История эта случилась в 60-х годах прошлого века, в богом забытом горном армянском селении Драхтик. И случилась она с одним из самых уважаемых людей селения учителем русского языка и литературы Аршавиром Чанахчяном. Парон (господин – арм.) Чанахчян прожил ровно полвека бобылем. Его престарелая мать Айкануш по нескольку раз в день напоминала ему об этом печальном факте, но наш парон только отмалчивался. Во-первых, мать он боготворил и никогда ей не перечил, а во вторых… поговаривали, что в молодости у него была драматическая любовная история, закончившаяся сломанными ребрами и свадьбой его возлюбленной. Не с ним. С сыном председателя, которому и дали добро на укрощение несчастного. (К слову сказать, председателя потом посадили, - проворовался, а сыну разрешили работать в родном селении только чабаном.)
Юный парон Чанахчян запил было с горя, но вовремя одумался и уехал в город учиться. Вернулся он через несколько лет и стал учительствовать в местной школе. Примечательное это было строение, два этажа, выложенные рядами необработанных камней впечатляли не меньше развалин Звартноца. По крайней мере, именно школа приковывала к себе внимание редких гостей, не баловавших своим присутствием Драхтик. Некоторые из них любовно поглаживали неровную поверхность, и мечтательно говорили: «Видимо сам прародитель Айк приложил к этому руку...». На что им тут же и отвечали, что «приложил» к этому руку пьяница Санасар, чем вызывали жуткое разочарование.
Старый Санасар когда-то был помоложе и поэнергичнее, работа кипела у него в руках Он-то и задумал построить новую школу, а для гармонии с древними армянскими памятниками архитектуры, предложил сельсовету разрешить использовать почему-то неотесанные камни. Когда строительство было завершено, народ, увидевший здание школы в окончательном варианте, посчитал себя одураченным, хотя замысел секретным не был, и работа велась у всех на виду. Бедному Санасару досталось бы по первое число, тем более что препятствовавших сему факту не нашлось бы, да положение спас, заезжий этнограф. Он пришел в восторг от созерцания странного сооружения, и усмотрел в этом действие генетического зова. «Так, - заявил он, - наши предки начинали творить чудеса с камнем…». Народ, выслушав это ценное замечание, начал сомневаться в справедливости возмездия «творцу», и махнув рукой, решил обустраивать сей храм знаний, выглядевший, правда, не самым лучшим образом…
Вот в такой школе Аршавир Чанахчян и начал работать. Вскоре, он стал известным сельчанином. Ребятня его побаивалась и уважала, взрослые отдавали дань самоотверженному труду учителя. Аршавир Петикович был почитаемым гостем на всех местных мероприятиях. Жизнь шла своим чередом, не вовлекая парона Аршавира в неприятности, но и не сообщая его матери радости предстоящей женитьбы, и последующего созерцания внуков. По всей видимости, вследствие перенесенных моральных и физических травм, парон Аршавир не имел желания обзаводиться кем бы то ни было. И состарился бы этот, несомненно, достойнейший человек в почитании, если бы не тайные недоброжелатели, которые, по словам самого парона, оказывается, все эти годы жили тихонечко рядом и ничем себя не выдавали. Хотя парон Аршавир здесь явно кривил душой. Об их существовании он знал всегда, тем более что их отпрыск учился в его классе который год.
Саркисяну Грачику, предстоящему в скорости познать все прелести взрослой жизни (оканчивал школу), вдруг перестала нравиться литература и уроки русского. Последние несколько месяцев, он вел себя по-хамски, совершенно не озабочиваясь тем ореолом святости, который исходил от парона Чанахчяна. Впрочем, объяснение грубости в поведении Грачика было самое простое. Недавно он узнал, что его маму когда-то чуть не украл этот замухрышка – учителишка, за что отец Грачика и пересчитал ему ребра. Факт, в общем-то, сам по себе никакой, можно спросить типа: «Ну и что?», - но неокрепшее сознание Грачика претерпело бурю эмоций. Мысль о том, что на его маму кроме отца могли покуситься, извергала из него поток брани, на которую только мог быть способен юнец, хотя, сломанные когда-то чанахчановские ребра вызывали приятное чувство поднесенного под самый нос парона учителя кукиша, мол, знай наших.
