Он лежал на снегу. Просто так - поваляться захотелось, детство вспомнить... А рядом прыгала синичка, искала что-то в снегу... Светило солнце. Как тогда, в тот летний день, когда он в последний раз видел ее... Точнее, не последний, но позже он подробно их встречу вспомнить не может.
...Она сидела, как всегда, в инвалидной коляске - ее вывезли на улицу прогуляться, а он проходил мимо с собакой. Она позвала его:
- Привет, Виталя! Как у тебя собаку зовут?
Он внутренне сжался, но ответил: "Алли." ("Догадается или нет? Поймет, почему именно так я назвал собаку?") Алена улыбнулась и повернулась к солнцу, хоть и пришлось сощуриться от яркого света (она ведь тоже любила солнце):
- Хорошее имя. А почему именно так?
Он так и не набрался смелости объяснить, что не смог образовать от ее имени ничего другого, более похожего на собачью кличку:
- Не знаю. Может, ты подскажешь?
- Я-то откуда могу знать, почему ты придумал собаке такую кличку. Может, в честь какой-нибудь Аллы?
- Ага, вот я еще собаку в честь всяких там Алл не называл! - ответил он, начиная злиться на себя: "Дурак! Не мог как-нибудь по-другому назвать?"...
...Прибежала та самая Алли, куснула его за руку, вытащив из воспоминаний. Он встал, решив ответить на призыв собаки - поиграть с ней. И наигравшись (правда, наигрался только он, собака еще только разыгрываться начинала), потащил Алли домой, чему она упорно сопротивлялась. Тем не менее он победил, и домой они попали. Теперь он сидел за столом и писал письмо Маше, появившейся недавно в его жизни. И вдруг понял, что врет. Врет Алене, разговаривая с ней - теперь уже только мысленно - говорить вслух с умершим человеком было бы неразумно... Врет себе, что любит. Врет Маше, что любит ее... А может и нет... Кому-то одному он точно врет, но если он врет всем, то как ему жить? Как жить без любви? Зачем? Он второй раз нарушает обещание данное любимому человеку... Хотя второе он пока не нарушил. Но имел ли он право давать его - ведь это уже само по себе нарушение первого. Он сидел и думал, что же теперь делать - ведь он слишком много врал...
Внезапно его позвали из соседней комнаты: "Виталя! Иди сюда, причеши собаку!"
- Сейчас, мама. Иду... - крикнул он в ответ, а сам подумал уже не в первый раз: "Прости меня, Алена..." Он давно знал, что если он просит прощения и посреди зимы выглядывает солнце, то это значит, что она простила... Он сам не понимал, откуда он это знает, но был уверен, что так и есть...
Он причесал Алли, вернулся в комнату и вдруг понял в чем дело - он предавал не только Алену и себя - он предавал саму любовь... Он узнал недавно, что его друзья еще никогда не говорили никому, что любят, кроме родителей (да и то в детстве) и друзей (да и то по пьяни)... А он говорил это кроме Алены еще и Маше и еще одной девушке... В общем, он понял, что все это делается зря. Что все? Да вообще все! Он пошел в комнату к маме, она собиралась уходить. Тогда он взял собаку и снова пошел с ней на улицу. Вдоволь набегавшись, вернулся домой и написал записку:
"Я вернусь. Когда-нибудь вернусь в этот мир. А, может, встретимся в другом мире. Отсалось только пойти попрощаться с друзьями и городом... Я люблю вас, мама и папа! (А я ведь так никогда вам этого и не говорил...) Прощайте. Хотя нет, до встречи - я ведь вернусь... Позаботьтесь об Алли, ладно? Живите счастливо. А мне пора - я предал любовь и теперь мне пора..."
Он погладил собаку - "Прости меня..." Эрдельтерьер, видимо, что-то поняв, завыл и попытался не пустить его к двери. Но он отодвинул собаку, повторив еще раз "Прости..." Он вышел из дома, зашел к своим друзьям, выпил с ними, а потом отправился проветриться - ведь уходить надо, понимая, что делаешь... Почувствовав, что все уже нормально, он достал мобильник, позвонил другу и сказал ему, ничего не объясняя: "Прощай, я ухожу. Передай всем привет. Скажи мои родителям, что я просил простить меня." Ответа друга, вопросов, которые он стал бы задавть, он слушать не стал. Оставив мобильник и дневник в камере хранения, он попросил охранника позвонить его другу, сказать номер и код камеры хранения. Охранник оказался добросовестным, даже денег не взял и сам за оставленными вещами не полез. А Виталик пошел на найденную давно уже, наверное, одну из последних открытых, крышу. Но прыгать не хотелось - неинтересно как-то. Тогда, посидев немного, он поехал в аэропорт - корочки парашютиста были всегда с собой... Подходя к остановке он увидел синичку. Она прыгала по снегу, что-то искала в нем... Виталя вспомнил утреннюю возникшую в памяти картинку того дня, Алену... И ускорил шаг. Выяснил, что прыгнуть сегодня все же удастся. Вот и привычное явление - самолет взлетает. Все (и новички, и двое опытных - среди которых и Витя) сидят у люка, ждут прыжка, кто-то боится, кто-то нет, но все стараются шутить. "Конечно, - вспомнил Виталя свой первый прыжок, - А у люка стоять будут по полчаса. И не все ведь прыгнут..." Однако когда пришла пора прыгать, у люка дольше всех у люка торчал он - пока взлетали, выглянуло солнце... Но когда на него начали покрикивать из самолета, оставшиеся там новички, которые видели опытного, но почему-то не прыгающего парашютиста, и все больше пугались, он набрался смелости и прыгнул.
Парашют не раскрылся. Все приземлились нормально, кроме него - самого опытного из прыгавших тогда... Даже если бы он захотел, это уже от него не зависело. Парашют просто не раскрылся...
А в этот момент мама вернулась домой и увидела воющую Алли, записку на столе и синичку, залетевшую в окно... мама знала к чему залетают в дом птицы, поэтому сначала выгнла ее, а потому поняла, что это уже бесполезно - она все-таки прочитала записку...
А синичка прыгала по подоконнику, собирала насыпанное Виталей зерно и звала кого-то неведомого никому: "Вить-вить-вить! Витя-витя!.."