Феникс

ПетроваГалина

Феникс


Так лучезарна жизнь и радостей так много!
От неба звёздного чуть слышный веет звон:
бесчисленных гостей полны чертоги Бога;
в один из них я приглашён.

Как нищий, я пришёл; но дали мне у двери
одежды светлые, и распахнулся мир:
со стен расписанных глядят цветы и звери,
и звучен многолюдный пир.

Сижу я и дивлюсь.… По временам, бесшумно
дверь открывается в мерцающую тьму…
Порою хмурится сосед мой неразумный,
а я -  я радуюсь всему:

и смоквам розовым, и сморщенным орехам,
и чаше бражистой, и дани жёлтых пчёл;
и часто на меня со светлым, тихим смехом
Хозяин смотрит через стол.

В.В.Набоков, «Пир», 22 мая 1921г.



Библиотека

Белые стены, белые потолки, белые жалюзи на огромных залитых солнцем высоких окнах, холодный воздух, строгая атмосфера. Это библиотека при храме, она ещё не открылась, а я здесь подготавливаю фонд к её открытию, поэтому я – человек из будущего, в настоящем меня как бы и нет. Прошлое я стараюсь забыть, о нём ни слова. Помещение библиотеки занимает почти половину двухэтажного административного здания. Здесь недавно проводился ремонт и всё по высшему классу – новенькое и свеженькое. Итак, о прошлом я стараюсь не вспоминать, оно ушло от меня, измучило и привело сюда. В 8 00 в Центральном соборе начинается  служба, я стараюсь не опаздывать. Затем спешу к 10 на работу  до 17 00, и опять спешу на вечернюю службу, которая длиться до 19 30, а в праздничные дни бывает и до 21 00. Я люблю посещать церковные службы, а в промежутках между ними повторяю про себя Иисусову молитву. «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешную»,- читаю я про себя всё время пока обрабатываю будущий библиотечный фонд: клею карманчики и номерки на каждую книжку, не забывая при этом просмотреть её содержание. Книг у нас пока не много, около шести тысяч, но скоро привезут ещё тысячи полторы, и так будут пополнять всё время. Когда приближаются православные праздники, я с удовольствием навожу генеральную уборку в двух огромных залах второго этажа, в одном из них хранится фонд будущего читального зала и старинные полуистлевшие книги, в другом находится абонементная литература, будущий читальный зал на первом этаже вместе со всевозможными служебными помещениями и коридором. Работаю Господу, испытывая при этом огромный прилив духовных и физических сил, поскольку уверена, что я делаю в данный момент именно то, что Ему нужно, и нахожусь на СВОЁМ месте и лучше меня этого НИКТО не сделает.
«Господи, зажги меня как церковную свечу, чтобы я не жила, а горела в непрерывной молитве к Тебе, в пламенной постоянной беседе с Тобой. И что бы я ни делала, о чём бы я не думала, пускай это всё будет о Тебе и для Тебя. Я хочу посвятить Тебе каждый вздох, каждый шаг, каждый поворот мысли, каждое впечатление. Господи, я не хочу больше ни о чём и ни о ком думать, только о Тебе. Мысли о Тебе придают силы, смысл и радость, наполняют счастьем моё существование».
Я умерла для мира, точнее мир убил меня, и я не хочу, не хочу обратно. Выйдя вечером из Храма, я быстро пробегаю по улицам до автобусной остановки, даже не снимая платка, не поднимая головы. Пробегаю с опущенными глазами, чтобы никого не узнать из прошлого, если вдруг кто-то встретится по пути. Меня нет в обществе, нет нигде, иногда мне кажется, что в тот самый день, когда я пришла работать в храмовую библиотеку, в действительности я умерла и попала в рай. Мои мучения на земле закончились, и наступило блаженное время бесконечной молитвы и духовного роста. Как часто интеллектуальные заморочки я путала с духовными проблемами, а когда моя голова была полна чужих заблуждений в процессе учёбы на философском факультете, я называла этот процесс поиском истины. Творчество позволило иметь свои собственные заблуждения, они были интересны иногда, но приносили ещё больше страдания, чем чужие, подобно собственным неполноценным детям они окружили меня в последний год мирской жизни и мучили, мучили своим присутствием. Но теперь, Господи, меня не обмануть, всё расставлено по своим местам, я надеюсь, что навсегда.… А если это райское состояние только сон, от которого неминуемо придётся пробудиться, и противоречия раздиравшие меня вновь вернуться? Я очень надеюсь, что обрела свой Дом, своё неповторимое отражение истины в фокусе моего существования, свою надпись на камне понятную только мне и Ему. Пока я не обретала свою неповторимую сущность, была похожа на искорёженного жизнью уродца, и что самое ужасное уродство то было внутреннее, мало кому заметное. У моего духа был большущий горб на спине под названием « ущемлённое писательское самолюбие», горб мутировал в огромную гордыню. Болезненная, снедающая меня саму, она излечилась не в самые первые дни работы при храме, просто с тех первых минут, когда я здесь появилась ей не удавалось, как прежде одерживать надо мной верх, здесь ей не удалось парализовывать мой дух. Зато внешне она выглядела как откровенное юродство. Просто я перестала придавать значение своему внешнему виду, мне стало абсолютно безразлично, как я выгляжу, поэтому по библиотеке, да и не только по ней я ходила в костюме вышедшем из моды лет 30 назад, который был мне явно широковат и коротковат (зато тёплый). В комплекте с платочком и тапочками это выглядело ужасно. Сейчас перед сотрудниками администрации находящимися в другой половине здания мне очень стыдно за ту себя прежнюю, но в тот момент мне было наплевать. Я ведь в таком виде ходила везде: по церковному подворью, по городу пока добиралась домой. Как-то наш с Петей общий знакомый Андрей Качелян, увидев меня в таком виде, когда я пришла с работы и службы часов в 9 вечера, смеялся минут 20 не останавливаясь, и не мог успокоиться даже когда смех превратился в икоту. С тех пор Андрей, когда приходит к нам избегает смотреть в мою сторону. Представляю, что чувствовали мои родители, уж им-то наверняка плакать хотелось, когда они созерцали меня в таком виде. Но лучше быть объектом откровенных насмешек, чем жертвой собственной гордыни внутри себя, когда так хреново, что уж действительно «ад грешника внутри него. Но все эти этапы уже позади, а обратно я ни за что не хочу, ни за что и никогда.
Белые стены, белые высокие потолки, тишина, книги.… Но это не лечебница для душевнобольных, куда бы я обязательно попала со своими проблемами, если бы была человеком хотя бы чуть-чуть душевным. Но как всякий духовно больной, я на территории Храма, и только здесь возможно исцеление. В доме Господнем, как и положено, мною руководит ангел. Моя начальница инокиня Мать Светлана, наверное, лучшего положения просто невозможно себе представить, что бы начальница была монахиней.


Мать Светлана

Когда я вошла в белое административное здание на церковном подворье, первым человеком, который меня встретил, была Мать Светлана. Передо мной предстала девушка на вид лет двадцати – двух, в монашеском облачении, с удлинённым тонким лицом и огромными на пол лица угольками глаз. Казалось, внутри этих угольков тлело пламя, настолько они были глубоки и степенны для столь юного возраста. Я была напряжена, поскольку не каждый день приходится иметь дело с монахинями, а девушка спокойным ровным голосом стала рассказывать о библиотеке, о том, что здесь много работы, которую необходимо проделать к открытию библиотеки и она не успевает справиться сама со всем. В обед матушка принесла из трапезной суп, овощи и мы разговорились. Оказывается, ей было уже 29 лет, и она уже успела окончить Филфак РГУ. Передо мной сидело жизнерадостное существо, весёлое и приветливое, совершенно не давящее на собеседника ни своим саном, ни предполагаемым духовным опытом, которое похихикивало временами и было действительно чем-то искренне довольно. А я не могла понять, порой, куда девать благоговейные чувства, которые невольно возникали при виде облачения.   Матушку можно понять, свою открытость и жизнерадостность она предлагала в обмен на информацию обо мне. Потому что, как оказалось позже, нрава она была отнюдь не благодушного и открытой беседе предпочитала суровое молчание. Мне же не хотелось отрывать инокиню от внутренней Иисусовой молитвы.
Поближе мы с ней познакомились в командировке в Москве, куда она меня брала с собой на Православную выставку проходящую в Москве 4 дня с 22 по 25го Января.
Останавливались мы в гостинице Даниловского монастыря. По утрам мы с матушкой отправлялись на всенощную в Храм при монастыре с 6 00 до 8 00, за тем спешили на выставку, проходившую в гостином дворе, и пребывали там с 9 00 до 21 00. Я продавала монастырский мёд и молитвенники, Матушке занималась организационными делами. С нами поехал ещё шофёр и художник иконописной мастерской, матушкин приятель Саша. Художник иногда помогал нам, но основная ответственность за мероприятие лежала на матушке. Организация выставки и процесс оформления документов, общение с другими Епархиями – это входило в обязанности Матушки. В процессе подготовки и сборов материала выставки матушка вымоталась и перестала жёстко контролировать себя в общении со мной, а поскольку жили мы в одной комнате, то я о ней хоть что-то узнала.
Учёба на Филологическом факультете не принесла должного удовлетворения Матушке, просто поступила она туда потому, что была не из простой среды, не то, что, я или все мои литературные собратья. Матушка имела в детстве и юности большие возможности, побывала в разных городах России, поездила по «золотому кольцу», некоторым странам, кругозор у неё был, поэтому несравненно выше, чем у меня, для которой, кроме Москвы и Санкт-Петербурга с родным Ростовом-на-Дону больше и городов-то нет. В её жизни было знакомство с Ним, единственным человеком с которым, по её словам, она смогла бы связать свою судьбу. Светлана принадлежала к девушкам из высшего общества, мечтающим о большом и светлом чувстве на всю жизнь к «великому человеку», никак не меньше. Он был послушником Троицко-Сергиевой Лавры, всю юность провёл в посте и молитвах, окончил академию по богословию и поступил в аспирантуру. Сейчас он монах Троицко-Сергиевой Лавры, блистательная карьера пошла под откос, аспирантура заброшена, матушкин батюшка, как и многие в монастырях, стал пить. Но когда они с матушкой встретились, перед нынешним отцом А. стоял выбор, и он мог пойти по иному пути. Но матушкин избранник человек многих достоинств, он увлекался альпинизмом, побывав на краю жизни и смерти, пообещал Господу уйти обязательно постричься, если выживет. Выжил – постригся. А матушка осталась наедине со своей бедой. Один Господь знает, что ей пришлось пережить прежде чем она постриглась сама. По её рассказу я поняла, что для отца А. пострижение стало началом духовного падения, а для Матушки началом подъёма. Но её укрепляет тот факт, что они связали себя одинаковыми узами. Эта трагедия длиться уже 7 лет. Отец А. приезжает к Матушке в Ростов, он и сам родом из Ростова. Светлана, бывая в Москве, обязательно заезжает в Лавру, что она сделала и на этот раз. Оттуда она приехала ещё более уставшая, разбитая, привезла вина, и мы с ней выпили, разговорились. Монастырский кагор развязал ей язык:
«Когда я в первый раз пришла в Храм, то поняла, что это то место, которое я искала. Как здесь красиво и хорошо, музыка, такое благодатное пение, торжественная атмосфера, иконы везде висят. Особенно красиво в монастырях, там слышится настоящее духовное пение и такая полнота, что больше ничего не надо. А Господь присутствует внутри.
Однако когда я постриглась, то первую неделю ничего есть не могла, была как отрешённая от мира. Я от себя даже такого не ожидала, настолько этот шаг меня ужаснул, когда он был уже сделан».
Напились мы в этот вечер, и я оказалась невольной свидетельницей чужого горя:
«Всегда, Господи, ты окликался на мои просьбы, и давал то о чём просила Тебя в своих молитвах, а вот с отцом А. не получилось, не выпросила я себе счастья, постригся всё - таки…. А теперь в монастыре спивается, себе места не находит, да и не один он там такой. Как я могу жить спокойно! Измучили мы друг друга, измучили».
Матушка уже рыдала на своей койке, обзывая себя последними словами:
«Все сёстры как сёстры в монастыре, а я неизвестно кто, и мысли у меня не монашеские. А Господь от меня уходит, Он уходит, я слышу Его шаги».
Я наблюдала со своей койки это человеческое горе и впитывала его всей душой, оно было красиво. Не знаю почему, но я всегда ощущала, что Господь Сам есть Свет, Любовь и бесконечная Милость, а если Он – Любовь, то как же Он может отвернуться и уйти от Себя Самого. Или может это не та Любовь, но нет, она всегда одна и та же просто  приходит Он к нам всегда в той форме, которую мы способны воспринять в силу своих особенностей. Господь это всегда самое лучшее, что есть в человеке: Свет Любви, созидания, и никакие человеческие заблуждения не в праве тушить этот Свет, душить это лучшее. Я понимала, что что-то здесь не так. Матушка нуждалась в поддержке, в обыкновенном человеческом сочувствии, а я никогда не отличалась душевностью, хотя внутри глубоко, глубоко во мне всё переворачивалось…   и я в тот момент ей от души пожелала такого… чего, я знаю, не осудил бы только Господь, но не люди.               
Попытавшись осознать выгоду своего положения, именно с единственным у меня всё получилось, я усомнилась в том, что всё так однозначно. Мы ведь не знаем, что находится по ту сторону надежд и желаний, когда надеяться не на что и нельзя, потому что никогда и ни при каких обстоятельствах НЕТ ВОЗМОЖНОСТИ БЫТЬ ВМЕСТЕ. Когда даже общение, простая дружеская беседа считается зазорной и тщательно скрывается от окружающих. Казалось бы, чувство безысходности и греховности, чувство вины нахлынет на обоих, и нет никакой Любви, на смену ей должна прийти усталость, тоска, боль…, но только не Любовь. Но есть за гранью человеческих надежд и всяких сил какой-то лучик, глоток свежего воздуха в безвоздушном пространстве аскетизма и запретов. И, кто знает, может такое проявление Любви, когда «не родятся наши дети, не подарят нам цветы», может такой поворот событий и лучше для самой Любви. Возможно, она остаётся нетронутой, нерастраченной, нестёртой от частого соприкосновения, возможно достаточно уже того, что она просто остаётся не как прикладное чувство, а сама по себе. В то время как при благоприятных обстоятельствах люди лишь используют Любовь, не развивая её. Я даже скажу и так, традиционные отношения между людьми часто её убивают, вот уж действительно – хорошее дело браком не назовут.
Итак, Матушка рыдала на гостиничной койке Данилова монастыря, а я пыталась ей объяснить, что любить всегда прекрасно даже в такой безнадёжной ситуации как у неё, поскольку Любовь – это сам Господь, и Ему уж виднее в каком облике являться каждому из нас.
«Ты блаженная и ничего не понимаешь, я так измучилась за эти годы!»
Продолжала убиваться Светлана.
А сама-то я верила тогда в то, что говорю? Я чувствовала интуитивно, что права, но практически мной ведь её положение прочувствовано и пережито не было. У неё свой опыт у меня – свой. Трудно нам доверять друг другу. Но мне так хотелось, чтобы она меня услышала тогда, мне хотелось крикнуть ей, что лучше страдать и мучиться как она, чем НИКАК. Человек способный полюбить кого-то настолько сильно вообще счастливый человек, даже если его чувство обречено.
Обречено! Но так ли это?! Может быть это мы, приспосабливая свою Любовь к обыденности, обрекаем Её на гибель, опошляем, умерщвляем, становясь ежеминутными свидетелями Её смерти в нас. Матушка, пыталась возразить, говорила:
«Тебе хорошо рассуждать вот так, когда дома муж любимый, потом дети будут и всё «как у людей». А мне что делать?  Ну приеду я раз в год, через полстраны в Москву и постараюсь вырваться к нему в Лавру. Напьёмся вместе с горя друг на друга глядючи, поскольку на трезвую и говорить-то не о чем, разные мы люди. Нет у нас ничего общего никаких общих интересов, и никогда не было, непонятно, что нам друг от друга нужно? Измучили друг друга, истерзали. Время проходит, а мы не меняемся. Спивается он у себя там в монастыре, карьеру совсем забросил. В Ростов если приедет, первым делом к нам – домой. Мама говорит, что не понимает наших отношений, к чему это приведёт? А я и сама не знаю. Вымоталась за эти 7 лет. Все сёстры как сёстры – в монастыре, а я в администрации в миру, а в голове одни шашни. Какая я монашка? Да я великая грешница!!!
Попробуй, напиши где-нибудь в своих романах обо мне, не смей, слышишь!»
Словно опомнившись, добавила Матушка, и показала свой маленький, но довольно крепкий кулачок.
«А то люди подумают, что монахов только личная неустроенность в монастырь и приводит. А я не жалею, что моя судьба так сложилась. Я Господа люблю, и многое поняла с тех пор как пришла в Храм. Он все мои просьбы выполнял, все. Помолилась хорошо и работу нашла и дела пошли в гору, и здоровье Господь даёт. А вот отца А. Он мне не дал, не вразумил его вовремя. Ну что ж на то Его воля…. Только я так больше не могу».
И вновь она зарыдала.
«Бывают люди тепло-прохладные, с постными лицами ходят и ничего им на самом деле не нужно, никаких у них искушений, страстей. Таким хорошо, не нужно с собой бороться. А отец А. не такой, понимаешь!? Он всё детство и юность постился, молился в Лавре и думал, что таким всю жизнь будет. А вышло не так! Теперь и рад бы обратно, да обет монашеский – нельзя!!! Кинулся путешествовать, весь мир объездил вдоль и поперёк, пьёт, меня измучил, звонит всё время.
Он альпинист. Семь лет назад повис на вершине скалы, никого рядом, начал молиться и пообещал в молитве Господу, что если Он сохранит ему жизнь, пострижётся и отдаст ему всю жизнь без остатка. Господь его спас, вот он и постригся, карьера его блестящая в Лавре ждала. Уверен он в себе был, обо мне не подумал. Монахи Троицкой Лавры не простые, большие деньги проходят через их руки, и возможностей у них много. Но теперь ему всё это не нужно, звонит ко мне каждый день, а чем я ему помогу?
Но всё равно я его люблю, он решительный человек, человек дела, который не думает, а делает. Не зря я его полюбила. У меня много друзей, но они какие-то все рассудительные, всё бы им судить, да размышлять, вода у них вместо крови будто, хотя люди хорошие. А отец А. он пламенный, понимаешь, что это значит? Это человек дела, а не слова! Он горит, а не существует в отличие от большинства современных людей, которые равнодушны ко всему, а он живой. Если бы не его клятва там на вершине, мы бы столько всего наделали!»
Матушка уже изрядно устала, и сон постепенно сморил её. Рыдания прекратились. А я лежала и смотрела в гостиничный потолок. Я вспоминала свою историю, которая тоже началась именно 7 лет назад. Странно, но наши с матушкой ритмы здесь совпали. Что же я сделала со своей любовью? То же что обычно делают «пламенные» люди, если им не очень-то сильно мешают. Не смотря ни на что, теперь, Петя мой муж. Плевать на наши карьеры, они в полной заднице, на материальные трудности, мы только пол года назад научились зарабатывать деньги, первые 6 лет самостоятельной жизни вообще перебивались неизвестно как. Живём на 6 квадратных метрах в криминальной общаге с беженцами. Возможно Петю ждала лучшая судьба, если бы не моя идиотская «пламенность», и аспирантуру хотя бы он завершил защитой кандидатской, а не погрузкой мебели как в нашем случае. Обязательно скажу Матушке, что, так называемые, решительные люди не так уж и хороши. Рушатся судьбы, проваливаются дела, много глупостей происходит и пустых метаний в жизни «пламенных» и близких им людей по вине «пламенных». Потому, что они все какие-то поверхностные люди, не серьёзные, как пустые бочки, громыхающие на всю округу. С некоторых пор не доверяю я пламенности ни своей, ни чужой, я люблю глубину. К жизни нужно относится бережно, осторожно, а огонь оставляет после себя пепелище. Но, к сожалению, понимаешь это слишком поздно. Когда уже таких дел наделаешь.


