Смеркалось… Да что там врать-то, стояла уж кромешная летняя ночь. Сверчки и те спали. Только за окнами который час горлопанил зычный нетрезвый голос:
— Я Федор Покрышкин! Я герой!
— Он герой! — пискляво повторил кто-то.
— Да-да! — согласились девичьи голоса.
— А-у-у-у! — подтвердил хор дворовых собак.
Стихло. Егор Неряшлицев нетвердыми зигзагами выполз на балкон — подышать. Он задумчиво оглядел двор, почесал глазное яблоко и сблевал вниз. Это простое человеческое действие каким-то мистическим образом вновь разрушило тишину.
— Я Федор! Я Покрышкин!! Я геро-о-ой!!! — надрывался всем уже знакомый голос.
— Он Федор! — вторил пискля.
— Да-да-да! Он Покрышкин!! — привычно соглашались девичьи голоса.
— А-а-а-у-у-у-у-у!!! — самозабвенно подтверждал хор дворовых собак.
— Этот, ****ь, герой когда-нибудь заткнется?! — истерически завопила Клара Васильевна с первого этажа. — А кто тут, разъеби его мать, мне нагадил!? — добавила она, несколько шокированная.
— Вы пр… простите… Кр… крала… Карла… Вв… ва… — попытался выговорить Егор Неряшлицев сверху, но, отчаявшись, решил снова сблевать.
Потекло. Пятый час ночи вступил в свои права. Проснулись сверчки. Из игровой приставки на восьмом этаже доносился ровный фон гулких автоматных очередей.
— Я геро-о-ой, Покрышкин Фе-е-едо-о-о-о-о-о-о-ор!!!
— Як же вин усих достал… — проворчал Данило Тарасович, достал из платяного шкафа двустволку, пошел и пристрелил Покрышкина.
2005