Николай ПИНЧУК
РОДИТЕЛЬСКИЙ ДЕНЬ
Сентиментальный трагифарс в одном действии
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Пожилые женщины в пансионате:
ГЛЕБОВНА
САВЕЛЬЕВНА
ВАДИМОВНА
МАКЕЕВНА
Их дети:
ВАЛЕНТИНА, дочь Глебовны
ЮРОЧКА, её сын 13-ти лет
ТАМАРА, дочь Савельевны
ГЕОРГИЙ, её мужчина
СЕРГЕЙ, сын Вадимовны
Два телохранителя Сергея
Явление 1
«Муниципальный пансионат для одиноких и малоимущих пожилых людей» – так официально называется место действия. Холл, где обычно проходят встречи с родственниками. Две двери: одна ведёт к палатам, другая – в коридор и на улицу. Убогая обстановка, из мебели только пластиковый стульчик, обшарпанный диван, скрипучий шаткий табурет и черный антикварный стул с высокой спинкой, напоминающий трон.
Со стороны палат входит Макеевна – невысокая, худощавая, подвижная старушонка, одетая в линялый казённый халатик и хлопчатобумажные чулки, причём один чулок сполз и висит гармошкой. Видя, что одна, Макеевна проказничает: переворачивает пластиковый стульчик вверх тормашками, затем вскакивает на диван и прыгает на нём; наконец, усаживается на антикварный стул и кривляется.
Из коридора доносятся вздохи и шаркающие шаги. Услышав их, Макеевна срывается со стула и прячется за диваном.
Явление 2
Входит Савельевна – грузная баба в цветастом халате, страдающая одышкой. Ест булочку. Подходит к дивану, садится.
МАКЕЕВНА: (выскакивает из-за дивана, хватает Савельевну за плечи, кричит ей в ухо) Дай, чем давишься!
Савельевна, поперхнувшись, кашляет. Макеевна что есть силы лупит её по спине.
МАКЕЕВНА: Будь здорова, не кашляй!
Савельевна отчаянно отмахивается, но кашлять перестаёт.
МАКЕЕВНА: Ну, размахалась тут как мельница. Дай булки-то куснуть!
САВЕЛЬЕВНА: Сейчас как дам… по зубам… так и кусать… нечем будет. Пошла вон… шалава!.. (здесь и далее многоточия в репликах Савельевны – проявление одышки)
МАКЕЕВНА: Ой-ой, какие мы страшные, фу-фу, какие мы грубые! Я к ней, значится, всей душой, а она…
САВЕЛЬЕВНА: Шалава!..
МАКЕЕВНА: Угрожаешь?
САВЕЛЬЕВНА: Чего?..
МАКЕЕВНА: Понятно. Всё, ты мне больше не подружка (усаживается на чёрный стул).
САВЕЛЬЕВНА: А вот я ещё… скажу Вадимовне… что ты на её место… как попрут тебя… из богадельни-то… а?..
МАКЕЕВНА: Ах, вот как! Ну давай, давай, говори! Говори!
САВЕЛЬЕВНА: И что ж ты… делать-то будешь… когда попрут-то... а?..
МАКЕЕВНА: А что мне останется делать? Соберу свои нехитрые пожитки в узелок, да пойду себе горе мыкать… (закрывает лицо руками)
САВЕЛЬЕВНА: Эй…
Макеевна не отвечает, плечи её вздрагивают.
САВЕЛЬЕВНА: Слышишь?.. (протягивает булку) На, укуси…
МАКЕЕВНА: (быстро оборачивается к Савельевне) Можно?
САВЕЛЬЕВНА: Только немного…
Макеевна, подскочив к Савельевне, выхватывает у неё всю булку и убегает на табурет.
МАКЕЕВНА: (дразнит) Что, подружка, раскулачили тебя?
САВЕЛЬЕВНА: Шалава!.. Всё… всё Вадимовне скажу… попрут тебя… ох, попрут!..
МАКЕЕВНА: А чего ты скажешь?
САВЕЛЬЕВНА: Что ты на её месте… и вообще…
МАКЕЕВНА: Что «вообще»? Что я на её месте?
САВЕЛЬЕВНА: Сидела… и вообще…
МАКЕЕВНА: Да кто тебе поверит? Чем докажешь?
САВЕЛЬЕВНА: Так… сидела же…
МАКЕЕВНА: И вообще?
САВЕЛЬЕВНА: И вообще!..
МАКЕЕВНА: А свидетели есть? Нету!
САВЕЛЬЕВНА: Так я же… и свидетель…
МАКЕЕВНА: Нет, брат Савельевна, ты в данном случае не свидетель, ты просто стукач. А при стукаче должен быть ещё кто-то, кто подтвердит: всё, дескать, так и было, сам видел, и сам бы настучал, да опередили, ё-моё…
САВЕЛЬЕВНА: А я и скажу… и… подтвердю…
МАКЕЕВНА: (смеётся) Подпердю! Ну, подтвержи, подтвержи! А я скажу – ничего не было, врёт она, клевещет на меня из зависти!
САВЕЛЬЕВНА: Тю! Да чему там у тебя завидовать?
МАКЕЕВНА: Как чему? Красоте моей!
САВЕЛЬЕВНА: (заходится астматическим смехом) Ох… ох… ты ж… уморишь так… ох… во, сказанула… красоте!.. ох…
МАКЕЕВНА: Чего ты ухаешь, как сова? Посмотри на себя – квашня квашнёй! А я – стройна, элегантна, импозантна – целая королева французская!
САВЕЛЬЕВНА: Ох… ох… королева!.. французская!..
МАКЕЕВНА: А что – нет? Гляди! (соскакивает с табуретки и проходит по сцене как заправская модель – шаг от бедра, подошвы на одну линию и т.п.) О! Ну, чего варежку раззявила? Слабо повторить?
САВЕЛЬЕВНА: Во, даёт!
МАКЕЕВНА: (передразнивает) «Во, даёт!» Следить за собой надо, понятно? (указывает на ноги Савельевны) Вона, какие тумбы … А уж из чего они у тебя растут, про то лучше умолчать, слов не хватит описать это всё …
САВЕЛЬЕВНА: Дык я… женщина в теле. А ты… тощая корова – ещё не лань…
МАКЕЕВНА: Это я-то – тощая корова? На, смотри! (изящным жестом подтягивает полу халата, обнажая выставленную ногу) О! Первая ножка Франции!
Явление 3
Входит Вадимовна – рослая, сухая, подтянутая, одета в строгое тёмное платье.
ВАДИМОВНА: (здесь и далее говорит сухо, чётко, невозмутимо. Макеевне) Продолжаете паясничать?
САВЕЛЬЕВНА: Опять сегодня… на ваше место залазила!
МАКЕЕВНА: Опять сегодня в постели жрала!
ВАДИМОВНА: Так… (подходит к стулу, осматривает его, садится на край – спина прямая, ноги прямым углом, руки на коленях; только голова поворачивается в сторону собеседника, и то не всегда. Макеевне) Извольте дать объяснения.
МАКЕЕВНА: А чего тут объяснять? Снится мне, будто я – не я, и сестра моя – свинья. Толкаемся у корытца, ботвинью чавкаем. Вестимо, от такого кошмара просыпаюсь, вижу – ейная койка ходуном ходит, а сама с головой одеялом накрылась и чего-то там вошкается. Ну, точно аморалку разводит. Дай, думаю, разоблачу да гляну, с кем это у старухи проруха. Срываю одеяло – а она там булку наворачивает…
ВАДИМОВНА: Стул сдвинут на четыре сантиметра.
МАКЕЕВНА: Аж на четыре?
ВАДИМОВНА: На четыре.
МАКЕЕВНА: (прикидывает на пальцах) Ага… угу… хм-хм… ну, ножки-то тоже четыре, на каждую не так уж и много приходится…
ВАДИМОВНА: Это называется вопиющая наглость.
МАКЕЕВНА: Именно! Именно вопиющая! Уж я вопию, вопию…
ВАДИМОВНА: Я, кажется, не обременяю вас требованиями. Я даже не настаиваю на неукоснительном выполнении всех правил поведения в нашем учреждении…
МАКЕЕВНА: И напрасно! Напрасно не настаиваете! Сказано же чёрным по белому… (лезет в чулок, извлекает оттуда сложенный вчетверо жёваный лист бумаги, разворачивает) вот, параграф третий, пункт пятый: «Принимать пищу в спальных помещениях строго запрещается»! А она эту самую пищу в спальне не просто принимает, а жрёт! Крошки по всей палате. Потом ещё удивляемся, откуда тараканы…
САВЕЛЬЕВНА: Да ты… ты что врёшь-то… шалава!
МАКЕЕВНА: Оскорблять сожительниц бранными словами тоже запрещено – параграф седьмой, пункт первый. А кто из нас врёт, так это сейчас выясним, вот только Глебовна подтянется… о, легка на помине!
