Многие, кто хоть как-то знаком с историей России, задаются вопросом – почему монархическая Россия рухнула на пике экономических и культурных успехов и как раз за несколько недель до победоносного наступления на фронте?
Как же отвечают обычно историки и публицисты на этот кардинальный вопрос? Самый общий ответ, наиболее распространенный, прост как сермяжная правда. Было хорошее Самодержавие и была очень скверная интеллигенция. Эта последняя вся продалась Западу и была пропитана к тому же и западническими идеями. Она вся целиком оторвалась от народной почвы и потому нет ей, слепой и подлой, прощения. Итак, во всем виновата интеллигенция. Не оторвись она от народа, будь она с ним рядом и думай она о его судьбе - все было бы по-другому.
Возможно, это и так. Была бы другая интеллигенция, и судьба России была бы другой. Но вот беда: ведь эта интеллигенция не падала на русскую землю с неба, как метеоритный дождь. Она выпекалась поточным методом в гимназиях и высших учебных заведениях по рецептам Министерства Народного Просвещения, по его учебным программам. А эти программы, в свою очередь, утверждались Государем. Если мы возьмем многочисленные воспоминания окончивших, к примеру, Московский Императорский университет, то увидим более или менее однообразную картину, отмечаемую самими современниками: в университет юноши приходили из богобоязненных семей, приученные маменькой и папенькой к исполнению всех правил, кои полагает Святая Церковь для своих верных чад. А уже через два - три месяца от уважения к учению Церкви не оставалось и следа. Об этом писалось много и постоянно и в далекие годы середины XIX века. Но никаких практических выводов сделано не было.
Уже в 1911 году, как бы подводя итог такой просветительской деятельности Министерства Просвещения, вышла книга под названием "Школьная революция в России", принадлежавшая перу небезызвестного Пуришкевича. Книга наполнена богатым фактическим материалом из разных учебников, и из нее явствует, что само правительство поощряло революционную пропаганду. Между прочим, об этом ещё в 1814 году писал министр просвещения А.С. Шишков Александру Первому. Таким образом, любой противник Самодержавия и исторических форм русской государственности может с полным основанием ехидно спросить нынешнего приверженца монархии и Самодержавия в нашем историческом прошлом: "Как же так получается, что ваше хорошее Самодержавие само же породило плохую интеллигенцию?"
Впрочем, положение тех, кто уверен в зловредности Самодержавия, в том, что оно сосало все соки из трудящихся людей, и держало народ в темноте, ничем не лучше. С такой позицией мы все имели дело, когда учились в советской школе, и вся наша история была разделена на две совершенно не соприкасающиеся части, - историю царского "деспотизма", угнетения народных масс и их беспощадной и всё растущей из года в год, из столетия в столетие эксплуатацией с помощью "поповщины"; а с другой стороны мы изучали историю русской культуры с её Ломоносовыми, Пушкиными, Менделеевыми. И тоже получалось как-то странно. Плохое Самодержавие порождало своими правительственными программами просвещения, своими законами о печати, о "вольных типографиях", о цензурных правилах очень хорошую и благородную интеллигенцию. Этот "деспотизм" умудрился за сто с лишним лет запретить не более чем с десяток книг, да и то они печатались под разными другими видами, умудрился разрешить ведение в подцензурной печати революционной пропаганды на всю страну... Ведь все произведения Чернышевского, Добролюбова, Писарева, Зайцева и других революционных демократов вышли в свет вполне легально, да ещё в Петербурге, в двух шагах от Зимнего дворца. И что же получается? Плохое Самодержавие родило хорошую интеллигенцию? Получается что так, Но можно, как мы видели, сказать всё то же, но наоборот. Где же правда? Откуда в русской истории такая раздвоенность?
Для тех, кто хочет изобразить царское правительство как носителя западноевропейского просвещения, не представит труда увидеть факты, вполне подтверждающие эту точку зрения. Конечно, наши гимназии и университеты имели совершенно обычную для западноевропейского учебного заведения программу, не исключая и преподавания политических наук и философии. Все три составных части марксизма пропагандировались в Императорской России: и французский материализм, и английская экономика, и немецкая философия. Россия не знала запретов на те или иные научные, политические и экономические теории и учения. Внутренняя жизнь страны не была предопределена никакой научной или философской доктриной. Так, профессор московского университета И.И. Янжул мог не скрывать вовсе, что он сторонник государственного социализма и в соответственном духе вести преподавание среди студентов. Можно было любому подданному Его Императорского Величества быть или позитивистом, или шеллингианцем, или социалистом, или еще кем ему угодно.
Богата была дореволюционная печать и на распространение социалистических учений. Тут не то что отдельные чада, а целые поколения сознательно революционизировались под покровом правительства. Возможно, не все знают, что и само правительство субсидировало первый марксистский журнал, увидев в марксизме, а не в Православии противоядие терроризму. И это очень характерно для правительственной идеологии.
Происходили вещи и ещё более загадочные и курьёзные. Семинаристы во времена Аракчеева и святителя Филарета изучали, к примеру, трактат "О свободе", в котором провозглашались принципы Французской революции, в том числе известную декларацию "О правах человека". И в то же время кто-то из цензурных мудрецов предложил запретить правила Василия Великого "О монашестве", усматривая в них "опасный коммунизм". Впрочем, некоторые из творений Василия Великого были запрещены к печатанию ещё во времена Павла I - по той же причине. Но в то же время совершенно спокойно, без особых волнений печатались всевозможные социалистические произведения, и апологетика самого вульгарного материализма занимала умы учащейся молодежи. Само собой, изучали алгебру революции - Гегеля - даже в Духовной Академии.
