Я – учитель в Американской школе. Cейчас я Sudstitute, или Sub, или, по-русски, заместитель. В мои школьные времена, в России, учителям болеть как-то не полагалось. Помню, если училка оставалась дома, у нас – праздник. Можно было весь класс проболтать-пробалдеть, если только, конечно, какую-нибудь другую мымру не пришлют. Здесь же у каждого учителя есть оплаченная неделя в год для болезней, и всякий из нас эти дни норовит использовать. Хотя, не везде. Я десять лет назад начинал учителем Русского языка в одной средней школе, так там черная директрисса была не хуже нашей, русской, у нее болеть редко кому в голову приходило. Она и поныне там, и потому в той школе я не бываю. Нужды там в заместителях нет. Тогда, 10 лет назад, я еще и не знал, что такое учить детей в Америке. Думал, тут как в России, где меня самого учили, или в Латвии, где я учил Английскому. Только я начал в Америке учительствовать, как заскучал. Сами судите: только приехал, а меня отправили к шестиклашкам. Я и страны-то не видел, а меня засадили в детские проблемы. Кроме того, в России в школе все просто. Учитель – командир, ученик – солдат. Не выполняешь – счас мы тебя! Тут же родитель двоечника налоги платит, с которых тебе зарплата идет. Он тебя как бы нанял его обормота учить, он с тебя и потребовать вправе. Бред какой-то. Кроме того, дети уверены что школа, не только для учебы, но и для развлечений, а потому с тебя свою долю развлечений и требуют. А я не клоун. Словом, в те времена тяжеловато было.
Сегодня спокойный день. Миссис Паркер, видать, строгий педагог. Дети не болтают – пыхтят над оставленным ею заданием. Даже вот этот ирландец Тод, весь в работе. В других классах покоя мне не дает: «Как поживаете, Мистер Липатс?», «Хорошая погода, Мистер Липатс», «Мистер Липатс, там кто-то хочет увести вашу машину», и потом, минуту спустя после моего ответа: «Мистер Липатс, вы только что сказали «Елки-Моталки» Что это? Никак не могу найти в Интернете."
Большинство из этих ребят я вижу нередко. Иных вижу впервые. Здесь у всех классы разные – не как у нас было, где, скажем седьмой Б сейчас на физике, а потом всем гуртом отправится на химию. Дети здесь иногда разделены на семьи, но и этим во многих школах пренебрегают. Самое простое – сортировать их по году. Так в Высшей Школе, где занимаются с девятого по двенадцатый класс, дети делятся на фрешменов, софоморов, джуниоров и сениоров. Сейчас передо мной сидит вся эта смесь. Виной этому все та же Американская демократия. Класс Алгебры обязателен, а вот на каком году его брать, это уж как ученик пожелает. И со многими другими классами такая же ерунда. Черные, белые, индейцы, вьетнамцы все сидят смирно, пишут. Белых тут все же больше.
На учительском столе – всегдашние семейные фотографии, несколько затрепанных плюшевых игрушек, видно с детства любимых, компьютер, казенного вида телефон, и снова фотографиии в дешевых подставочках и рамочках. Личный учительский уголок. Всего лишь пары подобных предметов на столах моих бывших училок хватило бы для сотни насмешек. Кстати, сколько ни проводил времени со здешними детьми, никогда не слышал, чтобы какой-нибудь училке прозвище припаяли. Даже самых ненавистных педалей за глаза тут именуют мистер такой-то, миссис такая-то. Обругают, бывает, незатейливым американским матом, а вот прозвища не дадут.
Пока дети работают, я читаю с экрана моего лэп-топа, на котором у меня целая библиотека русских книг. Иногда встаю с места и прохаживаюсь по классу. Вот я остановился у самодельного плакатика с фотографиями четырех знаменитых американских президентов. Читаю комментарии:
Авраам Линкольн – начал с того, что открыл бакалейную лавку. Быстро обанкротился. По решению жителей своего городка был назначен почтмейстером. Был отмечен как наихудший почтмейстер района.
Дуайт Эйзенхауэр – три раза был отвергнут, прежде чем был назначен главнокомандующим в 1942 году.
Франклин Дэлано Рузвельт – был отчислен из школы за неуспеваемость. Тогда он и решил стать губернатором своего штата.
Гарри Труман – будучи тридцать пяти лет, открыл мастерскую по пошиву рубашек и производству шляп. Обанкротился через год. Чтобы отработать деньги взятые у банка в долг ему понадобилось 15 лет.
Заголовок над этим собранием неудачников гласит: Если ты в чем-то неуспел, ты в хорошей кампании.
