Троны Рюриковичей

Евгений Девиков
               

                ТРОНЫ    РЮРИКОВИЧЕЙ
 
 
       Ни первый русский князь Рюрик, ни многочисленные его   потомки,  кроме последнего,   не оставили нам своих тронов. Чтобы выяснить, как выглядела при них эта  мебель, исследователи разыскивают    изображения  на монетах того времени, вглядываются в мниатюры   лицевых летописей,  ищут воспоминания  чужестранцев  о поездках на Русь.   
     До Рюрика в Приильменье княжили его прадед  Буривой и дед   Гостомысл.  Последнему принадлежала идея пригласить  на княжение Рюрика, правившего  народами   по берегам реки Руссы, впадавшей в Варяжское море [┬]*.
     Можно  только догадываться, как выглядел престол  Гостомыслова внука.  На  его форму и символику, несомненно,   влияли вкусы  и ремесленные традиции      распавшейся к тому времени Великой Римской империи. Не случайно среди потомков римских цесарей  значились оба приильменских предка Рюрика.    Молодого князя и приведенную им дружину принято считать варягами. Стараясь представить себе  его «варяжский» трон, вспомним, как выглядел престол, традиционно приписываемый богу варягов – грозному Óдину.  Над  высокой спинкой по бокам возвышались змееподобные (на первый взгляд) фиалы, но при   тщательном рассмотрении оказывалось, что это две сидящие птицы с плотно сложенными крыльями, символизировавшие, очевидно,     близость к заоблачному пространству.  На уровне тронного сидения влево и вправо выставлялись  волчьи головы,  служившие завершением скрещенных под троном   лап серого лесного разбойника. Волчьи лапы и морды складного трона отсылали к легенде о братьях, вскормленных волчицей, намекая на преемственность власти Óдина от мощи богов     древнеримской империи. 
       В декоративных изделиях русского севера,  в художественных новгородских орнаментах  бытовали  заимствованные у  варягов плетеные узоры [┬]. «Северная  плетенка» представляла  гибкий   побег  лозы,  оплетавший  тела животных, туловища  драконов и конечности изображенных людей, .
      Похожий плетеный  узор покрывал   оголовье трона, найденное археологами  в новгородском раскопе,   датированном 10-м веком [┬].  Резчик изобразил на нём свирепых зверей с мордами львов и хвостами рыб, опутанных изгибами  эластичной лозы.  Тонкие растительные побеги, извиваясь и плотно сжимаясь, обездвижили  злобных тварей, смирившихся и затихших под натиском слабых, но дружных прутиков.   Сюжет  сродни народной притче о березовом венике, который нельзя сломать, если   прутья собраны  вместе. Такое прочтение  рельефа ставило художественную резьбу новгородского трона на один уровень с нравоучениями праотцов, рядом с былиным эпосом или патриотическим гимном.               
     Всего за полтора столетия до того, как ставший ветхим трон сбросили в отвал,     Новгород сделался первой столицей  древней Руси. Возможно,   сам Рюрик и привез с собой сюда это тронное кресло, покрытое варяжской вязью.  В 864 году  он повелел поставить здесь защищенное  городище и устроил   свою резиденцию. А в 10-м веке Новгород был уже   богатым городом с  торговыми связями  и самобытным искусством.  Если   трон прослужил князьям хотя бы неполные сто лет, то в первой русской столице на нем  успели посидеть пусть не Вещий Олег или  пестуемый им княжич Игорь, но, несомненно, сам Владимир Красное Солнышко и посаженный им   в Новгороде родной дядя Добрыня. При их княжении  старый трон и  предали земле.
      В то время убранство княжеских палат  соответствовало обрядности северной русской избы. Сидели на лавках, врубленных в стену. Престол князя ставили   в  простенке между окнами.   
       Князь Владимир был четвертым по счету рюриковичем. На стене Святых сеней Грановитой палаты он изображен сидящим на престоле [┬]. В 1487-1491 годах художник Федор Завьялов написал сюжет о принятии христианства  в 988 году.  Видна  только высокая   спинка трона, остальные его части  скрыты в тени и  за фигурами персонажей. Чтобы    представить, как выглядел   престол в 10-м веке,   достаточно было бы и увиденного,  но  пятьсот лет – слишком большой разрыв  между историческим  событием и отразившим его художественным произведением. В этих условиях было бы опрометчиво доверится даже придворному живописцу.   Однажды мне довелось   разыскивать аналог царского кресла, написанного академиком живописи Седовым  в картине «Иван Грозный и Василиса  Мелентьева».
