Подставной Паганини

Евгений Девиков
               
               
               Подставной Паганини

      В прошлом веке доктор технических наук Г.Дубинин   задал   читателям научно-популярного журнала вопрос: «Фотографировался ли Паганини?». Этот неожиданный интерес подогрел в нем музыкант Виктор Пикайзен, показавший привезенную из заграничной поездки книгу  Э.Нейла «Никколо Паганини» (Женева, 1978). Среди   иллюстраций была в ней одна,  изготовленная со старинного дагерротипа, на котором музыкант изображен в полный рост со скрипкой и поднятым вверх смычком. На скрипаче строгий   костюм, на груди – знаки признания, которыми монархи и церковь   наградили маэстро.
      Техника светописи – «прабабушка»   современной фотографии – изобретена в 1841 году французом Луи Дагерром . Он снимал на медную пластинку, покрытую слоем йодистого серебра, с экспозицией в пределах одного часа.  Отпечаток,    получаемый в единственном экземпляре,  назывался «дагерротип». Именно это слово было написано возле нижнего среза иллюстрации с изображением музыканта.  Методика светотипии вошла в обиход за   год до смерти Паганини, когда   скрипач был предельно ослаблен болезнью. Мог ли он простоять хотя бы полчаса  неподвижно перед съемочной камерой с поднятым смычком и скрипкой у подбородка?  Автор  книги, полагая, что маэстро не был в состоянии долго позировать перед объективом, назвал   иллюстрацию фальшивой фотографией. Возможно, доктор Дубинин был с ним согласен, но его интерес к Паганини основывался на семейной традицией   с тех пор, как его пробабушка видела и восторженно слушала за границей концертировавшего маэстро. Поэтому Дубинин предложил дискуссию, назвав статью «Фотографировался ли Паганини?».
       Мне и теперь вопрос доктора Дубинина не кажется праздным, хотя я знаю ответ на него.     В  русской периодике   середины позапрошлого (XIX) столетия   опубликовано более ста исследований, статей и обзоров о великом скрипаче, а еще больше анекдотов и небылиц. Собирателем и знатоком таких публикаций был молодой уральский ученый Евгений Ищенко, заведовавший тогда кафедрой криминалистики в нашем городе. К нему я и отправился с журнальной статьей доктора Дубинина.  В  собранной Евгением Ищенко литераткре о Пагаини не было книги Э. Нэйла, но о таком дагерротипе он знал.  Тут же достал с полки книгу, изданную еще в царской России,   и   раскрыл на той же иллюстрации. В дореволюционной книге этот дагерротип был подписан иначе:  «Паганини берет четыре октавы».  Ни слова о фальшивке. 
      Знакомый  педагог-скрипач из Уральской государственной консерватории,  которму  мы показали иллюстрацию, сказал, что не видит причин не доверять снимку и посоветовал обратить внимание на  положение смычка и позицию пальцев на грифе, ибо эта   взаимосвязь   способна сказать специалисту о многом,  даже указать на фрагмент исполняемой скрипичной пьесы,    завершавшийся   энергичным движением смычка вверх. Впрочем, сам он не помнил такого произведения у Паганини. Нам не удалось найти  более проницательного музыканта, зато мы отыскали портрет маэстро, приписываемый  кисти Джорджа Паттена (Patten), в письме  к которому сам Паганини признался, что  поражен своим   сходством с этим портретом. Сопоставление   дагерротипа, созданного якобы в последнем году жизни маэстро,   с портретом , написанным за десять лет до его смерти, убедило, что человек со скрипкой действительно   похож на Паганини, только на пластинке у Дагерра он выглядел моложе, чем на портрете Паттена. Это настораживало.      
      Невероятно растянутые пальцы на грифе –   черта, присущая великому итальянцу. Современник Паганини немецкий скрипач и композитор Карл Гур (Guhr) утверждал, что маэстро обычно ставил большой палец левой руки в середине шейки скрипки и, свободно играя в первых трех позициях,  «мог одновременно взять растяжения в три октавы». Другая характерная черта – вывернутый вправо  локоть под скрипкой.  Вопреки  классическому канону, Паганини  постоянно сохранял  такое положение   локтя, чтобы легко и свободно переходить от низких  к   высоким позициям. В этом заключалась основа его постановки, служившая секретом   исполнения сложных пассажей.
     Можно было бы    довериться подписи под дагерротипом в русской книге, но  криминалист Ищенко, не спешил полагаться на внешнее сходство,  предложил  сравнить стойку скрипача, зафиксированную дагерротипом, с  изображениями  концертировавшего Паганини по  зарисовкам   современников. И тут совпадения  кончились. На концерте в Берлине маэстро изображен с поднятым над головой смычком в позе, напоминавшей стойку из книги Э.Нэйла, но в отличие от дагерротипа, где   ноги скрипача поставлены на ширине плеч, в Берлине он опирался на левую ногу, слегка выставив  правую чуть в сторону и вперед.