Явление 4
Входит Глебовна – среднего роста, но оттого, что постоянно сутулится и втягивает голову в плечи, кажется едва ли не ниже всех. Одета очень скромно, но опрятно. В руках – горшок с кактусом.
МАКЕЕВНА: (машет рукой) Привет, подружка! Долго жить будешь – только что тебя вспоминали!
ГЛЕБОВНА: (испуганно) Меня?
МАКЕЕВНА: Тебя, тебя. Да не боись – это не про то, как ты в столовой вилку спёрла. Про вилку я никому не скажу.
ГЛЕБОВНА: Я… я не спёрла… я только взяла… вот, землицу в горшочке подрыхлить…
МАКЕЕВНА: Конечно, конечно! Просто взяла, поковыряла в земле вилкой, а вилку подсунула обратно – вместе с микробами.
ГЛЕБОВНА: Я её потом промыла! Я… я больше не буду! Я… последний раз, вот честное слово!
МАКЕЕВНА: Последний раз, говоришь? Значит, до того были ещё разы?
ГЛЕБОВНА: Я… я…
МАКЕЕВНА: (насмешливо, с «немецким» акцентом) Ja-Ja! (грозит пальцем) Смотри, Глебовна, вопрос о сокращении ещё не решён!..
ГЛЕБОВНА: (паникует) Родные мои, хорошие! Ну куда меня сокращать? Валька моя на трёх работах надрывается, Юрку-внучка еле тянет – парень-то растёт, ему ж всё больше требуется, - куда ещё ей меня, обузу такую? Пощадите ради Бога, а?..
МАКЕЕВНА: Ладно, не ной. Говорю, не о тебе речь. Скажи-ка, Савельевна сегодня утром в постели ела?
ГЛЕБОВНА: Ох!.. (машет рукой) Это ж постоянно! Сколько раз говорилось, а всё без толку! Накроется одеялом, и хоть ты тресни!
МАКЕЕВНА: А ты тресни!
ГЛЕБОВНА: Как это?
МАКЕЕВНА: Да так это – подойди и тресни, раз она слов не понимает.
ГЛЕБОВНА: А что… (смотрит на Вадимовну) было такое распоряжение?
МАКЕЕВНА: Было. Только негласное распоряжение. Поэтому мы в присутствии никого трогать не будем, а потом в палате ей тёмную устроим. Устроим?
ГЛЕБОВНА: Ну, если надо… устроим, конечно… ещё как устроим!
САВЕЛЬЕВНА: Эй! Вы… чего это задумали, а?.. Да я сама вам… такое устрою!..
ВАДИМОВНА: (спокойно, но так, что все моментально замолкают) Довольно! (Глебовне) Займите своё место.
Глебовна пытается усесться на опрокинутый пластиковый стульчик. Кое-как ей это удаётся.
ВАДИМОВНА: Вам удобно?
ГЛЕБОВНА: (испуганно) Да-да, мне очень удобно!
ВАДИМОВНА: Кажется, ваш стул перевёрнут.
ГЛЕБОВНА: Нет-нет, всё в порядке!
ВАДИМОВНА: Но я же вижу, что он перевёрнут.
ГЛЕБОВНА: Как скажете.
ВАДИМОВНА: Стул перевёрнут.
ГЛЕБОВНА: Так точно.
ВАДИМОВНА: Сидеть на таком стуле неудобно.
ГЛЕБОВНА: Спасибо, я всем довольна!
ВАДИМОВНА: Сядьте, как подобает женщине вашего возраста.
ГЛЕБОВНА: Пожалуйста, не беспокойтесь из-за меня!
ВАДИМОВНА: Встаньте.
Глебовна встаёт.
ВАДИМОВНА: Поставьте стул правильно.
Глебовна ставит.
ВАДИМОВНА: Садитесь, пожалуйста.
Глебовна садится.
ВАДИМОВНА: Итак, …
Глебовна вскакивает.
ВАДИМОВНА: Вы что-то хотите сказать?
ГЛЕБОВНА: (испуганно) Я?
ВАДИМОВНА: Вы.
ГЛЕБОВНА: Мы… я… Валька моя – она ведь и подъезд утром подметает, и вечером посуду в ресторане моет… а что делать? В библиотеке у неё какая зарплата… да и вообще, говорят, закрывать будут библиотеку их… книжек-то нынче никто не читает… куда ей тогда? А Юрка внучек растёт, его и одень, и накорми, и так дай… они ж какие нынче – так не дашь, он сам возьмёт, попадёт в историю… Я ведь сама ей предложила: давай, Валентина, пенсию по доверенности на тебя перепишу, а меня сюда – всё полегче тебе будет…
МАКЕЕВНА: А та и рада, небось?
ГЛЕБОВНА: Валька?.. она сразу в слёзы… поплакала, поплакала, да и согласилась…
САВЕЛЬЕВНА: Жить она не умеет… Валька твоя… тьфу!..
МАКЕЕВНА: А твоя умеет?
САВЕЛЬЕВНА: Томка-то? А ты к ней в хату зайди… (смеётся) если тебя пустят, конечно… там всё в коврах, и мебель импортная, а хрусталя – ставить негде… Сама на машине ездит… А то – она у меня баба хваткая… не зря рынком командует!
МАКЕЕВНА: Так почему ты здесь?! Почему не на машине? Почему не вся в коврах?
САВЕЛЬЕВНА: (смущённо) Дык… не знаю я… но она меня и тут… хорошо содержит… вона, какой халат давеча привезла… (демонстрирует обновку)
ВАДИМОВНА: Содержит вас тут не дочь, а муниципальный бюджет.
МАКЕЕВНА: И лично Сергей Иванович! (вскакивает с места, отдаёт пионерский салют, кричит) Да здравствует Сергей Иванович, ура!
Савельевна тоже поспешно поднимается, а Глебовна, которая и не садилась, вытягивается в струнку.
САВЕЛЬЕВНА и ГЛЕБОВНА: (вместе) Ура!
ВАДИМОВНА: (морщится, но сохраняет выдержку) Сядьте.
Глебовна и Савельевна садятся.
МАКЕЕВНА: Да здравствует Сергей Иванович, ура!
САВЕЛЬЕВНА и ГЛЕБОВНА: (немедленно встают) Ура!
ВАДИМОВНА: Что за нелепая клоунада?
МАКЕЕВНА: Помилуйте, какая клоунада? Всё от чистого сердца! Просто мы очень уважаем вашего сына. Правда, девочки?
Савельевна и Глебовна часто-часто кивают.
МАКЕЕВНА: И мы сердечно благодарны Сергею Ивановичу с его муниципальным бюджетом за приют. Жаль только, что теперь трудные времена, и муниципальный бюджет не может себе позволить лишнюю тарелку манной каши и яйцо вкрутую…
ВАДИМОВНА: Понятно. Можете ёрничать, сколько угодно, но вопрос о сокращении уже решён.
ГЛЕБОВНА: (поднимает руку, как на уроке) Простите!.. Совсем… решён?..
ВАДИМОВНА: Совсем.
ГЛЕБОВНА: Ох… (хватается за сердце)
САВЕЛЬЕВНА: И… эта… кто?..
МАКЕЕВНА: (указывает на Вадимовну) Ну уж по-любому не она! Не для того Сергей Иванович сдавал свою мамочку в богадельню, чтобы забрать обратно…
ВАДИМОВНА: (нервничает) Изволите говорить чушь. Я здесь не на содержании, я здесь работаю. Моя должность – общественный смотритель. Мои обязанности – следить за нормальным функционированием учреждения, начиная снабжением и заканчивая моральным климатом.
МАКЕЕВНА: …и заканчивая моральным климаксом! Однако, какой Сергей Иванович деликатный сын – не просто так сдал маму, а отправил её в почётную ссылку.
ВАДИМОВНА: И опять говорите чушь. Да будет вам известно, что само учреждение создавалось по моей инициативе. Я настоятельно просила Сергея Ивановича сделать это для пожилых малоимущих людей нашего города, а чтобы избежать различных эксцессов, ввели должность смотрителя, на которую назначили меня. Специальным приказом Сергея Ивановича.
МАКЕЕВНА: Вон, как оно всё серьёзно, оказывается! А, если не секрет, какое у вас жалованье?
ВАДИМОВНА: Я – общественный смотритель. Это общественная должность. Я работаю на общественных началах. Я работаю…
МАКЕЕВНА: Что ж вы так работаете-то, целыми сутками? Прямо на износ – ни отпуска, ни выходных. Отдохнули бы недельку, съездили бы домой, там по вас давно уж, поди, соскучились. Ведь соскучились?
ВАДИМОВНА: Сергею Ивановичу некогда скучать, он занят более важными делами. И я не привыкла сидеть дома. Я всегда работала, всегда на ответственных должностях. Интересы общественные для меня всегда были важнее семейных. Я так жила. И сына так воспитала.
МАКЕЕВНА: (глумливо) Аминь!
САВЕЛЬЕВНА: Ты эта… что… издеваешься… над самой Вадимовной… а?..
МАКЕЕВНА: Что вы, что вы! Над самой Вадимовной – как можно!