      На  лавке, подбитой   деревянным подзором, разметалась во сне пышнотелая красавица. У ее изголовья     в   резном царском кресле   сидел  суровый Иван Васильевич,  приказавший зарезать ее супруга, чтобы взять Василису себе в жены. Могучие подлокотники  царского кресла   покрывала плоская    резьба, не   сочетавшаяся с объёмным ажуром прорезной спинки кресла. 
       Антикварные мебельные каталоги не содержали таких образцов. Не нашлось аналога и в доступной искусствоведческой литературе. Наконец, в Госэрмитаже обнаружились стулья с похожей прорезной спинкой.  Раннее барокко.  Первый     стул сделанв Европе в 1601 году, а в Россию   попал     в  первой половине 17-го столетия. Стало быть,  Иван Грозный не дожил  четверти века   до появления в его государстве стула, на который «усадил» его живописец.   Ошибки возможны, если художник  прежде всего озабочен внутренним драматизм композиции, а уже потом – достоверностью изображаемого.   
     Написанная Завьяловым  спинка  трона  не соответствовала   образцам престолов,  изображенных на монетах Владимира, но вполне могла принадлежать  трону времен Великого литовского князя Витовта, ибо при  Василии Первом (1389-1425), женившемся на княжне Софье Витовтовне, литовские мастера допускались к   дворцовым работам, а Завьялов допускался к  образцам  старинной   мебели, хрангившихся в царских кладовых.
     Немало княжеских тронов запечатлели мастера на монетах, чеканя деньги при дворе Владимира «Красное Солнышко». Ученые  сопоставили эти изображения     с  находками археологов, музейными материалами, архивными и летописными текстами и пришли к выводу, что  в чеканке отображены реальные образцы церемониальной мебели рюриковичей, существовавшие в 10-м веке.
     Автору такого исследования В.В.Сапунову помогал художник Е.С.Матвеев.  Чтобы выделить   отчеканенный на монете престол, требовалось удалить с него фигуру князя и по оставшимся фрагментам трона восстановить его прежнюю форму.  Запрещалось фантазировать, менять размер   деталей, направление и форму   линий, меру их ритма и угол проекции. В итоге  на подлинном изобразительном материале учёные воссоздали облик  чуть ли не дюжины типов княжеских тронов.   
      Выяснилось, что простейший тип    престола  имел брусковую кострукцию.  Сегодня  его назвали бы табуретом с мягкой  подушкой [┬]. Прямоугольные в сечении массивные ножки   украшались вереницами округлых бусин из самоцветных камней, оправленных в благородный металл. Для  них  в деревянном бруске  выдалбливали вертикальный ковчежец  по длине вереницы и величине бусин. Обвязку сидения тоже украшала череда   самоцветных ядер, уложенных в линию, опоясывающую   престол.  Деревянный каркас  обкладывали  листовым золотом, и  в глазах гостя такой табурет  превращался   в   «золотой престол, инкрустированный самоцветами».
      Другой трон князя Владимира  состоял из четырех  круглых  стоек, похожих на вытянутые отрезки  витого каната,  соединенные    прямоугольным сидением с подушкой на нем [┬].  Каждую стойку завершал шар, а   внизу  трон опирался на каблучки.     Изящная витая форма,  тонкие соединения – все говорило о том, что реальный трон вполне мог быть отлит из благородного   металла.
      В то время многие престолы на Руси не имели спинок.  Но вот на   рубеже 10-11 веков на серебряной монете появился престол с   высокой  спинкой в виде усеченого    овала  с  двумя   розетами по бокам [┬]. Подлокотников не было, а ножки и   сидение  украшали вереницы самоцветных камней, уложенных в аккуратные углубления-киотцы, выдолбленные по всей из длине.