      Французский художник Альбер Эдуар (Edouard), набросавший силуэт Паганини  под впечатлением   виртуозной игры на струне соль при   порванных  других струнах, отметил  поднятый  смычок и пальцы над декой у окончания грифа, но и здесь   скрипач так же опирался на левую ногу, тогда как правая, согнутая в колене, была выдвинута вперед.
      И, наконец, Зигфрид Эберхардт –  специалист по методике скрипичной игры – изобразил в карандаше  концертную постановку, типичную для Паганини. На его рисунке маэстро  опирался на выпрямленную левую ногу, выставив вперед правую, согнутую в колене. Стало ясно, что классическая стойка, предполагавшая равномерное распределение веса   на обе ноги,  не характерна для Паганини.
      Поскольку стойка скрипача, изображенного в книге Нэйла, профессионально противоречила   стереотипу Никколо Паганини, мы усомнились в том, что с поднятым над головой смычком изображен  сам маэстро. Следом  возникли и другие вопросы.  Каким бразом один и тот же дагерротип оказался в издательствах на противоположных концах земного шара?  Или   иллюстрации выполнены с двух разных дагерротипов? Но в таком случае участие в съемке смертельно больного Паганини исключалось бы начисто.
    Криминалист  изготовил с обеих иллюстраций  прозрачные фотокопии, привел их к одному масштабу и наложил одну на другую.  Выявились серьезные нестыковки: силуэт одежды совпадал не по всему контуру, пальцы на трости смычка располагались неодинаково,  угол, под которым поднят смычок, был различным. Выходило, что мы имеем дело с двумя дагерротипами на один сюжет. 
     В русском издании кончик смычка оказался обрезанным, но в книге  Нэйла смычок виден весь, и его можно  измерить.  Криминалист   предложил сопоставить длину смычка с ростом скрипача на дегерротипе из книги Э.Нэйла.  Отношение длины смычка к росту музыканта на снимке математически должно быть подобно отношению размера подлинного смычка Паганини к росту его владельца.   Известно, что доктор Беннати – личный врач великого итальянца – сообщал, что рост маэстро равнялся 165-ти сантиметрам.  Известны также размеры смычков, которыми пользовался Паганини в последние годы жизни. Он   играл   фернамбуковыми смычками Франсуа Турта  имевшими длину 70, 72 и 75 см.
      Оставалось решить   арифметическую задачку из курса неполной средней школы.  Длина  смычка  на журнальной иллюстрации – 41 мм,   рост скрипача – 101 мм.  Рост  Паганини – 165 см. Требовалось найти длину натурального смычка, использованного  при съемке дагерротипа. Решив эту пропорцию,  выяснили, что смычок  в студии Дагерра  был короче смычков, принадлежавших маэстро.
      Затем, последовательно подставляя   значения длины подлинных  смычков Пагании,   вычислили рост позирующей модели. При этих  смычках он колебался от 173 до 180 см. Итак, если на   дагерротипе  изображен Паганини, то в его руке чужой смычок.    Нелепо  предполагать, что маэстро мог сниматься с чужим инструментом   или во фраке с чужого плеча. А если в руке скрипача один из подлинных смычков, то  позировал подставной Паганини.  Зарубежный автор оказался прав, подписав иллюстрацию  «Фальшивая фотография».
      Хотелось понять причину изготовления студией Дагерра фальсифицированных снимков. Луи Дагерр умер через 9 лет после смерти маэстро.  В тот единственный год, когда он мог бы сделать свой снимок с   Паганини, парижская газета “Le Moniteur Universel” сообщала:  «От Паганини осталась одна тень. Он потерял голос и объясняется лишь огненными глазами и угловатыми жестами». Это сообщение подтверждает, что  скрипач   был   не в силах позировать в студии Дагерра. Для чего же потребовалась    мистификация? Скорей всего, для рекламы. Европа не впервые пользовалась  изображением  гения как «двигателем торговли». Кондитерские магазины выставляли в витринах скульптурные  бюсты Паганини из леденцов и марципана. Владельцы  кафе и   ресторанов стелили на столы скатерти с изображением скрипача. Ремесленники вырезали его   профиль на рукоятях тростей, на курительных трубках, на табакерках. Ювелиры создавали драгоценные украшения с его портретом в россыпи бриллиантов и в паутине золотой скани.  Это  всё раскупалось.  Не  случайно  на срезе картинки в обоих случаях   было  впечатано слово «дагерротип».  Повторение непривычного термина служило  запоминанию. Нам встретились  два таких дагерротипа, а сколько   отснято  на самом деле – остается загадкой. Реклама аппаратуры и нового способа  портретирования привлекала   заказчиков и была необходима для  пропаганды изобретения.  Что же касается вопроса, заданого читателям популярного журнала доктором Дубининым  в последней четверти прошлого века, то тогда же убедительно ответил на него  доктор юридических наук Евгений Ищенко: нет, маэстро не фотографировался, а на  обоих дагерротипах изображен подставной Паганини.
.