Пианист

Лора Клубникова
Порыв ветра сорвал знойную улыбку с погибающего в духоте  города. Далеко послышались раскаты грома, и весна уронила невинные слезы на цветущую землю. Забеспокоились чайки и зашлись в тревожном крике. Море приобрело  густой цвет  мрамора. Волны сцепились то ли в отчаянной борьбе, то ли в диком будоражащем воображение танце.  Ветер беспощадно хлестал по лицу, норовил сорвать легкое платье. Валерия поспешно сложила полотенце, расстеленное на скалах, подняла терзаемую ветром книгу, обычный роман о красивой, слегка несчастной любви со счастливым и невероятно невозможным финалом, и поспешила туда, где приветливо  зажигались огнями окна курортных баров и уютных кафе. Она шла по знакомой тропинке, чисто рефлекторно и почти с закрытыми глазами. Песок забился в открытые босоножки, нежно опутавшие изящные ступни, мокрое платье прильнуло к телу, подчеркивая его хрупкость, почти прозрачность. Девушка совсем не думала о том, что может простудиться, и тогда уж наверняка болезнь, постепенно вытягивающая из нее последние силы, сделает финальный глоток и логично завершит ее жизнь. 
Лера зашла в маленькое кафе и внесла вместе с собой кусочек бушующей стихии. Зал  выглядел пустынным: был занят только один столик, такая же одинокая, как и она, сидела женщина, и в ее наполовину потухших глазах читалось раздражение. Скорее  всего, она была недовольно погодой, собой и отсутствием отдыхающих. Конец апреля был абсолютно мертвым сезоном: холодное море, не набравшее полную силу солнце и полное отсутствие каких-либо развлечений не привлекали отдыхающих. Но, честно говоря, в этом году весна выдалась на удивление горячей. Лера всегда приезжала именно весной, когда маленький курортный городок жил обычной жизнью, ненарушенной новыми законами отдыхающих.  Валерия  скользнула по женщине взглядом и разочарованно вздохнула: ее привычное место в этом кафе было занято. Она три года подряд приезжала на море, чтобы как-то поддержать себя, не дать болезни полностью завладеть собой, и все эти годы она приходила именно в это кафе и садилась за один и тот же столик, неподалеку от эстрады. Лера могла видеть пианиста, постоянного обитателя этого кафе, его длинные неприлично красивые изысканные пальцы, любовно пробегающие по гладким клавишам и заставляющие их стонать. Она могла часами наблюдать за этими танцующими руками, гибкими пальцами, впитывая в себя каждый отдельный звук, каждый стон. Девушка верила, что только надежда услышать эту чарующую музыку не позволяет ей сдаться и заставляет жить, не смотря на уверения врачей, что ей осталось дотянуть   только до осени. Она, который год не только доживала до осени, но боролась до весны, чтобы вновь услышать целебные мелодии и хранить воспоминания о них до следующего сезона. Врачи удивленно и нескромно молчали, когда она вновь и вновь приходила на плановый осмотр. Они уже давно отказались от нее и не назначали никакого лечения, уже было слишком поздно, наука не придумала такого лекарства, которое могло бы выдернуть ее из цепких лап пожирающей болезни.
Валерия отбросила прилипшие к лицу пропитанные солью и запахом моря волосы. Одинокая капля сорвалась и, прочертив блестящую дорожку, скрылась в вырезе платья. Девушка села за столик, почти незаметный в томном полумраке, и устремила открытый и по-детски естественный взгляд на блестящую поверхность черного рояля, гордо расправившего единственное крыло. Человек, сидевший за инструментом, был ей незнаком. Разочарование отозвалось ноющей болью и постепенно переросло в раздражение.  Она нервно теребила край салфетки и не решалась спросить у бармена о том, другом пианисте. Она смотрела на знакомый рояль и не желала смотреть на незнакомого человека за ним. Музыка не доставляла удовольствия, она ее просто не слышала, не хотела слышать. Лера молча сидела за столиком и не могла позволить себе уйти. Она ждала, и  может быть безнадежно.
Время шло, дни сменяли друг друга, одинаковые, точно близнецы. Валерия продолжала ждать. Просыпаясь, каждое утро она чувствовала, что ей стало намного хуже. Болезнь брала свое, хищно набросившись на нее. Девушке все труднее было дойти до маленького кафе, слабость и невыносимая боль крепко держали ее в своем плену. Она не обращала внимания на взгляды, прилипающие к ней со всех сторон, то слегка смущенные, то заинтересованно радостные, то откровенно испуганные. Две недели заканчивались, и ей остался один вечер до отъезда домой.
Валерия медленно шла, пошатываясь и тяжело дыша, каждый новый шаг давался с трудом, она прикладывала нечеловеческую силу, заглушала сознание требующее остановиться и попросить помощи. Боль уже не была невыносимой, она стала привычной. В кафе по - прежнему было малолюдно. За ее привычным столиком никто не сидел, она, сделав над собой усилие,  и поспешней, чем требовалось, тяжело опустилась на стул и только потом позволила себе посмотреть на рояль. Огромный и одинокий он ждал своего повелителя и молчал. Валерия откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Она уже знала, что умрет через несколько часов: еще никогда ей не было так плохо, даже дышать было тяжело. Лера давно была готова встретиться со смертью, она не боялась ее, но и не ждала. Она жила одним днем и не думала о будущем. Она ясно осознала, что все это время жизнь не покидала ее только потому, что  она ждала встречи со своим пианистом, с его магической музыкой. И вот все кончено. Ей стало страшно, впервые за все время ее борьбы с недугом. Обида и безысходность заглушили боль,  жгучая почти ядовитая горечь притупила вкус. Шипящий звук, который слышала только она, сделал недоступными для нее обычные звуки.  Лера попыталась открыть глаза и пошевелиться, но стены поплыли вокруг  нее, головокружение было настолько сильным, что, казалось, она не сидит на месте, а кружится высоко над землей на невероятной скорости. «Я умираю», -- подумала Лера и услышала доносящуюся до нее откуда-то издалека, словно  с небес музыку.
 Валерия улыбалась, чуть дыша, ее глаза были по-прежнему закрыты, но она видела того, кто играл для нее. Это был ее пианист. Каждый новый аккорд притуплял боль и вливал в нее новые силы.
-- Извини, я немного опоздал,-- звуки его голоса окончательно заглушили боль и вернули былую надежду и равновесие.
-- Какой у тебя красивый голос,-- прошептала Лера и заплакала.