Егор Палыч содрогнулся, когда ведущий церемонии вдруг, казалось бы, ни с того, ни с сего, произнес его имя, второе, правда, имя, но ставшее уже любимым, своим, каким-то особенным и интимным. Ведущий объявил его как известного писателя и, более того, как любимого писателя ректора! Откуда они вдруг узнали об этом? Егор Палыч понятия не имел, что ему делать в такой обстановке, предсказать которую заранее было совершенно невозможно. Кто это запланировал? Почему не предупредили? Чистой воды провокация и игнорирование личных интересов! Он чувствовал себя неуютно и хотел как можно скорее скрыться, сбежать куда-нибудь с этой ненормальной корпоративной вечеринки. Никогда он не любил эти социальные мероприятия и никогда не посещал, а тут…
Вот уже несколько лет, как Егор Палыч являлся полупрофессиональным писателем, и его преподавательская работа как никакая другая работа вообще высвобождала время досуга и стимулировала творческие занятия. Несколько сот произведений, в том числе с десяток очень крупных, ряд публикаций в признанных изданиях, солидные гонорары, нашумевший имидж жесткого критика и идеолога, религиозного и политического исследователя и философа – все это достижения того Егора Палыча, которого воочию никто и никогда не видел, кроме него самого.
Несмотря на эти успехи, Егор Палыч не собирался становиться профессионалом, поскольку, с одной стороны, не считал себя писателем, а с другой – поскольку крайне негативно относился и к писателям вообще и к каждому отдельному писателю в частности. Он считал их недоразумениями или, проще говоря, ошибками природы, а именно людьми, чье косноязычие отворачивает их от общества и побуждает к тесному общению с бумагой. А на свой же вопрос о том, почему он не считает себя писателем, Егор Палыч отвечал, что "эта деятельность в современном виде" не может быть профессиональной, потому как она нынче слабо связана с досугом, но, прежде всего – с амбивалентными желаниями самих дегенеративных пишущих субъектов.
Этих по-своему оригинальных мыслей Егор Палыч набрался у философов. О, Боги, сколько же он их прочитал, уму непостижимо! После того, как он приобрел определенный багаж этих знаний, ему захотелось смотреть на людей свысока, сквозь парадигму. И у него получилось это, он добился проявления злости и агрессии со стороны окружающих, хотя и не совсем понимал причины этого. Странно, что человек так оскорбляется на высокомерие, странно, что у человека вообще так развито чувство (или сознание?) иерархичности. Что это за гора такая, на которой один стоит выше, а другой – ниже, но которую при этом никто и никогда не видел.
Такие рассуждения привели Егора Палыча к думам о религии, и однажды он произвел, возможно, наиважнейшее открытие в своей жизни – он усомнился в единстве бога. Да, да, так именно он и говорил: "Я, мол, знаю, что мир – один, а один ли бог – мне о том неизвестно". И на эту тему Егор Палыч написал целый ряд произведений, в которых показывал заблуждения многих нынешних мировых, или харизматических, как он сам их называл, религий. Харизматических потому, что все они связаны не с богами, а почему-то именно с человеком, то есть с тем, кто является фактическим или формальным основоположником данной религии. И не имеет никакого значения, что этот самый субъект имеет некую, прямую или косвенную, связь с богами, поскольку сам факт того, что он – человек, имеет первичное значение.
Более того, Егор Палыч определил для себя два важнейших предназначения – это борьба с иррациональными коммуникациями и парадигмой. Он терпеть не мог болтунов, он выходил из себя, когда с ним общались посредством намеков и иносказательств, он готов был убить людей, общающихся таким образом – так понимал Егор Палыч иррациональные коммуникации и так он с ними боролся. Но куда важнее была парадигма, этот аквариум, в котором живут идеологические тупоумные рыбки, что варятся в собственном дерьме ожиданий и представлений, страхов и надежд. Свободный человек независим от всего этого, решил однажды Егор Палыч и начал борьбу со своими эмоциями и аффектами. Позже он понял, что борьба эта бессмысленна, поскольку он уже победил страх и надежду в тот момент, когда осознал их разрушительное влияние на человека. Они как хитрые советчики тащат человека в угодную лишь им сторону, причем делают это в течение всей его жизни, заковывая несчастную душонку в свои жестокие кандалы, приправляя экзекуцию опиумом, благодаря которому жалкое создание достигает состояния иллюзорного благоденствия.
Правда, порой Егор Палыч тайно радовался своему хоть и скромному, но все же – успеху. Иногда у него возникало желание взять и все рассказать, открыть свою самую главную тайну окружающим, но.… Но кому? Ведь он – писательствующий псих-одиночка, эгоист, ненавидящий общество и все общественное, загнивающая от своей злобы доброта и разжиревшая от своей любвеобильности ненависть.
Никто из присутствующих не собирался вникать в суть происходящего. Даже если бы ведущий закричал со сцены "Смотрите! Это же бегемот! Давайте поздравим бегемота за то, что он гиппопотам!", публика отреагировала таким же образом. Все это неважно, ведь на следующий день уже никто и не вспомнит ни самого Егор Палыча, ни его второе "я" с псевдонимом, а вот сейчас, то есть в данный момент, можно и повеселиться, причем неважно как и посредством чего будет достигнуто радостное состояние.
Мучительная обстановка активизировала нервную систему Егора Палыча на полную мощь – пот лился ручьями, тело разбирала дрожь, в голове вертелись какие-то фантасмагорические образы. Егор Палыч должен был упасть в обморок, но не упал. В самый последний момент он рассудил, что хуже этого быть ничего не может и сумел каким-то невероятным образом сдержаться. Да, действительно, ведь эти овации и впрямь могут быть искренне посвященными ему, а если он упадет в обморок, то тут уж подумают, что Егор Палыч – человек слабовольный и непривыкший к успеху. Непривыкший к успеху? Нет, черт побери, не дождетесь! Егор Палыч привык к успеху! И он верит в это! Верит! Верит! Верит!
И тут на ум Егору Палычу пришла спасительная аналогия. Он понял, что девяносто девять и девять десятых процентов из присутствующих не имеют никакого представления о нем как писателе, никогда его не видели, никогда его не читали и читать не собираются. НИ-КОГ-ДА! – осознание этого факта было для Егора Палыча как горьким, так и успокаивающим. И тогда он пришел в себя, расслабился, встал и легкой походкой двинулся в сторону сцены за своей литературной премией.