О привычках

Юрий Иванов Милюхин
               
 
      Одно время пил, курил. Когда заметил, что втянулся, стало поздно. Что только ни делал. Обманывал себя, врал себе, избегал друзей. И снова падал в черный омут. От занятий спортом могли оторвать приход женщины, случайная струйка табачного дыма, на лету схваченный возле забегаловки запах свежего пива. Любое волнение. Бросал на месяц, на два. На полгода. И снова бессвязный бред. Последний провал длился несколько лет. Почти без перерывов. С "белкой" побывал в психиатричке. Ничего не могло остановить. Наконец, очнулся в больнице скорой помощи с восемью дырками в голове. Медперсонал, соседи по палате в один голос вынесли приговор: с таким багажом теперь до конца. До кладбища. Никто не поможет. Тогда внутри я завязал узелок. Сам. Себе. В ночь-полночь приходили друзья на халяву. Знали, что пошел работать. Не открывал. Тактику изменили. Начали приносить свое. Когда доставали окончательно, выходил за порог, вырывал бутылки из потных рук и разбивал об их головы. Так же и баллоны с пивом. Все равно не верили. Считали, что перешел в разряд алкаша-одиночки. Подсылали женщин. Те приходили и сами. Но я стоял на своем. Год просидел в своей квартире как в отдельной камере в тюрьме. Наконец, когда разрешил знакомой женщине зайти в квартиру, она меня не узнала. Не узнавал себя и я. Чувства все еще были атрофированными, члены вялыми. Я словно не перезарядился на новую программу. Но и от старой след почти стерся. В течении нескольких лет по нескольку раз в год навещали меня трясучки как с большого бодуна. Вытягивало вены, жилы, выкручивало руки, ноги. Бросало из стороны в сторону. Но последствия навещали все реже и реже. Сейчас, после восьмого года трезвости, даже не могу различить, погодные ли это влияния или последствия большого загула.
      Самое главное в том, что правы были медперсонал с соседями по палате. Никто не поможет действительно. И ничто не поможет. Если сам не скажешь себе: достаточно. Я свое выкурил. Я свое выпил. А за других пусть лошади пашут. Они здоровее.