Итак, оскорбленный до глубины души, Грачик стал опаздывать на уроки русского языка, а равно и литературы, и грубить парону Чанахчяну. Причем, мальчик был спокоен на других уроках, унимая далеко не смиренную натуру, и, даже предпринимал попытки пересказа революционных стихов Чаренца, чем очень растрогал тикин Петросян (учительница армянского языка и литературы - в миру – жена директора школы). Исходя из этого, жалобы Аршавира Петиковича действия не возымели ни среди преподавательского состава, отметившего изменения Г.Саркисяна в лучшую сторону, ни у директора парона Вартаняна. Парону Чанахчяну стали тонко намекать на индивидуальную работу с Саркисяном. Видя такой оборот дела, Аршавир Петикович начал заметно нервничать, по-видимому, все же соображая, какая муха могла укусить этого уже не мальчика. Однако решение проблемы было где-то за горизонтом. Парон Чанахчян, не имевший доселе такого негативного опыта в работе с учениками, применял довольно примитивные методы воздействия на ранимую душу Г.Саркисяна, пользуя даже (безрезультатно) в качестве вспомогательного материала «Педагогическую поэму» Макаренко. Сам Грачик продолжал опаздывать на уроки Чанахчяна, не отвечал ни на один вопрос, явно игнорируя учителя, а также громко смеялся и разговаривал с одноклассниками во время объяснения нового материала.
Вскоре взаимоотношения учителя с учеником вышли на новый уровень. Грачик, глубокой ночью пробравшись к святая святых старой Айкануш - к курятнику, свернул шею первым двум попавшимся хохлаткам, но довершить свое черное дело, ввиду поднявшегося куриного галдежа, не смог, и дал деру. Парон Чанахчян уразумел чьих это рук дело, но понимая, что ровным счетом ничего не доказать, начал обдумывать создавшееся положение. А оно, надо сказать, становилось хуже день ото дня. Аршавир Петикович стал замечать смешки вслед учащихся, разговоры в учительской, умолкавшие при его появлении, пока, наконец, его не вызвал директор школы. Участливо положив руку на плечо парона Аршавира, парон Вартанян повел рассказ о нелегкой доле Учителя (директор всегда настаивал на заглавной букве в этом слове). Несмотря на красноречие директора, Аршавир Петикович подавленно молчал, тогда тот стал хвалить его и долго жать обеими руками влажную ладонь Чанахчяна, не вызывая впрочем никакой реакции. Видя полное отсутствие чувств у парона Чанахчяна, директор окончательно уверился в принятом решении, и, проведя по лысине, выдавил из себя, что достойнейшему из достойнейших надо бы отдохнуть. Такого оборота парон Чанахчян явно не ожидал. Вопросительно изогнув бровь, он устремил свой осуждающий взор на директора и встал. Тот, усадив слабо сопротивляющегося Чанахчяна, рассказал, что к нему приходил ученик Г.Саркисян, который не может понять в чем, он, Грачик, провинился перед учителем русского языка и литературы, который приходил к нему домой и даже ударил его, когда никто не видел. От неожиданности парон Чанахчян даже потерял дар речи, который, правда, обрел через пару минут. Тщательно взвешивая каждое слово, он рассказал, что действительно ходил к Г.Саркисяну для разговора по безвременно почившим хохлаткам, но встретил «непонимание со стороны его родителей». Что же касается мальчика, то он был «отодвинут», вследствие того, что встал на пути парона Чанахчяна, когда тот собирался уходить из «этого дома». Здесь уже задумался директор школы, и, после минутной паузы спросил, насколько далеко парон Чанахчян отодвинул ученика 10-го класса Г.Саркисяна. Парон Чанахчян замялся, и, как бы скидывая с себя непосильную ношу, выдавил: «Метра на два…». Наступила очередь выгнуть бровь директору, и Аршавир Петикович сдавшись, рассказал подробнее о посещении дома Саркисянов.
…Вопли престарелой матери пробудили парона Аршавира, который сломя голову бросился к источнику их исторгавшему. Он обнаружил сидящую на земле мать, которая трясущимися руками указала на хладные трупики своих, как выяснилось, любимиц. И надо же было произойти такой трагической случайности, что в жестокие руки душегуба попали самые несущие и душевные (по утверждению Айкануш) наседки. Вот тогда-то и пошел Аршавир Петикович к Саркисянам не ругаться, а поговорить и узнать чего же их отпрыск хочет сказать своими действиями. Папаша Григор воспринял как оскорбление появление на пороге собственного дома парона Чанахчяна, мать, стыдливо пробравшись бочком к выходу, ушла, как говорила позднее, от греха подальше. Разговора не получилось, Григор, потупив взор, сказал, еле сдерживая гнев, что не следует парону Чанахчяну бывать в их доме, и что это дом порядочных людей. На это горячо жестикулируя, вскинулся парон Чанахчян: «А я что, не порядочный?». Но, то ли жестикуляция учителя показалась оскорбительной для хозяина дома, то ли средний палец парона явно выделялся из остальных пяти, но Григор стал тихонько подпихивать парона Аршавира к выходу. Кстати, насчет среднего пальца: в то время еще никто не знал о его истинном обозначении, но доподлинно известно, что Григор, рассказывая позже об этой истории, почему-то распалялся доходя именно до этого места в своем повествовании.