И всё это многообразие литературы формировало идеологию господствующих классов России, высшее образование было целиком в руках людей, действительно воспитанных на названной выше "декларации прав человека"; простой мужик ничего подобного не читал – на его долю оставалось Православие в его исконно-мужичьем обличье. Страна, попросту говоря, оказалась расколотой, и этот раскол с годами только усугублялся. Верховная власть имела, таким образом, две ипостаси: с одной стороны интеллигентскую, с другой - христианскую, обращенную к простолюдинам.
Однако не следует думать, что люди, прошедшие российские университеты, были обязательно плохими в силу своего интеллигентского образования и воспитания. Действительно, не представляет труда увидеть, что все, даже самые черносотенные деятели, в молодости были либералами. Иногда этот факт радостно подчеркивается в биографии того или иного лица. И совершенно напрасно. Другого среднего и высшего образования, кроме либерального с социалистическим уклоном, в России не существовало. Но ведь, в конце концов и мы, ныне живущие, все учились в советских школах и проходили одну и ту же школьную программу, а затем все учили диамат и истмат. Между тем, у нас разные точки зрения на существенные вопросы политики, религии и истории. Одни радуются развалу страны и верят в то, что мы идем по западному пути. Другие... Впрочем, большинство наших читателей и есть эти "другие" и значит об этом незачем долго говорить.
Пока в стране было относительно спокойно, большинство из тех, кто закончил высшие учебные заведения и тем самым уже попадал в разряд интеллигенции, мало интересовалось политикой, а больше своими житейскими делами. Такое положение дел, спокойное и сытое, продолжалось до самой смерти Императора Александра III. В это время даже бывшие революционеры занялись вдруг своими гражданскими обязанностями и превратились кто в судей, кто в инженеров, а кто стал и банкиром. Действительно, по каким-то странным прихотям бюрократических ведомств, как вспоминал бывший землеволец Л.Ф.Пантелеев, бывших революционеров особенно охотно брали на работу в судебное ведомство. Но надо сказать и то, что это ведомство было самым либеральным из всех прочих, от чего и борьба с революционерами велась как-то неохотно, ни шатко ни валко, по законам "правового государства".
Кстати, именно Александру III принадлежит знаменитое и сегодня выражение «гнилая интеллигенция». Об этом в своей книге "При дворе двух императоров" пишет фрейлина Анна Тютчева, дочь великого поэта. История такова. После убийства Александра II народовольцами либеральная пресса стала давать советы новому императору: убийц, дескать, надо помиловать, и тогда преступники от такого великодушия державной власти раскаются, и восторжествует вселенская любовь. Фрейлина была свидетельницей того, как раздраженный Александр III отбросил кипу "прогрессивных" газет и воскликнул: "Гнилая интеллигенция!"
Достаточно сложными были взаимоотношения власти и с периодической печатью. Или, если угодно, отношение правительства и верховной власти к печатному слову. Дело в том, что власть в Императорской России не имела никакого существенного влияния на издававшиеся в России газеты и журналы. Кроме, разве, официальных "Губернских ведомостей" и "Правительственного вестника", предназначенных для печатанья государственных актов - указов, манифестов и прочее в том же роде, и ведомственных органов печати. Правительство имело, правда, цензуру. Но цензура могла что-то не пропустить, что-то запретить, могла арестовать номер - теоретически. Но создать направление, как выражался Победоносцев, правительство не могло. А после новых правил о печати, изданных в апреле 1865 года, и сама предварительная цензура была по большей части ликвидирована. Россия в этом отношении во всём копировала законодательство Франции.
Плоды российского просвещения сказались достаточно быстро. В течение XVIII века произошёл раздел русской служилой интеллигенции: на одной стороне осталось дворянство, ставшее из служилого рабовладельческим, на другом – дворянство, ставшее из национального революционным. В XIX этот раздел окончательно закрепился. Политическому делению правящего слоя соответствовало и культурное расслоение.
Реакционно-охранительная часть правящего слоя оказалась культурно отсталой по сравнению с революционно-профессиональной интеллигенцией. Эта последняя состояла из людей чрезвычайно высокой личной культуры. Наша профессура, литература, юриспруденция, медицина, техника и пр. почти целиком стояли на революционно-разрушительной стороне. Реакционно-охранительная часть правящего слоя переживала полное интеллектуальное безлюдие, моральное и умственное вырождение.
Подобное противостояние должно было привести к каким-то практическим действиям. Поэтому в начале ХХ века тема роли интеллигенции в общественной жизни, ее ответственности за судьбы России стала вызывать острейший общественный интерес. Это нашло своё отражение в значительном количестве публикаций. В марте 1909 года вышел в свет сборник статей семи широко известных общественно-политических кругах России начала ХХ века философов, экономистов, юристов, литераторов и публицистов "Вехи. Он вызвавший широчайший резонанс в России и за рубежом. Это объяснялось тем, что в "Вехах" были затронуты, многие жизненно важные для интеллигенции вопросы, первым среди которых был вопрос об отношении интеллигенции к власти и к народу. Менее чем за год после выхода в свет, первого издания «Beх» в периодической печати было опубликовано более 220 статей, рецензий и разного рода откликов, было быстро подготовлено и издано несколько контрвеховских сборников: "В защиту интеллигенции" М., 1909), "По вехам. Сборник об интеллигенции и «национальном лице»І (М., 1909), "Интеллигенция в России" (СПб., 1910), «"Вехи" как знамение времени» (М., 1910). Широкие круги интеллигенции принимали участие в многочисленных публичных диспутах по, проблемам, поднятым «Вехами», представители, различных общественно-политических течений посчитали необходимым определиться в отношении идей "Вех".
Однако окончательный «диагноз» интеллигенции, как и всегда бывает в подобных ситуациях, поставила практика: революции 1905 и 1917 г.г. И «диагноз» очень неутешительный.