Жил-был на свете Сказочник.
По вечерам он садился за большой письменный стол и начинал придумывать волшебные истории - одна другой веселей и красивее. О том, чтобы они были поучительными, Сказочник не заботился. Поучать ведь должны Учителя, не правда ли? А Сказочники - это люди совсем иной профессии.
Иногда он пересматривал то, что написал, и находил, что какая-то мораль все же сюда вкралась. Возможно, это было и неплохо.
Другой раз ему казалось, что мораль получилась странноватая… необычная немного. Если бы это прочел какой-нибудь Учитель, то, может быть, он такую мораль бы и не одобрил. Но ведь Сказочник писал не для Учителей, а для Детей.
Если воображение отказывало Сказочнику, он тоже не унывал, соглашаясь с тем, что и добрым феям шептушкам-на-ушко иногда нужен роздых. Тогда он брал свои черновики, испещренные правками, и аккуратно переписывал все начисто в большую тетрадь. А когда лишних черновиков становилось слишком много, он садился с ними перед печью, сминал ненужные больше листы в комки, бросал их по одному в печь и потом поджигал. И не закрывал заслонки, а так и сидел, подставив лицо пышущему из печи жару, - и представлял, будто вместе с жаром исходит оттуда, возвращаясь к нему, израсходованное Вдохновение; выплывают, освободившись из чернильного плена, розовые корабли, вылетают синеглазые птицы… - чтобы, смешавшись вновь в породившее их радужное море фатазии, дать после начало чему-нибудь другому, чему-нибудь еще более прекрасному и новому.
Однажды жена Сказочника перебирала свои хозяйственные записки и решила, что большею частью весь этот хлам уже давно устарел. Она собрала всю негодную бумагу, скомкала ее и кинула в печь, но сжигать не стала, подумав, что это сгодится хотя бы для того, чтобы хорошо распалить дрова, когда похолодает и настанет время топить дом. Она ведь не была осведомлена о привычке мужа использовать печь не совсем по прямому назначению.
Через несколько дней у Сказочника накопилась небольшая пачка черновиков. Он проделал с ними все то же, что и всегда, а на то, что в печи уже лежали какие-то листики, внимания не обратил, честно впитав в себя пламенные испарения всей бумажной горки до конца. Потом он поднялся наверх, в свой кабинет, сел за стол и написал первую строку новой волшебной истории:
«На берегу холодного моря, в убогой лачуге, жил-поживал старый рыбак. И была у него красавица дочь Альвиленна. И вот однажды…»
Тут Сказочник задумался на минутку, почесал в затылке и довершил фразу так:
«И вот однажды пошла она сделать покупки, и взяла зелени на четырнадцать грошей, масла на полтину и на двадцать с половиною грошей круглых булок с сахарною прослойкой; затем вернула долг мяснику и на сдачу выбрала пару кровяных колбасок…»
Перечитав то, что получилось, Сказочник вытаращил глаза, решительно перечеркнул написанное и отложил испорченный лист в сторону, взяв себе новый.
«В далекой заснеженной стране, - вывел он, поразмыслив, - правила в стародавние времена королева по имени Альвиленна. И был у нее ручной барс с изумрудными глазами…»
Сказочник опять погрузился в раздумья, пытаясь досочинить, для каких таких целей служил королеве Альвиленне загадочный барс, и неожиданно приписал:
«…а также подсвечники фальшивого серебра с инкрустацией, 4 шт., лампадная окаемка-тренога, 1 шт., и столовый сервиз на 6 (шесть) персон из 40а предметов с позолотой и легендарными персонажами в виде украшения».
«Прямо чудеса какие-то творятся сегодня со мной, - подумал Сказочник, разрывая эту бумагу в клочки. - Что за инвентарная книга!»
Он вздохнул, посидел с закрытыми глазами и начал в третий раз:
«В самом сердце неприступных гор, в глубокой темной пещере жила могущественная злая волшебница Альвиленна…»
Он посмотрел на это предложение подозрительно, переправил «Альвиленну» на «Альвилинну» и, предоставив руке написать что сама напишет, продолжил:
«…и строила она коварные и ужасные планы:…»
«Ну вот, - подумал тогда Сказочник. - Похоже, дело пошло на лад! Какие же планы строила моя дорогуша Альвилинна?»
(Здесь надобно раскрыть вам, господа, один секрет: многие сказочники любят своих Злодеев ничуть не меньше, а бывает, что и трепетнее, чем Героев, и носятся с ними, словно ревностные мамаши с больными и капризными детьми).
«…ужасные планы: - выводила меж тем рука, - навестить тетушку, полить цветы, да не забыть с начала следующего месяца заняться наймом кровельщиков. И - обязательно! - выкупить у заимщика медальон! Обязательно!!!»
- Черт знает что! - воскликнул Сказочник, опомнившись. - Разве злой колдунье, живущей в каменной пещере, нужны кровельщики? На что они ей?!
Он прислушался к себе: может быть, сегодня неподходящий день? Но писать хотелось.
Сказочник откинулся на спинку стула и задумался, озадаченный. Он был сердит, но не понимал - на кого, и оттого сердился еще больше.
- Жена, а жена! - крикнул он в открытую дверь. - Принеси-ка мне чайку!
Через несколько минут жена Сказочника поднялась к нему с кружкою чая и, внимательно посмотрев на мужа, заметила:
- Чем-то ты недоволен нынче, душа моя.
- Н-да… - процедил Сказочник сквозь зубы, не слишком уловив, что сказала половина, просто чтобы не обижать ее молчанием. - Кровельщики, кровельщики… Нейдут у меня из головы эти кровельщики…
- Правда? - удивившись, переспросила жена. - И у меня нейдут. Крыша совсем плоха сделалась.
- То-то и оно… - монотонно выговорил Сказочник, размышляя о своем. - То-то и оно…
- О чем соседи думают, не понимаю! - воодушевленно подхватила супруга, всплескивая руками. - Крыша-то ведь одна на всех. Каждый надеется, что этим займется другой! Видно уж нам придется.
- Видно, придется, - на память повторил Сказочник. И подул на горячий чай.
- Надо же, - улыбнулась жена, поправляя украдкой локон. - Какое у нас с тобой взаимопонимание… Это ведь, душа моя, хорошо, когда люди больше молчат, правда? Это ведь значит, что им и без слов все понятно… А я-то уж серчала на тебя последнее время!… Ну, заговорилась; пойду, не буду мешать тебе.
Сказочник еще посидел немного, затем склонился над бумагой и, не торопясь, написал:
«Жила-была на свете добрая женщина по имени Альвиленна…»
Так возник реализм.