ВАДИМОВНА: (Савельевне) Вы правы – она именно издевается. И надо мной, и над вами, и над всеми. С самого поступления сюда и по сей день издевается.
САВЕЛЬЕВНА: Дык… гнать её отсюда, и всех делов! А, Глебовна?..
ГЛЕБОВНА: Конечно-конечно! И вопрос о сокращении сразу решится!
ВАДИМОВНА: К сожалению, это невозможно. Она не подлежит сокращению ни при каких условиях.
МАКЕЕВНА: Совершенно верно! Не подлежу! А почему? А потому, что я хорошо себя веду – строго следую всем правилам поведения, выполняю распорядок дня, соблюдаю личную гигиену, и уж в палате не ем, да столовскими вилками в горшках не ковыряюсь! Меня не за что сокращать!
ВАДИМОВНА: Нет, не поэтому. Надо отдать вам должное, вы действительно хорошо изучили наш устав. А согласно данному уставу, разработанному мной и утверждённому Сергеем Ивановичем, из приюта не могут быть выселены лица бездетные, одинокие и без определённого места жительства. А вы у нас как раз такая: без определённого места жительства, одинокая и (чеканит) бездетная.
САВЕЛЬЕВНА: (ядовито) Бомжиха!..
МАКЕЕВНА: Вы… это… не того!.. Не надо ля-ля!.. Я, конечно, теперь без места… жительства определённого, и одинокая… пока… но я не бездетная, не бездетная я, слышите вы? Не бездетная я! Не бездетная! Да я… да у меня дочь… ого, да она у меня… она у меня – артистка! Звезда! Она сейчас на гастролях – по всему свету, по всему свету ездит. А потом, когда гастроли закончатся, она обязательно, обязательно она за мной приедет и заберёт меня из вашей вшивой богадельни, тьфу! Вы все тогда увидите, какая я бездетная! Она войдёт сюда, такая вся стройная, такая великолепная, в горностаевом манто, а на голове – алмазная диадема; она подойдёт ко мне, и прямо на колени предо мной встанет, и скажет: здравствуй, мама! Прости, я немного задержалась в Париже. Поехали домой! А я её этак по головке поглажу и скажу: всё хорошо, доченька, всё хорошо! Поехали…
Глебовна всхлипывает и утирает слёзы.
САВЕЛЬЕВНА: (восхищённо) Во, заливает!
ВАДИМОВНА: Если мне память не изменяет, прошлый раз вы так же увлечённо рассказывали о сыне. Так у вас сын или дочь?
МАКЕЕВНА: А у меня их двое, сын и дочь. Близнецы! Только сын очень далеко.
ВАДИМОВНА: Дальше Парижа?
МАКЕЕВНА: Вестимо, дальше. Он ведь у меня космонавт! Шестой год несёт вахту на орбитальной станции «Мир»!
ВАДИМОВНА: Насколько я помню, станцию «Мир» уже три года, как затопили.
МАКЕЕВНА: Как это затопили?
ВАДИМОВНА: Да так: вывели из эксплуатации и затопили в Тихом океане.
МАКЕЕВНА: Ах! Митю моего утопили! Митенька, родненький мой!
ВАДИМОВНА: Прекратите кривляться. Тем более, что вчера, кажется, он у вас был не Дмитрий, а Егор.
МАКЕЕВНА: Какой Егор! Чего вы вообще привязались! У меня горе, а вы тут лезете со своим Егором! Всё, я ни с кем больше не разговариваю! (демонстративно поворачивается ко всем спиной)
ГЛЕБОВНА: (снова по-школьному поднимает руку) Простите, можно спросить?.. Если вопрос о сокращении, как вы говорите, совсем решён, то уже известно, кого именно сократят?
ВАДИМОВНА: Да, известно.
ГЛЕБОВНА: А позвольте уточнить… если (указывает на Макеевну) не она, и не вы – конечно, конечно, не вы! – тогда это кто-то из второй палаты?
ВАДИМОВНА: Во второй палате все одинокие, там некого сокращать.
ГЛЕБОВНА: Ага… значит, кто-то из третьей?
ВАДИМОВНА: У нас нет третьей палаты.
ГЛЕБОВНА: Да-да, как это я забыла… Но тогда я не понимаю… (хватается за сердце) ох… кто бы это мог быть?
ВАДИМОВНА: А по-моему, всё ясно: это одна из вас двоих.
ГЛЕБОВНА: Верно-верно, одна из нас двоих… как это вы точно подметили… но ведь не я, правда, не я?
САВЕЛЬЕВНА: Почему это не ты?..
ГЛЕБОВНА: А почему я? Почему именно я?
САВЕЛЬЕВНА: Ну а кто, если не ты?
ГЛЕБОВНА: Ты, например…
САВЕЛЬЕВНА: Чего?.. Сейчас как вмажу, так улетишь… ворона!
ГЛЕБОВНА: Только попробуй! Только подойди, я твои свиные глазки выцарапаю!..
ВАДИМОВНА: Отставить склоку! Довожу до вашего сведения: сразу после посещения родственники одной из вас будут приглашены в кабинет главврача, где им предложат оформить выписку. Кого именно выпишут – будет зависеть от поведения ваших родственников.
САВЕЛЬЕВНА: (озадаченно) О!..
ГЛЕБОВНА: А… как они должны себя вести, чтобы… не выписали?..
ВАДИМОВНА: Этого я, разумеется, не скажу. И ещё одно требование: в течение всего свидания вы должны сидеть неподвижно и молчать. Чтобы не повлиять на поведение родственников ни словом, ни жестом.
САВЕЛЬЕВНА: О!..
ГЛЕБОВНА: Даже… даже как там дела, нельзя спросить?
ВАДИМОВНА: Нельзя.
МАКЕЕВНА: (аплодирует) Брависсимо! Гениально! Это какой умник вам насоветовал? Да разве уже то, что они будут сидеть неподвижно и молчать, никак не повлияет на поведение их родственников?
ВАДИМОВНА: Вот это мы и выясним. Психолог, который меня консультировал, опытный специалист, кандидат наук.
МАКЕЕВНА: Ба, да тут имеет место научный эксперимент! А позвольте вам предложить кое-что получше: дайте им по ложке крысиного яда – какая выживет, та и останется, ну а другую спокойно сокращайте ногами вперёд.
ВАДИМОВНА: А позвольте вам напомнить, что вы изволили обидеться и заявить, что больше ни с кем не разговариваете.
МАКЕЕВНА: (весело) Ничего, я отходчивая! Но ради эксперимента, так и быть, помолчу, помолчу (потирает руки), уж очень, знаете ли, забавное зрелище предстоит… (смеётся)
Явление 5
Из-за выходной двери доносится возня и ругань. Возмущённый голос Валентины: «Нельзя ли поосторожнее?». Разбитной весёлый голос Тамары: «Ой, да пошла ты!» Дверь с треском распахивается, и в гостиную вваливается Тамара – здоровая (в обоих смыслах) баба лет 40-45, дорого, но безвкусно наряженная; за ней втаскивает большую набитую сумку Георгий – невысокий, но крепкий плешивый мужичонка неопределённого возраста.
Сразу следом за ними входят Валентина – женщина с усталым лицом – и Юра, насупленный мальчик с пакетом в руках.
ВАЛЕНТИНА: Хамка!
ТАМАРА: (лениво оборачивается) Чего?
ВАЛЕНТИНА: (нервно) Что слышали!
ТАМАРА: Курочка ты ёханная, смотри, пёрышки твои квёлые повыдёргиваю. Скажи спасибо, не до тебя сейчас…
Юрочка решительно встаёт перед, исподлобья глядит на Тамару.
ВАЛЕНТИНА: (хватает сына за руку) Пойдём, Юрочка, с такими нечего разговаривать! Таких можно только не замечать! Даже не смотри на неё!
ЮРОЧКА: А я чё, смотрю?
Валентина с Юрой направляются к Глебовне.
ТАМАРА: Давай-давай, дёргай, пока при памяти! (поворачивается к Савельевне, приседает, растопыривает руки) Гыыы! А вот и наша мамáнька! Вот она, наша ягодка! Жорик, познакомься, вот (всхлипывает, утирает глаза) родная моя, грудью меня вскормившая, на руках носившая, ночей не спавшая, человеком меня воспитавшая! Вот она, мать моя героиня! Смотри, каким молодцом тут сидит! А ну, скажи, что не здόрово выглядит!
ГЕОРГИЙ: Очень даже хорошо сохранилась. В самом, тыкскыть, собственном соку!
ТАМАРА: То-то! Маманя, знакомься: Жора. Мой новый… этот… двоюродный муж!
ГЕОРГИЙ: Ну Томусик, ну почему двоюродный? Даже как-то обидно…
ТАМАРА: А вы все у меня двоюродные! В родные вашего брата никак нельзя пускать. Да и вообще, чем дальше родня, тем оно дешевле обходится.
ГЕОРГИЙ: Томусик, разве ж я тебе дорого обхожусь?
