ДЕВЯТНАДЦАТОЕ .
Присыпал замоченное в тазу белье остатками стирального порошка и выбросил пачку в мусорное ведро. Долго смотрел на любимую свою рубашку. Это последняя моя стирка. Талоны закончились. А железнодорожные вагоны с порошом из-за границы вряд ли в ближайшее время прорвут блокадное кольцо.
ДВАДЦАТОЕ .
Обмылок турецкого мыла "АВА", размером с булавочную головку, скользнул по ногтю и пропал в сливном отвертии раковины. Все. Даже самому себе нечем намылить шею. Талоны кончились. А пароходы из Индии с пакетиками "Нишана" который месяц стоят на якоре далеко в море. И разгружать их некому.
ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ .
Сегодня соседи с третьего этажа Майя Ивановна и Александр Михайлович Ячевские, вдвоем спускавшие по лестнице полупустое мусорное ведро, из которого выглядывала выскобленная до синевы обертка от "Масла крестьянского", испуганно шарахнулись от меня в сторону. Придя домой, заглянул в зеркало. Вытащил из заначки последнее из десяти лезвий "Спутник", которые год назад пустил по кругу по тридцать седьмому разу. Сжав, что было силы, колени, побрился с грехом пополам. С сожалением посмотрел на тупое как совковая лопата лезвие. И выбросил в унитаз.
ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ .
Минут пятнадцать пытался разглядеть на дне пачки с надписью: "Чай грузинский. Цена 76 коп." хоть что-нибудь. Наконец, заметил, что из угла в угол перекатилось несколько чаинок. С величайшими предосторожностями высыпал их в чайник. Все. Кончился и этот, сизый, с привкусом горелой резины, чай, в который для веса и объема добавляли гнилых тряпок и опилок от высокогорного баобаба. Впрочем, никто из нас давно не видел не то что индийского или краснодарского, но и так называемого "Номер Триста". В нем кусочков от автомобильных протекторов было меньше. А когда-то, лет двадцать назад, я пил цейлонский со слоном. Теперь его пьют боги, американцы и негры в Африке. Сегодня заварил чай в последний раз. Затем принялся отмывать чашку от ядовито синего налета на стенках. Долго драил ее пастой "Юра". Не отмывается.
ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ .
Вода пошла с собаками. То есть, из крана стала бросаться как бешеная. А потом в трубе завыло, как на покойника. До шершавости вылизывая языком оберточную бумагу от "Маргарина животного", вспомнил соседей с третьего этажа Майю Ивановну и Александра Михайловича Ячевских. Что-то их не видно. Масло и маргарин у них кончились раньше. У меня тоже не осталось больше талонов ни на то, ни на другое. Всего неделю назад крохотный кусочек маргарина из этой оберточной бумаги весело бабабхал снарядными взрывами на раскаленной сковородке с парой картофельных очисток. Сосед по коридору справа посоветовал пользоваться животным смальцем. Ему легче. Это его вторая блокадная эпопея.
ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОЕ .
Вода с утра черная и тухлая, будто водопровод подсоединили к канализации. Идет слабой струей и с большими перерывами во времени. Потрогал батареи отопления, они по прежнему холодные. На улице уже зима, но бои не утихают. Весь город изрыт траншеями, в которых окопались антиперестроечные силы…
Намочил палец слюной и поводил им по стенкам сахарницы. Прилипло несколько крупинок. Вприкуску попил с ними липкой жидкости из-под крана. Талоны кончились. Долго приглядывался к сырой сахарной свекле. Но ее надо еще разгрызть, а зубы стали шататься и выпадать задолго до этого момента. Вечером погас свет. Очередное заседание сесии Верховного Совета досмотреть не удалось, потому что света не было до самого конца заседания.
ДВАДЦАТЬ ПЯТОЕ .
Синее пламя от газовых горелок сначала поблекло, затем побелело. А потом и вовсе зачадило черным дымом, как от работающего на солярке громадного двигателя. А ведь газом я и обогревался, и пользовался вместо света. Косматые хвосты расползлись по комнате, легли на плечи голодным удавом. В горле запершило. Нечем стало дышать. Попытался сделать несколько упражнений по йоге. Не помогло. Хорошо, что кружка с парой скользких глотков воды оказалась под рукой.
ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЕ .
Сегодня отключили и во…