Причастие

Проснулась я на следующее утро рано в 5 часов, и после ледяного душа отправилась на полуночницу в монастырский храм. Было ещё темно, а в храме пусто. Я зашла осторожно, что бы не вспугнуть тишину на 2й этаж, стала к распятию. Мне хотелось зажечь свечи, но огонька ни где не было, спичек я с собой не ношу. И. Вдруг. Из мрака появился монах со свечёй. Я подошла к нему и зажгла свою и ещё 3 штуки за всех нас: папу, маму, Петю и себя, поставила их у распятия и стала молиться. Братия собиралась постепенно, началась служба. В храме стало чуть светлей. Я просила у Господа за нашу семью, что бы мы горели как эти свечи в храме во славу Его, живя угодной Ему и достойной жизнью. Наши с папой свечи горели тускловато. Самый яркий огонь был у маминой свечи, а Петина давала ровный пламень. Свечи горели долго, людей всё прибывало и прибывало, а я молилась. И вдруг папина свеча потухла сама собой, она просто догорела. Я поняла, что это значит, и разревелась.
Через небольшой промежуток времени к моим свечам подошёл работник храма и зажёг от моей свечи очень большую свечку и обычную как мои тоже одну и поставил их Николаю Чудотворцу. Потом вернулся к моим оставшимся трём свечам и затушил их одновременно. Я ещё пламенней начала молиться, восприняв это как перст Божий.
Людей в храме собралось очень много, и мне стало не спокойно. Вдруг я вспомнила свой самый страшный грех, в котором не исповедовалась никогда и никому. Я вспомнила даже и то, что с того самого момента, когда я совершила его весь мир будто отвернулся от меня, и солнце перестало греть своим теплом, а внутри поселилось отчаяние. Как я могла после этого причащаться и ходить спокойно по земле такой духовной уродиной, ведь Господь всё видит. Мне было страшно идти к священнику на исповедь, стоя в очереди, я была уверена, что епитимья мне обеспечена. Тем временем очередь двигалась вперёд, а мои рыдания становились всё сильнее… когда же подошла моя очередь, я уже вся зарёванная была.  После слов священника: «Исповедуйтесь», стало так невероятно тихо, словно Он тоже прислушивался к моей исповеди. И я поняла, что обязательно должна сознаться, пусть меня за это хоть сожгут на костре, а не хочется  - страшно. Если люди на ТАКОЕ способны, то они способны на всё, зачем тогда строятся храмы и монастыри по всей стране, где круглосуточно идут службы Господу?!  Я вспомнила, что все мои проблемы начались с того самого дня, когда я не выдержала испытаний, не выстояла в борьбе с трудностями, обозлилась и возненавидела всей душой…. Вот она обратная сторона Любви и негативная черта всех «пламенных» натур. Есть люди ровные – духовные, мудрые, глубокие натуры, такие не клянутся ни кому в вечной любви до гроба, не бегают с горящими глазами под воздействием сиюминутной истинки века сего, не взваливают на себя непосильную ношу убеждая всех в исключительности своей миссии. Но зато потом не случается сюрпризов, когда любовь «решительных» натур оборачивается проклятием, очередная истинка терпит крушение, а «миссия» сводит в могилу, к сожалению, не только самого «мессию». Таким людям цены нет, мир на их плечах держится, вопреки разрушительным действиям великих и мелких вандалов, возомнивших себя неизвестно кем. Да, мудрость Божия просыпается в тишине, духовные очи открываются у чутких внимательных людей, к Его воле отзывчивых, потому, что настоящая духовная работа происходит медленно и незаметно для суетливых глаз, преображая и изменяя лицо мира. «Царствие небесное внутри Вас есть», а мир сопротивляется Его словам, а мы вместе с миром пытаемся встать с ног на голову и реки повернуть вспять, а на луне яблони вырастить, и климат изменить вместе с лицом земли, ну и всё живое обязательно вытравить – кроме нас красавцев никакие существа права на жизнь не имеют, конечно. Горе преобразователи.
Все эти мысли промелькнули за несколько секунд в голове, и я созналась батюшке, который возможно видел меня в первый и последний раз в своей жизни, и пол храма, как ни странно не треснул подомной и я не провалилась сквозь землю…. Но важность момента я осознала вся, даже ладонями рук, не говоря уже о сердце. Батюшка прочёл надо мной разрешительную молитву и позволил идти на причастие! Хотя я этого ни как не ожидала.   
Перед причастием худой высокий монах со строгим лицом читал главы из евангелия, которые навсегда врезались в память:
«И вот, завеса в храме разодралась надвое, сверху до низу; и земля потряслась; и камни расселись;
  И гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли,
И, вышедши из гробов по воскресении Его, вошли во святый град и явились многим". ( от Матфея, гл. 27, ст.51-53)      
Разорвавшаяся завеса в храме означает, объяснял монах, что грань отделявшая Небо от земли исчезла, и Царствие небесное стало доступно всем кто пойдёт вслед за Христом, потому, что Он взял на себя грехи мира, в том числе и грехи каждого из нас, кто пришёл именно на это причастие. С этого момента Он будет вести нас на Небо, взяв на Себя все грехи наши перед Отцом Своим. Так вкусим плоти и крови Его, для того, чтобы быть с Ним до конца!
После этих слов братия начала причащать. И я причастилась после истинного очищения, быть может, впервые в жизни.
Весь последующий день, а он был тяжёлый: самый разгар выставки, масса людей желающих узнать больше о святынях нашего края и приобрести хоть что-то на память, и так часов 10 подряд. Тем не менее, я была окрылённая, нет, не то слово. Просветлённая какая-то. Не было ни одного тёмного пятнышка на душе, ни одного камушка за пазухой, хотелось совершенно незнакомым людям пришедшим на выставку сделать что-нибудь хорошее. Я невольно улыбалась всем, что со мной бывает очень редко, а в самой глубине моего чёрствого сердца ожил какой-то маленький живой комочек света, отражающийся во всём, что меня в тот день окружало.   Я будто сбросила лет 20, и чувствовала, что впереди меня ждёт большой, светлый мир, и я, полная доверия и надежды, ещё не битая «суровой жизнью» в предвкушении Великого.
И ещё я непрерывно ощущала каким-то шестым чувством Его присутствие везде, Его промысел, Его Любовь к нам всем какими бы мы ни были. Я знала тогда наверняка: все, что случается с нами, всё по Его промыслу или попущению нам на благо оборачивается. Но мы слепы, глухи, ожесточены, не хотим исправляться и осознавать свои ошибки. Болеем и вместо того чтобы понять: почему? Идём к врачу лечить саму болезнь, а осознать причину, исправиться  не спешим, считаем себя идеальными.
Вот к нашему выставочному комплексу подошла женщина средних лет (45-50 лет), на меня пристально смотрит, будто старую знакомую увидела. Глаза у неё красивые, зелёные, большие и в какую-то желтую искорку, но не добрые и даже не умные, а какие-то ехидные:
- А вы, матушка, (я была в платке) откуда будете?
- Из Ростова-на-Дону, - отвечаю.
А она мне так издевательски:
- Так красиво звучит это слово: Ростов-на-дону! А вот ваши иконки и молитвенники – это не актуально для меня, это нужно для всяких там православненьких, блаженненьких (брезгливо кривится), а я атеист.
Но при этом взгляда не отводит, а как будто, что-то внушает мне помимо слов.
Я не знаю что ответить, смущённая сижу. Очевидно она хотела меня обидеть, но не только это, что-то ещё хочет…. Не искушённая я в духовной брани. Хоть и не на долго, но покинула меня благодать, а её взгляд змеиный я как сейчас помню. Было в нём что-то большее, чем издевательство, ирония, призрение, и ещё что-то…какая-то глубина, бездна обратная тому Небу, на котором я пребывала после причастия. Что-то всколыхнулось во мне в ответ на этот взгляд, что-то дремлющее глубоко – глубоко в дебрях подсознания стихийное и мощное….   Мне кажется, Сатана может явиться только в образе женщины. Искушение было, искушение, а я не умею с ним бороться. Меня притягивает как магнит всё глубинное значимое, таинственное, настоящее, я его всегда чувствую нутром, не всегда разбираясь в его происхождении. Эх, испытание падшего человечества.


Обновление
      
Накануне отъезда, поезд наш отбывал из Москвы в 18 00, мы с Матушкой обошли несколько московских храмов, побывали в Соборе Христа Спасителя, где я в который раз получила возможность полюбоваться на икону «Спас Нерукотворный» Е. С. Сорокина чудом уцелевшую после взрыва Собора. Почему любимую?  На изображённого здесь Христа очень Петя похож. Бывая в Москве, я всегда стараюсь поздороваться с этой иконой.
Мы так же зашли в любимую матушкину старенькую церковь около Третьяковской Галереи. Матушка стала молиться у чудотворной иконы Божией Матери, я же к чудотворной только приложилась и стала ходить по церкви, всё хотела внимательно рассмотреть. Здесь везде висели старинные иконы, увидев образ Христа за оградкой, я поднялась на ступени и поприветствовала Его. Когда начала спускаться обратно, на меня накричала работница храма: «Зачем заходите за оградку? Благословения не давали посторонним туда заходить!» И она демонстративно зашла за оградку, что бы при мне мою ядовитую слюну стереть, словно её тряпка чище. Хотя не знаю, может она её моет в святой воде?
Такое ревностное отношение к святыне меня обескуражило, казалось бы, её, как христианку должно радовать то обстоятельство, что я тоже верю во Христа. Но человеческая натура она ревнива, поэтому как хорошо, что Господь выстроил самый главный. Свой Храм в сердце каждого из нас, иначе бы нам пришлось зависеть от очень ограниченных и конечных вещей.
«Вот, Я наперёд сказал вам. Итак, если скажут вам: «вот, Он в пустыне», - не выходите; «вот, Он в потаённых комнатах», - не верьте». (Матфей, гл. 24, ст.25-26)

Так хочу я достучаться до Тебя,
Добежать, дожить и докричаться
На закате солнечного дня
Хоть однажды в Свете оставаться.

Так хочу судьбе в глаза взглянуть
Как в Твоё Всевидящее Око,
Снова мне подсовывают путь
Без Тебя – и в мире одиноко.

Всё обман: молитвы и грехи,
Исповеди, звоны и причастья,
Если от Тебя мы далеки,
Твоего не чувствуем участья.

И в груди нет Храма у меня
Только боль утерянного счастья,
Отпевают заживо Тебя,
И готовят для последнего распятья.

А вокруг как прежде кутерьма,
Именем Твоим прикрыты цепи.
На пороге новая тюрьма
Незаметно расстелила сети.

Эти строки появились не запланировано сами собой, когда я смотрела на очереди в московских храмах к чудотворным мощам и иконам. Почему-то меня эти очереди покоробили, опять мы где-то не там и не того ищем. Хотя я понимаю 70 лет безбожия и атеистического воспитания вытравили из нас всё светлое, и мы все смердящие и нечистые алчем и жаждем духовных даров, но опять начинаем не с себя, не со своей бессмертной души, а настроены паразитически и иждивенчески на плоды чужих духовных наработок. Ну это моё субъективное мнение. А вообще мне конечно очень по сердцу восстановление храмов и монастырей по всей Росси, и тот факт, что Москва вновь становится златоглавой, а что не святые мы все, даже будучи исправными прихожанами храмов, так ведь хорошо уже то, что мы этот факт осознаём и исправиться хотим.
Когда мы вернулись из московской командировки, я почувствовала себя совсем по-другому. Крутить меня перестало, следовательно, юродствовать я бросила, поскольку гордыня – следствие того греха ушла вместе с осознанием и раскаянием. Болезненность восприятия пропала, но временно я оказалась в некоем духовном вакууме. Мне вспомнилось, что в очереди на последнюю исповедь передо мной стоял мужчина, после его признаний батюшка ему что-то оживлённо советовал, рекомендовал, словом между ними шёл диалог. У меня бы никогда так не получилось общаться со священником, поскольку у меня много проблем женских, которые перед батюшкой никогда не станут, а женщин среди священства в православии нет.
Мне нужна была наставница. Поначалу я считала таковой Матушку, и ждала от неё не  эстетического упоения православными обрядами, хотя они и в правду прекрасны, и не обсуждения бытовых сторон жизни в монастырях, хотя я осознаю важность бытовых моментов в любой жизни и в том числе и монастырской. Я алкала и жаждала духовного наставничества, и хотя под рукой у меня были творения Святых Отцов и толковое Евангелие, в этом деле ничто не заменит живого опыта. Матушка же при всяком намёке на мои проблемы становилась строгой и замкнутой: «ушла в молитву», - думала я и занималась своими делами.
Матушка была со мной добра, делилась едой, особенно это стало актуально когда Петя искал работу, и у меня не было никаких денег. Она терпеливо сносила мои недостатки: на улице стояла зима и я запускала погреться дворовых кошек и подкармливала их, а убирала за ними на скорах и честно признаться весьма неумело. Она старалась покровительствовать мне как могла, но не в главном, а всё в каких-то мелких, второстепенных вещах. Я чувствовала себя духовно обделённой и ждала поддержки с её стороны, пребывая в полном одиночестве на своём пути. Понятно, что не всякий человек может быть наставником, духовная прозорливость – дар редкий. Поэтому столько заблудших людей даже в православии, которые когда-то остановились в своём духовном росте, а потом будто застыли на этом самом месте и закостенели. Я почти уверена, что дело ещё в том, что священники только мужчины, а мы ведь всё-таки разные, и задачи наши на земле и испытания – всё разное. Поэтому на исповеди женщина может получить отпущение грехов, слава Богу, за этот дар, но далеко не всегда совет. Конечно пригрузить батюшку своими проблемами мы можем, но зачем ставить человека в неловкое положение. Эта обездоленность не давала мне обрести новую духовную форму, поскольку старую я уже просто износила и выросла из неё. Мне не хотелось оставаться в тупике и жить на ощупь, лицом к лицу со своей несостоятельностью.   У меня оставался лишь один выход – восходить на вершину и вопрошать напрямую….

В горле ком и застряли слова
Я потерялась на стыке времён,
Ночь или день не знаю сама,
Но у меня кружится голова….
                Что со мной?
Я просто живая,
                Живая,
                Живая,
А кто позволил жизнь замуровывать в камень!?
                Что со мной?
Так хочется Света,
                Света,
                Света,
Но здесь темно, а в сердце пылает пламень.
Убейте сразу, и я забуду, что я – живая,
                Живая,
                Живая,
А здесь только мрачное хмурое утро в автобусе.             
 

Она.