ТАМАРА: Дорого-недорого, а пиво дуешь лихо – в день, поди, литров по десять.
ГЕОРГИЙ: Ну так то ж пиво! Мужик без пива – что цвет без полива. Да оно и для этого самого полезно…
ТАМАРА: Гы, ну разве что для этого самого... Мамань, ты не смотри, что он такой плюгавенький – как говорят, пень мал, да сук растёт, гы-гы!.. Ну, что лыбишься? Развязывай баул!
Георгий открывает сумку, откуда извлекает выпивку и массу всякой закуски. Тамара расстилает прямо на полу перед диваном скатерть, расставляет посуду. Пока они накрывают, слышен голос Валентины, которая тоже говорила всё это время, но что именно – разобрать было невозможно из-за шума, созданного дочерью Савельевны.
ВАЛЕНТИНА: (почти скороговоркой) …а за отопление такой счёт прислали – меня чуть инфаркт не хватил. Вся твоя пенсия на одно отопление ушла. Спасибо, добрые люди подсказали субсидию оформить. Только чтобы её оформить, надо кучу бумажек собрать, а когда? Об одной зарплате справки с трёх работ им неси, да ещё из милиции, что Геннадий скрывается и алиментов не платит – фу, стыд какой с этими справками! – да из районо, на Юркино пособие, эти восемьдесят рублей несчастные… Юрочка, что ж ты не достаёшь гостинцы для бабушки?
ЮРОЧКА: Чё я не достаю? Всё я уже достал! Куда ложить?
ВАЛЕНТИНА: Не ложить, а положить, мой хороший. Положить, но – класть. Подержи, сейчас бабушка возьмёт – вот, мама, тут пара яблочек, вот я утром вареничков налепила, свеженькие… да, вот ещё корвалол, чуть не забыла… молочко нежирное, ты только пей, пожалуйста, у нас дома всё есть, Юрка без молока не остаётся… Юра, ты ведь пьёшь молоко, скажи бабушке?
ЮРОЧКА: Да пью, пью, чё ты как маленькая?
ВАЛЕНТИНА: Юрочка, будь повежливее хотя бы перед бабушкой! Ох, Юрка – горе луковое! Учится вроде неплохо, за прошлую четверть всего две «тройки», так ведь по русскому и литературе… Юра, говорю, у тебя ж мать с высшим филологическим образованием, не позорь меня, уж лучше бы ты по математике тройки таскал, а он…
ЮРОЧКА: Ну чё ты привязалась?
ВАЛЕНТИНА: Вот, именно так! И на всё у него один ответ: что ты привязалась? Кстати, дорогой мой, сколько раз повторять, чтоб я этого вульгарного «чё» от тебя не слышала!.. Грубиян такой стал, спасу нет. Говорят, это возрастное, пройдёт. А мне кажется, что уже никогда не пройдёт, таким и останется на всю жизнь (ласково треплет сына по вихрам).
ЮРОЧКА: (уворачивается) Ну чё?..
ВАЛЕНТИНА: (вздыхает) Заниматься надо парнем, а когда? Ладно, хоть накормлен да одет не хуже других… Юрочка, тебе ведь правда всего хватает?
ЮРОЧКА: Я чё, говорил, чё чё-то не хватает? Нормально всё хватает. А комп ты мне всё равно не купишь.
ВАЛЕНТИНА: Куплю! Обещала, значит куплю! Я тебе не говорила, что все деньги, которые получаю за подъезд, откладываю тебе на компьютер?
ЮРОЧКА: (удивлённо) Не… (скептически) а чё там этих денег-то? Ты их до пенсии копить будешь…
ВАЛЕНТИНА: (торжествующе) Вот и ошибаешься! Я ведь давно начала откладывать, ты о компьютере даже не заикался, тебе интереснее было кошек по двору гонять, но мать-то знала, что мальчик растёт… Теперь могу точно сказать: на день рождения будет тебе компьютер!
ЮРОЧКА: Ой, мам… да ладно… ну… типа спасибо…
ВАЛЕНТИНА: (весело) Да пожалуйста! Ты ж у нас с бабушкой один! И мы у тебя одни. Если друг о дружке не позаботимся – кто о нас позаботится? Ну, а что ж ты гостинцы-то бабушке не отдаёшь?
ЮРОЧКА: Да я чё? Я отдаю, а она не берёт!
ВАЛЕНТИНА: То есть как это – не берёт?
ЮРОЧКА: Да вот, сидит и не берёт. Чё, сама не видишь?
ВАЛЕНТИНА: Правильно, а что ты суёшь ей под нос? Предложи, как следует: бабушка, возьмите, пожалуйста!
ЮРОЧКА: Бабушка… ну, типа возьмите, пожалуйста!
Глебовна, разумеется, ничего не берёт.
ВАЛЕНТИНА: Мама… ты что? Обиделась за прошлый раз? Так я ведь объяснила, что бегала со всеми этими бумажками на субсидию, никак уже к тебе не успевала…
Глебовна молчит, вытаращив глаза.
ВАЛЕНТИНА: Мама, что с тобой? Ты не заболела? (трогает лоб) Кажется, температура… Мама! Ма-ма! (машет ладонью перед лицом Глебовны) Да что же это такое, Господи!.. Так, Юрочка, ты побудь с бабушкой… да положи эти идиотские пакеты!.. а я пойду, поищу врача. Где здесь врач? (озирается) Кто-нибудь скажет, где кабинет врача?.. Да что ж это такое творится-то! (быстро уходит)
Юрочка складывает пакеты у ног Глебовны и стоит, не зная, куда деться.
Явление 6
Тем временем Тамара и Георгий заканчивают приготовление своей «скатерти-самобранки» - натюрморт впечатляет. Тамара садится на диван рядом с Савельевной, оглядывает гастрономию.
ТАМАРА: Не пόняла?..
ГЕОРГИЙ: (трусливо) Что, Томусик?
ТАМАРА: А где вода?
ГЕОРГИЙ: Водичка?
ТАМАРА: (злится) Синичка! Что я пить буду?
ГЕОРГИЙ: Пить? Так вот же… хе-хе… водочка, вот ликёрчик…
ТАМАРА: Ты дураком не прикидывайся! Запивать я чем буду? Говорила тебе купить воду – где она?
ГЕОРГИЙ: Ах, воду!.. Забыл… то есть, не хватило…
ТАМАРА: Так забыл, или не хватило?
ГЕОРГИЙ: Томусик, сейчас знаешь, какие цены! Одни куры вон сколько потянули…
ТАМАРА: (усмехается) Уж цены-то я знаю! А ну-ка… (достаёт из своей сумочки калькулятор) Куры, говоришь? (берёт со скатерти цыплёнка-гриль, взвешивает на руке) От силы кило двести… (кидает цыплёнка на место, набирает цифры) Так, что тут у нас ещё?.. Водочка… ликёрчик… колбаса какая?.. Ага… (считает) Поехали дальше. Балычок, нарезка, виноград… сколько винограду-то?.. ну, пусть даже полтора кило… шоколад, сырок, грибочки… (считает) Салатик… ещё салатик, очень хорошо… Гамбургеры мог и не брать, хлебом бы обошлись… (считает) Посуда одноразовая… Всё?
ГЕОРГИЙ: (достаёт из кармана пачку жевательной резинки) Вот ещё… «Орбит» без сахара… на сдачу дали… там у одной мелочи не было…
ТАМАРА: Тьфу! (добавляет, подводит итог) Итого восемьсот сорок восемь. Я давала тысячу. Сто пятьдесят два рубля сдачи. Тебя, олуха, конечно обсчитали и обвесили, на это скинем… (прикидывает по покупкам) ну, сотню, у нас тётки ушлые… но пятьдесят два рубля всяко должны оставаться… (саркастически) Георгий! Пятидесяти двух рублей сполна хватает на бутылку воды, даже на целых три!
ГЕОРГИЙ: Ну, это… забыл я…
ТАМАРА: Значит, всё-таки забыл. Ладно, с кем не бывает. Но сдачу-то верни!
ГЕОРГИЙ: (съёживается) Ну Томусик…
ТАМАРА: (закипает) Томусик? Томусик, Томусик, а сам за пивусик? (даёт Георгию затрещину, потом ещё) Опять, гад ползучий, на пиво мои деньги извёл?
ГЕОРГИЙ: (пытается прикрыться от ударов) Ну Томусик, ну зачем же на людях-то?..
ТАМАРА: А ты сам был бы человеком, так я б тебя на людях не лупила (ещё оплеуха).
ГЕОРГИЙ: Ой! Ну Томусик, ну давай, я сейчас быстро сбегаю и куплю тебе водички!
ТАМАРА: (остывает) Ага – давай, я сбегаю, давай то, давай это – всё давай, давай! Нет уж, сиди – вышел из доверия, больше ни копейки тебе на руки! А за водой лучше вон, пионера пошлю. (Юрочке) Эй, малец!
Юрочка не понимает или делает вид, будто не понимает, что зовут его.