Меня, в школе на московской окраине, когда-то совсем по-другому воспитывали. Помню вызвали на какую-то коммиссию вместе с другими хулиганами в милицию, распекать. Я вместо того, чтоб помалкивать, как это делали другие, что-то начал нести про разбазаривание государством денег. Все так и проснулись, а когда узнали, что у меня хорошие оценки только по английскому, ух мне и влетело! Особенно один пенсионер, как я сейчас понимаю, сталинский часовой, разошелся. Стрелять, кричал таких надо, все равно в Америку сбежит! Вот ведь – пророк, как в воду глядел.
Другая бумажка на стене класса: Заголовок-вопрос: «С тобой такое бывает?» И дальше, все вопросами, в столбик, только помельче: Если ты часто находишься в дурном, настроении, если у тебя потеря аппетита, упадок сил, мысли о самоубийстве и тому подобное (следукт целый перечень симптомов) обратись к своему консультату.
Консультатнт – особая должность в американской школе. Каждый ребенок приписан к своему консультанту, с которым он советуется, какие классы ему брать в первую очередь, а с какими лучше подождать. Опять же можно пожаловаться на учителя, пар спустить, консультант выслушает, разберется. К нему и на меня бегают жаловаться. С консультантом и родители могут советоваться. Консультант ничего не требует и двоек не ставит. Вот бы мне такое место.
По диагонали на сиреневом фоне большими буквами: PRIDE, что по-русски ГОРДОСТЬ. Горизонтально от каждой заглавной буквы продолжение маленькими. Начальная Р продолжается в Performance что значит качественная работа, R начинает Relationship, или добрые взаимоотношения. Буква I – начало слову Identity, что означает осознание того, что ты есть. D для Diversity, что в данном случае призывает уважать качества собратьев независимо от того как эти качества малы.
Е – для Environment. Это уж призыв к поддержанию среды способствующей обучению, если хотите призыв к дисциплине и порядку.
Заслыша шепоток у себя за спиной я оборачиваюсь и отвожу глаза от девичьей попки в трусиках-ниточках. Поясок джинсев где-то там, ниже. Ну и одежка тут у них! Моя дочь, такая же одиннадцатиклассница, в поисках нормальных классических джинсов перебирает на вешалках сотни вот таких провокационных штанов для подростков. Ну что это за порты, что на десять сантиметров ниже голого пупа висят? Что за кофточки, что вверх так и ползут обнажая тонкие, а то и пышные формы. Не даром, по статистике, каждая четвертая женщина в США страдает от сексуальных домогательств. Стыда тут вообще-то почти и не знают: подростки целуются в коридорах, девочки запросто садятся мальчикам на коленки, про секс говорят без стеснения. Да и что удивляться, если про пользование презервативом тут запросто учителя рассказывают. Говорят в некоторых штатах эти резинки школьникам бесплатно раздают. Я при такой срамоте, слава Богу, не присутствовал. Хотя, по-разному тут одеваются. В каждом классе видишь и двух-трех скромно одетых детей. Моя дочь – не исключение. И никто над ними не смеется. Раньше, помню, трудновато приходилось тем, кто дорогих шмоток позволить себе не мог. Сейчас цены упали. Этого шмотья полны магазины. Китай старается.
«Ш-ш-ш...» Шиплю на Американский манер и шепоток замирает. Здорово их Миссис Паркер выдрессировала.
Я помню свою училку по математике: блондинка, глаза злые, голос громкий, толстая, властная, ушлая – хрен ты ее надуешь. Все из тебя вытряхнет, а работы домашние ты ей все принесешь. Помню, добром ко мне подбиралась: «Когда ты переезжаешь через границу, тебе меняют паспорт, так и с уравнением: когда число переходит на другую сторону, у него меняется знак.» Про заграницу я слушал, про число уже нет. Поняв, что все ее объяснение толку не дало, она захотела меня придушить. Душить было нельзя, и со злости она стала драть мою общую тетрадь. Тетрадь была толстой и не дралась. Тогда она стала лупасить меня той тетрадью по голове, и, надо же, помогло. Тридцать лет спустя, взялся я помочь сыну с его домашней работой и вдруг увидел, что все мне в этой математике вполне понятно. Спасибо той училке, Аннушкой, кстати, мы ее звали, вбила мне эту науку.
