* Это мимолётные заметки о творчестве поэта, который мне понравился. Без претензий на аналитичность и прочее*
О сборнике поэта Сергея Золотусского «Соучастники и двойники» дальневосточный читатель ещё бы, наверное, долго не знал, если бы один его экземпляр не попал в редакцию журнала «Дальний Восток». Он не затерялся тут среди великого множества «самотечных» рукописей и разных книжек, присылаемых авторами, желающими если не славы, то хотя бы литературной известности. Этот сборник привезли из Москвы, и он попал на глаза известному дальневосточному поэту Людмиле Миланич.
Читающей публике известен критик Игорь Золотусский. А тут – Сергей. Кто же это? Оказывается, его сын. Тут надо сказать, что в конце 50-х годов Игорь Золотусский работал в Хабаровске. Его статьи неизменно вызывали интерес у думающего читателя. Молодой критик женился на Татьяне Поликарповой – «филологине», обещавшей стать тонким, самобытным прозаиком. У них родился сын Сергей. Потом, когда они переехали в Москву, что-то у них не сложилось, и Татьяна и Игорь расстались. А их сын, выросший в литературной семье, стал писать стихи. Первое стихотворение он сочинил в десять лет. Музе он, видно, чем-то приглянулся, и она никогда не оставляла Сергея. Он занимался спортом, был физически сильным: эдакий здоровяк – и одновременно тонкий, очень ранимый человек, что как-то не вязалось с привычным образом поэта.
Хабаровский журналист Олег Копытов, представляющий творчество Сергея Золотусского в первом номере журнала «Дальний восток» за этот год, называет его книгу «итогом жизни во многих отношениях необычного человека».
О ней уже немало написано в столичных изданиях. Прошли вечера памяти Сергея Золотусского в Ярославле, Казани, Владимире… Его вместе с Борисом Рыжим и Денисом Новиковым называют последними поэтами России. Но в Хабаровске лишь немногие почитатели подлинной поэзии знают эти имена. Большинству же известны какая-нибудь «попсовая» Лариса Рубальская или «хохмач» Владимир Вишневский. Впрочем, я ничего не имею против них, пусть себе творят, если публика того желает. По-настоящему глубокая, тонкая поэзия никогда не предназначалась «толпе». Вот только жаль, что тем, кому она нужна, не могут купить книг, изданных мизерными тиражами. Тут одна надежда на «толстые» литературно-художественные журналы, которые, слава Богу, продолжают публиковать то, что всё-таки относится именно к литературе, а не к удачным коммерческим проектам.
Загадка уже есть в самом названии книги Сергея Золотусского. Что это за соучастники и двойники? Мать поэта, Татьяна Николаевна, пишет: «Всю жизнь он воспитывал, строил себя, свою личность, и физически был сильным, выносливым. Но простая его душа оставалась нежной и беззащитной, жестокий мир пересилил его. Победили соучастники и двойники...»
Развивая эту традиционную для русской литературы тему двойничества, Олег Копытов в своей публикации «Поэт в России – больше не поэт…», вспоминает наших классиков. У них двойник – это обычно некая идеальная субстанция, как бы изнанка человека. Но у Сергея Золотусского двойники конкретны, а соучастников он трактует как не-участников жизни. Может быть, это витийствующая интеллигенция, которая так любит кричать об отсутствии правды и справедливости, но на самом деле озабоченная собственным именем и благополучием? Или это модный художник, который ездит на «мерсе», отдыхает на Канарах, от скуки летает обедать в Париж, а в перерывах занимается модным нынче перфомансом: всё художество порой заключается в том, чтобы голым вываляться в перьях или, обмазавшись краской, покататься по чистым листам бумаги – вот и готова «картина»! А может быть, это новый русский верующий, истово бьющий днём поклоны перед алтарём, а вечером убивающий конкурента?
В стихах Золотусского, как верно подметила в предисловии к книге Ирина Роднянская, «сквозь щели густого … письма сквозит какой-то фантастический элемент, какая-то неприкаянная, но завидная свобода». И возникает образ двойника - «белые тени белой лошади, стоящей у белой стены», огромная зеленая гвоздика из поролона, россыпь цветных фото — вместо живых людей, это обертка немецких колготок — вместо женщины, это мужчина, не пивший вина, но который «испил свою чашу до дна», это — «век манекенов», это нереализованные люди. У этих двойников — «новый мессия — приземист, плечист, плотояден...»
Поэт, как Дон Кихот, сражается даже не с ветряными мельницами, а с тенями, двойниками и соучастниками. Но при этом он не смешон и нелеп, хотя его и охватывает отчаяние:
«Поэт в России - больше не поэт.
Он не погибнет храбро на дуэли,
Не в лагере умрет — в своей постели,
И сам не встанет он под пистолет…»
Не известны причины, по которым Сергей Золотусский ушел из жизни добровольно. Может быть, слишком болела его душа? Но он до конца остался поэтом.
Вот что Сергей написал о себе, предваряя своим словом большую подборку стихов, опубликованных "Новой газетой":
"С тех пор, как только я осознал себя, мне стало казаться, что я уже прожил долгую-долгую жизнь… «За окном бушует ветер, дождь в окно мое стучится; жить не хочется на свете — Богу хочется молиться…» — написал я в 10 лет.
Как запоешь — так и проживешь… Хотя кем я только не работал: рабочим в археологической и геологической экспедициях, проводником, грузчиком, техником-смотрителем, педагогом-организатором, оператором котельной, охранником, инкассатором, контролером рынка, журналистом… Но, оглядываясь назад, вижу, что настоящая моя жизнь состояла из стихов.
Немало было исписано бумаги, прежде чем я стал понимать, что остановить мгновенье можно лишь оборотом простого слова — ясного всем. Но вот найти этот оборот, дойти до самой вершины набирающего силу чувства… И где-то на середине жизни я осознал уже второе свое «я» — свое творчество: стал видеть — свое видение, и, казалось бы, пришли те самые покой и воля, о которых мечтает всякий творец.
Но тут будто само время произнесло: «Довольно полнозвучья! Ты напрасно Моцарта любил…». Пришли 90-е годы, литература стала сугубо частным делом ее производителей. Такого еще не было: поэт в России — больше не поэт…
Для меня это была та еще ломка (как, безусловно, и для большинства собратьев по перу). Я перестал сочинять, но долгое молчание мертвило душу, превращая меня в зомби. И теперь я знаю, почему я все-таки пишу снова — как бы в никуда".
В первом номере журнала «Дальний Восток» опубликована большая подборка его стихов. Вдумчивому читателю будет над чем поразмышлять. Я задумался над этими его строками: «Каждая душа живёт только по тем законам, по которым она создана…»