ГЕОРГИЙ: Эй, пацан! Ты чё, не слышишь – тебя зовут!
ЮРОЧКА: Что вам надо?
ГЕОРГИЙ: Иди сюда.
ЮРОЧКА: Зачем?
ГЕОРГИЙ: Иди, раз говорят.
ЮРОЧКА: Не пойду.
ГЕОРГИЙ: Смотри, пацан, если я сам подойду – хуже будет!..
ТАМАРА: (Георгию) Ну-ну, потише! Не умеешь с детьми разговаривать. (Юрочке, ласково) Мальчик, хочешь жвачку? (помахивает отнятой у Георгия пачкой «Орбита»)
ЮРОЧКА: Не хочу.
ТАМАРА: И правильно! Ты уже большой мальчик, что тебе это баловство. А хочешь заработать?
ЮРОЧКА: Чего заработать?
ТАМАРА: (хохочет) Какой смешной! Что люди зарабатывают? Деньги, конечно!
ЮРОЧКА: А сколько?
ТАМАРА: Гы, это уже серьёзный разговор! Подойди, столкуемся… (Юрочка подходит) Мамка, небось, денег совсем не даёт?
ЮРОЧКА: (грубо) Чё делать-то надо?
ТАМАРА: Ну, не груби работодателю! Ишь, какой – гордый, что ли? Гордость, милок, она тоже вещь такая – по карману быть должна. А если карман тебе не позволяет, так и помалкивай в тряпочку! Значит, так: шнуром до ближайшего ларька (достаёт деньги), покупаешь бутылку «Ласточки», приносишь, получаешь пять рублей. Приносишь быстро – премия: жвачка. Понял?
Юрочка молча кивает, поворачивается и идёт к выходу.
ТАМАРА: Эй, тормоз! Деньги забыл взять!
Юрочка, обернувшись, энергично делает неприличный жест и убегает.
ТАМАРА: (сквозь зубы) Каз-зёл!
ГЕОРГИЙ: (без особого энтузиазма) Сейчас я его догоню!
ТАМАРА: Сиди! Догонишь ты, с таким бурдюком (пихает Георгия в живот). Он уже, поди, за мамкину юбку ухватился… сама коза драная, мля, и вырастила козлёнка… Ладно, наливай, и так уже торчим тут хрен знает, сколько (Георгий наливает, Тамара берёт рюмку) Ну, давай – за мамку мою, Нину Савельевну, чтобы ей здесь было хорошо, да чтобы нас лихом не поминала (выпивают, не чокаясь). Ух, зараза! (жадно закусывает) А что ж ты мамке не налил, красавéц?
ГЕОРГИЙ: Да она как будто не хочет…
ТАМАРА: Откуда ты знаешь, хочет она или не хочет? Тоже мне, умник. Ну-ка, быстренько рюмочку налей, да в блюдце положи колбаски там, пару конфеток, сырку…
ГЕОРГИЙ: Ну, положил, и куда это всё?
ТАМАРА: Ну, и поставь там рядышком, сейчас не захочет – потом возьмёт. Да не телись ты – водка прокиснет! Давай, между первой и второй… Ну, мамань, за тебя!.. Ух, зараза!.. (закусывает) Ты думаешь, я чего сюда маманю… пристроила – что у меня средств не хватает, не могу её одеть-прокормить? А?
ГЕОРГИЙ: Не, Томусик, я так не думаю.
ТАМАРА: Правильно не думаешь. Наливай! Средствá у меня есть, сам знаешь. Но нет времени этим заниматься. Я ж как пчёлка кручусь-верчусь целыми днями, ни тебе отпуска, ни выходного нормального – сейчас ведь прямо отсюда опять на работу поеду… (пьёт) ух, зараза!.. для меня, можно сказать, приехать мамку навестить – единственный случай отдохнуть…
ГЕОРГИЙ: Хе, так ты её сюда, чтобы было, куда съездить отдохнуть?
ТАМАРА: (даёт Георгию подзатыльник) Что ты мелешь, дурак? У мамани диабет, ей режим нужен, чтобы уколы вовремя, да чтоб питаться правильно!.. Сама она ни черта соблюдать не хочет, а мне когда? Я могу, конечно, нанять какую-нибудь няньку, пусть следит, да только ну их, нянек… чужих в дом пускать – если сами ничего не сопрут, так раззвонят по всей округе, а уж охотники послушать найдутся. Наливай! Это, кстати, мамка меня приучила: по малолетству, случалось, даже дубасила, если какую подружку в гости приведу. Нечего, говорила, тут избу-серальню устраивать, хотите общаться – для этого школа есть и улица. Я тогда, конечно, обижалась, но подросла – поняла, как права была мамочка, потому что… (с пьяным пафосом) потому что дом, семья – это святое… (всхлипывает, встаёт) Мамочка моя родная! Низкий тебе поклон за мудрость твою, за науку! (кланяется, выпивает) Ух, зараза!
ГЕОРГИЙ: (Савельевне) Что-то, мамаша, вы неразговорчивые сегодня – сидите прям как памятник…
ТАМАРА: (отвешивает Георгию очередной подзатыльник) Типун те на язык! Какой памятник? Скажешь, как в лужу пёрнешь.
ГЕОРГИЙ: Томусик, какая-то ты сердитая сегодня! На работе, что ль, неприятности?
ТАМАРА: Ты моя неприятность! Ведёшь себя как клоун, порешь всякую чушь!
ГЕОРГИЙ: Так это чтоб маманю твою развеселить, а то она грустная чего-то (делает Савельевне козу, игриво) Маманя! Почему такая пышная женщина одна и скучает?
ТАМАРА: Э, лапы-то свои шаловливые от мамáньки моей убери! Вон, наливай лучше! Кстати, о работе: чего ты сегодня около Светки ошивался?
ГЕОРГИЙ: Какой Светки, Томусик? О чём ты?
ТАМАРА: (зло) Ты жопой-то не виляй! Из молочного павильона Светка – полчаса с ней балаболил, мне девки про всё рассказали, и про улыбочки твои, и про то, как флягу со сметаной ей подтаскивал…
ГЕОРГИЙ: Это беленькая такая, в кудряшках? Так она Светка?
ТАМАРА: Беленькая, в кудряшках! А то ты не знал, как её звать?
ГЕОРГИЙ: Так не знал же! Я ведь что – я тебя ждал, пока приедешь. А тебя всё нет. Ну что мне, столбом стоять? Дай, думаю, с подчинёнными твоими пообщаюсь.
ТАМАРА: Так общался бы со всеми сразу, что ж только с ней-то одной общался?
ГЕОРГИЙ: Да я со всеми и общался, а этой только флягу помог поставить, зуб даю!
ТАМАРА: А девки мне не так рассказывали!..
ГЕОРГИЙ: Тьфу на твоих девок! Они всегда рады какую-нибудь пакость нашептать, чтобы настроение тебе «поправить», да что ты, сама их не знаешь, ну?..
ТАМАРА: (после краткого напряжённого раздумья) Хм… Но смотри, Жорик… если ещё раз к этой бебешке подрулишь… ты меня знаешь.
ГЕОРГИЙ: Да нужна она мне! Давай-ка лучше за мамочку твою – вот, и налито уже!
ТАМАРА: (вздыхает) Давай. Мамочка моя дорогая… (пьёт) ух, зараза!.. крута характером была – я ведь в неё вся такая. Лупила меня крепко… а потом я её, гы-гы… зато вот теперь мирно живём. Ладно, давай посошок, да пора и честь знать – у меня ещё дел по горло… Ну, маманя, родная моя, милая, единственная, бывай! Рада была тебя видеть в добром здравии и в хорошем настроении. Давай-ка поцелуемся на прощание… (целует Савельевну, пьёт) ух, зараза! (Георгию) Ну всё, собирай манатки, поехали. Время, как известно – деньги… (Георгий принимается собирать со скатерти) Да что ты эти тарелки грязные в сумку пихаешь? Оставь тут, потом уборщица вынесет. И эти огрызки туда же… Готово? Ну, потопали!
Тамара и Георгий уходят, оставив после себя кучу мусора.
Явление 7
Едва посетители уходят, Макеевна со стоном валится с табуретки.
МАКЕЕВНА: (катаясь по полу и дрыгая ногами, хохочет) Ой, не могу! Ну, умора! Ну, цирк! (резко обрывает смех, встаёт, отряхивается) Не смешно! (садится на табурет, копируя позу Вадимовны) Что, брат Савельевна? Дела твои швах – сама ты хавронья, и дочка у тебя соответствующая. Так что иди, пакуй барахло – продулись вы по части культурных манер всухую.
САВЕЛЬЕВНА: (вздыхает) Эхма… ну, Томка, ну, шалава… э-хе-хе… А если она меня не заберёт?
МАКЕЕВНА: Да куда она денется? Когда тебя выставят со всеми потрохами на улицу – неужели она тебя там бросит?
САВЕЛЬЕВНА: (чешется) Кто её знает…
ВАДИМОВНА: Совершенно верно. Этого не знает никто. (Глебовне) Идите в палату, собирайтесь.
