Оператор Лепёшина

Булат Болот
                - Вам коньяк или водки?
                - И виски!
 

                Жан-Жук Эжель

Когда я был молод, то есть имел двадцать плюс-минус лет, был я и студентом, подрабатывающим к стипендии в должности почтальона на полторы ставки. Итого 120 рэ в месяц. Плюс квартальные премии рублей в 60 – 100. Приличная сумма без особых хлопот. Бегать тоже ж полезно. А на девятый этаж в престижном доме добираться влёхкую, шикарный лифт всегда на мази. В холле – проверенная охрана, из авторитетных в прошлом товарищей. Кое-что и им можно оставить для личной передачи адресату. Проверено – они не подводят. Во входных дверях квартир на площадке – специальные  щели для обычной почтовой корреспонденции.
Четыре доставки: две утренних, дневная и вечерняя. Вторую утреннюю доставку я отсыпался под видом уйдя на занятия, а редкую на это время корреспонденцию за меня доставляли штатные почтальоны. За эту помощь я отрабатывал им, выполняя за всех норму продажи почтовых бумаг – открыток, конвертов, марок, спецгашений по случаю всяких конференций. Кстати, об этом. Как я ни проверял, как ни пересчитывал, по итогам выносной этой торговли у меня всегда не хватало примерно одной и той же суммы в итоге: 5- 7-и рублей. Не дано мне на торговле наживаться. Автоматически ошибаюсь себе в ущерб. Да это рази ж ущерб?!! Профиту-то больше, хоша и не деньгами.

…Сижу за служебной доской для раскладки почты для участка по маршруту, жду, когда сюда добавится всё свеженькое из нового международного мешка, и вдруг Лепёшина, оператор, раскладывающий свежие письма в ячейки по почтальонам отрывается от работы: «Ух, ты! Беня, это тебе». В смысле – мне разносить. Я всегда в такое время то «Шпигель» читаю, вынув его из незапечатанного конверта, в котором он поступал западного происхождения подписчикам (если поступал, многие номера не доходили, советская цензура не пропускала), то «Ди Дойче Цайтунг» (то же). Другой интересной свободной прессы через нас не проходило. Не по арабски же читать, хотя как раз его я мзучал как иностранный.
Я беру у Лепёшиной конвертик, размером с советский обычный, и тоже поражаюсь.
Конверт плотный, аккуратный, благородной такой бумаги. Чисто, абсолютно золотого тиснения герб там, где на конверте положено быть картинкам, изображающий, скажем так, хищного голубка с прямоугольно распростертыми крылушками. От кого? Кому?
Ни фига себе! От Ширли Бритта, бывшего кранцлера некой шыкарной западной страны, нашего (в смысле, СССРа) большого друга. Кому – Леопольду Галактионовичу Седьбищину, президенту Ликосломического общества СССР. Конверт я размещаю в готовую стопочку писем по маршруту. Доставим. Да и наплевать! И забыть! Жду конца раздачи, сгребаю почту и ухожу в участок...
Не дали жить спокойно!
Через некоторое время Лепёшина спрашивает: «Беня, ты не помнишь, были ли письма Седьбищину? От этого, как его...»
Ну вот это я и вспомнил. Чего не вспомнить. Было. От Ширли Бритта.
«А ты его доставил?»
«А нафик мне проблемы, тем более с Ширли Бриттом! В дверной ящик бросил прямо в квартиру. Куды ж ещё?!! А чего?»
«Седьбищина всё ходит: где письмо, да где письмо? Ты точно помнишь, что это письмо вбросил?»
Седьбищину мы знали. Свирепая грузинка. Наверное, родственница Берии, по жесткости взгляда точно. Так бы всех и расстреляла. Я уже лишался квартальной премии из-за якобы недоставки ей «Вечерки». Куда она делась – не знаю. Такие случаи бывают. То собака испортит, а домработница выбросит и забудет сообщить, то сынок прихватит, и не признается. Но мы люди честные. На нас не наедешь. Три раза глядели, теперь шесть раз глядим, туда ли вбрасываем.
Точно не помню. (А Вам я скажу, вбросил бы – точно бы его запомнил, значит, а не помню - значит, не уверен, что вбрасывал). Вот не помню – и всё.
Долго меня еще потом пытали и таскали по всяким комиссиям с присутствием незнакомых вежливых товарищей. А то бы и сам забыл, и вам не рассказал этот рассказ. Не помню – и всё.

…Однажды читаю я публицистику известного  советского автора Гулиана Питонова. По которому бараццать кишений хисны поставили. Публицистика что-то типа тайны века называется.
Мать чесная!
Оказывается, пишет Питонов, уважаемый Леопольд Гаоактионович Седьбищин в годы второй мировой войны был картографом советской разведки, привязывавшим разведывательные сведения с запада к картам Генштаба СССР,  а Ширли Бритт был тогда эмигрантом в одной из нейтральных стран и являлся передаточным звеном для известной заграничной советской разведывательной группы, получившей название, кажется, «Жёлтая манделла».
Во мне удача! Это еще что. Один товарищ (доперло его видно, поделиться, ибо без каких-либо поползновений с моей строны, просто в знак интеллигентских симпатий, как-нибудь опишу подробности) вообще мне доказал (!),фотокарточки показывал, что он и был Штирлицем. Верю! Гулиан Питонова я всего прочитал, в том числе и авторизованный перевод основных  его произведений на бархашский язык, смысл которых от даже последних русских  публикаций отличается в сторону антисоветчины. Но Штирлиц и на бархашском языке оставлен лапочкой. Страдальцем. Чекисты ему ноги перебили. Жена спилась, а майор Вихрь сбомжевался и погиб. Это есть даже в русских текстах.

…Боря, куды ты дел письмо Бритта? И главное, что хоть в нем?  Или тебя только марки интересуют, ну и конверт тоже?
Привет семье.