И вот наставница в моей жизни всё-таки появилась. Я часто остаюсь по воскресеньям на работе, всё убираю и перемываю. И вот в одно прекрасное, морозное воскресенье, когда я порхала с тряпкой по библиотеке, в дверь позвонили во внутреннюю дверь отделяющую администрацию от библиотеки. Открываю – на пороге Катя. Официально она уборщица административной части здания, хотя определить её функции таким образом невозможно, чем только ей не приходится заниматься. Катя появилась здесь недавно, примерно в тот же момент что и я. Она очень старается нам всем угодить, хотя платят ей всего 500 рублей. Катя весь день на ногах, с утра придёшь в 9 часов, а у неё работа в полном разгаре: моет кабинеты сотрудников, в администрации работает человек 10, потом часов до двух готовит нам обед, всех накормит, посуду помоет, на рынок за продуктами сбегает. Не забывает и дворовых кошек и собак, специально им кашу с чем-нибудь варит. И при этом, с трапезной (которая на 2м этаже) бегает всё время на звонки открывает посетителям входную дверь. Понятно, что не из-за 500 рублей она трудится здесь с утра до вечера. Катя очень набожная, без молитвы ни за что не берётся, всякое дело молитвой начинает. Когда работала на подворье столовая, у нас с ней было одно на двоих послушание: обеды из трапезной носить. Что позволило мне её узнать получше. Когда-то она работала учителем химии в школе, хотя судя по всему ещё не пенсионерка, собственной семьи и детей никогда не имела, сейчас живёт с родным братом, который не питает к ней родственных чувств, поэтому Катя находится на рабочем месте, и в субботу, и в воскресенье. Здесь, рядом с собором её настоящий дом.   В то памятное воскресенье Катя нажарила в трапезной картошку, придя с праздничной службы  и пригласила меня к обеду. Я не отказалась, и мы вместе сели за стол. Катя, как всегда в курсе всех религиозных праздников:
«Когда (имя ветхозаветного священника) переписывал предсказания о Деве Марии, то решил заменить слово «дева» на «жена», т. к. подумал: «Как может дева родить сына?  Видимо в предсказании допущена ошибка». Но снится ему ночью сон, и слышит он слова Господа во сне: «Не исправляй эти слова, всё так и будет, а ты будешь жить и служить в храме до тех пор, пока не увидишь Спасителя своими глазами». Так и прожил священник более трёх сот лет, пока праведные Мария и Иосиф не принесли в Храм новорожденного Христа, священник Его сразу узнал, обрадовался такому чуду и в тот же день умер. И мы православные Христиане вспоминаем сегодня встречу старого священника с младенцем Христом, как чудо, которое явил Господь ради нас грешных».
По поводу данного случая мне трудно было проникнуться радостью, а вот возвышенный светлый настрой моей собеседницы не мог оставить равнодушным никого. Катя вся светилась каким-то внутренним светом. Я видела перед собой глубоко и искренне верующего человека, который стал таким не под воздействием времени или обстоятельств и не благодаря книжным бдениям, а в силу ряда причин, которые мне недоступны и не понятны, Катина Вера народная и очень крепкая, хотя сама она образованный, современный человек. Мне захотелось узнать побольше о ней, и я стала с Катей спорить:

Я:- «Тогда как же Господь, если Он такой милостивый, позволяет издеваться одним людям над другими. Например, сейчас многие пенсионеры едва сводят концы с концами, а в это время кто-то посещает игорные дома. Детей обездоленных сколько, из них вырастают обездоленные, обозлённые на весь мир несчастные люди которые, совершенно по закону, умирают в тюрьмах от туберкулёза так и не познав эту жизнь с более светлой её стороны».
К.:- «Мы ведь ничего не знаем о Его замысле. Может пока кто-то здесь терпит лишения и беды, его предки из ада выбираются, искупление через его мучения получают. А в аду там ведь время тянется долго, один день как 300 земных лет. Мы не знаем ради чего нас Господь обрекает на испытания, но у Него на всё есть причина своя. Лучше 10 лет на земле страдать, чем 1 день в каком-нибудь аду, понимаешь? Ведь Господь милостив, Он всегда старается нам облегчить участь, чтобы нам лучше было, и мы в этот ад не попадали, а если мы всё-таки по своему неразумию там окажемся, Он и там с нами, спасает как может. У каждого свой ад, там тоже есть свои измерения, просто, если нам и откроется вся правда, мы по немощи своей её вместить всё равно не сможем. А потому всегда и во всех испытаниях благодарить нужно Господа за всё. А за испытания благодари особенно,  ты не знаешь, какая награда ждёт того, кто со смирением всё от Господа принимает!»
Я: - «А если это не Господь, а лукавый нам дела путает?!»
К.: - «Господь управляет всегда и во всём, сильнее Его нет никого и ничего, а из всей накопившейся на земле нечисти Он производит Новое добро, идёт ведь седьмой день творения как никак. Страдания нас очищают и преобразуют, без них мы не сможем попасть на Небо к Господу».
Я: - «Мне сложно во всё это взять и поверить».
К.: - «Это у тебя грех умствования, вера должна быть на первом месте, проси у Господа веры, всё равно человеческий разум Его замысел не в состоянии постичь».
Я: - «Я в Господа не просто верю, чувствую Его в себе. Но ведь все эти догматы и обычаи придумали люди сами, потому и возникают сомнения. Людям не всегда приходится верить, особенно если они волю Божию пытаются подменить своей, в силу каких-то там пусть даже и благих целей».
К.: - «Догматы устанавливали Святые Отцы, а они уж были к Господу ближе, чем мы с тобой, в этом уж ты не можешь сомневаться. А нашим православным батюшкам дана такая власть грехи отпускать и молиться за нас, это просто удивительно. Так что ты уж благодари Бога за то, что родилась в православной стране и в такое время, когда церкви открыты и молиться Богу можно безнаказанно. Наши души все у Господа на счету, Он нас всех любит гораздо больше, чем мать свое дитя, потому что лучше матери каждого знает. А мы, по несовершенству своему, не можем той же любовью отплатить, но этого Он от нас и не требует. С каждого спрашивается по его силам».
Мы сидели и пили чай с вареньем, Катю, похоже, разморило и за разговором она начала засыпать, но, пытаясь сопротивляться сну, всё ещё продолжала:
К.: - «Главное нужно понять, – нельзя предавать в себе Господа, а мы Его грехами предаём. Грех ведь опасен не сам по себе, а тем, что отрывает нас от Него. Грехом мы убиваем свою душу, и она становится слепа к Его святой воле, а мы перестаём слышать голос божий в себе – свою собственную совесть. Очень страшное состояние – духовная слепота, такие несчастные люди способны на всё, их может кто угодно одурачить, кто угодно в своих нечистых делах использовать. А бесы как грешников крутят…. И Господь за таких как мучается, и люди живьём в ад попадают за какую-нибудь безделицу, в то время как Он приготовил для каждого из нас «палаты царские», но войти в них можно через узкие врата, царство небесное силою берётся, поняла? Так что не расслабляйся и знай, что святые туда попадали ещё при жизни».
Последняя фраза была ею произнесена уже в полубессознательном состоянии. Катя уснула на стуле, а я тихо вышла из трапезной в библиотеку.
Всем услышанным я была потрясена. У меня под рукой столько духовной литературы, а Катя, проводя жизнь в непосильном труде, до всего, похоже, дошла сама, вот когда понимаешь смысл фразы:      "стучите, и откроют вам, просите и дано вам будет». Хотя Катя и считает, что человеку не положено знать промысла Господа, но Он ей свою мудрость открывает за молитвой и трудами, обходя при этом фарисеев и книжников. Ещё с удовольствием я заметила, что о себе Катя рассказывать вообще не любит, нет у неё потребности кому-то «излить душу», хотя человек она одинокий. Потому поговорить с ней можно о важном, о главном, а не съезжать все время в область психологии или бытовые проблемы.
По этой самой причине, с тех пор я люблю общаться с этой женщиной, поговоришь и как будто напился свежей воды. Мне почему-то так редко попадаются люди (возможно, не только мне), которые при общении словно вливают в нас силы и уверенность в завтрашнем дне. Я даже научилась определять духовных людей по следующим признакам. Если человек заводит беседу не для того, чтобы поплакаться на жизнь, используя вас при этом в качестве жилетки и, загружая всякими ненужными подробностями из личной жизни, и не для того, чтобы выудить из вас какую-либо информацию (по причине собственного любопытства и не только), это редкий человек. А если он при всём при этом ещё умеет вступать в диалог, то есть не просто говорить, но и слушать, отвечая впопад, то цены такому собеседнику нет. Матушка, заметив мою тягу к Кате, объясняет это по своему: «Ты народность любишь, у тебя тяга к такому всему простому».


За что?

Но дело не в народности, я люблю всё НАСТОЯЩЕЕ, и не очень доверяю книжным не выстраданным убеждениям. По моему глубокому убеждению, вера должна быть ЖИВАЯ, а когда голова разваливается от чужих заблуждений трудно отличить истину от красивых умностей, и человек впадает духовный бюрократизм. Устала я уже от этого всего за свою жизнь, просто тошнит от умников.    Живую веру не стоит путать так же и с напускной приблажностью. Один человек, не хочу и имя вспоминать, хотел, вероятно, поладить с будущим библиотекарем, стал наставлять меня в «божьей мудрости». Я ему даже повесть свою показала, он при мне прочёл эпиграф написанный белым стихом, и попытался пожурить:
- «Ты с молитвы день начинай, а не со стихов своих, в словах молитвы заключена вся мудрость, кроме неё православному ничего больше не надо…».
И лицо при этом елейное такое сделал, добренькое, добренькое. Но мне не верилось почему-то его набожности.
Потом мне пришлось убедиться на опыте в неискренности этого парня. Всё что происходит на подворье храма в его компетенции, а лицо у него становится не такое уж и доброе когда он разбивает тарелки с кошачьей едой на пороге библиотеки, со словами: «Чего же это ты Владыку расстраиваешь?»
Хотя владыка на моих глазах эти мисочки видел и лишь по-доброму сыронизировал, назвав нас Матушкой кормилицами.
Недавно к нам на подворье принесли четверых котят. Люди, очевидно, надеются, что уж здесь их питомцев никто не обидит, а даст им шанс хозяина каждому подыскать, ведь «при храмах люди добрые работают». Но не получилось у котят, у двоих из них точно, обрести при храме своих хозяев. Пошла я на следующий день мусор выносить, и, подойдя к мусорному баку, не захотела верить своим глазам…. Вижу в картонном ящике двух мёртвых вчерашних котяток, явно удушенных, и даже перчатка рядом лежит самым бесстыжим образом.
«Всё что происходит на подворье храма в моей компетенции», - вспомнила я слова молодого проповедника. Интересно, молился ли он перед тем как котят душил, или кого-то из дворовых людей спровоцировал на этот шах по соображениям «порядка», а вовсе без молитвы приступил!?
В тот чёрный день со мной была истерика. Но кто я такая в этом мире, чтобы мешать сильным наводить «свой порядок»?! Кто я, чтобы быть недовольной вот таким решением проблемы обилия «ненужных животных» на церковном дворе?! Я что, увидев котят вчера на пороге библиотеки, бросила свои дела и пошла искать им хозяина? Нет, гавёная правдоискательница, я удобно для себя подумала, что им здесь найдут хозяев, посидят эти пушистые комочки на подворье и понравятся кому-нибудь, а мы их тем временем будем  подкармливать. Вот какую удобную позицию для себя я заняла. Чем же лучше такое моё благодушное бездействие деятельности того, кто их задушил?
Когда-то в далёком детстве, я была не такой расслабленной идиоткой как сейчас, и верила, что пока котята слепые обязательно нужно их утопить. Ну Шопенгауэра начиталась, что поделаешь, поэтому была убеждена: жизнь настолько жестока, что небытие гораздо лучше бытия. Тем более, когда речь идёт о маленьких и беззащитных жизнях. Но позже я для себя эту проблему решила так: убить всегда успеют, если не я, то кто-то ещё. Но необходимо хотя бы дать шанс на жизнь, а не лишать всех без разбора этого шанса лишь оттого, что в этой жизни «всё может быть». А теперь я склоняюсь к мысли, что гораздо легче задушить саму себя, только чтобы не видеть ни ТЕХ, КТО ДУШИТ (сомневаюсь, что им это доставляет особое удовольствие), ни ТЕХ, КОГО ДУШАТ, а самое главное: ЧТОБЫ никогда НЕ ВСТРЕЧАТЬСЯ С ТЕМ, КТО СТАВИТ ЛЮДЕЙ В ТАКИЕ РАМКИ, что они становятся душегубами. И дело здесь не в одних котятах. Да что я знаю об этом мире, кто я такая в этой жизни, чтобы критиковать её устои? Чтобы слякоть развести ума много не нужно, и, что обиднее всего, от этого зла не становится меньше. И такая привычная в последние месяцы для меня фраза: «Господь управит», перестала впечатлять. Мысль: «зачем?» преследовала целый день.

Так странно жить, заглядывая в небо
Как в зеркало,
И задавать вопросы,
И отвечать за всех.
Уже прошли весна и лето,
На улице морозно, поздно.
Так страшно жить, снега и холода….
Хотя июнь,
И вроде солнце светит.
Но вот опять над чьим-то трупом я
Стою.
И на вопрос: «За что?»
Ни кто мне не ответит.   
      
   
Фестиваль.

И вот, в библиотеку постучали…. Я не спешила открывать, предчувствие подсказывало мне, что это не читатели и не сотрудники работающие в храме. От этого стука повеяло дыханием прошлого. На пороге стояла Света Николаева – организатор литературного клуба «Бродяга» при Педагогическом Университете. Она пришла с вестью, что через месяц начнётся 2-й Ростовский фестиваль поэзии, и его ни кто не в силах так мастерски организовать, как это получилось в прошлом году у Пети.
С: - «А ведь это был 1-й фестиваль в Ростове, это был, можно сказать, эксперимент, и он у твоего мужа удался! А куда вы пропали?»
Я: - «Понимаешь, Петя хотел организовать поэтический театр, а этот фестиваль не отразил и сотой доли его замысла. На самом деле он всё испортил, перепутал все планы. С тех пор Петя ушёл из поэтической жизни. Устроился в фирму, работает менеджером, о своих замыслах не хочет даже и вспоминать».
С.: - «А в этом году организацией фестиваля занимается несколько человек, но мы уже понимаем, что так завести и выстроить всех как это сделал твой муж никому не под силу. Я постараюсь тоже приложить свои руки, ноги, голову, чтобы послужить общему делу, но душа у меня же не Петина. А он нужен, Петя знал весь поэтический бомонд, мы насчитали 133 участника прошлого фестиваля, и не просто знал их поимённо, он знал им цену. Одним словом, я на такое не способна и никто не способен, вместить в себя всех и оценить, и полюбить их, на такое способен только твой муж. Расшевели его».
Передо мной за секунду промелькнули прошлогодние события. Вокруг Пети ко времени 1-го фестиваля сгруппировался довольно плотный круг поэтов, их произведения Петя издавал в своей газете arty. Мы ещё тогда числились аспирантами, получали стипендию, и могли позволить себе отдать все свои сила и время поэтическим замыслам. Фестиваль стал своеобразным эрзацем поэтического театра, поскольку на последний у нас не было ни помещения, ни возможности.
С: «Итак, 1-й поэтический фестиваль состоялся, не смотря ни на что!  В этом году за его организацию взялось несколько человек, в том числе и ваш сосед Андрей Качелян, а так же редактор «Моего журнала» Вадим Исачкин и писатель Валерий Уколов из литературной группы ОБОРГИС. Попытайся, пожалуйста, вовлечь Петю, сама приходи, и будем что-то делать вместе», - сказала, уходя, Света.
После её визита внутреннее беспокойство овладевало мной всё сильнее, и я решила, что даже если Петя не захочет принимать участие в подготовке к фестивалю, то я буду. Вечером этого же дня к нам с Петей пришёл Андрей и сказал, что включил меня в круг участников фестиваля, поэтому я должна подумать над тем, что читать в выделенные мне 10 минут. А я как, человек обстоятельный, взяла и надела очки, результат моего столь простого действия меня просто потряс…. Андрей очень внешне изменился, с тех пор как стал толкьенистом. Блестящие тёмно-коричневые волосы отросли почти до плеч, от этого черты лица стали девичьими, довершали же впечатление огромные в пол лица блестящие черные глаза, совсем как у средневекового рыцаря. Что мне было делать, вот искушение? Конечно же, я окончательно решила принимать участие в организации фестиваля, поскольку я человек слабый, к тому же хоть и плохо видящий, но не слепой. Я придумала себе влюблённость, а может и не совсем придумала, а здесь на строчках своей повести пытаюсь слукавить сама себе, но что с того. Люди существа такие, что пока не появится личная заинтересованность в чём-то, заниматься они этим делом не будут. И стала я ходить по средам в Лен дворец на собрания оргкомитета фестиваля, там более что оттуда мы возвращались вместе с Андреем, юношей так похожим на фаюмский портрет. И хотя очки или линзы я не ношу, при зрении –5, но понимаю: не зря за ним бегают все девушки и не совсем, принимающие участие в организации фестиваля начиная с поэтесс и заканчивая моделями.
Вот так по хитрому я обошла все свои страхи, связанные с прошлой жизнью до храмового периода, из-за которых я боялась возвращаться в творческую среду. Моя боязнь возврата к тому состоянию полного отчаяния, которое преследовало меня не так давно, не позволяла мне общаться с себе подобными, посещать литобъединения, даже читать художественную литературу. И вот удивительно, насколько милостив Господь, так всё устроил, что я напрочь забыла о страхах и маниях не благодаря горделивому желанию прочесть свои стихи на фестивале, а из-за простой влюблённости и стремления быть рядом с её объектом. Меня вдохновляла в создавшейся ситуации её хрупкость, тайность, нераскрытость, романтика моей тайны.

Милый друг, ты назови мне Имя,
Нет, не то, что вытерто и смыто
Частыми избитыми словами,
Назови что в тайне, между нами,

Или промолчи, но как заклятье
Пусть твоё молчанье будет знаком,
И ответом, смыслом, заговором,
Только не вопросом, не незнаньем.

Милый друг, я так устала слушать
Пустоту за звонкими речами,
Что, молю: давай закроем уши
И услышим тишину меж нами.
      
Андрей даже и подумать не мог, что впервые за 3года общения с ним я его вдруг разглядела. В данной ситуации я выступала в качестве вора, воровала мгновения пока он не был в обществе своих поклонниц. Меня за таковую он не держал, тут можно было расслабиться, возраст, знаете ли, да и положение: «это просто дружбан Галя, жена моего хорошего друга Пети». Словом я была вне подозрений, а значит и вне конкуренции. А если бы я выдала себя каким-нибудь неосторожным словом или жестом и моя тайна открылась, всё бы было испорчено. И на фестивале, скорее всего мне тоже не удалось бы побывать. И я сама бы не узнала что потеряла…. Все 4 дня фестиваля я присутствовала в зрительном зале на 150 процентов, сидя на первом ряду, на правах оргкомитета и поняла как мне дороги эти закомплексованные, невротичные, проблемные люди говорящие стихами, выходящие на сцену ради своих законных 10-ти минут. Из них кто смело смотрел в глаза публике, а кто дрожащим языком от волнения с подогнутыми от страха коленками и нервно стучащими зубами, но читающие нам свои стихи, афоризмы, рассказы. На второй день меня просто как «Остапа понесло», и я уже не видела Андрея. Андрей был уловкой бытия, лёгким ветерком перед ураганом проснувшегося всепоглощающего чувства Любви к каждому участнику фестиваля, к тому орнаменту, который получился из нас в целом.  Спасибо, Господи, за такой мудрый ход, гениальную манипуляцию над столь сложно заводящимся механизмом под названием человек. Я смогла лучше узнать себя и возродилась благодаря фестивалю сама как писатель. Здесь я чувствовала себя дома, в кругу близких друзей, хотелось каждому участнику подарить цветы, но таковых не оказалось. На второй день фестиваля пришли родители и принесли шоколадных конфет, к сожалению их было меньше чем участников фестиваля, поэтому я смогла подойти лишь к наиболее понравившимся поэтам, в тот день выступали учащиеся РГУ.
А сейчас, сидя одна в большой холодной библиотеке я тоже похожа на похитителя, грабителя большого банка, который, забравшись в укромное место, пересчитывает свои сокровища в полном одиночестве. Я всех вас вспоминаю и заново переживаю ваши выступления когда пишу эти строки, пусть мои воспоминания сбивчивы и не хронологичны, но всё же.
Вот Вартан Бабиян со своими проникновенно-трагичными стихами, жаль, что только наизусть, что без гитары. Вартан не читает, ворожит, гипнотизирует слушателей, не повышая голоса, не играя интонацией, забирает наше внимание:

Он оставляет кисть и до поры,
Пока не сгонит с улиц тени солнце,
Шагает по подмосткам конуры,
Истёршимся за много лет бессониц.