Здесь до детей даже дотрагиваться нельзя. По закону, которого еще никто офицально не отменил, провинившемуся можно надавать линейкой по рукам, и то соблюдая кучу формальностей. Но что б так, от души, не медля оттаскать за чуб, как это делала директрисса моей бывшей школы Александра Ивановна, такого тут не увидешь – место всем дорого, а свобода тем более. Если кто бузит, напиши его имя на доске, потом пару галочек прибавь, не унялся – накатай на него Discipline Referral, то есть дисциплинарное взыскание. Впрочем, во многих случаях и это не помогает. Иные злые училки пишут сотни таких бумаг, и хулиганим уже все равно. Если кто-то всерьез артачится, задевая мое самолюбие, я жму на кнопку у двери и прошу ответившую секретаршу прислать охранника. Придет топтун, уведет бузотера. В таком случае его могут на три дня домой отправить. Тоже мне, наказание. Какой двоечник об этом не мечтает? Сиди себе дома, на компьютере играй. От родителя вряд ли ему тумака достанется. На некоторых общественных местях, бензоколонках и тому подобных, можно видеть странный значек на желтом фоне и надпись: Safe Place, вроде как «убежище». Так вот, каждый ребенок здесь знает, что в такое место можно прийти и попросить защиты: от хулиганов на улице, от домогателя, поджидающего за углом, от разъяренного родителя. Там ребенка припрячут, и отдадут полиции, которая тут же примчится. А потом увезут в оборудованный специально для таких детей стационар, в котором продержат, пока все проблемы не разрешаться.
Впрочем, если хулиган всем надоест, могут и из школы попереть. В прошлом году был случай. Такого вот одного отчислили, а ему дома скучно стало, он опять в школу приперся. С охранником повздорил, да так, что тот в него стрелял. Попал в другого мальчишку, хорошо, в порфель пуля угодила, не поранила. Вот и решай после этого, надо этих топтунов вооружать или нет.
Охранник одет в форму полицейского. Под рубашкой бронежилет, пистолет на боку, наручники на поясе, рация в руке. Чем проблемнее школа, тем больше охранников. Ручной метал детектор всегда на готове. Во многих школах сквозь рамку детектора должен пройти каждый ученик. И правильно. В обычном Американском доме – несколько стволов. От снайперских винтовок и АК 47 до маминого карманного пистолета. Притащить такую штуку в щколу может всякий обиженный. Вот потому и посматривает охрана. Иной раз передается для учителей особый циркуляр призывающий следить за особенностями в одежде парнишек. Закатанная левая штанина или по особому надетая кепка может быть сигналом для активности целой банды. С вида-то они все детки хорошие.
«Мистер Липатс, - слышу я, - у меня все готово. Можно я на компьютер пойду?» Черный мальчишка, Рэнди, умник еще тот. Есть такие, которым все запросто дается. «Дай посмотреть.» – Говорю. Знаю, что не врет, просто всегда приятно взглянуть на аккуратную работу. В Америке тетрадками почти не пользуются. Задания сдают на листочках, и большинство тех листочков хоть в помойку сразу бросай. Что там листочки, их тут и ручку-то правильно никто не учит держать. Вон, кто в кулак ее зажал, кто так в пальцах закрючил, что смотреть больно. Я помю, в моем первом классе всех левшей на правую руку переучили, а тут – насиловать никого нельзя. Как бы не прогарела на этой демократии вся Америка. «Иди, - говорю, - Заслужил.»
Как же похожь он на Ивана! Был в моем первом Американском классе такой вот черный как сапог Иван. Говорун и шутила, и тоже – умный, с великолепной памятью. «В лесу родилась елочка» чуть не с первого раза подхватил, ходил повсюду распевал. Потом где-то слова Интернационала раздобыл. С ума меня сводил. А недавно беда с ним приключилась: стоял с приятелями на улице, да видно в плохой кампании. Из проезжавшей машины кто-то в них пальнул. Ивана ранило в локоть. О карьере баскетболиста ему пришлось забыть. Слава Богу жив остался. Был я тут как-то в моле, типа нашего ГУМа, слышу вдруг за спиной: «Это есть наш последний...» Ну, конечно, - Иван. Не запел бы, не узнал. Два метра роста, гора мышц, а был тогда вот такой же худенький в очках.