МАКЕЕВНА: (удивлённо присвистывает) Уважаемая, вы не перепутали? Родственники Глебовны очень даже прилично себя вели.
ВАДИМОВНА: Разве я говорила, что именно хорошее поведение родственников гарантирует место в нашем учреждении?
МАКЕЕВНА: А что, плохое, что ли?
ВАДИМОВНА: Поверхностно мыслите. Вопрос стоял вообще не о поведении, а об отношении. Мне важно было выяснить, каково истинное отношение родных к каждой из кандидаток на сокращение, и, следовательно, что их ждёт при возможном возвращении домой. И я выяснила, что при всех материальных… э… затруднениях, её (кивает на Глебовну) дома примут лучше, чем её (кивает на Савельевну).
МАКЕЕВНА: Блин, да какая разница, кого как примут! По гамбургскому счёту её (указывает на Савельевну) вообще здесь быть не должно, поскольку ваше богоугодное заведение – вот, параграф первый, пункт первый: «муниципальный пансионат для одиноких либо малоимущих пожилых людей…». Я не поняла – она что, малоимущая? Вы её дочку видали?
ВАДИМОВНА: Дочь здесь ни при чём. Согласно всем представленным справкам, Нина Савельевна Петухова действительно является представителем малоимущих слоёв населения. Юридически она находится в том же положении, что и Галина Глебовна Лукина. И у меня нет никаких причин отдавать предпочтение одной из них. Решение принято объективно, окончательно и пересмотру не подлежит.
МАКЕЕВНА: Бррр! Глебовна! Ты-то что молчишь? Ну?..
ГЛЕБОВНА: А? Что? Уже можно говорить?
МАКЕЕВНА: Она ещё спрашивает! Я тут за неё бьюсь, понимаешь, а она…
ГЛЕБОВНА: А я?..
МАКЕЕВНА: А ты, видно, от удара всякое соображение потеряла. Сокращают тебя, неужели не понимаешь?
ГЛЕБОВНА: Так ведь Валя должна ещё вернуться, она же за врачом пошла…
ВАДИМОВНА: Ваша дочь в данный момент скорее всего оформляет выписку в кабинете главного. И вернётся, чтобы забрать вас домой.
ГЛЕБОВНА: Так что – идти, собираться?
ВАДИМОВНА: Вам уже было сказано.
ГЛЕБОВНА: (массирует область сердца) Ох… ну… если так…
МАКЕЕВНА: Дура! Никуда не иди! Вцепись в свой стул обеими руками! Ори, плачь, ругайся, угрожай! Обещай обратиться к депутату, к прокурору, к царю-батюшке! Прям так и заяви: пешком в лаптях до Москвы дойду, бухнусь в ноги – защити, отец родной!
ГЛЕБОВНА: Я пешком до Москвы не смогу, наверное…
МАКЕЕВНА: Фу ты, святая простота! Да никуда тебе и не надо будет идти! Ты только их припугни. Сразу тебе и свободная миска манной каши найдётся!
ГЛЕБОВНА: Ну, хорошо… (встаёт) Ох… (трёт область сердца) Там яблочки, да вареники с молоком – возьми, а то кто ж тебе принесёт… (кланяется Савельевне) Повздорила я с вами, простите великодушно!
САВЕЛЬЕВНА: (отводит взгляд) Да уж… ладно уж… и ты уж меня…
ГЛЕБОВНА: (Вадимовне) Правда, у меня замечательная дочка? Труженица, и добрая очень. И Юрочка внучок у меня славный. Вот, (показывает горшок с кактусом) это он мне подарил на прошлые именины. А на меня тогда что-то нашло – расплакалась, да и говорю ему: «Спасибо, милый. Вот когда умру, вы меня не хороните, дорого это очень. Свезите до крематория, а потом, что останется, ссыпьте сюда и с землицей перемешайте. Придёт весна, цветочек зацветёт, я через него одним глазком-цветком на вас погляжу да порадуюсь…» А Юрочка смеётся: «Ты что, бабушка, это же кактус, он раз в сто лет цветёт!» «А ничего, говорю, я хоть и раз в сто лет на вас погляжу, мне и довольно…» Сама не знаю, отчего это всё говорилось, и зачем сейчас о том рассказываю… (уходит)
Явление 8
МАКЕЕВНА: (Вадимовне) Ну что, барыня-сударыня дворянка – теперь-то ваша душенька довольна?
ВАДИМОВНА: Вы полагаете, мне легко было принять такое решение? Впрочем, отчего я должна перед вами оправдываться…
МАКЕЕВНА: Да бросьте, какие оправдания? Я просто спрашиваю, довольны ли вы?
Входит Валентина с Юрочкой. Валентина сосредоточена и решительна.
Макеевна тут же по-кошачьи бросается к оставленным Глебовной пакетам, хватает их и так же быстро и бесшумно возвращается на своё место, где, отвернувшись, принимается жадно поедать гостинцы.
ВАЛЕНТИНА: Ничего, ничего… мне, дуре, урок… ничего, проживём! Правда, мой хороший?.. Ничего, ничего… (оглядывает зал) Мама?.. (Юрочке) Я тебе что сказала? Почему не остался с бабушкой?
ЮРОЧКА: Ну мам…
ВАДИМОВНА: Ваша мать пошла в палату, собираться.
ВАЛЕНТИНА: Понятно. Это вы здесь так называемый общественный смотритель? Придумал же кто-то такое дурацкое название…
ВАДИМОВНА: Общественный смотритель я. И название придумала я. Не потрýдитесь объяснить, что в нём неверно, коль скоро вы назвали его дурацким?
ВАЛЕНТИНА: Грамматически оно верное, но звучит по-дурацки.
ВАДИМОВНА: Сами себе противоречите. Грамматически верное название и звучать должно нормально.
ВАЛЕНТИНА: Не беспокойтесь, оно нормально звучит, только по-дурацки.
ВАДИМОВНА: И это говорит филолог, если не ошибаюсь…
ВАЛЕНТИНА: Да какой я филолог! Я – ресторанная посудомойка и уборщица подъезда.
ВАДИМОВНА: Только не надо здесь истерик.
ВАЛЕНТИНА: А нет никаких истерик. Вот, я принесла вам расписку в том, что забираю мать по собственному желанию и претензий к вашему учреждению не имею.
ВАДИМОВНА: (берёт расписку) Это действительно так?
ВАЛЕНТИНА: Разумеется. Иначе нам не отдадут медицинскую карту.
ВАДИМОВНА: Почему вы так решили?
ВАЛЕНТИНА: Так решил главврач.
ВАДИМОВНА: Он так вам и сказал, что не выдаст карту, пока вы не дадите этой расписки?
ВАЛЕНТИНА: Он буквально так и сказал, слово в слово.
ВАДИМОВНА: Он не имел права так говорить.
ВАЛЕНТИНА: И тем не менее – сказал.
ВАДИМОВНА: Заберите вашу расписку, вернитесь к главному врачу и потребуйте карту без каких-либо условий.
ВАЛЕНТИНА: Я вернусь к нему без расписки, скажу, что отдала её вам, и возьму карту без каких-либо скандалов.
ВАДИМОВНА: Как вам будет угодно. Однако главврачу это с рук не сойдёт.
ВАЛЕНТИНА: Да?
ВАДИМОВНА: Да. У меня широкие полномочия.
ВАЛЕНТИНА: Судя по вашему титулу – очень широкие. Юрочка, пойди, помоги бабушке собрать вещи, пока я схожу за бумагами. Встретимся здесь.
Юрочка уходит в сторону палат. Валентина направляется к выходу в коридор.
ВАДИМОВНА: (Валентине) Подождите!
ВАЛЕНТИНА: (оборачивается) Что-то ещё?
ВАДИМОВНА: Ваш сын… скоро здесь будет Сергей Иванович… на будущей неделе он открывает школу-интернат для одарённых детей…
ВАЛЕНТИНА: Я помню, что скоро выборы…
ВАДИМОВНА: Которые он и так выиграет вне всякого сомнения. Но я могла бы поговорить с ним о зачислении вашего сына. Там будет полный пансион, компьютерные классы…
ВАЛЕНТИНА: Благодарю, мы уже пользовались полным пансионом… (уходит)
Явление 9
За дверью возня, возмущённый голос Валентины: «Нельзя ли поосторожнее?» Дверь с треском распахивается, в зал входят телохранители Сергея, профессионально осматривают помещение, после чего занимают позиции у дверей в палаты и на выход. Тот, кто у выхода, говорит наружу: «Сергей Иванович, можно!», и входит Сергей.
У Сергея букет гвоздик. Подойдя к Вадимовне, он кладёт букет ей на колени, отступает на два шага и молча стоит: ноги на ширине плеч, руки опущены, кисти сложены одна поверх другой на уровне ширинки, голова слегка наклонена – глядит не на Вадимовну, а скорее на её туфли.