Пройдут года, они не пощадят
Того, кто дал себе обет терпенья.
Натруженный, неутолённый взгляд
Усталость обведёт глубокой тенью.

И такие знакомые фразы, как
«Не плач Александр, всё так безнадёжно…»
«К порядочным быстро приходит усталость…»

вспоминаешь уже как афоризмы, а вот проза Вартана, концовка фантастического рассказа «Плата за проезд»:
«И думается мне с какой-то выкручивающей душу тоской, что именно сейчас мы совершили преступление, от которого никогда уже не отмыться и в котором никогда не оправдаться, потому что, убивая всех этих своих воров, лжецов, предателей, блудниц и прочую мразь, мы забыли нечто очень важное, какую-то самую - самую главную заповедь, без которой что-то необратимо рушится в мире, и человек всё равно не становится человеком».
Вартан считает себя атеистом, а меня всегда удивляло в людях не знание самих себя.
Вот Ольга Андреева со своим чудным поэтическим миром, передающим очень точно настроение автора с помощью интересных образов, вкраплений. Перед слушателем мазок за мазком возникает импрессионистическое полотно каждого стихотворения:
Тихо тает свеча, сталактитами слов обрастая,
Хвоя крымской сосны отражает промокшее утро,
В поднебесье кричат о своём перелётные стаи,
Облака облекая в тончайшую ткань перламутра.
 Или
Город к небу подвешен на нитях дождя.
Город так невесом под вуалью тумана,
Словно выстроен без топора и гвоздя,
Будто тихо плывёт по волнам океана.

Трудно вспомнить что-нибудь подобное в творчестве многих авторов. Здорово когда автор имеет своё лицо и никого не напоминает.
 А этого слегка ироничного автора зовут Вадим Исачкин:

Да, что там за любовь, поди, проверь.
Попробуй друг на собственной персоне.
Любви заветной распахнул ты дверь…
А оказался, как и я на Зоне.

Вадим примечателен интересом не только к собственному творчеству, как это часто принято у поэтов, он издаёт «Мой журнал», где от случая к случаю публикуются все. Для Вадима нет понятия ограниченности, он не диктует условия, не задаёт рамки, просто публикует всех, и всё! Перемежая тексты своими, отнюдь не пуританскими картинками. Как уживается в одном человеке тонкий литературный вкус и порнографический художник понять трудно, но не обязательно (шла бы ты со своим пониманием куда подальше).
Галина Койсужанка… стремительная, артистичная, напористая, совершенно несоответствующая своему имени. Её стих, словно вызов каждому из нас:

Это кто там не сеет, не пашет?
Вензеля киррилицам рисует? –
Голоштанный поэт в рукопашной
Самиздатом издаться рискует!

В рядах зашептались: «переиграла», «это она слишком». А я наоборот отметила, что в отличие от прошлогоднего фестиваля она себя будто причесала общим  гребнем. Вредно – вредно незаурядным людям слушать советы.

Вскормив орлят окровавленным мясом,
В своей обширной медленной стране,
Мы спим. И нам десятилетья снятся
Какие сны? Увы, не о Чечне…
 Но те орлята, ставшие орлами,
Своих когтей не могут затупить
И жажду крови свежей между нами:
Но захлебнуться  –  не остановить…
Из книги «Осенний пасьянс»

Олег Погорелый как всегда «навеселе». Создаёт впечатление представителя потерянного поколения ушедшего века: «Провинциал – не по плечу». Очаровательный пессимист, выражает свои мысли пушкинским стилем:

«Куда ты смотришь, царь Итаки?
Да если б только видел ты,
Что там скрывается во мраке,
Ты б содрогнулся. И мечты

О вашей призрачной свободе,
Не существующей вообще,
Не в вашем суетном народе,
Ни в вашем мире, ни в душе.

И даже нам, богам, неясной…
Отбросил бы, как тяжкий сон.
Гони его. И сон прекрасный,
К тебе слетит. Как сладок он!
    Одиссей и Калипсо.

А вот выдержки из моего любимого стихотворения Олега «День ангела»:
 
За тридцать, дохлая работа –
Теперь итоги подводить.
Любил? Страдал? Желал чего-то?
Уже не знаю. Может быть.
------------------------------
Без смысла, радости, без горя.
Лишь иногда надежды луч
Иглой давно забытой боли
Блеснёт печально из-за туч.

К чему? Ведь сердца не заменят
Затеи праздного ума.
А скоро осенью повеет,
Польют дожди, а там – зима.

Пора цветного листопада
В бесплодно вянущей глуши,
Начало тихого распада
Нестойких атомов души.
Вот это ПОЭЗИЯ, она лёгкая как дуновение ветерка и в тоже время потрясающая….
Игорь Полуэктов – пока не «навеселе».   

Это шалая пьяная девка Весна,
Расшалилась совсем не на шутку:
Каждой ночью врывается в кружево сна
Её облик – смешной и распутный.

Я с ней робок бывал и безудержно смел,
И сиренью пропахшие кудри я гладил…
Я ещё никогда так от баб не дурел,
Не валялся у ног разыгравшейся ***.

Без комментариев. Буд-то писано пером Есенина, если  бы ему посчастливилось родиться и вырасти в наше интересное время. Здорово!
Но с некоторых пор Игорь заболел чужой жаждой жизни, а свою не понял, предал:
Родовое заклятье стереть,
Чтоб не шляться по жизни калекой –
Homo sapiens?
Сверхчеловеку
Я хотел бы в глаза посмотреть!
                («Одинокая песнь Заратустры»)

И, да простится мне обилие цитат в этой главе, читая книгу Игоря Полуэктова «Паденье в высоту» всё-таки видишь: свой голос у поэта не пропал.

Я шёл один, как путник в непогоду,
Сквозь мрак эпохи, гибель, пустоту,
Чтоб ощутить движенье как свободу,
Чтобы постичь паденье в высоту.

Хотелось, чтобы чтение стихов в исполнении самих авторов длилось вечно, но первый день подходил к своему финалу. Михаил Александрович Баланов, наш ведущий и организатор объявляет свободный микрофон. На сцену выходит худющий автор неопределённого возраста и с горящими глазами в течение 5 минут читает складные вирши, общий смысл которых сводится к двум словам:
«Чифирну я, чифирну…»
?!
В зале растёт недоумение, кому-то смешно до колик, но автор совершенно серьёзен…
И только после ещё одного стихотворения, в котором все женщины от лица автора названы сволочами, поскольку, последнему не повезло в личной жизни, минут через пять, понимаешь – перед тобой сумасшедший. И уже ни кому не смешно.
О первом дне фестиваля остались, конечно, незабываемые впечатления, но пора идти домой. Петя ушёл час назад, не дождавшись вечера… сейчас одиннадцать часов ночи, где же Андрей? Да вот он, почему-то с трудом узнаваем, поседел  он что ли за один день?! Где его прекрасные тёмно-коричневые волосы? Сейчас – сейчас надену очки. Так и есть! Вот дурак, теперь у него половина волос на голове белых, половина коричневых, что вместе с его хрупкой комплекцией придаёт вид матёрого шакала. Может быть, само по себе мелирование не такая уж плохая штука если речь идёт о меньшем из двух зол, но от добра добра не ищут.  Андрей теперь имеет вид матёрого шакала, что само по себе противоестественно. Эх ты, испортил песню! Лучше поеду домой со считающей себя тяжелобольной Наташей Бобриковой и её мамой. Здесь, что ни личность, то легенда. Наташа никогда не изменяет своей старой привычке и часами подряд готова говорить о своей болезни. Я не хочу её обвинять в том, что она, будучи здоровой, сказывается больной, речь не об этом, Наташа упивается своей болезнью, что, конечно же, не способствует улучшению. Она совсем не борется с навязчивыми состояниями, которые не всегда признак патологии. Из общения с людьми, имеющими сходные с Наташей проблемы, я вынесла одну неприятную для себя истину, плохо не то, что их «накрывает» время от времени (у Наташи это проявляется в виде штурма идей, между прочим, совсем не досужих, она окончила школу с золотой медалью и имеет высшее образование), зато очень худо, что этих людей убедили в их ненормальности. Попади Наташа в более благоприятные условия, из неё бы получился талантливый учёный, самый настоящий генератор идей, бескорыстно разрабатывающий очередную проблему в какой угодно сфере человеческих знаний. Я в своё время пообщалась с ней достаточно чтобы смело утверждать, этого человека можно хлебом не кормить, только дать порассматривать какую-нибудь проблему сутками.  Но поскольку она себя чётко определила как больную, то постоянно и перемалывает в себе проблему собственной болезни, надо отдать должное, с большим прогрессирующим успехом. Здесь наличествует и усугубление своего положения:
«Никому сейчас не нужны бедные и больные».
Как будто остальные нужны кому-то, вот удивила. Затем идёт полное с проблемой отождествление себя:
«Я такая больная, такая больная, ничего не умею делать, не в состоянии себя обслуживать».
Если нормальный человек себе начнёт постоянно твердить о том, что ни на что не способен, в конце концов так оно и будет, это же психотерапия со знаком минус!
Мне хотелось в этот момент обсуждать церемонию открытия фестиваля. Здесь Андрей вместе со Светой постарались, пригласили 4-х моделей, пока Валера Уколов своим запредельным голосом читал стихотворение Владимира Межеры, девушки по очереди выходили на сцену и каждая поворачивалась к зрительному залу спиной, а на спине у первой девушки было написано: «смерть» (это была очень худенькая девушка), у  второй по крупнее: «поэтам», «Фестиваль» очень высокая девушка похожая на декоративную пальму, «графоманам» –  своеобразная модель, не на всякий вкус. В это время Валера Уколов читал:
Когда звезда царица ночи снизошла и растворилась
От прикосновений света идущего из моря где лежат
Обломки храмов статуй и скелетов то стала пеной
Мрамором мечтой и ритуалом приносящим муки богам
Героям смертным вот за что Киприде взрывом
Оторвало руки с тех пор она скитается как тень
По мастерским притонам и борделям где шевелят
Обрубками кистей подобия её большого тела
А между тем орудуя резцом карандашом
И фаллосом уроды пытаются глумиться над
Лицом самой собой растерзанной природы.

Четыре прекрасные девушки образовали живой плакат на сцене – молодец Андрей, не плохо выстроил, и тех на ком написано, и тех, кто писал. Художницы тоже были женского пола, у каждой Качелян не забыл попросить телефончик и окружить вниманием, однако, дальше флирта и поверхностного общения Андрей не заходит. Да, воистину только полгода православного аскетизма и поста чувств заставили меня обратить внимание на такое инфантильное существо как Андрей Качелян. Помню, как он за неделю до фестиваля в очередной раз пришёл к Пете, полон впечатлений: «Модели согласились участвовать в фестивале, ура! Теперь нужно их расписать, но что это будет за текст – я не знаю. Я и кисти никогда в руках не держал».
Потом они вместе начали придумывать текст, вернее текст предложил Петя. Потом они размышляли, как разместить каждое слово на спине у девушки. И так каждый раз, Андрей советовался с Петей во всём, поэтому Пётр Шумаков незримо присутствовал и принимал участие в подготовке и второго фестиваля, как тот Святой Дух, который никому не виден, но Он присутствует везде (извините за богохульство).
Процесс подготовки к фестивалю, первый день оставивший массу живых впечатлений, всё это требовало срочного живого обсуждения, а вместо этого, у меня над ухом, полная жалости к себе канючила Наташа:
Н.:- « И в церкви я была, и на службе стояла, но ничего не помогает».
Я: - «Попытайся всё-таки найти любую работу, сосредоточься на ней, пусть это будет даже мытьё пола».
Н.: - « Не знаешь ты, что такое настоящий мрак, который целиком тебя охватывает и затягивает, затягивает…»
Голосом чревовещателя заговорила Наталья:

Мрак стучится в мою душу,
Я почти сошла с ума.
Мрак безумию послушен,
И ему подвластна тьма.

В унисон Наташиным словам зазвучали в ушах строки собственного сочинения.
Мрак он любит безумие, любовь к своему безумию это его стихия…врата мрака выведут тебя к истине, они дадут тебе понимание…
Господи, нет! Я не хочу, не хочу обратно, не хочу в прошлое, ни за что!!!
Я поправила платок на голове, да-да на фестивале я тоже была в платочке. Почему экзальтированных личностей тянет ко мне со страшной силой? Господи, это не справедливо, жестоко, страшно! Господи, неужели тебе не жалко мою душу!?
И, ничего не замечая вокруг, я помчалась к выходу.
Я, через весь автобус: - « Ну, пока, ага, до завтра! Как хочешь, можешь не приходить!»
Пока шла целую остановку пешком вспомнила выступление Литгруппы «Ростсельмаш». У меня даже слёзы радости полились из глаз, когда запела Лариса Лаухина….  Удачно сочеталось чтение стихов и песни на слова ростовских авторов в её исполнении, поэтому зрители не уставали от бесконечного «бу-бу». Один из авторов Ростсельмаша читал афоризмы, очень волновался при этом, и руки у него дрожали, но интересно и остроумно звучали его шутки. Петя уже спал, когда я пришла домой. Вот ведь как получается, сам заварил с Михаилом Александровичем эту кашу, а теперь спит он. В общественном умывальнике я почувствовала невероятную слабость и горячие капли на лице. То оказалась кровь. Совместно с работой такие мероприятия оказались накладными. Усталость за весь прошедший день навалилась неожиданно и внезапно, через 6-часов вставать, а мне бы ещё повторить своё завтрашнее выступление. Ведь завтра я тоже «звезда», и я сквозь сон повторяла и повторяла свои стихи:

Это утро божественно было и чисто
И сверкали снежинки у нас в волосах.
Время будто замкнуло свой круг
И лучилось, лилось, изливалось
                На нас тишиной и покоем…

Стрелки замерли вдруг на часах
И прилипли
                К циферблату:
Всё  девять и девять.
Тишина и застывшая в мыслях
Вечность как чья-то слеза
Разливались в воздухе…
Вот и всё, конец страданиям,
                Поиску, делам.
Спешить больше некуда
       Потому что всё прошло.

Мне снилось прекрасное, тихое, морозное утро. Окно настежь. Соседей не слышно и время перестало существовать вместе с посторонними звуками. Петя углублённо задумчивый стоял у окна и, глядя на солнце, говорил что-то мне, и я отвечала ему. О чём мы беседовали в моём сне, я не помню. Но я отчётливо запомнила ощущение полноты момента, завершённости и нескончаемости одновременно. Врезалось в память одно лишь слово, произнесённое нами обоими одновременно: «рождество».
На следующий день в библиотеке было тихо, и я спокойно могла повторить выступление. Но я чувствовала, что меня может подвести волнение, страх перед публикой, из-за плохого зрения, я, когда смотрю в зрительный зал лиц не вижу – только силуэты и думаю всякую дрянь от волнения. И я решилась…зашла в «фанагорию» после работы, да и купила себе 200грамм Кагора для храбрости. И никаких переживаний, ощущение враждебности всего мира улетучилось, на смену пришло чувство слитности со всеми, причастности ко всему происходящему вокруг. Первой вышла Галина Шеффер, она читала в своей выработанной манере: в духе ненавязчивой экзотико-мистической безысходности. Галя не входит ни в какие объединения, просто пишет и всё. Огромное впечатление на меня произвела её книга «Армагеддон 2000», поэтому я немножко пофилософствую над её содержанием….
Господа, что вы знаете о ведьмах, кроме того, что в средневековье их сжигали на кострах, и что их чары могут очень сильно изменить естественный порядок вещей? Но всё это в далёком прошлом, а сегодня при слове «ведьма» мне вспоминается булгаковская Маргарита, вылетающая на метле из окна своего дома на встречу с Мастером. Кто знает, где летает Галина Шеффер перед тем как написать одно из своих стихотворений? Возможно, где-то далеко от этой бренной земли, иначе почему её стихи звучат как заклинания, уводящие своим ритмом в иной неведомый нам мир её смыслов, который находится «За тенью свечей» где-то «на стеклянной земле», «за гранью треснувших небес». Трагическое мироощущение автора передаётся читателю, да и можно ли остаться равнодушным к его словам:

«Когда наступит день ангелов,
Мне нечего будет сказать им в своё оправдание,
Кроме того, что у меня есть крылья,
Завязанные узлом за моей спиной».

Крылатые жители земли – это падшие ангелы:

«изначально мы были чисты,
Но такими мы стали…».

Но не спешите называть падших ангелов бесами, хотя сам автор часто их так называет – это не просто бесы, они творцы. Один из них, к примеру, занимается искусством:
«Ему смешны сплетенья дней,
Ему скучны земные чувства.
И, становясь от скуки злей,
Он занимается искусством».
Чем же, как не искусством занимаясь можно позволить о самой себе сказать:

«Я прикасаюсь лишь к сути вещей.
Мне не важен их облик».

Своей прикованностью к земле и воспарившей к небесам душой персонаж «Армагеддона» напоминает всех нас грешных человеков.
Итак, Галя Шеффер ушла, другая Галя взошла на сцену.  Такие чувства нахлынули, при виде всех вас, так и хотелось сказать: милые вы мои, дорогие, как же я вас всех люблю! Спасибо за то, что вы есть, и за то, что вы сёйчас здесь!
Но я не хотела уж очень себя выдавать, тогда возможно сразу бы было ясно: баба надралась. А в зрительном зале присутствовали мои родители и Петя, не хотелось их позорить. Поэтому я без лишнего излияния чувств поприветствовала всех, да поблагодарила Михаила Александровича за нас, за то, что он вёл фестиваль и очень успешно это делал, прочла совсем не много стихов. Одно из них хочу привести, поскольку оно весьма в тему всему тому, что здесь написано. Фестиваль наш проводился во время завершения великого поста, самого строгого, накануне Пасхи:

Феникс.

В разгаре же пост и положена скорбь,
И муки страданий и смерть на кресте.
Но Он уже с нами, воскрес и пришёл,
Христос в наступающей ранней весне.
А чёрная скатерть висит в алтаре,
Всё мёртво должно быть, но Он среди нас,
Распятье живое блестит в серебре,
Вздохнул и расцвёл деревянный мой Спас.

Вы не знаете, как тяжело возрождаться из пепла,
Собирая по ветру частицы из небытия,
Может быть, Воскресенье кому-то покажется светлым,
Только музыка мрака грохочет в душе у Меня.

Может адское пламя огня людям кажется ненастоящим,
Но оно навсегда оставляет земле пустоту,
Вместо ваших сердец, только дух изначально парящий,
Высоко, высоко над землёй догоняет Мечту.