На профессиональном спорте тут все помешены, особенно двоечники. Еще бы! Платят там миллионы, а учиться вовсе не надо. Помню, пару лет назад, мне предложили так называемых «особенных» ученичков. Так здесь называют тех, кому учеба трудна, кто ленив, мечтателен, а, по-русски, просто туповат. Таких с ранних лет выявляют всякими тестами, и многого с них не требуют. В моей бывшей школе таких бы половина была, со мной, конечно, в первых рядах. Так вот, дожность моя была так называемый Inclusion teacher, то есть тот, кто приходит в обыкновенный класс и помогает тугодумам задачки решать. Если надо, забирает тупых в отдельную комнату и там с ними занимается. Кто тут в тупые попадает? В большинстве своем дети с так называемым дефицитом внимания, те, кто больше двух трех минут слушать учителя не может – улетают куда-то в свой мирок. Дали мне на таких «ненормальных» целый ящик дел. В каждой папке результаты тестов, заключения экспертов, копии дисциплинарных взысканий с описаниями безобразий. Кроме того дали список вопросов, которых я должен был в доверительных беседах задавать, чтобы потом школьный психолог с ними разбирался. Так вот, все эти оболтусы только и мечтали стать профессинальными спортсменами. Те «особенные» дети были еще ничего. В каждой школе есть еще и «эмоционально неуравновешенные», есть и просто инвалиды. И все ходят в ту же школу, доставляются на тех же автобусах, обедают в тех же столовых. Так тут воспитывается терпимость к ближнемеу вырабатывается уважение ко всякому. Это как раз неплохо. Жаль я на той должности был-то всего два месяца – разогнали нас. Школа не набрала достаточного количества учеников и нас велено было сократить.
Здесь со школьным бюджетом вообще чехарда какая-то. Штат выделяет деньги, а школьная администрация ими распоряжается. Иной раз так распорядятся, что учителей сокращают, а то зарплаты режут. За то, что я делаю, мне в прежние времена платили девяноста долларов в день, сейчас только семьдесят. Хоть за такие деньги пол-Америки работает, все же обидно. На кой черт, я эти лицензии ихние получал?
Поначалу была у меня лицензия только на обучение Русскому языку. Здесь для того, чтобы к детям допустили, надо получить сертификат учителя. Для этого надо сдать четырехчасовой экзамен. Когда я только приехал, экзамена на преподавание русского в Оклахоме еще не было. Вместо того, отправили меня с моим дипломом Литинститута имени Горького в местный университет к профессору русского языка. Он диплом мой посмотрел и написал школьному руководству записку, что у подателя сего образование в Русском, какого ни один американский университет предложить не может. На том тогда и успокоились и сертификат мне дали. Потом предложили мне преподавать «особенным» чтение. Надо было сдать экзамен на преподавание английского. Русский писатель Дитрих Липатс экзамены всякие сдавал. Сдал и еще один. А после этого нас разогнали. Вот и остался я как тот «дурак с чистой шеей.» Учителей английского тут и без меня полно – официантами работают. Короче, такого в других местах было не надо. Что надо? Математика и Science. С математикой у меня, гуманитария, вечные нелады. А вот Физика, Химия, Биология и все, что они за собой тянут, с недваних пор страсть как меня занимают. Уж больно учебники тут здорово и доходчиво написаны – зачитаешься. Короче, всего лишь через пять недель, я сдал всю эту их науку на 91 процент, что по-русски равно пятерке.
В этом году я был занят другими делами и постоянного места учителя не искал. Надумал вернуться в школу только посреди года. Пошел в заместители – верный путь место на следующий год получить. Каждый день я сижу на чужих стульях, выдаю карандаши из чужих ящиков, приструняю чужих детей. Что я больше всего тут делаю? Выдаю пропуска в сортир. Училки – народ во всех странах вредный. В большинстве своем ни по малой ни по большой нужде не пустят. В таких классах всем интересно по коридору пройтись, и выстраиваются у меня дети в очередь. Каждому напиши, куда идет, во сколько, да еще и имя его тарабарское сверху, а то его в коридоре охранник сцапает. «Ну вас, говорю, сами себе эти пассы пишите, я только подписывать буду. И появляются мои закорюки на тех сортирных бумажках. Эх, если бы я столько автографов моим читателям раздавал. Пока не судьба. Вот опять рука тянется. Иди, чего уж. По доллару с вас, что ли, брать?
«Пятнадцать минут осталось!» - Напоминаю я всем. «Сколько ни сделаете все сойдет.»
Молодец, Миссис Паркер, работы на все 55 минут хватит.
Вредные бывают учителя. На прошлой вот неделе подрядился я целых четыре для в классе Компьютеров и Технологий просидеть. Учитель, зараза, оставил записку, чтобы детей ни в коем разе к компьютерам не пускать. А им по 12-14 лет. Это все равно, что в детском саду гору конфет на виду оставить и брать их запретить. Сколько я ни оправдывался, что это их учитель, не я, тот запрет наложил, они все равно на меня волчатами смотрели.
«Ты чего сидишь, не работаешь?» Обращяюсь я к девчонке мечтательно уставившейся в окно. «Трудно» - отвечает глядя синими глазами. «Тебя бы в русскую школу. Ты эти задачки в десятом классе решаешь, а там такие в седьмом. Что тут тебе неясно?»
