Ларец коллекционера

Евгений Девиков
ХОДИКИ   НЕ    СТЫДНО   ДАРИТЬ

      Огромные расстояния между городами Сибири и Зауралья помешали мне в свое время встретиться с красноярским резчиком по дереву Старушкиным. По-моему, он был  необычен: даже свою простую русскую фамилию произносил с ударением на первом слоге, как бы оттеняя по смыслу всё старое-доброе, исконое, вековое.
      Изделия рук его всегда отличались оригинальностью и хорошей отделкой. Деревянные  ходики мастера Старушкина занимали достойное место на    соревнованиях  волшебников художественного резца.
     Коренастая, ладно скроенная  фигура, спокойные сильные руки,   доброе лицо, обрамленное короткой и опрятной седеющей бородой, умный лоб, прикрытый прядью  темных  волос  и  смеющиеся  глаза  выдавали  в  нем   уверенного  в  себе  умельца. Этот неторопливый   человек знал цену времени. Не потому ли одним из  любимых  его занятий стало мастерить ходики. Готовые он развешивал в комнате, прислушивался к их ходу, наблюдал, как, отмеривая минуты, пряли они быстротекущее время.      
      Говорят, будто архитектура – это застывшая музыка. Проектируя настенные часы в русском вкусе, Старушкин показал, что шедевры деревянного  зодчества сродни замершему в веках времени. В ритмике формы он сохранил    пульсацию той давней поры, некий ритмический строй эпохи. Наверное, было бы проще скопировать одно из бревенчатых чудес Кижей, однако мастер избрал другое решение. «Пять луковок и шатер» – простая, но емкая формула его выбора. Шатровая башня  – неотъемлемый признак   острога – древнего русского города, защищенного бревенчатым частоколом, и колокольни   старообрядческой церкви. Храмовые луковки, похожие на шеломы воинов полку Игорева,   контрастировали с формой шатра, но не противоречили, а дополняли его и  разнообразили  композицию.   Аскетическая простота  шатровой кровли   подчеркнута текучими формами церковных луковок, поставленных по традиции русского зодчества на высокие шестиугольные барабаны, а по сказочному канону   тронуты    растительным орнаментом в духе старинной    русской резьбы. Композиция  навевала смутные воспоминания о легендарных мастерах, якобы ослепленных царем, чтобы ни у кого даже за рубежом не было такой красоты.
      Любимым  персонажем сибирского резчика  стал хозяин леса медведь, которого он изобразил на других ходиках.  Простовато-доверчивый в сказках,  неуклюжий и любознательный мишка уперся спиной в огромный уродливый пень и, расщепив упругий  сучок, извлекал   когтем дребезжащие звуки. Еще  в детстве на ухо ему наступил соседский медведь, но   музыкальные  упражнения нравились лесному бродяге, пожалуй, не меньше  разорения пчелиных ульев.  Сказочность  сюжета резчик подчеркнул   зонтичными побегами, украсившими  вычурную  корягу. Циферблат он  встроил в уродливый пень. Гири ходиков, похожие на еловые шишки,  вписались в «лесной» колорит композиции.
       Поэты иногда сравнивают  течение  времени с прядением нити. Не ушел от этого образа и наш добрый знакомый. Прялку, веретено и  пряху  он включил в сюжет художественного декора очередных своих ходиков.     Доску, на которой   смонтирована  художественная композиция, он   выпилил в виде незатейливой лопасти  прялки с   гребнем  вверху. Под гребнем      поместил циферблат, вырезав на его плоскости  множество тонких лучей, расходящихся от центра  к периферии. Такая порезка у мастеров называется «солнышко».  Середину доски   покрыл    растительным орнаментом, а закончил   внизу лопаткой с заостренным   концом. Лопатку украсил таким же резным «солнышком», но размером поменьше. А между верхним и нижним «светилами» на фоне выпуклого орнамента  усадил перед миниатюрной прялочкой девичью фигурку   пряхи. Левой  рукой она сучила нить, а  правой  вращала веретено. В нынешнем быту такую  картину уже редко встретишь и в  отдаленой глубинке, но умелец запомнил её с детства   и запечатлел  в  настенных часах.