И извечно, всегда, ему хочется, хочется, хочется…
Долететь до черты – той, что Богом зовётся людьми,
И об острые скалы, разбивши своё одиночество,
Свет прощенья открыть, чтоб навечно себя обрести.

Ради вашей Мечты каждый раз возрождаюсь из пепла,
Для её воплощенья, Ей так уж не терпится быть,
И дышать, и любить, и выпрашивать снова спасенья,
Ну и самое главное – жить, просто жить.

Все стихи, прочитанные мной на фестивале, были написаны «накануне», ради самого случая. Но это особенно дорого, поскольку моё творческое воскресение поразительно совпало с Пасхой, виной всему этому был фестиваль. Но тогда, я ещё не знала, что оживаю и сама. Дай думаю, посмотрю на старых друзей, и чуть-чуть окунусь в некогда столь родственную мне атмосферу зарифмованной музыки, всего на несколько дней, и обратно в тишь библиотеки. Я не знала тогда, что последствия могут быть самые необратимые. Христос любит воскрешать и нас, а может в нас самих, в каждом из нас каждый раз воскресает Сам в неповторимости сплетений наших душ и чувств. Везде, где пробуждается жизнь Духа в атмосфере любви и радости, творческого единения, восстаём и мы в новом теле для жизни вечной. Но путь к вечной жизни  у каждого свой, и лежит он через смерть в каждом из нас ветхого   человека, слабого и смердящего, который и счастливым-то не смог бы стать никогда, настолько он ничтожен против нас обновлённых, прошедших сквозь горнило испытаний и собственную смерть  для жизни вечной.
Вспоминаются слова современного русского святого Силуана Афонского, учившего, что ни в коем случае нельзя роптать или впадать в уныние, если Господь нас посещает горестями или лишениями, а истинно чувствовать на себе заботу Творца, и благодарить Господа безмерно за всё, а в особенности за лишения, каждый прожитый день.
Мама с папой подарили мне цветы, оставили сумки с продуктами и направились к выходу, у выхода нас догнала Оля Крекотнева, и сказала несколько хороших слов о моём выступлении. Приятно иметь возможность прочесть своих детей тем, кому и на самом деле интересно их послушать. Так получилось, что в этот день выступали выпускники и студенты РГУ.   
Вот, довольно почтенно вышел виновник состоявшегося и для меня фестиваля. Не помню, что конкретно из своих произведений прочёл Андрей, но у него во время выступления всё-таки форма подавляет содержание. Мне он напомнил индейского шамана, да и ритм стихов был соответствующий:

раскалённое время         
 струится впотьмах
я терзаю за бороду
собственный страх
обернувшийся белым
как лунь стариком
словно карлик пещерный
прожорливый гном
раскалённое время
мешает в котле
беспокойная тень
оседает в литье
в инфантильные формы
невинных сердец
заливается мягкий
бессильный свинец
из болванок судьбы
заготовленных впрок
в человечьих сердцах
застывает порок…

Не смотря на отчаянное стремление автора внести деструкцию в свои тексты, сквозь добровольное желание писать без знаков препинания и каких либо ограничений – вот мы какие неограниченные(!) всё-таки улавливается магия поэзии. Я вспомнила ещё одно стихотворение Андрея, на которое у меня сначала началась явная аллергия, но потом, вчитавшись повнимательнее, я поняла, что это правда, только если не путать слова «Бог» и «наш бог».

Я думаю, мир человеческих чувств всегда одинок.
И мёртвым рождён был, а вовсе не умер наш бог…
Как некий младенец гулял босиком по земле
И кровь из подошв превратилась по капле в елей,
Который помазали густо и смачно на хлеба кусок
И в рты затолкали, чтоб каждый не чувствовал как одинок.
Чтоб разум не ведал, не ведал высот бесконечных глубин,
И смело ходил в темноте, повторяя, что он не один…
Я думаю – думаю я потому, что не думает бог.
Я – буква – мой знак, ограниченный, узкий мирок,
В котором не умер, а мёртвым родился не тот.
Родился, но только не жил, потому что никто не живёт.
Я думаю, я не умру, потому что я мёртворождён.
Я просто хожу босиком, но, конечно, я вовсе не он…
А впрочем, признаюсь. Есть бог …это я…пошутил.
Он жив и здоров, а нелепостям верит дебил….
24 мая 2001г.

Если внимательно вчитываться, понимаешь, что в этих строках отражена боль многих поколений, у которых ещё до рождения, бесцеремонно и по хамски отняли живого Бога. Поколения, перепаханные плугом духовных подмен и спекуляций, потерянные страшные сотни, тысячи, миллионы…. Непостижимое никакому человеческому уму страшное преступление против Жизни под названием «человеческая история» продолжается….
Стихийно сложившуюся академическую атмосферу вечера развеяла Кунигунда Аусвайс (Оксана Литвиненко). Она всем запомнилась на первом фестивале своим динамичным остроумным выступлением. Эта девушка пририрождённый импровизатор. Её выход на сцену взбудоражил всех.

Здорово быть кришнаитом
Или свидетелем Иеговы
С улыбкой открытой,
Тридцатидвухзубовой,
Мормоном в рубашке белой,
Ваххабитом, убийцей неверных,
Рядовым фанатиком веры.

Кришнаиты бьют в свои бубны,
Улыбаются свидетели Иеговы,
Раздают прохожим жёлтые листья
Своих чудесных брошюрок,
Мормоны ратуют за многожёнство,
Ваххабиты убивают неверных,
И каждый застолбил себе место в раю.

А куда пойти человеку,
Что стесняется святых ликов,
Лазит дважды в одну реку
И боится ночных криков,
Слишком умному, чтобы верить,
Слишком глупому, чтобы думать…
Куда же ему податься?..

Очень – очень запомнился Дима Афанасьев со своей ненормированной поэзией, «диапазон» его строфы от Есенина до Маяковского, мне ещё показалось, что на него большое влияние оказал Иосиф Бродский. Дима выступал часто, его выходы привносили атмосферу театрализованности.
 
 В этот вечер я то и дело бегала по залу, беседовала с каждым участником, утопая в общении, словом, отрывалась по полной программе. Многие молодые таланты производили неизгладимое впечатление если внимательно вслушиваться в тексты, но на слух воспринимать становилось всё сложнее и сложнее. Не позаботились люди знающие себе цену как авторам, о слушателях совершенно не имеющих представления о том, что они гении. Утомительное чтение авторами с листа в зрительный зал полностью притупило моё восприятие.    Ещё раз вспомнилось вчерашнее выступление «Ростсельмаша», умеют же люди думать не только о себе.
Извини мой терпеливый читатель, но я не задавалась целью стенографировать весь фестиваль в лицах, поскольку это не по силам никому, кроме видеокамеры, которая присутствовала и при желании приобрести видеосъёмки, как первого, так и второго фестиваля ростовской поэзии можно.  Спросите у Михаила Александровича Баланова, он всегда рад вам будет помочь в этом деле…
А я вот сижу, перемалываю такое важное событие, а сама обиженная – приобиженная,  несчастная – разнесчастная…. Нынче 9 мая 2003 года. На улице с утра стоит пьянящая весенняя погода. Но мой день начался с неприятности. Выхожу утром к умывальнику, а мне, в ответ на моё: «Доброе утро!», - сказали по содержанию и накалу страстей примерно следующее:
- «Ты, старая облезлая крыса (т. е. писательница, что для них примерно одно и то же)! Убери из коридора свою облезлую кошку, которая срёт везде и переворачивает мусорки, а то мы занесём её далеко, чтобы она не ходила здесь мимо наших комнат, и не таскала наши косточки из мусорных вёдер, и не трусила своим ненавистным хвостом по лестничной клетке!»
Злые, злые люди! Куда я дену несчастную приблудившуюся кошку из коридора, если она не уживается с нашими тремя кошками на шести квадратных метрах нашей комнаты. Куда же я, старая облезлая крыса, дену несчастное существо, если оно здесь выросло и живёт в нашем общажном коридоре уже два года?!
Сижу, жую с утра обиду, пилю мужа, потому что не в духе, и за кошку страшно.
 А следы её жизнедеятельности я вроде бы всегда убираю, что делать.
С праздничком, соседушка, называется, тоже мне! Надоело. Хочу на свободу, на природу, где нет соседей вечно недовольных и претенциозных.
Хочу тишины, чтобы никто не возился за стеной у умывальника,
не ругался за дверью на неизвестном мне языке
не шушукался на кухне в мой адрес, когда я сижу в нашей комнате и всё слышу,
не плевал мне в суп на плите, пока я схожу за солью,
не бросал конфетные обёртки и окурки под нашу дверь, пока мы на работе.
НАДОЕЛО! Хочу свободы – естественной среды обитания для человека.
Долой общаги, коммуналки, псиатрические лечебницы, контрационные лагеря!
Да здравствует Царство Небесное! Аминь.
 
Итак, на 3-й день фестиваля из оргкомитета присутствовали только мы с Леной, студенткой Филфака и журналисткой. Потому, что мероприятие началось в десять часов утра, нас заранее предупредили, что с 14 00 зал арендовала свадьба, так что к часу чтобы халявных поэтов и духу здесь не было. Кстати, об оплате за помещение, в котором проходил фестиваль, 3 часа выступления во Дворце Культуры Железнодорожников стоит 16 тыс. рублей. Естественно у нас не было таких денег, и взять их было неоткуда. Авторитет Михаила Александровича привёл к тому, что помещение нам всё-таки дали и без 16 тыс., однако Дворец поставил условие: все кто не выступает сегодня, даже если вчера они были суперзвездами сцены, в обязательном порядке, проходя в зрительный зал, покупают 20-ти рублёвые билеты. Это правило распространялось так же на родственников и близких друзей сегодняшних «звезд», что вызвало массу недовольных: «Мой муж (жена, бабушка, дедушка, соседка, подружка и т. п.) выступает сегодня, а вы хотите взять с Меня деньги!»
То и дело слышались такие слова у входа в зрительный зал, когда контролёр предлагал очередным зрителям пройти за билетиками. После таких «вымогательств» знакомые недовольных писали разгромные статьи о нашем фестивале, где вкупе с обсуждением внешнего вида выступающих поэтов, и отсутствия сексуальности у поэтесс, упоминался, в том числе, гнусный факт вымогательства денег с любителей поэзии: «А Христос прогонял торговцев из Храма!» – кощунственно упоминалось в одной из таких статей. Хотелось бы напомнить этим умникам, что Дворец Железнодорожников всё-таки не Храм, а вполне светское заведение, которое и так нам творческим людям пошло на встречу, удовлетворившись вместо указанных за один день 16 тыс. двумя тысячами рублей, в результате продаж билетов в первый день фестиваля. На второй день сумма была и того меньше, на третий ещё меньше, проводя бесплатно своих знакомых и родных поэты рисковали нарваться на конфликт с администрацией Дворца и не получить больше возможности проводить здесь  следующие фестивали никогда. Не говоря уже о том, что Михаил Александрович 4 дня подряд вел фестиваль, всех объявляя, обо всех рассказывая, используя свою аппаратуру, пригласив своих друзей музыкантов, что бы как-то разбавить наши утомительные в таких количествах чтения, что называется ни за шапку сухарей. Словом, советское воспитание для некоторых поэтов не прошло даром.
  Суббота, 10 часов утра, время для сбора поэтов не самое подходящее…
Ярко врезалось в память выступление литгруппы «Окраина», в которой есть такие поэтические семьи Ломоносовых и Тихомировых. У Юлии Ломоносовой интересный, профессиональный вокал и тексты, которые выбивались из общего стиля группы, но сами по себе очень даже слушались. У Тихомировых просто стихи, но замечательные по содержанию, в них звучали редкие в поэзии темы, до которых поэты обычно не доживают, а если и доживают, – не переживают, поскольку у творческих людей, как правило «всё не как у людей». О нормальном человеческом счастье в литературе почти ничего не написано, да ещё чтобы на высоком уровне было написано и не только для избранных, у которых вместо детей одни стихи. Я же не имею в виду эстрадную халтуру, всё-таки обыватель и умение быть счастливым – это несовместимые вещи.  А здесь, что-то такое с поэтами в литгруппе происходит, что пишут люди жизнеутверждающие, красивые стихи, и слушать их не просто приятно, полезно, особенно таким деструктивным суицидным людям как я и так далее….
Я не пожалела, что пришла на «утренник», поскольку надолго заразилась от выступающих жаждой жизни и любовью к людям и самой себе.  Ко мне пришло понимание важности происходящего события: мы присутствовали как уже состоявшиеся поэты здесь и сейчас, жили в настоящем, и имели возможность не заигрывать перед историей, тужась и убивая друг друга словами: «провинция», «не современно», «серебряный век», «а вот в Москве, там настоящий литературный процесс…» и так далее…  Мне так хотелось крикнуть: «Люди, как хорошо, что нас много и мы такие разные! А то, что мы делаем сейчас – здорово и неповторимо. Не надо ни на кого оглядываться, ни перед кем заискивать, давайте будем довольны тем, что у нас есть, и забудем о том чего не предвидеться, а нужно ли оно на самом деле! Разве это не счастье быть услышанным и слушать самому! «Друзья, прекрасен наш союз!»»
Мероприятие было в самом разгаре, и  если бы не ограничения во времени, мы бы продолжили, до вечера, а разошлись бы поздно ночью, но выяснилось, что через 15 минут нужно освободить помещение, свадьба уже на подходе. Поэтому не успевших перенесли на следующий день, а нас в спешном порядке выставили.
 21 апреля, заключительный 4-й день фестиваля.
Света Николаева любезно пригласила меня прочесть сон героини повести «О большой и светлой ненависти» включив в выступление Литературной гостиной Педуниверситета, организатором которой она и является.
Перед Литгостинной вышел «Пушкинский бульвар», который ничем не запомнился кроме выступления Ольги Жуковой с её «Офелией», к сожалению, процитировать не могу. Человек Оля, не буду говорить какой, но есть в её творчестве что-то интересное, загадочное, новое, самобытное.  Литературное образование у неё, как и у меня, отсутствует, нас не учили ни стилям стихосложения, ни владению языком в совершенстве, ни истории мировой литературы, самообразование – это не то, оно бессистемно. Как сами научились, так себе на радость, другим на потеху и пишем. Литературная Гостиная заняла много времени. Инсценировка, которую отметили все, из-за кулис не воспринималась, зато выступления отдельных людей очень даже….
Приятно удивил Паша, фамилию которого из-за многочисленности псевдонимов очень трудно вычленить. Представьте себе молодого человека, который на полном серьёзе со сцены вещает:
« Стук  в дверь. Открываю, на пороге пьяное существо. Кто это? Возможно это мой муж? – Нет!
Может это моя жена? – Нет!
Существо произнесло: «Здравствуй, дорогой!»
Значит, это моя жена вернулась с работы…».
   Суть в том, что холостячка Галя до того заработалась: «ухожу в семь, прихожу в десятом часу ночи, что забыла, как её зовут и какого она пола». Вспомнила лишь утром, когда отправила «жену» на работу. Рассказ заканчивается на позитивной ноте:
«Всё равно приятно, когда кто-то скрасит твоё одиночество, и ты просыпаешься утром не одна!»
К моему величайшему сожалению, цитирую не дословно, а по памяти, мне трудно передать едва уловимый ироничный тон автора. Впечатление производила ещё и его полная серьёзность в ходе прочтения: Павел читает серьёзный рассказ, все почему-то смеются?! Он продолжает делиться проблемами несчастной заработавшейся женщины, забывшей какого она пола, и вообще всё забывшей за своей работой, а им смешно! Что смешного, человека, между прочим, могли убить среди ночи, а рядом на кровати может шпионка притаилась с гранатой, а вы так не серьёзно относитесь ко всему тому, что я вам здесь рассказываю.
Конечно, всё это нужно видеть. Все позавчерашние юмористы с рассказами о том, какой русский человек алкоголик и тунеядец просто отдыхают рядом с этим гениальным юношей. Надо фамилию хотя бы его спросить. Инсценировка Литгостинной впечатлила не только меня. Анна Быкова многим понравилась:

Ваши дети меня предадут.
Ваши сёстры меня не узнают.      
Вы откажете сотням подруг.
Я останусь судьёй ваших правил.

И в таком же духе ещё 9 четверостиший.
Мой сон «Сказка о злой фее» занял 9 минут, за что перед другими участниками фестиваля, особенно перед прозаиками стыдно. Александр Ильич Субботин инициатор Литературной Гостиной сказал, что все затихли от ужаса, когда я его читала. А я не могу разобраться со своим творчеством. Мне нравятся юмористические рассказы, смеяться люблю сама, ценю и уважаю позитивные эмоции и всех тех, кто их умеет вызвать у слушателя. На фестивале особенно отличились в этом плане Кунигунда Аусвайс и Паша, но у самой получается либо язвительный сарказм, либо кошмар какой-то. А ведь самой себе я кажусь такой добродушной толстушкой…      
Я заметила, что это повсеместная тенденция современных авторов, в стихах ли, в прозе ли, в лучшем случае проскальзывает Есенинская грусть, в крайних проявлениях просто сатанизм какой-то или разъедающий душу цинизм, если автор материалист. Конечно, такая тенденция утомляет, по Ницше можно выразиться так, слабые используют своё творчество, для того чтобы пожаловаться на жизнь, сильные запугивают несчастного читателя, середнячки используют творчество, чтобы выразить своё вечное недовольство. Но имейте в виду, речь идёт не о силе художественного таланта, а о типах  творческой личности. Мне показалось, я знаю, почему так, откуда этот шквал негативных эмоций в художественной литературе моих современников. Люди разучились Любить в самом высшем смысле этого слова. Здесь конечно имеется в виду подсознательная установка. Видно это не только по творчеству, но и по поведению людей весьма далёких от каких-то там стихов и рассказов, речь идёт о повсеместной тенденции. Людям, живущим в нынешнем обществе, не даётся соблюдение 2-й заповеди Христа: «Возлюби ближнего своего как самого себя», поскольку сначала в себе нужно полюбить Образ Божий, потом и в ближнем труда не составит этот Образ разглядеть. Но мы, по преимуществу, настроены сейчас на искусственные цели и смыслы в жизни, а если не можем подогнать свою личность под очередной однодневный высосанный из пальца идеал, то даём себе команду на само подрыв, саморазрушение, эгоистичные натуры находят своё удовольствие в самолюбовании в этом само подрыве. Естественно, и к окружающим у них такое же отношение, к инстинкту соперничества эта нелюбовь не имеет никакого отношения, вот что настораживает. Современники, я тоже к ним отношусь в полной мере, направляют свои разрушительные установки, в первую очередь, на самих себя, во-вторых, против ближнего. Это происходит помимо их воли, помимо сознательных установок. В литературе же, созидание направленное на подсознательную деструкцию разъедает как ржавчина и самого автора, и его читателя, когда после прочтения очередного шедевра становится кошмарно грустно или нападает чудовищная безысходность, знайте, вы читали деструктивное произведение, и у автора было точно такое же состояние, когда он писал это.               
 Но требовать от нас иного очевидно неумно и несвоевременно, не сами мы такими колючими стали, зато я знаю, как выйти из этого состояния, слава Богу, теперь знаю. И с тех пор как я узнала выход из состояния «неба в клеточку», я впитываю в себя каждый изгиб светлого пути. Мы думаем, неумение радоваться жизни – это достоинство человека. У нас острый ум, острый язык, трезвая голова, нет никаких иллюзий на счёт этой  жизни и людей нас окружающих, из нашей жизни ушло чудо, зато полно неприятных неожиданностей, и чем к  большим неожиданностям такого сорта человек привык, тем он «умнее». Мы не хотим знать, что, будучи такими, убиваем в каждую долю секунды в себе, и вокруг себя, и в других, что-то настоящее, что мы убийцы самой жизни.   