Пока с ней занимаюсь, в классе поднимается говорок. Бог с ними, урок уже к концу подходит. Дети поднимаются с мест, кладут свои листочки в пластиковый ящик, отведенный для их класса. Девчонка поняла, что делать, заработала сама. Теперь я могу заняться поисками работы на завтра. Набираю номер на телефоне, ввожу свой код. Механический голос начинает перечислять школы и классы, где требуются такие как я на завтра. Есть всего лишь несколько мест, которые я возьму. В начальные школы я не ходок – там дети покоя не дадут, весь день на мне висеть будут. Мне там только выход на обед нравится. Поставишь их наконец в строй, заставишь прижать к животам книжки или портфели, чтобы руки были заняты, и спокойным шагом – в столовую. Только тогда вздохнешь. Есть куча школ в проблемных районах. Там тоже покоя не жди. Некоторые средние школы, и пара высших школ – мой выбор. Вот и нашел. Гордость города. Экспериментальная. И огромный бассеин там, и телестудия, а уж фотолаборатория – только мечтать о такой. Расположена школа в хмуром черном районе, но принимают в нее только самых способных. Свозят их со всего города. Кроме обычных классов там еще выделено время для кучи отдельных кружков. Кружок морской биологии даже во Флориду каждое лето выезжает. Хотел бы я в той школе учить, я бы там кружок философии затеял.
«Ты что там такое делаешь?!» Длинный ирландец Тод дотянулся до телевизора под потолком и уже нашел канал с поп музыеой, где то и дело проскакивает «взрослый язык» или, попросту, матюги. Что за глупость называть эту помойку взрослым языком? Я ни одного приличного взрослого не знаю, чтобы им пользовался. «Найди что-нибудь другое. Вот это оставь.» - Одобряю я старый диснеевский мультик.
«Мистер Липатс, а вы не родственник Арнольду Шварцнегеру?» Подкалывает Тод. Класс смеется. Это все мой акцент и вид. Ко мне частенько пристают чтобы я произнес известное «I’ll be back!»
Можно Тода, конечно, за этот телевизор и наказать, да ладно уж. Без него даже скучно бы было.
«Спасибо, ребята, не забудьте подписать работы, увидимся в следующий раз.» Звонок прерывает мои слова.. Ученики собираются и быстро выкатываются из класса – перемена 5 минут, некоторым надо успеть добежать и на другой конец школы. Учителя стоят в коридоре у дверей, без надзора детей не оставляют.
Я усаживаюсь за свой компютер. Теперь у Миссис Паркер, по расписанию, часовой перерыв, значит у меня тоже. Обычно у учителей два свободных часа для подготовки и проверки работ. В школу они приходят в семь тридцать, уходят в три двадцать. Если прибавить еще праздники и каникулы, то за тридцать тысяч в год получается неплохая работа. В других местах за такие деньги из тебя душу вынут. В Америке даром денег не платят.
Только я зачитался в тишине, с шумом открылась дверь. Входит веселая какая-то бабка, волосы седые врастреп, сумку на пол – плюх, как у себя дома. Э, да это сама Миссис Паркер. Точно. «Как тут, говорит, мои оболдуи?» Я смотрю на нее, понять не могу, где я ее видел? И она на меня пялится, как на двоечника. Взгляд жесткий, прямо в почки. Бог ты мой! Да это ж Аннушка, что мне в голову алгебру вбивала. Быть не может! «А я знаю кто вы.» – Говорит, и я весь сжимаюсь, счас тетрадкой треснет. «Ваша дочка с моим внуком в аэроклубе занимается.» Отлегло у меня, обознался. А она уж рассказывает, что не хотела пропустить важную тренеровку по футболу, хоть и больная, а пришла. Надо же, она еще и тренер. Когда я выбирал на какого учителя экзамен сдавать, хотел взять историю, а меня спросили какой вид спорта я тренирую. Никакой – говорю, просто историю люблю. Тогда вряд ли работу найдете. Историки у нас обычно все тренеры.
Хоть стой с ними хоть падай. Эта вот бабуля девчачий футбол тренирует. Что за страна такая? На мировых олимпиадах по математике накогда не блещет, а вот что продулись когда-то СССР в баскетбол, до сих пор со слезой вспоминают.
Ну и ладно, если она тут, так я домой пойду. Завтра с утра, после обязательной в школах минуты молчания в честь жертв терроризма я, глядя на Американский флаг (они здесь висят в каждом классе), снова буду вместе с детьми произносить клятву верности моей стране и ее идеалам: «I pledge my allegiance to the flag of the United States of America...»
И потечет новый день.