ВАДИМОВНА: Гвоздики? Это мои любимые цветы. Спасибо. (Пауза). У тебя новый галстук? Он не подходит к этому костюму. Надо заменить. (Пауза). Как дела? Я читала в газете твоё интервью. На некоторые вопросы мог бы ответить более внятно. (Пауза). Сильно устаёшь? У тебя нездоровый цвет лица. По-моему, ты слишком часто встречаешься с предпринимателями. (Пауза). Вы с Натальей ещё не надумали завести ребёнка? Смотри, ей уже сколько лет, скоро будет поздно. К тому же наличие детей всегда добавляло респектабельности любому политику.
Сергей глядит на часы, поворачивается и уходит в сопровождении охраны.
ВАДИМОВНА: (кричит ему вслед) Наша с отцом фотография ещё висит? Береги её! Это мы сфотографировались в тот самый день, когда узнали, что у нас будешь ты!
Явление 10
Выходя, телохранители оттесняют входящую Валентину, которой опять ничего не остаётся, кроме как «Нельзя ли поосторожнее?»
Одновременно со стороны палат входит Юрочка с кактусом в руках.
ВАЛЕНТИНА: (обмахивается медицинской картой) Фу, как здесь всё-таки душно! (Юрочке) Бабушка собралась? Немедленно на автобус и – домой! Домой, домой, и даже не вспомним про них… Ну что, где бабушка?
Юрочка молчит, уставившись на кактус.
ВАЛЕНТИНА: Юрочка, я, кажется, тебя спрашиваю… Юра?.. (на мгновение замирает, затем срывается с места и бежит в палату)
Вадимовна встаёт и быстро выходит туда же. Савельевна – за ней.
Явление 11
Макеевна и Юрочка.
МАКЕЕВНА: (допивает молоко, отбрасывает пустую коробку, поворачивается к залу) Вкусные варенички! Доча моя умница, хорошо готовит! И творогу не пожалела, и масла как надо. Маслице-то сливочное! А молоко какое отменное! Ммм! Всё настоящее, всё из хозяйства моей доченьки… у неё в деревне целая ферма, а на ферме коровки: бурёнки, голландки – всякие, она их пасёт, на речку водит, холит и лелеет, а они ей за то молочка, а уж из молочка она и сметаны набьёт, и масла, и творогу наделает. Вот какая моя Алёнушка! (достаёт из пакета два яблока) А ещё у неё возле дома садик, а в саду – яблоньки. Вот это яблочко с той яблони, что у крылечка, а это – с той, что под окном (ест яблоки, откусывая поочерёдно то от одного, то от другого). Справная хозяюшка доченька моя! А почему она такая? А потому, что вся в меня – недаром ведь говорят, что яблоко от яблони недалеко падает… (доедает яблоки, выкидывает огрызки за спину, вытирает руки о халат) Мальчик! Зачем тебе кактус? Подари его бабушке, бабушка из него текилки наварит. Знаешь, что такое текилка? Ну да, откуда тебе знать, молод ещё. Время твоё беззаботное, счастливое, не то, что у стариков – тем только и радости, чтобы снаружи солнышко пригрело, да изнутри кой-чем прогрело… отдай кактус, а? Бабуся текилку приготовит, да рюмочку опрокинет – всё легче на душе! А не хочешь отдавать – так возьми меня себе в бабушки. Я хорошая бабка, весёлая… киселей да борщей варить не обещаю, зато со мной не соскучишься, это уж точно. Возьмёшь?..
Макеевна встает и, вытянув руки, наступает на Юрочку. Тот шаг-другой отступает, потом разворачивается и убегает в сторону палат. Макеевна залихватски, в четыре пальца, свистит ему вслед.
МАКЕЕВНА: Беги-беги, нужен ты мне! Сопли тебе вытирать, да носки штопать – ха, ищи дуру! А я – свободная женщина! (задрав подбородок, грациозной походкой возвращается на свой табурет)
Явление 12
Входят Вадимовна и Савельевна. Занимают свои места.
МАКЕЕВНА: (весело) Что, ухайдакали старушенцию? Нет человека – нет проблемы, ага? И всем хорошо, а выбывшему – лучше всех! Молодцы! Но с крысиным ядом всё-таки было бы прогрессивнее… а то развели тут гнилую психологию, понимаешь. Эти ваши игры в демократию и научный подход – пустая трата времени и нервов. Траванули, и всех делов! Быстро и эффективно! Да, товарищ общественный смотритель, расписка-то у вас осталась? Берегите её, она вам статистику вытянет, если что. Прόцент естественной убыли населения меньше – ведь с распиской получается, что клиент сперва был выдан на руки родственникам, а потом уж помер. Никаких претензий не принимается! Классная расписка! Такую надо взимать сразу, при поступлении, а без неё никого не принимать. Кстати, о родственниках выбывшей: что они теперь – обливаются, поди, слезами благодарности?
Явление 13
За дверью в палаты шаги, возмущённый голос Валентины: «Как ты мог! Как ты мог, объясни мне?»
Дверь распахивается, и в зал входят: Валентина с Юрочкой, вдвоём несущие набитую дорожную сумку, и следом Глебовна с кактусом в руках. Идут через зал к выходу.
ГЛЕБОВНА: Не ругай его, я сама виновата – замешкалась…
ВАЛЕНТИНА: (останавливается, ставит сумку, оборачивается) Мама, да ты просто не представляешь! Спрашиваю про тебя – молчит, да ещё физиономия такая… меня чуть кондрашка не хватила! Сразу чего только в голову не полезло! (Юрочке) Ну, скажи на милость, почему молчал? О чём думал? А?
ЮРОЧКА: Чё, о чём думал?.. Ни о чём не думал…
ВАЛЕНТИНА: А пора бы думать, дорогой, пора! Не маленький ребёнок – скоро, чай, четырнадцать лет исполнится!
ЮРОЧКА: Угу, исполнится… и на день рождения фигу вместо компа…
ВАЛЕНТИНА: Ах, вот что тебя расстроило! Ну, знаешь, это уже цинизм! (подхватывает сумку) Всё, идём! Даже не хочу с тобой разговаривать!
ГЛЕБОВНА: Валя, Валя, но ты и его пойми, он же так мечтал… а, кстати, ты мою шкатулку ещё не трогала?
ВАЛЕНТИНА: Что?! Об этом не может быть и речи!
ГЛЕБОВНА: Ладно, поговорим дома…
ВАЛЕНТИНА: Да, дома поговорим! Скорее домой!..
Глебовна, Валентина и Юрочка уходят. Последние реплики звучат уже из-за кулис.
Явление 14
МАКЕЕВНА: Тьфу, ничтожество! Я-то считала, она уже всё – героиня-мученица, невинная жертва бездушной системы, знамя всех униженных и оскорблённых. А она даже окочуриться не сумела в самый подходящий момент… да, впрочем, разве можно ждать от такой овцы настоящего поступка? Но ничего, тут и без неё есть кому положить себя на алтарь народного гнева. Решено: завтра же умираю! А потом послезавтра помру, и послепослезавтра, и так неделю буду ежедневно дуба давать, месяц каждый день копыта откидывать, понадобится – целый год изо дня в день стану дух испускать, пока где положено не заинтересуются: а отчего это в попечительном заведении что ни день, то летальный исход? И приедут они разбираться, а с ними пресса, телевидение, а тут я в гробу – вся такая интересная, вся такая загадочная, да в костюме панночки. И подойдут они ко мне, а я как встану, да как скажу им…
ВАДИМОВНА: (морщится, трёт виски) Какой невыносимый бред! Если б я не была убеждённой атеисткой, то думала бы, что это я… я уже умерла и попала в ад. А вы – демон, специально приставленный меня мучить.
МАКЕЕВНА: (хохочет, затем говорит зловещим речитативом) Одна тварь сбежала, но две остались. Из тех, что остались, одна догадалась. Но только догадка их не спасёт. Для этих двух потеряно всё. Старую истину знает любой: из ада выводит только любовь (обрывает речитатив, снова хохочет). Глебовна-то какова! Хитра, труслива, бесполезна хуже насекомого, однако нашлось существо, которое её действительно любит! И ведь улизнула, дрянь! Но вам, милочки, это не светит – вы тут надолго и полностью в моём распоряжении! (опять хохочет)
САВЕЛЬЕВНА: (размашисто крестится) Свят-свят-свят!
МАКЕЕВНА: Дура, креститься положено справа налево, если ты, конечно, не католичка. Да и поздно руками махать – раньше надо было о душе заботиться. А уж теперь-то я душонку твою вымотаю, ух, вымотаю, мало не покажется! Ха-ха-ха!
САВЕЛЬЕВНА: (крестится) Ой, мамочка, как же это там говорилось-то… дева… дева… а! дева, радуйся… ты… жена… то есть, ты в женах… и… и благо… бла-го-сло-вен плод чрева твоего, ага!
МАКЕЕВНА: А вот этого не надо, не надо! Что ты всякие глупости тут лопочешь!