      Совершенно завораживал   патриархальными формами  престол с подлокотниками, плавно перетекавшими в  углубленную спинку,  выдолбленную на манер корытца в деревянной сплошной колоде [┬].  Его украшения были типичны для престолов  той  эпохи:  вертикальный ковчежец  с вереницей   бусин,    горизонтальные лотки с самоцветами и ниспадающие ленты "монетного" орнамента, ритм которого создавался        выступанием  одного полукруга из-под другого.
      Святополк  тоже недолго  чеканил деньги (1015-1019), но и на его монетах    встречаются изображения княжеских тронов.    Один из них сильно  отличался от престолов предыдущего князя [┬].  Он обладал  всеми признаками нынешнего   жесткого кресла.  Вертикальные детали,  подлокотники и перекладину спинки вытачивал токарь. Боковые  проножки и   косяки  сидения   вытесывал плотник, а затем всё это, превращая в готовый   трон, соединял и склеивал столяр.   Златокузнец украшал  ювелирными вставками, инкрустировал благородным металлом   и  драгоценной оковкой.   
      Этот князь,   женатый на дочери польского короля Болеслава,  открыл дорогу в страну европейским привозным мастерам.  Столярное  ремесло на Руси достигло  высот, но   кресла на рынок не поступали, потому что   право сидеть в них имел только  князь, а самозванца, покусившегося на такое удобство, ожидала расправа.   
       Владимирский свод лицевых летописей, составленный  в 1202 году,  был богат рисунками,   изображавшими  князей на    престолах, но он  сгорел в огне междоусобных войн  и вражеских нашествий. Остался   Радзивиловский    список, возникший в конце 15-го столетия, но в его миниатюрной живописи троны князей, даже одного типа, существенно отличаются  от чеканных  изображений на монетах. 
       Тронные  мастера того времен почти неизвестны .  Только одно имя   всплыло в  отчете, составленном в 1245 году посланником  папы Иннокентия IV  Иоганном Плано Карпини.   Он    представлял католическую церковь  на курултае в честь избрания    Золотой Ордой  хана Гуюка,  и     встретил    пленного  русского мастера Кузьму, изготовившего   роскошный резной трон для молодого хана. Карпини писал, что трон, «превосходно вырезенный  из слоновой кости, украшенный золотом и драгоценными камнями»,   был выставлен для обозрения гостей на возвышении под шатром.  Упоминание об искусной   резьбе по кости дает повод думать, что Кузьма,  происходил из ремесленников русского севера. 
      Московский князь Иван  Калита,   сам   владел  златокузнечным ремеслом.   Он умел  делать красивые вещи и   не   оставался равнодушным, когда дело касалось обустройства княжеского места в церкви или в царских палатах.   К концу жизни  в его сокровищнице скопилось много собственных изделий – колты, височные  и наперстные кольца, браслеты, диадемы  с  драгоценными камнями.   Умирая,   князь завещал коллекцию сестрам, отписав каждой    часть собственноручно изготовленных  драгоценностей.
       Из сохранившихся русских тронов самым ранним считается украшенный резной слоновой костью престол последнего рюриковича – царя Ивана Грозного [┬].  Согласно легенде, этот  трон  привезла из Византии племянница   византийского императора  вторая жена Ивана Третьего  Софья Палеолог. Автор исторических записок  С.Герберштейн, встречавшийся с отцом  Ивана Грозгого,  писал, что Василий Третий принимал его  во дворце,  восседая на троне из слоновой кости. Существенное замечание. Оно  подтверждает существование костяного трона в Москве до венчания на царство Ивана Грозного. Вместе с тем, бытует   противоположная версия, согласно которой  трон якобы   создан западно-европейскими мастерами к   коронации молодого  царя.
      Если Герберштейн писал правду, и князь Василий  действительно принимал  его   на своем костяном троне до венчания   сына на царство,   то вторая версия   безосновательна. При этом нельзя забывать, что при   рюриковичах резной трон из слоновой кости появился на русской земле  не впервые.  Мастер Кузьма   за двести лет до приезда   византийской княжны уже  ладил такие троны, и если бы не ордынский плен, то костяной трон, восхитивший в середине 13-го века папского нунция, повидавшего на своем веку не один императорский трон, обрел бы пристанище в княжеской гриднице очередного рюриковича, а не в шатре татарского хана.

—–
*    [┬] – значок, заменяющий иллюстрацию (см. «Предисловие»).