Да, малышка… Нет, малышка… И этот непрекращающийся храп, как ни поворачивай, как ни тыкай его в бок…Есть повод встать и подумать. Или нет, зачем ей думать. Лучше пройтись. Все равно уже практически утро. Вот так, сказано-сделано. На улице свежо, сыро, ни души и совсем не страшно.
Почему так? Считается, что жизнь должна быть хотя бы полосатой, как матросская тельняшка: немножко плохого, потом зато уж никак не меньше хорошего, ну и когда-то совсем после – снова немножечко похуже… И неплохо в целом, и расслабиться не успеваешь. А у нее все как-то не по-людски. Глыбами. Классно, чудно, здорово!!! Потом эта глыба, как мороженое на тарелке в теплой комнате, тает, тает, еще мгновение назад были видны отчетливые формы – и вдруг, здрасьте вам! И вроде вот же оно все здесь, в той же тарелке: и класс, и чудеса, и здоровье – а выглядит эта бесформенная лужица совсем не аппетитно, прямо даже и пробовать не хочется. Конечно, если попробовать, окажется, что вкус практически не изменился, может, стал не таким пронзительно-острым, чуть мягче, чуть теплее, а от этого и немного богаче…Но кто захочет пробовать такое неаппетитное месиво? Разве совсем голодный кто-то. Путник, заблудившийся в пустыне. Да и тот, накинувшись с голодухи-жажды, не оценит, да и много не съест. Организм не пропустит. Лишнее выблюет просто-напросто. А кто определяет, где оно, лишнее? И сколько это? Типа, что русскому хорошо, то немцу смерть… а уж каково китайцу?!...
Эх, все-таки не удержалась. Начала все-таки себя жалеть. Сказала же: не буду думать, гулять буду. Прогуливаться то есть. А чего тут думать. Взять и махнуть куда-нибудь на Крайний Север, куда-нибудь туда, где айсберги не расплываются в тарелках, а все время, без перерывов и выходных, блестят, сверкают, искрятся холодно-призывными искорками. А что, слабо ей? Паспорт и денег сколько-нибудь всегда в сумочке есть, а что ей еще-то надо? Больше и не нажила ничего. Ну, конечно там, учеба остается недоученная, работа недоработанная…и он, друг сердешный… Только все это наживное. И работа найдется на раз, в институте можно восстановиться потом как-нибудь, а уж другу и совсем просто. Лучше ему без нее станет, гораздо. Жалеть никого не надо будет, утешать, заботиться. Да и что он, нанимался, в самом то деле? Вбил себе в голову, мало того, что он за нее отвечает, так что еще хуже – что это навсегда… То палец не отставляй, когда пьешь - чашку держишь, то в театр оделась неподобающим образом, даже не просто в театр, а хуже – в оперу… Ну что тут скажешь. Малышка, одно слово. А что малышка вымахала под метр восемьдесят и даже не каждый мальчик с ней рядом постоять решится, и что далеко не первый этот дядечка у нее сердечный друг – почему-то мы предпочитаем забывать. Игра у нас такая. Кормление младенца по утрам манной кашей из десертной ложечки называется. Почему-то не хотим мы вспоминать, что малышка наша руками-ногами, зубами, ногтями за жизнь всегда цеплялась – и неплохо получалось, потому что верила в себя. А вот теперь перестала…немножко…
И главное – как, когда это произошло – не заметила, момент этот самый упустила. Сначала все так катило – не оторвешься. Сказка. Потом, потихоньку, незаметно для себя, стала подстраиваться, угождать, приноравливаться. Он-то считал, что это в порядке вещей, взаимное сосуществование требует жертв. Он-то всем ради нее пожертвовал – вниманием, заботой окружил, опять-таки свободы своей лишился, причем, как он это себе представлял, навсегда. А она, дурочка молодая, ему сама в руки плюхнулась, даже не поломалась для порядку. А как мама говорила: что легко дается – не ценится. Про честь девичью, правда, разговор заводился – ну да сейчас разговор не об этом вообще. Этого у нее к тому моменту да-авно не было. Так тем более надо было себя ценить. А то привык он, что она рядом, есть кого уму-разуму учить и образовывать – осатанел вконец. Даже не друг – отец родной. А с ним вместе - сын и святой дух, заодно уж, компанию поддержать. А она не золушка - падчерица какая-нибудь, вполне самостоятельная девица, вот и учиться пошла, кстати, причем, как это, без отрыва от производства. От станка да от сохи. И пашет, и клепает, и гранит науки успевает разгрызать. Не всегда переваривается, правда, ну да ничего – молодой желудок луженый, как у страуса, все перетрет со временем.
А вот с ним, с дружком сердешным, с его-то тридцатью тремя годками, похуже будет. Не по зубам ей кусок. И ему она не по зубам. Зря он все это. Надо было на самой романтической первой тропинке остановиться, поцеловаться до дрожи в коленках – да и разойтись. Он себе бы разведенку постарше себя нашел, жили бы душа в душу, по театрам ходили, может, даже ребеночка бы успели родить, если у нее бы своего не было: тридцать три еще не сорок, еще как-то дети получаются…
А с ней в ее-то девятнадцать с хвостиком и вовсе все понято. Все у нее еще впереди. На север - не на север, но в общагу пора съезжать, это точно. Пока там место за ней все еще числится. Хватит, девчонки, покайфовали без меня. Вот приду, разбужу храпуна своего престарелого, да и скажу: все, папочка, выросла твоя дочурка приемная. Пора в жизнь отпускать. Погрел, поучил – и хватит. Может, когда приду в гости, детишек твоих понянчить. А теперь пора мне. Дела ждут. Прощай, не поминай лихом. Повернусь гордо и уйду, не оглядываясь.
Да, скажешь ему, как же. Слова вставить не даст. Начнет учить с порога, увещевать, наставлять. Малышка моя, как скажет, в сердце все перевернется – и не выдам ничего, никакая подготовленная - заученная речь не пойдет, в горле застрянет. Прикипела к нему все же. Жалко. Себя, его? Не знаю даже. Нас, наверное. Обоих.
Нет, точно не смогу. Надо прямо так уйти, как есть. Написать потом откуда-нибудь: так надо, так лучше для всех, сам поймешь потом. Вещи запакуй мои в посылочку и пришли на абонентский ящик такой-то в городе энске. И все.
А у самой другая жизнь начнется, новая, с чистого листа. Все-все в ней сложится постепенно, и будет хоть куда. И вот как-нибудь, однажды…
Резкое движение где-то сзади, голову повернуть не успела, и в ней что-то горячее лопнуло и потекло, а в глазах вспыхнули льдистые яркие искорки. Почти не почувствовала, как, выламывая пальцы, вырывают ту сумочку несчастную, с паспортом и чуточкой денег, на дорогу только в один конец. И сказать-то ему ничего не успела, объяснить толком, так и подумает, что я просто свалила, девка неблагодарная…неужели…
23.02.04