САВЕЛЬЕВНА: Дык… не знаю я… бабка моя так молилась…
МАКЕЕВНА: Ну, бабка твоя молилась, а ты при чём?
САВЕЛЬЕВНА: Дык… она и меня хотела научить… да у меня всё никак эти слова не запоминались: бла-го-сло-вен плод чрева твоего, во!
МАКЕЕВНА: Не говори этих слов, никогда не говори этих слов!
САВЕЛЬЕВНА: Каких? Благословен плод чрева твоего?
МАКЕЕВНА: (затыкает уши, кричит) Я сказала, никогда не говори этих слов!
САВЕЛЬЕВНА: Эхма, а она точно чертовка, раз молитвы боится!
ВАДИМОВНА: Это всё ваши суеверия. Она просто больная несчастная женщина.
САВЕЛЬЕВНА: Да чертовка же!.. Вон, смотрите! (громко) Макеевна! Слышь, Макеевна!
МАКЕЕВНА: (открывает уши) Чего?
САВЕЛЬЕВНА: (ехидно) Благословен плод чрева твоего!
МАКЕЕВНА: (скрючивается, скулит) Ну я же просила… ну что вы меня мучите… почему вы такие злые…
САВЕЛЬЕВНА: (смеётся) Так мы ж в аде… а ты – демон, приставленный нас мучить… а теперь уже мы тебя мучим, выходит! Что-то не сходится твоё враньё, а?..
МАКЕЕВНА: Дура, это ещё вопрос, кто кого там больше мучит – демоны людей, или люди демонов!.. Особенно такие люди, как вы!
САВЕЛЬЕВНА: Ишь ты! А чего это – особенно такие, как мы?… Сама-то… как нам всякие пакости делать… так пожалуйста… а теперь мы же и виноватые… А?
МАКЕЕВНА: Бэ! Хочешь сказать, что ты хорошая?
САВЕЛЬЕВНА: Я-то? Да вроде ничего…
МАКЕЕВНА: Вот именно – ничего! Жила, жила, и – ничего! Доживаешь в богадельне!
САВЕЛЬЕВНА: Дык, и ты тут же…
МАКЕЕВНА: Да, я тут же! Но я… но у меня хоть перспективы были!
САВЕЛЬЕВНА: (машет рукой) А, снова врёшь!..
МАКЕЕВНА: Я вру? Да мне все – режиссёры, критики, коллеги – все в один голос пели: Марго, у тебя перспективы, у тебя такие перспективы! Эх, да видели б вы меня на сцене, когда я читала вот это (встаёт, читает)
Усыпила я до смерти мать,
Дочь свою утопила в пруду.
Бог думал нам её на счастье дать,
А дал нам на беду.
Останься в живых, желанный,
Из всех нас только ты
И соблюдай сохранно
Могильные цветы.
Ты выкопай лопатой
Три ямы на склоне дня:
Для матери, для брата
И третью для меня.
Мою копай сторонкой,
Невдалеке клади
И приложи ребёнка
Тесней к моей груди.
Я с дочкою глубоко
Засну, прижавшись к ней,
Жаль, не с тобою сбоку,
С отрадою моей! –
тогда весь зал рыдал, даже мужики соплей не прятали. А какие потом овации, и – цветы, цветы, цветы! Да вам за всю жизнь столько цветов не дарили, сколько мне за один вечер!
САВЕЛЬЕВНА: (неуверенно, Вадимовне) Опять, поди, брешет?
ВАДИМОВНА: Да нет, на этот раз очень похоже на правду. (Макеевне) И что же помешало развиться вашим перспективам? Алкоголь?
МАКЕЕВНА: Ну конечно, чуть что – сразу алкоголь! Да я, к вашему сведению, тогда вообще не пила, и на нюх не хотелось. Мне сцена была и алкоголь, и хлеб, и воздух. Закладывать я потом уже начала, после того случая…
ВАДИМОВНА: Какого случая, если не секрет?
МАКЕЕВНА: (криво усмехается) Ну, сперва имел место другой случай… благодаря которому одна молодая и ну очень талантливая актриса должна была в отведённые природой сроки стать мамой… а значит, выбыть из игры почти на год. Что было невозможно…
ВАДИМОВНА: Почему?
МАКЕЕВНА: Так ведь перспективы! В театре как узнали, так давай причитать: ах-ах, да как оно не вовремя, да что же ты, Марго, да у тебя же самый творческий взлёт, да ты только подумай, какие перспективы, да как можно упускать такой момент!.. А тот, который… ну, с которым у нас… – он больше всех за мои перспективы волновался. Испереживался, бедняга, места себе не находил, да всё мне о творческих планах напоминал… В общем, пришлось отказаться…
ВАДИМОВНА: От чего?
МАКЕЕВНА: Ну, не от перспектив же!.. Поехала в клинику… дело плёвое, полчаса, и – как не бывало, а вечером снова на сцену… Вышла, и чувствую – не могу! Ничего не могу играть, пустота внутри полнейшая, как будто вместе с зародышем из меня весь талант выскребли…
САВЕЛЬЕВНА: (вздыхает, чешет затылок) Эхма… А дальше-то что было?
МАКЕЕВНА: Дальше уже ничего не было. Я, конечно, рыпалась – меняла театры, меняла города, стимулировала творческий процесс (щёлкает по горлу) – бесполезно. Зачать пробовала несколько раз – не вышло, видно, тогда те… эмбрионодавы перестарались… Короче, ни детей, ни ролей. Одно слово – бесплодие…
ВАДИМОВНА: Теперь понятно… Только почему вы сразу всё не рассказали?
МАКЕЕВНА: Зачем?
ВАДИМОВНА: К вам бы здесь по-другому относились.
МАКЕЕВНА: По-другому, это уж точно! Я даже знаю, как – жалели бы меня. Да?
ВАДИМОВНА: Разве это плохо?
МАКЕЕВНА: Это просто ни к чему. Я сама во всём виновата, а вы лучше себя пожалейте – тоже ведь творцы своего счастья…
ВАДИМОВНА: (после паузы) Вот этот мой стул, на котором я сейчас сижу… у меня ведь в основе всего всегда был метод… особенно в таком ответственном деле, как воспитание. Когда Серёжа шалил, я не давала воли эмоциям, чтобы прикрикнуть или тем более отлупить – ни в коем случае. Я садилась на этот стул, ставила сына перед собой, и мы анализировали, почему он вертелся за обедом, почему не убрал игрушки, почему утром в кроватке трогал то, что не положено трогать – мы всё это разбирали детально в форме вопросов и ответов: я спрашивала, он отвечал, я давала оценку. Ни один проступок не оставался без разбора. Потом я уходила, оставив сына стоять перед стулом, подумать о своём поведении. Однажды Серёжа ударил стул – я заставила его просить прощения. Не у себя, у стула… Я хотела научить сына контролировать свои действия, хотела, чтобы он многого добился… он действительно многого добился…
САВЕЛЬЕВНА: (после паузы, вздыхает) Эхма, как жизня быстро пролетела…
МАКЕЕВНА: Значит, счастливая была?
САВЕЛЬЕВНА: Эт почему?
МАКЕЕВНА: Время, проведённое в счастье, летит незаметно.
САВЕЛЬЕВНА: Да не знаю я… Вот кабы всё заново…
МАКЕЕВНА: Зачем? Чтобы всё то же самое повторить по кругу?
Савельевна не отвечает, мычит колыбельную, покачиваясь в такт.
ВАДИМОВНА: Господи, как я устала… (встаёт) Ой! (хватается за поясницу) Это ж какое напряжение требуется, чтобы сидеть на этом стуле, и кто только такие стулья придумал… (проходит к стульчику Глебовны, садится, откидывается на спинку) Вот здесь гораздо удобнее. И даже как-то спокойнее. Когда Серёжа придёт в следующий раз, я встречу его на этом месте. Может, тогда нам удастся просто поговорить… (закрывает глаза) И, быть может, тогда он меня простит… а я ему давно уже всё простила…
Савельевна мычит колыбельную. Вадимовна сидит с закрытыми глазами.
МАКЕЕВНА: А мне и простить-то некого… (осторожно щупает нижнюю часть живота) интересно, он… она… любили бы меня?.. ишь ты, благословен плод чрева твоего!.. Как там говорилось в финале (негромко читает в такт колыбельной):
Дева безневестная,
Ты для жертв обмана
Пристанью небесною
Будешь постоянно…
Души пристанище!
Святою силой
От боли ранящей
Спаси, помилуй!
Ты, беззакатная,
Ты, благодатная!
Ты, что к осуждённой грешной
С помощью всегда приходишь,
Кающихся безутешно
До высот своих возводишь,
Ты и этой неповинной
Грешнице прости деянье,
В жизни только раз единый
Согрешившей по незнанью* .
*(Гёте, "Фауст". Пер. Б. Пастернака)
Колыбельная. ЗАНАВЕС.
1 декабря 2003 – 25 мая 2004 г., Владивосток
(с) – Николай Пинчук, 2004
pinchnik@mail.ru