Итак, выпихнутый парон Чанахчян направился к калитке, и путь его преградил нахальный юнец. Грачик усмехаясь уставился на своего учителя, не давая тому пройти, и, вот здесь-то, оскорбленный парон Чанахчян отшвырнул Г.Саркисяна метра на два, не больше. «Вот и все, в общем-то», - сказал парон Чанахчян.
Директор долго прилаживал пушок на лысине, и затем осторожно поинтересовался о доказательствах вины Г.Саркисяна в деле подлого удушения домашней птицы. Тогда парон Чанахчян в ожидании поддержки рассказал с самого начала историю взаимоотношений семьи Саркисян и его самого. «Это не доказательство», - изрек директор и задумался. Потом он долго ходил по кабинету взад-вперед, и посоветовал парону Чанахчяну успокоиться и подумать о том, что вряд ли сын скотницы и чабана станет так хитроумно изводить своего учителя. Слова директора стали крылатыми, то есть какой-то сорванец в этом месте подслушал разговор, и, зная, что речь идет о Грачике, разнес весть об умственных способностях, оцененных директором школы. Справедливости ради отметим, что сомнения учащихся о наличии умственных способностях, были отметены дня через два, когда кулак Грачика усмирил парочку шутников. С этого дня Грачик стал еще злее и наглее. И вот тогда-то парон Чанахчян допустил непростительную ошибку. Он прямо с урока послал своего опоздавшего ученика погулять. То есть Грачик уходить никуда не собирался, а гордый Аршавир Петикович на подмогу директора не позвал.
Грачик не поддавался, он нагло смотрел на учителя и весь его вид, казалось, говорил – только тронь! Одноклассники загалдели, явно восхищаясь смелостью Грачика. Окрик парона Чанахчяна перекрыл шум: «Я в последний раз говорю тебе, выйди из класса!», - вид его был грозен, но Грачика он не испугал. «И куда мне пойти?», - развязно ухмыльнулся он. «На хрен, - закричал вконец выведенный из себя парон Чанахчян, - на хрен!!!». «Как это?» - опешил Грачик. «А вот так это, - орал Аршавир Петикович, - взял хрен и пошел… пошел…». Через секунду класс взревел от хохота, а опозоренный Грачик выскочил за дверь.
Оскорбленные до глубины души родители Грачика пошли жаловаться на недостойное поведение учителя. И даже было разбирательство в местном поселковом совете по этому поводу, и говорят на нем все выпытывали у парона Чанахчяна, что же он имел ввиду. «А ничего, - отбивался обессиленный последними событиями учитель, - это хорошее русское слово, это название зелени…». «Но произносят его обычно в дурном контексте», - заметила дама, приехавшая на собрание из районо. «В русском языке это слово употребляют и в пословицах, которые задают детям учить в домашнем задании», - сказал парон Чанахчян. «Да? - заинтересовалась дама, - назовите хоть одну…». «Пожалуйста, - спокойно сказал Аршавир Петикович, - «хрен – редьки не слаще». Дама чуть в обморок не упала: «Безобразие, - кричит, - как вам не стыдно, что вы хотите сказать, и что у вас обозначает редька?». «Да ничего, - просто овощ, надо было лучше учить в школе язык, а кстати, что вы-то имеете в виду?» - поинтересовался парон Чанахчян. После этого вопроса наступило неловкое молчание, прерванное горячей речью директора школы. Он почему-то долго говорил о дружбе народов и языков, которые необходимо знать, поскольку, как сказал кто-то из великих (авторство своих афоризмов парон Вартанян также приписывал им), сколько языков ты знаешь, столько раз ты человек. Парон Вартанян говорил так долго, что все стали подзабывать для чего они здесь собрались. Поэтому, когда он предложил рекомендовать родителям Г.Саркисяна заняться воспитанием сына, а парону Чанахчяну быть более сдержанным, никто не возражал. Только дама из районо металлическим голосом заметила, что в принятое решение надо вписать слово «настоятельно», то есть «настоятельно рекомендовать…».
Близился к завершению учебный год, но для гордо замолчавшего Грачика и парона учителя, который тоже старался не замечать его, возникли в связи с этой историей неприятные, так сказать, нюансы. Всякий раз, когда одноклассники заговаривали о еде, они интересовались у Грачика: «Когда твой отец уходит в горы пасти отару, забивает барана и жарит шашлык, он мясо ест с хреном, или по-другому?». Грачик обычно набрасывался на остряка, и лупил нещадно, но даже кулаками не мог остановить насмешки. И парону Чанахчяну приходилось несладко, его прозвали знатоком пословиц, и при каждом удобном случае, хихикая, просили подобрать нужную к ситуации фразу. Грачик, которому порядком поднадоело все, сразу после школы ушел в армию. Отслужив, он остался в воинской части и, говорят, дослужился впоследствии до большого чина. А парон Чанахчян через год после ухода Грачика в армию, взял в жены вдову Сируш, и народил сына, которого они нарекли Врежем.