать, мечтал, как проберется в дом к дедушке Лакме и прочитает его чудесную книгу. Почему-то казалось, что как только он это сделает, то мир сразу изменится. Что-то произойдет и начнется какая-то новая жизнь.
Андрес сказал Федору, что этот камень, действительно, похож на мел.
- Но зачем он тебе? Уж не собрался ли ты рисовать?
- Именно! Я сейчас нарисую на своей стене дверь и вырвусь, наконец, из этого мира злобных дворников!
Андрес слышал, как старательно засопел Федор. Потом тревожно и растерянно залаяла Собака. Потом стало тихо.
- Федор? Федор!!!
Андрес звал, но в ответ он слышал только, как скулит Собака, и где-то далеко Дворники метут дорожки «вжик-вжик, вжик-вжик…»
Без Федора стало не то чтобы грустно, нет,… стало скучно бродить по дальним дорожкам. Все чаще Андрес сидел у шумящего родника, представляя, куда же ушел его беспокойный друг через нарисованные двери. Где он, с кем борется теперь? Получил ли способность видеть, или там, за стеной, появились новые преграды, которые ему нужно было преодолеть? И почему не вернулся, чтобы забрать с собою Андреса. Забрать в новый мир, где их не называли бы лишенцами.
Яна же, в отличие от Федора, никогда не жаловалась и не сокрушалась по поводу своей участи. Андрес пытался ее расспросить о причинах слепоты. Девушка молчала, или начинала ластиться к нему, отвлекая от назойливого любопытства. А однажды сказала: это как твоя книга – слова услышишь, а смысл не поймешь.
- Так ты мне объясни?
- Это будут мои объяснения, но не твое понимание. Поэтому не стоит.
Однажды она сказала, что они скоро расстанутся.
- Почему?
- Ты подошел к развилке.
- Куда?
- Ты пришел в точку, где нужно делать выбор. И от этого выбора зависит вся твоя жизнь. Не многим выпадает такое счастье и такая ответственность.
- Счастье и ответственность?
- Каждый из нас делает выбор, но не знает, какая точка на его пути является решающей. Вот представь себе: ты шел по дороге, долго шел. И вот ты приблизился к тому месту, где твоя дорога раздваивается. Никаких указателей, типа «направо пойдешь…» нет. Кажется, что у тебя есть три пути – направо, налево и назад. Но, на самом деле, это не так.
- Конечно, можно же свернуть в любую сторону, и пойти там, где еще никто не ходил.
- Ходили… только по одиночке, поэтому и не осталось протоптанного места. А можно вообще никуда не идти. Можно построить на развилке дом и продавать пирожки проходящим мимо.
- И что я должен делать? Куда мне идти.
- Думай сам. У тебя есть выбор.
- Но мне не хочется, как все.
- Думай, - и почему-то не добавила, как она любила, фразу, цитирующую Его мудрость.
После этого разговора Андрес стал подолгу размышлять. Ему даже чудилась эта пресловутая развилка: утоптанная дорога, с желтой пылью, примятая трава, бумажки вдоль обочины. Яна ушла. Он заметил это только потому, что стало холодно спать. Ночами Андрес укутывался в одеяло, поджимал колени к животу, хотя не очень-то помогало. Зябкие мурашки разбегались по всему телу и мешали сосредоточиться на мыслях о выборе. Андрес попросил у дворников дополнительное одеяло, но получил отказ: «Он рассчитал блага всем поровну, и если тебе чего-то не хватает, значит, ты имеешь избыток в другом».
Ночи становились все холоднее, мысли о выборе неотступнее. Как-то Андрес почувствовал, что в его ладонь ткнулся холодный нос Собаки, а сама она прислонилась теплым шерстистым боком к дрожащим коленям хозяина. Стало теплее. Андрес теперь засыпал, грея ладони под брюхом Собаки. Поглаживая теплые маленькие сосцы, искал новую дорогу.
«Ну, например», - думал он, - «если пойти из этой точки не по прямой, как все, а по кругу. Даже не по кругу, а по спирали. Тогда я буду удаляться от начальной точки, и пересекать все предыдущие дороги. Как расходятся круги на воде... Или представить, что я не обычный человек, а лилипут размером с палец, или великан. Тогда для меня этой развилки вовсе не будет существовать. Или будет? Ведь то, что я не увижу дорогу, не означает, что ее нет. Да и как я ее увижу, ведь я слеп?».
Так он думал до того вечера, когда у Собаки нос стал горячим. Она тихонько скулила и подрагивала. Андрес метался, не зная чем помочь: принес ей молока в блюдце. Укутал ее в одеяло и прижал к себе. Всю ночь гладил бок Собаки ладонью, как будто заглаживал ее боль, которая сперва была большой красной и пульсирующей, а к утру стала маленьким лиловым комочком. Андрес взял этот комочек и дунул. Боль улетела.
Нос Собаки стал холодным.
Туман рассеялся.
И Андрес понял, что видит. Он видит Собаку, устало свернувшуюся на смятом одеяле, видит цветы, которые посадила Яна, видит камни, которые они нашли вместе с Федором.
Он видит ту самую развилку с желтой пылью. Веселую Яну, пекущую пирожки для прохожих. Сосредоточенного Федора, разбивающего множество заградительных стен.
А еще он увидел там, за дорогой, море красных пульсирующих облачков. Это была чужая боль, которую нужно было убаюкать, укачать и подуть на нее. Как мама в детстве дула на разбитую коленку, смазанную «зеленкой».
Андрес присел рядом с Собакой.
«Пусть поспит. Она устала. А когда проснется, мы с ней пойдем. Я точно знаю куда».
***По ту сторону***.
На закате женщины часто приходили сюда. Они поливали цветы, разравнивали землю на длинных прямоугольных клумбах. Они чтили Традиции. Некоторые тосковали, некоторые выполняли долг, почти все сообщали друг другу местные сплетни.
В этот вечер выяснилось, что у Ксаны появилась новая блузка, а зять Лакме опять запил. Во вторник будет новый фильм, говорят, что очень хороший. А еще, говорили, что во двор к матери Андерса прибилась больная собака. Почти умирала, но потом в одну ночь, выздоровела. Хорошенькая такая, веселая. Только совсем ни на кого не лает.