      Идею быстротекущего времени Старушкин не раз   воплощал  в своих  остроумных работах. Знакомство с каждым его произведением обнаруживает   вдумчивого автора. Одно из них –  «Часы с дедушкой».   Сперва могло показаться, что   фантазия автора  иссякает, и  старичок   под циферблатом   – деталь не обязательная. Потом начинаешь понимать, что мастер таким образом выразил    мысль о неумолимом времени.  Былая молодость   бородатого весельчака  в прошлом, но   время  властно не только   над   ним. Оно сокрушает царства, эпохи, цивилизации.  Приглядевшись, догадываешься, что  мастер не так-то прост.  Простым циркулем он вычертил осмысленные узоры:  старинные кокошники на концах несущей доски,   ажур средневековой готической розеты на циферблате и декоративную решетку эпохи «модерн», на фоне которой   усадил символическую фигуру веселого старца. 
      Каждой эпохе   присущ собственный стиль. Кокошник был   украшением в языческой Руси. В средние века дым от костров инквизиции душил готическую Европу, а на заре прошлого века эстеты упивались модерном. Все эти намеки присутствуют, но вряд ли следовало обвинять автора   в смешении стилей. Он лишь перечислил эпохи, сметённые течением времени.
      Хакасский учитель Юрий Шекерюк, искусный резчик и приятель Старушкина, приславший мне фотографии занимательных ходиков,   сетовал, что художник очень многое раздарил.    Если найдется энтузиаст или   краевед, решивший   собрать его   художественные работы в музейную или частную экспозицию, то ему придется хорошо  поработать, проявляя изобретательность и находчивость, чтобы собрать эту ценную, но раздаренную коллекцию. Впрочем, изделия этого мастера  индивидуальны, в них  отражены присущие ему творческие привязаности, и потому   ходики, отданные в другие руки,  легко опознать.       
      Возьмём, например, сделанные им наособицу   ходики  с маятником-качелями.   В их композиции  нет  ни   прялки, ни кокошника.  Под циферблатом и за ним устроены полочки,  на которых расставлена  деревянная народная  утварь. И хотя всё как будто по-новому, но осталась   присущая мастеру выдумка – деревянный человечек   на перекладинке.  Маятник в виде качелей раскачивал  в такт исчезавшим секундам фигурку ребенка с кошкой  возле него, отождествлявшими бег времени.   Достаточно беглого взгляда, чтобы   опознать автора по его «почерку».  Порезку не спутаешь ни с чьей другой.    Рушник  с  узором «змейкой» на обоих концах повторяет вертикаль  композиции  часов с пряхой и с дедушкой. Резьба на циферблате выполнена в великолепной «старушкинской» манере, свидетельствующей о том, что автор   не только хороший резчик, но и неплохой рисовальщик.
      Когда наступит время собрать ходики в художественную коллекцию, энтузиаст справится с этой задачей. Проблема будет в другом:   согласятся ли   нынешние владельцы этих произведений прикладного искусства, получившие дар из рук самого мастера, отдать их кому-то. Ведь часы символизируют  жизнь.

Старенькие ходики
нам считают годики:
–Тик-так, тик-так!
Жил ты так или не так?
В мире, к сожалению,
нет изобретения,
чтоб точно знать,
как  век куковать.
Речи, презентации,
сходки, демонстрации.
Кто смел, тот съел.
Не смел – не сумел.
Митингов участники –
ходим, словно часики,
то тут,  то там –
рок за  нами по пятям.
Кое-кто спохватится:
«Быстро время  катится!
А жил-то как?» –
Сомневается чудак.
Между дел тех маятных
вдруг заклинит маятник:
ку-ку, ку-ку –
вышло время старику.
Но стрекочут ходики.
Я пока молоденький.
И не чую старости,
скуки да усталости.
       Время неподвластно  людям, но человек смастерил  ходики и положил время себе на ладонь. И если он дарил  эти занятные хронометры друзьям, то вместе  с секундами, которые они отбивали. Такие ходики не стыдно было дарить.