Мы убийцы с тобою, ты знаешь кого?
Друг друга и времени быстро скользящего мимо.
Мы убийцы с тобою других в этом мире,
И счастья покинувшего нас навсегда.
Мы убийцы всех мыслей не успевших родиться,
Всех слов, не сказанных никогда друг другу.
Убийцы мечты, о которой и сами не знаем,
Убийцы себя других, которых никто никогда не встретит.

А мне нравится быть киллером собственных чувств,
Которые медленно вплывают строчками в мою жизнь.
Мне нравлюсь я сама живущая по своим законам
Далёким от пустых заблуждений вырождающегося общества.
 
Наше убийство рождает свободу и нескончаемость
Путей и вариантов собственного движения.
Поскольку нет ничего хуже пересохшего от времени ручья –
Вот болото, которое никто не позаботился вовремя
Засыпать песком забвения
Отправившись на поиски нового источника жизни.

Видите, как оправдывается моё само разрушительное начало?! И новый источник жизни, который, как не парадоксально оно ищет ВНЕ СЕБЯ, а не в СЕБЕ САМОЙ тоже, даже не сомневайтесь, будет так же иссушён им в который раз. Вот такие вандалы живут теперь на земле. Кризис цивилизации, кризис культуры, мировой кризис… Он этот кризис, где-то в наших надтреснутых душах, и через эти трещины протекает как сквозь пальцы всё хорошее в нас самих и вокруг нас. А кто излечит наши души, кто спасёт нас от самих себя и друг от друга, кто выведет нас из мира заблуждений? Кто он? Есть ли Он вообще? А если есть, нужны ли мы Ему?

Мы грешники, вот и сошлись по грехам,
Я грешен, ты, в общем-то, тоже не свят. 
 Не уж-то Господь не отпустит и нам
Святой благодати, за что был распят.

Мы прокляты!? Господи, милость Твоя
На нас снизойти, неужели забыла?!
И глас человеческий  –  строгий судья
Неужто последнею каплею был он?!

А дальше века пустоты, забытья
И страх одиночества в малой Отчизне.
А знаешь, я верю, что милость Твоя
Сильнее моей испохабленной жизни.

Ты слышишь… я знаю сильнее Тебя
Здесь нет никого… ни закон, ни пророки
Не смогут судить вот такого меня
Каким бы ни был приговор их жестокий.

И мы будем вместе всегда во грехе
Пусть наши пороки как цепи нас свяжут.
Друг к другу прижмёмся мы в страшной тоске,
И в недрах глубин Ты свой Путь нам укажешь.

Но не все доходят до самых глубин своей греховности, если выражаться языком религии, потому, что тепло–прохладный народ нынче пошёл. Всё в меру у нас, поэтому Путь сквозь недра своей греховности современному человечеству не очень-то подходит, но существует традиционный путь к Господу: «Богатство человека состоит в Образе и Подобии Божием, а ни в землях, ни в деньгах, ни в разного рода познаниях». (И. Крондштатский.)
Да, я ещё забыла об одном исключительном пути очищения, на котором «Господь от нас ждёт не жертвы, а милости». Это самый тяжёлый, но и самый счастливый путь, он обязывает Возлюбить Господа и его творения каждой частицей своего существа, он не предполагает запретов, потому, что любовь к Богу сильнее соблазнов, искушений, собственных желаний. Человек на этом пути превращается в одно целостное стремление к Господу, а испытания и лишения проходит с лёгкостью. Это путь святых. Нам же, грешным людям, дана веками выработанная схема традиций и запретов, поскольку, мы в большинстве своём ещё пребываем в состоянии ветхозаветного человечества, то нам подходит схема спасения в виде 10 заповедей Моисея, большинство из которых начинаются с запрета «не». Идущие же с Христом они разве в состоянии убить, украсть, прелюбодействовать, соврать, люто позавидовать, нужно ли им напоминать о любви к родителям, если все эти заповеди перекрывает одна Большая евангельская заповедь: возлюби ближнего своего как самого себя. А разве любящие Господа Бога своего станут произносить Его Имя всуе или поклоняться кумирам? Следовательно, 2 заповеди Христа включают в себя 10 заповедей Моисея, но Любовь она ведь бОльшая, поэтому любящее сердце избегает многих «не» и идёт вслед за Господом подставляя вторую щёку тому, кто ударит по первой. Новый завет основан не на страхе, а на любви между Богом и человеком, но чтобы действительно ответить своему Отцу взаимностью, а не превращаться в преблажное племя Иисус добавляет:
«Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Евангелие от Матфея, гл. 5, с. 48)
Итак, на 4-й день фестиваля перед зрителями открылись все глубины творческого пессимизма и отчаяния, дойдя до высшего накала страстей, и максимально разрушительного духа читаемых текстов. На сцену вышел ОБОРГИС, и там присутствовало всё, от агрессивно разрушительных текстов Игоря Губенко, до упоительно – грустных стихов Игоря Бородина.
 Первым хочется упомянуть Валеру Уколова, потому что пока Андрей занимался женским составом фестиваля, Валера остальными, закулисное поведение Валеры весьма способствовало сценарию. Валерий Уколов, автор очень серьёзный, активно пишущий до сих пор, профессионально относящийся к литературе, и самоедства в нём больше чем нужно, что сказывается на его прозе и стихах. В рассказах Валеры угадывается продолжение традиций Достоевского, а сами сюжеты напоминают картины Иеронима Босха в словах. Впечатление производят сильное, яркое и гнетущее. Прозу он пишет в больших количествах, но второй фестиваль подряд читает один и тот же о том, как девочка замёрзла на остановке. Но прежде чем она умерла, главный герой рассказа пытался её испугать словами: «Я убью тебя», и ей действительно от страха было жарко, хотя шёл мокрый снег, а одеты они были по - летнему. Но потом девушка перестала ему верить:
«Мне даже показалось, она усмехнулась, и в этой усмешке сквозило презрение. В последний раз я смог выдавить: «Я убью тебя» – но она уже поднималась, не замечая меня. Встав на ноги, она вернулась на остановку. Я видел, как она задрожала, обхватила себя за плечи, сжалась, села на разломанную скамейку и замёрзла насмерть».
Если этот рассказ не воспринимать буквально, то он имеет глубинный смысл, его можно так же назвать сценарием нашей жизни, заключённым в 3х словах: «пока боюсь – живу!» Мне нравится этот рассказ, я понимаю всю сложность затронутых в нём проблем, но это не мой сценарий.  Тем более чтение со сцены его буквализирует, заостряет внимание на переднем плане, а этот план он весьма и весьма страшненький.
Вот  делится своим творчеством с нами Андрей Колоколов:

Где мы таем? На вершине,
Недоступной пониманью.
Там где лентой неба синей
Перехвачено дыханье
Там где сумрак дребезжаний
Яд мешает с разговором.
Таем мы и с замираньем
Внемлем стонам подзаборным.
              (отрывок из «Органической колыбельной»)

Андрей словно воспевает красоту абсурда, такую же хрупкую и уязвимую, как и он сам. Слышатся знакомые слова в неожиданных сочетаниях.

Три дао
Дао три.
Три, да «о».
О да, три!
Ода-три.
Дар и то – отдари.
И татар додои...

Словом, гениальные тексты по силе своего действия на психику!
А вот вновь на сцене Дима Афанасьев. Игорь Губенко не смог прийти, поэтому его тексты читает Дима:
Узко-льзающая Монна Лиза
Подавилась улыбкой липкой
Над предчувствиями стриптиза
В узком зале зависла в бликах
На двух дамоклово-меченых нитках
Увядающая Джоконда
Вейся локонами анаконды
Взвейся ночь синевы кострами
Инквизиция вечно с нами…

В них есть всё: мастерство, новация, интуитивные прозрения, отточенность словоупотребления, неологизмы. Просто восхищает желание автора экспериментировать над словом, его смелость и неординарный полёт фантазии. Всё это на самом деле здорово! Но от чего-то так тоскливо становится на душе, всё меньше остаётся сил и желания остаться в зрительном зале до конца фестиваля. Да к тому же разболелась голова, и хочется убежать отсюда подальше, на свободу!!!
А вот обаятельный Алексей Бородин:

Книгу в твёрдом переплёте
Я кладу на стол небрежно
И с горячим чаем чашку
Сверху ставлю на обложку
В тот же миг из чёрной чащи
Волк выходит настоящий
На луну глаза таращит
Вспоминает что же дальше….

Сразу повеяло средневековой мистикой, атмосферой богемы и разложения…
Но это я лишь о своих ассоциациях рассказываю, возможно, к автору это не имеет никакого отношения.

Ковры и зеркала
Возвышенные дамы
Остались в темноте разрушенных квартир
На смену им пришли скупые телеграммы
Надежды больше нет
На идеальный мир…

Продолжает Алексей в том же духе, привораживать и успокаивать слушателей. После предыдущих авторов он действует подобно наркозу…
Когда-то литературная группа ОБОРГИС (ОБъединение ОРГанического ИСкусства) состояла из студентов РГУ, поскольку Владимир Межера, Игорь Губенко, Андрей Колоколов, Алексей Бородин, Валерий Уколов, все были молодыми и начинающими поэтами. На их стихийные вечера собирались полные аудитории студентов и преподавателей, вместе эта пятёрка эффектно смотрелась, у них поучиться нужно мастерству подачи своих заковыристых текстов. Сейчас они остепенились, в локонах просматривается седина, в жестах и движениях усталость. У каждого есть семья и дети, словом они состоялись не только как поэты, но есть среди них и человек, которого сами оборгисовцы уважали больше всех, Игорь Губенко открыто называет его гением, это Владимир Межера. Его стихотворение читал Валера Уколов на открытий 2-го фестиваля. В прошлом году Межера был с нами, в этом не смог по состоянию здоровья. Странно, но от его стихов не наступает подавленности, хотя смелость в обращении со Словом ему не занимать:

Храм вечности.

«Глас Господа разрешает от бремени
 Ланей и обнажает леса, и во храме
  Его всё возвещает о славе.»
Псалом 28, ст.9

Природа полная прекрасного закона
Являет совершенный образ жестокости
Насилие как корень питающий листву
Любви но здесь начало истины гласящей
Древо жизни дающее на каждый месяц плод
Даёт и знание различий между призмой
И призраком когда душа и плоть
То совмещаются в одном предмете
То разделяются создав добро и зло
Не совпадающие с минусом и плюсом
На полюсах всей сущей тьмы вещей
Рождение ума есть смерть иллюзий
Но гибель разума начало превращений
Естественных как всякое движенье
Пронизанное чувством в этом смысл
Мучительно чудесных наслаждений
Когда нет времени но если время
Есть остановись и стань мгновеньем

Это я цитирую В. Межеру по совместному сборнику ОБОРГИСА «Грань удивления» Ростов-на-Дону,2000, тираж 100экз.
Но на фестивале Межеры НЕХВАТАЛО, не хватало его Живого слова.
И всё-таки завораживает зрелище, которое предоставил каждый выступавший в последний день автор. Состояние притяжения – отталкивания… Я уже доведена до положения человека стоящего на пороге безумия, но примерно такое же состояние у меня наступает от собственного творчества. Нужно менять, что-то в душах, в надтреснутых сердцах наших, и не только писательских. Наше общество нездорово, просто в творческих душах это нездоровье обострилось до видимых, зримых пределов, в то время как больны все, а подобные стихи только усугубляют общие болезни.    


После.

Спустя неделю после фестиваля, накануне Пасхи, которая в этом году отмечалась 26 апреля, состоялось очередное совещание литобъединеия «Дон», на котором обсуждали книгу Игоря Полуэктова «Паденье высоту». Из дому я вышла в 14 00, мне нужно было ещё отыскать библиотеку им. Карамзина, где с недавних пор проходят литературные встречи объединения «Дон». Она  находится на улице Греческий Волос, а я не была на ней никогда. Улица постоянно прерывается, обхожу всевозможные магазины и заводы позволившие себе стать посреди улицы и организовать длинные тупики. Пока я обошла весь центр и совершенно  случайно не забрела в эту библиотеку, уже был шестой час. Чтение Игорем своих стихов позади, обсуждения тоже, начались общие заключительные фразы и завершение собрания. Я естественно, хотя впереди меня именно в этот день ожидала пасхальная всенощная, поскольку было 25-е апреля, очень хотела пообщаться со всеми. После идём почти всей толпой к Ольге Крекотневой «на чаёк». Оля работает библиотекарем в институте, в однокомнатной квартирке после смерти мамы она живёт одна.

Колдует погода:
Жара и ненастье.
Безвременье года –
Тревожное счастье.
И южная просинь –
От зноя спасенье.
Ещё и не осень –
С грустинкой веселье.
И жизнь изменилась
Лишь самую малость.
И осень приснилась…
А в сердце осталось
Осеннее утро.
И капельки лета.
И блеск перламутра
В жемчужинах света.

