Май 1981 года. Тепло. Я стою на улице зодчего Росси и жду диссидента. На мне элегантная куртка, короткая юбка и красивые туфли из дорогой кожи. Диссидент мне нравится, но то что он опаздывает, меня раздражает. Я бы ушла, если бы не тревога, что с ним что-то случилось, они же все герои. Я горжусь тем, что иногда могу чем-то помочь, переправить письмо или рукопись, привезти книжку.
Сейчас у меня в руках большой пластиковый пакет, на котором нарисована блондинка в бикини и написано что-то по-фински. В пакете несколько книг, включая два экземпляра Архипелага. Я нервничаю, потому что пакет привлекает внимание и уже несколько женщин отпускали ехидные замечания. На мои попытки отшутиться они делают круглые глаза и быстро уходят. Мой акцент всех распугивает.
Подходит милиционер. Господи, попасться так глупо. Вышлют как пить дать, а жаль. Я уже год в Ленинграде и по плану должна бы еще год провести здесь. Ну, вышлют так вышлют. Только бы диссидент не подошёл как раз сейчас. Милиционер мне грубо сообщает, что я торчу на этом углу уже полчаса, а здесь своих ****ей хватает. С огромным облегчением я пытаюсь сообразить, как в такой ситуации должна вести себя та, за которую меня принимают, но ничего придумать не могу. Смерив милиционера презрительным взглядом, я поворачиваюсь и с ледяным спокойствием ухожу.
А вот и диссидент с бутылкой в руке. Оживленно оправдывается. Похоже, что у него и в самом деле уважительная причина. У сестры эпилептический припадок. Это, говорит, бывает часто, ничего страшного, но не мог уйти, пока сестра не придёт в себя. Правда ли это, не знаю. Русские всегда врут, не знаю зачем.
Мы идем в гости к другому диссиденту. Там уже дым коромыслом. На столе русские вкусности, салат оливье с крабами, шпроты, студень и лук. Несколько бутылок водки, к которым мой диссидент добавляет свою бутылку. Диссидент-хозяин целует меня в губы, при этом выдыхая табачный дым, а хозяйка целует моего диссидента. На диване сидят еще трое диссидентов, один из которых тренькает на гитаре. Их дамы стоят у окна и молча пожирают меня глазами. Я дарю книги и мы рассаживаемся за стол.
Через час шпроты, студень и лук съедены, а водка почти вся выпита. Один оливье держится, в огромной миске похожей на таз осталась еще половина. Ведутся разговоры о дополнительных закупках водки. Оказывается, в это время дня её можно купить у таксистов. Но слава Богу, главному энтузиасту этой идеи становится плохо и он исчезает в туалете. Его верный друг все время повторяет, два пальца, засунь два пальца. Куда их суют, я не поняла. Мой диссидент сидит на стуле и клюет носом. Еще два диссидента организовали игру в шахматы с часами.
Иду к дамам. Их разговора я совершенно не понимаю. То есть все слова улавливаю, а смысла никакого. Поскольку я только что ездила в Финляндию, меня спрашивают, как там в Финляндии. На самом деле там ничегошеньки нет, я езжу в Хельсинки за мелочами типа чулков и зубной пасты, а также купить лекарств по поручениям разных знакомых. Мой финский гинеколог смеётся, но выписывает все, что я попрошу. Но объяснить смертную финскую скуку в Ленинграде невозможно, ведь я только что побывала на концерте Майлса Дэвиса. Сказать им, что я ушла после первого отделения было бы невежливо. Курим.
Диссиденты оклемались и мой тоже, вроде, проснулся. Убираем со стола, стряхиваем скатерть (на балконе!) и накрываем чай. В центре внимания гитара и очень смешные песни. Я их слышу в первый раз, а остальные все знают наизусть. Неужели их исполняют только для меня? Меня тоже просят спеть "американские" песни и я исполняю что-то из Гарри Белафонте. Аккомпанемент карибской музыке на семиструнной гитаре звучит очень смешно. У гитариста, видимо, нет слуха и он играет все время в минорной тональности. Я требую, чтобы мне дали возможность проаккомпанировать самой себе на пианино, которое стоит в углу. Возможность с восторгом предоставлена, но пианино расстроено. Я лихо отбиваю турецкий марш и уползаю в тыл.
Начинается спор о Евтушенко. Все сходятся на том, что он сукин сын. Мне тоже так кажется, хотя я стихов его не читала, но видела поэта по телевизору в Америке. Поэт был в меховой шапке и с глупой наглостью судил обо всех вопросах современности. Но чем он не нравится этим людям, я не поняла. Меня охватывает жуткая тоска. Господи, как мы далеки друг от друга. Я незаметно ухожу. Лифт не работает.