Я бы назвала это стихотворение Ольги её визитной карточкой, оно о ней. Светлая грусть пронизывает её стихи, именно светлая, но грусть, не тоска, не надрыв, не трагедия, - грусть слегка…. Всё является поводом для лёгкой грусти для Ольги. Для таких отчаянных истеричек как я это кажется не в серьёз, не глубоко, не впечатляюще. Но, порой вырываясь из плена своей истерии, я иногда осознаю, что лёгкость антипод грубости, умение всего коснуться едва-едва более поэтично моей чугуно-бетонности имя коей – безвкусица.
Итак, вечер ожидался приятный, виновник (Игорь Погорелый) отправился в винный магазин, мы растянулись в радиусе 2-х километров на подходе к Олиному жилищу. Я примкнула к Вартану и Оле Андреевой, её книжка «В случайной точке» мне понравилась и с тех пор как я её прочла и послушала стихи на фестивале, считаю, нам есть о чём поговорить с ней. А гипертрофированный гуманизм Вартана  мне тоже присущ в редкие моменты жизни, когда я могу позволить себе быть собой. И поскольку, с тех пор, как я работаю в библиотеке, мне часто выпадает такое счастье. Меня очень волнует: почему такие очевидные вещи выходящие из заповеди «не убий» не распространяются в сознании людском не только на себе подобных, но и на братьев наших меньших, на всё живое, хотя бы по возможности. Почему люди не могут обходиться без бессмысленной жестокости? Почему для большинства недопустимы такие очевидные вещи, что «кровь за кровь» – ветхий завет, а новый говорит «любите врагов ваших. И если я поступаю наоборот, даже имея множество разумных оснований, чтобы так поступать, всё внутри сжимается, словно вместо сердца находится горящий уголь. И жизнь с этим чувством среди обычной нашей бытовой и общественной разумности – равносильна горению заживо: утром увидела бомжа на улице – дурно весь оставшийся день, учитывая, что у нас на каждом углу по бомжу, дурно каждый день. Увидела котёнка бездомного орущего от зноя под раскалённым солнцем, содрогаюсь изнутри и если не могу «пристроить» очередного горемыку, ещё не один день представляю себе его конвульсии в процессе издыхания от жажды, холода, хулиганов засовывающих котят в костёр, бездомных собак питающихся маленькими котятами, автомобиля давящего всех, кто не знает правил дорожного движения и переходят дороги в не положенных местах на красный свет и т. д.  Собаку раздавленную заметила на дороге, - пожелала очередной раз самой попасть под машину, чтобы не видеть больше этого никогда. И вот, живя с таким настроением, я стала подумывать: «А не является ли моя болезненная жалостливость результатом патологии, ущербности, реакцией больного животного на абсолютно естественные вещи!? Познакомившись с Вартаном, заметила, что и у него что-то похожее в голове происходит при встрече с неоправданным насилием. Так хочется узнать, что он делает со своими чувствами, чтобы заглушить их. Меня «спасает» лишь тотальная усталость, когда сил нет даже подумать о чём-то, не то, что сочувствовать чьей-то беде или даже сожалеть о ней. Но такое «космическое сознание нужно ещё заслужить многими «не» (недосыпание, недоедание…), при этом уже не чувствуешь ни боли, ни счастья. Но вот в нашу компанию вклинивается Ольга Жукова, вообразившая когда-то, что влюблена в Вартана, и вот уже который год мне не удаётся поговорить с себе подобным на тему: «почему так болит каждый нерв у земли»…. Ольга относится к совершенно иному типу личности, она не склонна замечать страданий вокруг себя, зациклена только на своих чувствах, имеет тенденцию мучить саму себя и тут же жалеть. Не замечая ничего кроме своих переживаний, Ольга, совершенно не интересуясь желанием жертвы, выбирает себе мишень – Вартана и вот уже который год использует его как зеркало своей гипержалости к самой себе:
- «Можно вам задать вопрос?», - так она обычно заводит разговор с жертвой и, не дождавшись ответа, продолжает:
- «А вам понравились мои стихи?», - не зависимо оттого, что Ольга слышит в ответ, она заключает:
- «Я тоже думаю, что это не моя стезя, поэтому больше сюда не приду. Я ухожу из литературы навсегда!»            
- «А вот ты настоящий поэт. Продолжай в том же духе».
 И так может тянуться часами. При этом ни одного слова в ответ она будто не слышит, они ей не нужны ваши слова. Главное отразить собственную несчастность в ваших мозгах и, накопав в ответ сочувствие, тянуть за него как за натянутую струну…пока она не разболится, достигнув недопустимых пределов….
Ольга пристаёт с такими задушевными беседами к Вартану или ко мне, её агрессия чувствует себя комфортно рядом с нами от чего-то. Вот, появляется на горизонте Игорь с полным кульком отнюдь не чая, рядом с ним Галина Койсюжанка и Евгений Гудилин. Гудилин, писатель лет, видимо уже где-то «разогрелся» и его активность пресекла обычные границы…. Но нас это пока не касается, ни меня с Ольгой Андреевой, ни Вартана с Ольгой Жуковой, ни Оли Крекотневой, ни Вадима Исачкина, никого из нашей уже не большой компании это пока не касается. Мы скидываемся на закуску и, зайдя в Олино жилище, хлопочем у стола. Я уже чувствую какую-то тревогу. Садимся за стол. Гудилин взял на себя смелость вести сегодняшний вечер, и мы несколько раз подряд в разных её вариациях выслушиваем его мысль, что мы женщины подобны «навозу в поэзии», «бездарности», а наше творчество «ничто для истории литературы», мы же сами «лишь пустое место». Редко кому удаётся за этим обличительным монологом вставить слово или прочесть что-то своё. Да и зачем, чтобы получить однозначный штамп из уст Гудилина….  «Вот это влипла, пообщалась с друзьями называется!», - промелькнуло у меня в голове. Вартан вскорости уходит, ему нужно успеть на автобус в село Крым, убегает Ольга Андреева, а мы остаёмся на стихийном партсобрании…
Гудилин уже переходит на личности:
- «Ты, Оля, замужем – нет, ты – нет, и ты – лишь фиктивно, ты – Галя (это мне), судя по фестивалю тоже уже одна!»
!? Новости узнаю о себе после 5 лет законного брака. Ну сидели мы с Петей на фестивале в разных концах зрительного зала, чтобы не заслонить друг другу само событие, но он уже сделал далеко идущие выводы.
«Вот я и говорю,- продолжает Гудилин,- всё это у вас: поэзия, проза, походы по литобъединениям, от никчемности, никому вы не нужны, ни на что не способны… вам не место в литературе. Вы – сор…».
И так далее с 19 00 до 23 пока я не убегаю на службу. Заложниками остаётся хозяйка квартиры и несколько гостей, в надежде на то, что всё-таки удастся что-то вставить между монологами уже совершенно коллеги по перу, но активности при этом не потерявшего. Я и сама не знаю, зачем терпела так долго, откровенное хамство этого несчастного человека. Выхожу на воздух с незнакомой поэтессой, тоже Олей, ничего не могу о ней сказать, стихов её не слышала. И обидно за нас творческих людей становится: контакта с себе подобными не получилось, а после фестиваля мне так много хотелось каждому сказать, у каждого что-то спросить. Вступить в контакт что называется. А теперь прощайте на год, до следующего фестиваля, когда половодье стихотворных чувств выбьет на время из рабочей колеи и вознесёт над бытом…. А может больше не выбьет никогда, поскольку фестиваля больше не будет, или…да мало ли, что может случиться за год…. Невысказанность зашевелилась обидой на болезненное заигрывание с историей у несчастного Евгения  Гудилина. Все мы уроду перед Господом, но нераскаянные уроды вдвойне. А потом была ночь на пасхальное воскресенье, в 11 вечера началась служба, которая закончилась в пятом часу утра. Людей набилось полный Храм Рождества Пресвятой Богородицы и, несмотря на переполненность его, всё прибывали и прибывали. Часам к 12ти вообще невозможно было спокойно креститься, до того тесно и душно стало. Я не знаю, как описать то, что происходило со мной в этот момент. Слова: «Христос Воскрес! Воистину Воскрес!»
«Христос воскресе из мертвых, смерти смерть поправ, и мертвым во гробе живот  даровав!», – слышалось, часто перемешиваясь с пением детского хора и молитвами, что, казалось, весь мир и вправду в ночь на воскресенье с 25 на 26 радовался и ликовал! На это только казалось, так было в Храме. Я новичок в религиозной жизни, и правильное исполнение предписаний поведения в церкви, для меня тёмный лес. Слово есть такое «невежество», вот и в церковной жизни я полный невежа. Могу, например, стихийно исповедаться и побежать к причастию, чисто случайно зайдя неожиданно для самой себя в Храм. Естественно никакое правило перед этим не вычитывается, не говоря уже о посте. Чтение утренних и вечерних молитв для меня дело непосильное, я общаюсь с Господом своими словами и по доброй воле, а не потому что «время пришло». Но иногда, мне кажется, что самопринуждение, имеющее место в религиозной жизни, не так уж и вредно. Стоя на службе, я почти ничего не понимаю. Храм большой, священник поёт что-то, но не всегда удаётся расслышать, а по памяти не знаю. Поэтому в церкви я всегда рассчитываю не на слова, значение которых долетает очень редко, а на внутреннее ощущение Богообщения. Внутри грудной клетки, по центру на уровне сердца, вдруг, начинает теплеть и как-то приятно щекочет это тепло, словно лучи солнечные попадающие на закрытые ресницы. И на душе становится сразу легко, легко, ощущаешь особенный подъём, и радость такую светлую, воздушную, полностью обволакивающую всё тело, каждую его клеточку. Тепло в груди растёт, а вместе и радость…. Хочется улыбнуться всему миру и сделать что-то хорошее каждому человеку встречающемуся на пути  иногда такое состояние длиться несколько часов, в разной интенсивности, конечно. Но радость радости рознь. Есть такая экстатическая радость, когда хочется просто петь от переполняющего тебя чувства громко – громко, или танцевать, а сердце при этом выскакивает из груди. Но то верный признак не того, не Дух Святой тогда движет человеком, а тело ликует и становится активным. Есть радость, наоборот расслабляющая тебя целиком, ты будто умер, нет тебя, и от этого эйфория такая по всему телу пробегает. Тоже не то, это состояние расслабляет тело.
А вот радость в духе – это состояние Света внутри, его невозможно ни с чем перепутать, Он внушает Любовь ко всему творению и Творцу. Все понимание, всепрощение буквально пронизывает вас насквозь. Но это состояние не порыв и тело при этом находится в строгом сосредоточении, его будто нет, оно уходит на 10-й план, но при этом не расслабляется. Не знаю, за что я, недостойная, иногда удостаиваюсь этого посещения… но после, когда благодать незаметно уходит, и я специально сознательно пытаюсь добиться пребывания в Духе – ничего не получается…
            

Феникс.

У меня так много чего не получается, работа в библиотеке, например. Я с такой любовью выполняла свои обязанности в первые месяцы, всегда и во всём я служила Господу дело спорилось. Но, с того злосчастного дня, когда на пороге моей безлюдной обители появилась Света, всё коренным образом изменилось. Мне в тот же день стало тревожно; почему так жесток ко мне Господь, - думала я. Мне так хорошо было здесь, так покойно и осмысленно, но этот покой теперь разрушен, и я снова оказалась в водовороте собственных страстей, от которых устаёшь сильнее, чем от тяжёлого напряжённого труда. От водоворота положительных эмоций и чувств теряешь силы не меньше чем от неудач. Эмоции вообще изматывают и истощают человека, иссушают его, словно бесплодную пустыню, и он мельчает, чахнет, опускается, постепенно теряя свою целостность.
Всё вернулось: радость и муки творчества, а вместе с ними сомнения…. Я как будто проснулась после прекрасного сна и поняла, что та лёгкость и безмятежность существования всего лишь сон, действительность же сурова и груба. Опять, как только меня посещает писабельное настроение, я невольно сжимаю три пальца правой руки и прокручиваю в голове начальную фразу, с которой всё начинается, а там стоит лишь начать…. Так весь день и пребуду в писательской лихорадке. Причём, садясь за стол, не знаю, о чём буду писать сейчас, записывая одно предложение, не знаю, какое будет следующее и т. д. … Полноценно мыслить я могу лишь кончиком пальцев держащих ручку, вполне осознать произошедшие со мной события я тоже могу лишь записывая их, в процессе записывания.
А вот к проблеме наших надтреснутых душ. Копаясь в старых газетах набрела на 10-й  выпуск газеты «Сергиев Посад» за 1996 г., где опубликованы исторические свидетельства о массовом уничтожении русского народа в 1917 – 20х. гг.
«Глава 29.
Методы и способы истребления русского народа.
    Истреблялся русский народ тремя способами:
1) Убийством,
2) Голодом и
3) Нравственными пытками».
Это та история, которой нас не учили в школе, о которой не пишут в учебниках.
О фактах искусственно созданного голода 20 – 30х гг., репрессиях и расстрелах, раскулачиваниях, духовном угнетении,  и зверствах ЧК в годы советской власти, тайных расстрелах, и терроре, всё это обильно подтверждено трагическими судьбами моих предков от первого до последнего пункта. Папиных дедушек и бабушек раскулачили, и отвезли на север без вещей, денег, по дороге 5 младших детей умерло, осталось двое: моя бабушка, да мой двоюродный дедушка, заболевший после этого путешествия туберкулёзом. Маминым дедушкам больше повезло. Они жили в немецком поселении, под Миллерово, перед второй мировой  весь посёлок согнали в поезд и куда-то повезли. Посреди поля в поезде объявили несколько фамилий, люди подумали: « на расстрел» и оставили в вагонах детей и стариков. Только у моей молодой прабабушки были другие мысли: «Кому нужны моя парализованная мама и малолетняя дочь, что их ждёт без меня?», - подумало она и вышла со своей семьёй, поскольку и её фамилия звучала. Когда поезд отъехал, им объявили, что они помилованы и могут возвращаться домой… представляете себе отчаяние людей, которые оставили все свои семьи в вагонах, как выяснилось, на верную гибель?!   
По этим сбивчивым рассказам, я воссоздаю картину жизни моих предков и понимаю, откуда эта вселенская тоска в творчестве и душах моих современников. Понимаю собственную причину столь «неоправданной» моей грусти в очень раннем возрасте. Из моего сердца в момент вдохновения почему-то рвётся такой мрак, словно я только что вышла из приисподни:

Бессонные ночи,
Как травы, налитые кровью,
Огнями костров
Полыхают в просветах глазниц.

И эти строки находят отклик в сердцах моих друзей. Творчество – голос души, а душа не умеет врать, она помнит то, что не может помнить ещё не существующий ребёнок, чьего отца убили, или замучили, на глазах у его матери, когда она была им беременна, но он не помнит её, т. к. та от истощения умерла при родах, а сам он чудом остался жив, попав на воспитание к хорошим людям. Душа наша – носительница генетической памяти русского народа, а там слишком много страха, чувства задавленности, ужаса и полной закабалённости наших предков. Мы помним благодаря ей, то, что не можем помнить, – весь ужас бессмысленной жестокости применённой по отношению к «классовым врагам», «ненадёжным элементам», и просто «людям» подвернувшимся под руки «правосудия». В наших душах застыл ужас расстрелов, массовых ссылок, пыток, лагерей, страх ГПУ, недоверие к друг другу, опасение сделать что-нибудь не так, страх перед собственным успехом, чтобы не высунуться, не выделиться из общей массы, чтобы не попасть в поле зрения вездесущего хищника под названием «система». Всё это записано на молекулах нашего ДНК, безотчетный и бессмысленный страх самих себя. У меня в роду были только жертвы, палачей не было, вот и ответ на вопрос, который мучит многих из нас: «Почему вступив в пору расцвета всех своих сил и способностей, мы испытываем колоссальный страх действия, страх успеха, страх перед собственной победой?» И пускай психологи придумывают причины такого живого небытия целых поколений  всевозможными «кризисами роста личности», но исходя из существующего положения вещей, мы имеем столько пессимистически настроенных людей во всех сферах жизни, а в искусстве просматриваются произведения гениальные по силе своего разрушительного действия на личность человека. И подобные творения прерогатива не только юных, поскольку люди творческие  с возрастом, как правило, или попадает в психушку, или пытается наложить на себя руки, словно источник уныния находится в самом их сердце, а творческая судьба лишь вскрывает его пласт за пластом, пока вместо нутра не остаётся одна глубокая рана. Потому что больны мы неизлечимо после мученического венца многих предшествующих нам поколений наших предков. О каком уж здоровье нации может идти речь, если каждая частичка нашего существования вопиет от запечатлённого в ней ужаса или сжимается от предчувствия боли, а память о хорошем, есть ли она вообще внутри нас? В результате во мне прячется боязливое, нерешительное, всегда несчастное существо, которое не может ни на что решиться, всего боится, включая и собственный успех, и в результате ни на что не способно.
Ощущение самого себя ни на что не способным никакого отношения к христианскому смирению не имеет. Это страх перед самим собой, страх своей ущербности, которую пока не знаешь, но она обязательно должна быть, она есть, поскольку я родился с этим чувством, или даже оно родилось раньше меня. И как только Мечта приближается ко мне, а мне остаётся лишь дотянуться до неё рукой…, то я начинаю сомневаться в том, достойна ли я своего счастья, имею ли право до него дотронуться? И тут в голове раздаётся контрольный щелчок: «Да ты что забыла кто ты такая?! Ты же ничтожество, а твоё место в самом тёмном углу, чтобы никто не заметил твоей ущербности на этом холме, который ты дерзко стремишься занять!»
И вот я останавливаюсь у самой цели, начиная бороться со своими само разрушительными установками, и теряю драгоценное время, а после…сворачиваю в обратную сторону, поскольку мой больной зверь победил. И он настолько самоуверен, что не позволяет мне даже плыть по течению, отдаваясь естественному ходу вещей. Нет, он побуждает меня бежать без оглядки от своего  успеха, от себя. За подобным поведением может стоять лишь многовековой опыт унижений и рабства на всех направлениях, а победителя словно преследует запах собственной крови. Победа над судьбой ещё хуже, чем поражение, поскольку она уж несёт осмелившемуся высунуться выскочке верную гибель, в то время как проигрыш – это хоть какая-то надежда остаться в живых.
               

Всё рушится

Итак, мы с Катей часто остаёмся одни во всём здании, она в административной части, я в библиотеке. Она не забывает меня покормить, а после мы беседуем, и я узнаю её поближе. Сейчас по церковному календарю время между Пасхой и Вознесением, которое длиться 40 дней. Это время когда православные христиане говорят друг другу при встрече:
- «Христос воскрес!»
- «Во истину воскрес!
Считается, что эти 40 дней Иисус ходит по земле и поэтому нужно трезветь и быть внимательными к каждой встрече, ведь Он среди нас. Катя, похоже, совсем не спит ночами, трезвеет. Как-то мы вместе остались ночью на работе, чтобы из ямы, находящейся за нашим зданием выманить собак живущих в этой яме безвылазно уже пол года, а её саму закрыть. Я должна была накрыть её железкой, если бы Кате удалось вывести троих подземных жителей с помощью косточек, и всяких собачьих вкусностей. Иначе, их здесь всё равно собираются отравить, да завхоза останавливает лишь то обстоятельство, что над ямой находится ювелирная  мастерская, а поскольку в яму проникнуть человеку невозможно, то разлагающиеся трупы собак будут издавать неприятный запах. Как мы в эту ночь с Катей ни старались, собаки видимо что-то заподозрили, и далеко от ямы не отходили. А в эту ночь неожиданно для середины мая похолодало, и за три часа безуспешных выманиваний мы так замёрзли, что в пол третьего ночи вернулись в помещение. Посидели согрелись в трапезной, и Катя принялась варить борщ! Чтобы успеть до утра, а к 8 00 сбегать по делам, а затем весь день мыть, чистить, драить в кабинетах и коридорах администрации. И такой график у неё каждый день! Она трезвеет в ожидании встречи с Христом, а я после такой ночки сама не своя, и начинаю понимать, почему Катя засыпает днём на стуле, если нечего делать. Наша зависимость от определённого жизненного уклада заслоняет от нас мир, мы не видим жизни за этим проклятым укладом, делая себя зависимыми от многих вещей, мы подменяем ими саму жизнь. Почему запоминаются только экстремальные ситуации, выбившие нас когда-то из накатанной рабочей колеи? Да потому, что в остальное время мы и не живём вовсе, а отсутствуем в своей жизни, нас нет в настоящем, мы подобны истуканам. И лишь разговор с Господом – молитва, возвращает нас к действительности. С молитвой мы пробегали с Катей по улице пол ночи,  пытаясь выманить собак из ямы. Здесь когда-то жила сучка, а её щенят с удовольствием забирали с подворья каждый раз прихожане храма. Но потом условия ожесточились и сучку увезли, а последних её троих щенят стали травить. Естественно, они одичали, к людям подходить перестали, а когда выросли, им кто-то проделал подкоп под ларёк с ювелирной мастерской. И собаки ушли жить под землю. Они до того затравлены, что не выходят даже за едой, и Катя им кидает съестное прямо внутрь. Мы с Катей положились на Волю Божию, и если сегодня не удалось вывести собак, значит в следующий раз. Но сделать это необходимо, всё равно не жить им здесь, поскольку местные бомжи и те стреляют по ним из воздушного пистолета, постоянно калеча живущих здесь кошек и собак, которых Катя поит и кормит. Но наши «любители чистоты» спешат убрать по жаре миски с водой, стоящие на заднем дворе! Вообще никогда не думала, что столько бессердечности и дубовой правильности можно повстречать ЗДЕСЬ.
Насмотревшись на весь этот ужас и невозможность что-либо изменить в сложившейся ситуации, я совсем вышла из строя.
Теперь молитва у меня начинается не со светлой внутренней радости, а с боли. Тяжкий осадок внутри, он накапливается, накапливается в сердце и когда уже переполняет его, когда уже невмоготу, я вся превращаюсь в немой вопль. Не ропот, не недоумение или тоску, на это у меня просто нет сил… просто я вся превращаюсь в рваную рану, и начинаю вопить: «Господи, ну сделай что-нибудь для них, не ради меня, но ради них!»
И, знаете, после такой концентрации боли на одном отдельно взятом пространстве, что-то в обстоятельствах меняется, и участь отдельных мучеников от природы решается в лучшую для них сторону. Но для этого нужно затратить столько духовной энергии, просто превратиться в аккоммулятор страданий и направить весь этот ураган в русло молитвы, а не отчаяния или само разрушительного раздражения и уныния. Поскольку, в последнем случае сила уходит даром или всё оборачивается к худшему. Это я настолько немощна, что мне такого труда стоит достучаться до Него?! Наверное, это мои грехи настолько отдаляют меня от Господа. После очередного Прорыва, всегда можно почувствовать, что Он слышит нас, я впадаю в оцепенение на несколько дней, и живу как истукан. Хотя хотелось бы остаться на вершине страданий, поскольку ТАМ уже нет никакой боли, не чувствуешь мучений, а что-то ИНОЕ открывается, какой-то другой принцип существования, более продуктивный во всех отношениях, даже с точки зрения земных ценностей. И истязателей уже не воспринимаешь как злодеев, а начинаешь к ним испытывать сострадание. Болезненное восприятие действительности куда-то уходит в таких состояниях, но как подумаешь сколько всего нужно пережить ради этого, начинаешь сомневаться на верном ли пути ты находишься?!
Может, я чего-то не понимаю, с какой-то не той стороны захожу!? Двигаюсь не в верном направлении, поэтому всегда лишь на входе в «мир исполнения желаний», и никак не могу чего-то понять, чтобы, наконец, войти ТУДА как  имеющий на это право, и остаться там хотя бы на некоторое время и выпросить всем- всем тварям Божиим жизни, счастья и процветания. Возможно, здесь всё дело как раз в моей не бескорыстности. Действительно, в Царство Небесное я никогда не метила и даже скажу такую крамольную мысль, прости Господи, мне абсолютно наплевать на свою душу, и спасаться ради неё я никогда не стану. Это та же черта, что и пренебрежение к своей внешности, судьбе, комфорту, на себя мне всегда было просто наплевать. Но вдруг видишь страдание чьё-нибудь, которое можно, если хорошо постараться, исправить, ведь знаешь точно «стучите, и откроется вам». И тогда, такая как есть, со всей грязью и духовной немощью, я стараюсь быть услышанной Им. Но приходится соваться в такие запредельные сферы своим «свиным рылом», что, СОПРИКОСНУВШИСЬ, осознаёшь: я вообще должна гореть в неизвестно каком аду, но надо сейчас обратиться к Нему за помощью, кроме Него никто не поможет, но до Него столько уровней очищения и миль самоусовершенствования, что тяжко мне и если бы не эта болезненная жалостливость я бы никогда и не узнала кто я такая. Просто жила бы собой довольная и думала, что всё у меня нормально и прилично, не хуже чем у других, а лучшего мне и не надо, не люблю высовываться. И вот эту мою зацепленность за какую-то конкретную цель, что я с каким-то умыслом ТУДА лезу всегда, а не для того чтобы «жилище» ТАМ себе обрести, возможно, такого небрежения Господь мне и не прощает. Ведь душа-то моя мне не принадлежит, она от Господа, а я к ней проявляю нерадивость, будто она, моё собственное творение. Словом, слишком много на себя беру, а это уже преступление против Творца. Вот почему мне так тяжело быть услышанной. Выходит, моя болезненная жалость, это не только моя слабость и недостаток, который достал всех, это ещё и самое лучшее, что есть у меня. Я бы была самодовольным животным, если бы не моё неуёмное сострадание, и не знала бы, сколько ещё впереди ждёт работы….

Записи в дневнике

Сегодня 9 июня 2003. Мы с Петей переезжаем из нашей крохотной 6-ти метровки к родителям, после семилетнего здесь проживания, и приживания. У родителей небольшой частный домик, и моя бывшая комната, правда, не больше общежительской, но выходя из неё мы не будем попадать в мир взбудораженных переселенцев, и делить один санузел с сорока пятью соседями, ведь это даже не коммуналка получается, а гетто какое-то. И если учесть, что в последнюю зиму у нас не было отопления, а теперь мы живём по естественным часам, т. к. наши жильцы не хотят оплачивать коммунальные услуги, то можете себе представить, как я рада сегодня вечером возможности включить лампочку или искупаться в любое время суток. Ещё мне очень хочется, чтобы мы остались там не только на время ремонта, но всё происходит по Воле Божией.
 
13 июня 2003г.:
«Надо беду зажечь вокруг себя…. Внутренность свою надо уязвлять и тревожить, чтобы не уснуть… Что, значит зажечь беду вокруг себя? – Это глубокое чувство опасности своего положения и опасности крайней, от коей нет иного спасения. Как в господе Иисусе Христе…. Сие чувство и будет гнать нас ко Господу, и заставлять непрестанно вопиять:
«Господи, помилуй! Помоги! Защити!»
                Св. Феофан.
«Хотя бы кто стоял на самой высоте добродетелей, но если он молится не как грешник, молитва его отвергается Богом».
                Исаак Сирин.

  « При упражнении в трудах преподавалось новоначальному соответствующее устроению его делание молитвы. По истечении трёх лет требовалось от новоначальных изучение наизусть всего Евангелия и Псалтири, а от способных и всего Священного Писания, что необыкновенно развивает устную внимательную молитву. Уже после этого начиналось тайноучение умной молитве, объяснялось оно обильно и Новым и Ветхим Заветом».
                Пахомий Великий.

Читаю Святых Отцов и понимаю, почему не умею молиться, почему мне настолько трудно быть услышанной. Слышит нас Господь всегда, но мы иногда сами себя не слышим когда молимся неграмотно, и Господь гневается за такое нерадение наше, вот и «не доходят» молитвы. А что я хотела? Всю свою сознательную жизнь, чем занималась, чем восхищалась, что зачитывала до дыр и учила наизусть?! Без чего моя душа задыхалась?! Не могла прожить без хорошей литературы: Волошина, Гиппиус, Булгакова, Лимонова, Талькова… Хорошие они писатели и поэты, красиво и здорово пишут, но они заняли в моём сердце Его место. Не было у меня на протяжении всей жизни ревности о Боге! Можно себя сколько угодно оправдывать временем и местом рождения: 1975г. – эпоха застоя, советский строй, безбожное общество. Но от этого ведь факт моего безбожия не изменится. Сколько сил и внимания, Господи, моих потрачено даром, не во имя Твоё, а во имя человеческое, не ради святой Воли Твоей, а ради человеческой духовности (философия), душевности и интеллектуальности – упоение своим и чужим творчеством, ради человеческой самовольной жизни – жаждой свободы и красоты для себя, но не во Имя Твоё. Я сейчас только начинаю понимать весь ужас содеянного с Россией в начале 20-го века! У нации отняли Бога, обрекая народ на верную духовную гибель. Те, кого  расстреляли как врагов народа или уничтожили всевозможными ухищрениями системы, голодом ли искусственно созданным, пытками ли, репрессиями,  возможно Господом помилованы были – гибелью физической они миновали гибель духовную. Мы же, оставшиеся жить, низведены были до положения животных. Потому этим несчастным тварям нет места в нынешнем человеческом обществе, что человек сам превратился в интеллектуальное животное. Венец природы у нас сдвинут на уровень природы, а природа уничтожается, ведь её место занято. И мы как бездомные щенки рыщем в своих опустевших обителях, и от безбожия своего задыхаемся, потому, что не можем насытиться физическим миром, а духовное у нас без Господа скудно и смутно. Жажда же наша по Богу, с которым связь общения поколений порвана, выжжена, иссушена, жажда жизни вечной порождает у нас всякие непотребства и извращения в духе, в сердце, в жизни. Посмотрим в лицо современной культуры, чем она дышит?!  Опустошение – имя ему отчаяние, имя ему страх, одиночество, бесплодная иссушающая боль существования ради существования, бытие ради голого бытия… дух путают в наше время с душой и вверяют психологам, слабым несчастным людям меняющим свои заблуждения как одежду в течение года, то Фрейд у них кумир, то Юмм… Кто бы самих бедных психологов облегчил после их врачеваний облегчил?!
Каждый свой помысел, деяние своё, вздох каждый постараюсь, Господи, научиться посвящать Тебе, а это по началу такому духовному дикарю как я будет даваться не легко. Во времена Хрущёва преемственность духовного пастырства прервалась, батюшкам запрещали рукополагать новых пастырей, в монастырях старчество пресеклось, и сейчас духовный подвиг молитвы, поста, церковного подвижничества каждый послушник начинает с нуля, и кто знает к чему это приведёт? Богословские институты и академии выпускают докторов богословских наук, но не святых, не молитвенников, не божьих людей, поскольку очи духовные открываются не от многознания, а от подвигов во Христе, от божией жизни.

25июня 2003.
Никогда, никогда не пытайтесь дружить с подчинёнными, если вы начальник – это пагубно отразится на ваших служебных обязанностях. И, наоборот, если вы подчинённый, не завязывайте дружбу с начальником по этой же причине.
Сегодня мой рабочий день начался просто отвратительно. Прибегаю в 8 30 на работу, на пол часа раньше необходимого времени (ведь нужно успеть накормить дворовых кошек, пока нет завхоза, и Алиска   с котятами в чулане закрытая тоже нуждается в уходе), и обнаруживаю матушкину маму, с вдохновением удаляющую следы шпаклёвки с пола. Она, совершенно справедливо замечает:    «Ну и засрались вы здесь!», - продолжая скоблить ножичком пол.
Но Алиса мяучит в кладовой, и я, в первую очередь отпираю кладовую и принимаюсь убирать следы её с котятами жизнедеятельности. Тут приходит матушка, и во время процесса моей уборки, естественно, ведь я ещё не всё вымыла, доказывает мне, что «я здесь засралась по самые некуда, с этими котами, и в библиотеке стоит запах». Но я и сама знаю, что запах до уборки стоит, поэтому за ранее и прихожу, чтобы убрать всё до чьего-либо прихода. Но всё-таки, все-таки … Мне стало до того обидно. И после всего этого матушка приглашает меня приложиться к мощам Андрея Первозванного, пока их ещё не увезли из центрального храма. А у меня в душе пробудилось столько горечи, что я заявила:
- «Не пойду!»
Матушкина мама стала обвинять себя:
- «Это я виновата, пристала со своей чистотой!»
А  Светлана, вдруг и говорит:
- «Нет, просто она такая верующая, что ей по барабану мощи там или что, вот и всё!»
Я не выдерживаю и вспыхиваю:
- «К мощам нужно с благоговейным чувством подходить, а не как ведьме, злой презлой».
Словом, обиделась, я. К мощам всё-таки приложилась, но в таком неподходящем, жёлчно-ядовитом состоянии, что думаю, никакая благодать ко мне не пристала наверняка. Потом выслушала от матушки, что муж у меня святой раз такую самодурку как я терпит. Но я уже была в невменяемом состоянии и ни воспринимать, ни отвечать была не в силах. Я ушла на 2-й этаж приклеивать карманчики на журналы, а они вдвоём, просто сама добродетель, мыли полы на первом этаже. Затем перед тем как пойти провожать мощи Андрея Первозванного из храма, матушка приказала мне помыть туалет. Тон у неё был обычный, как ни в чём не бывало, а мне было так горько, что разболелась голова… я попыталась помолиться, но вихрь непонятных чувств помешал мне это сделать, молитва не шла…
Не помню, что я там делала до обеда, но матушке, зашедшей в обед с кем-то, не понравились результаты, она обозвала меня, в общем-то, как всегда, бестолковой, в присутствии двоих человек. Но я от переживаний не замечала уже ничего вокруг, от чего была рассеяна. Я не знала, как унять эту пробудившуюся боль и, что со мной вообще такое творится? Унизили меня очень, да нас всех каждый день обманывают, обвешивают в магазинах, хамят в автобусах, это естественное наше существование, но я никогда не переживала по таким пустякам. Тут что-то другое… Словом не могла я понять свои чувства: весь день всё из рук валилось, собралась уже менять работу. И вдруг, на меня снизошло озарение…да ведь я неправильно воспринимаю наши с матушкой отношения, поэтому так больно ранят её замечания. Я воспринимаю матушку как подругу, а что бы там не говорили о дружбе – это союз равноправных людей, и вдруг, ни с того ни с сего, «равная» заявляет:
«Ты бестолковая, у тебя скверный характер, а из-за твоей любви к кошкам провонялась вся библиотека!»
естественно, я воспринимаю эти замечания на свой личный счёт, ведь мы же с матушкой «друзья». Но это моё и только моё заблуждение, я недопустимо прикипела к матушке и все её высказывания принимаю на свой личный счёт, в то время как наши отношения: начальник – подчинённый, а начальству свойственно быть недовольным подчинёнными, хотя бы в целях профилактики. Тем более, совсем не такое ко мне отношение как у меня к ней, дистанцию она держит исправно, от неё никогда ничего личного не услышишь, а её «участливые» вопросы задаются лишь из вежливости, я могу на них так же «вежливо» ответить. А я вместо этого начинаю всё подряд рассказывать, после, когда положение матушки вступает в силу и она начинает выступать в роли начальницы, я продолжая воспринимать её как подругу воспринимаю всё на личный счёт и обижаюсь: «Вот значит как, - думаю я, - бестолковая я значит и характер у меня скверный, и «мои» кошки, эти обездоленные существа, ей помешали».
И вместо нормальной работы, из-за моих заблуждений мурководство какое-то получается глупое и бесперспективное. А сколько энергии и сил отнимает это «пережёвывание соплей», переваривание оскорблений всегда неприятно и бесперспективно. Вместо того чтобы сказать себе раз и навсегда: «Мать Светлана мой начальник, она обзывает меня и ругает не потому, что я действительно бестолковая и ленивая, а поскольку у неё власть надомной, а власть – это мера ответственности за проделанную работу, а я действительно плохой библиотекарь, хотя бы потому, что не профессионал и ничего не смыслю в библиотечном деле. Но всё вышесказанное относится ко мне как к библиотекарю, но не как к личности. С матушкой у меня отношения служебные и не надо к ней прикипать душой, это признак профессиональной некомпетентности. Забудь, что мать Светлану когда-то считала своим другом, если ты не хочешь превратиться в мазохиста. Начальство, есть начальство, а власть – испытание, которое мало кто выдерживает, ты и сама не знаешь, как вела бы себя на её месте!»


Проводы любви

26 июня 2003г.
матушка, матушка, неужели ты не понимаешь, что потребность кого-нибудь всё время унижать – это низкая зависимость от объекта унижений.
Итак, я
- засранка, не умею убирать как следует не то что за кошками, но даже за собой, оба туалета в библиотеке грязные;
- бездетная, срочно должна завести детей и любить их сколько влезет вместо того чтобы разводить в библиотеке котят;
- мой муж несчастный человек, что терпит такую стерву, как я;
- тупая, недоразвитая, головка у меня вава, а здесь не место всяким юродивым, это социальное учреждение.
Словом, не догоняю по всем статьям, с точки зрения добропорядочного обывателя! Так вот, что стояло за твоим молчанием, а я то думала…
Рыдания и крики сегодня сопровождали нас целый день. Что только не услышала о себе: безынициативный работник. Да рядом с вами мухи дохнут, какая может быть у человека инициатива, если я только с вами пол года и общаюсь, только ручной «душеспасительный» труд, и никакого самовольничания. Фестиваль возвратил меня к жизни, но именно это-то обстоятельство вам не по нутру пришлось то, что рядом не забитое и несчастное существо как прежде, а нормальный человек. Правда трудно теперь сказать, кому в большей степени, вам или вашей маме, но это не имеет большого значения, не плоды Иисусовой молитвы приводят человека в такую примитивную ярость, когда он заявляет, что здесь ему бы хотелось видеть «злую настоящую щуку, чтобы по настоящему с ней воевать, а не какую-то блаженную».
Я же обрезала все пути назад и сказала тебе, что отныне, ты мне лезть в душу не будешь, и устраивать демонстрацию своих добродетелей. Так благоговейно пошли показать перед людьми свои религиозные  чувства на проводах мощей Андрея Первозванного, и голоски-то у них на виду становятся прямо ангельские. Ещё бы там архирей был и все батюшки! В то время как за минуту до этого шипели на меня как две змеи с обеих сторон, (а чего стеснятся, подчинённые ведь не люди. Вот и пускай знает своё место, а то ишь как вырядилась, ещё не дай Бог, кто заметит, что в административной библиотеке кроме матери Светланы, есть ещё нормальные люди).
Я после переезда к родителям попала в нормальные человеческие условия, где можно и постирать и погладить, и самой отмыться, не то что в нашем общажном гетто, поэтому вид у меня стал нормальный, но не всем это понравилось. Вот и проверили твою ангельскую природу, мать Светлана.
Я сказала тебе, что любила тебя как родную, но теперь у меня осталось одно глубокое разочарование…
Кажется, я покривила душой, ведь любовь она не бывает по собственному желанию, и просто так никуда не девается. А когда её пытаются заглушить, она начинает мучить и душить, потому что убить любовь в себе это преступление. Но я не стала ничего этого говорить. Какая тебе разница, ведь это я тебя любила, а не наоборот. Вот и всё, сегодня похороны любви, похороны моей любви к тебе.


Агония
28 июня 2003г.
Итак, сегодня я забираю свои рукописи и другие вещи из библиотеки. Нужно искать новую работу, поскольку писать здесь я уже не смогу, а ведь настоящий человек остаётся там, где хорошо его делу. Библиотека для меня стала домом смерти Любви, домом обмана и одного огромного разочарования.
Матушка была для меня олицетворением ангела во плоти. Если бы не моё семейное положение, я бы не задумываясь, постриглась в монашки ещё несколько месяцев назад, поскольку она мне казалась такой целостной личностью, живущей в Господе и одним Господом. Её жизнь я считала одной сплошной молитвой, разговором с Ним. Я думала, что моё разорванное существование: 1)работа, 2)семья, 3)творчество, это суета по сравнению с Её горением ради Господа. Её эмоциональные вспышки меня раньше не задевали,  я была уверена, что за таким поведением стоит горение ради Господа. Потому, что Церковь, думала я стала для неё всем: домом, работой, духовной жизнью, поэтому, что бы Она ни делала за всем стоит служение Господу. Откуда мне грешной было знать, что для неё церковь стала тюрьмой, где её личность просто спряталась от мира и закаменела, поскольку давно уже потеряла способность и всякую возможность роста. А, казалось бы, расти - не хочу: в институт, – пожалуйста, зубрить подстриженные исторические события, как раньше на уроке истории зубрили съезды партии. Поговорить с Господом, – пожалуйста, молись на службе, там красивое пение, всё блестит и сияет золотом, торжественно стоят Отцы и прихожане, правда вместо духовного служения у некоторых одна душевность какая-то, так это каждому своё, «от духа» нужно ещё родиться. Поскольку красота традиции – это замечательно, но пробудить в душах бывших атеистов и разуверившихся во всём беспартийных граждан возможно далеко не только одной традицией красоты обряда, но традицией духовной, которая, увы, прервалась за годы Советской власти. Чтобы мы не только к мощам ходили прикладываться, но почувствовали Господа во внутреннем Храме - в своём  сердце. А то я как в годы перестройки миновала длинную очередь, прошла по блату, но не за колбасой, к мощам приложится, однако с настроением таким будто меня перед этим несколько часов материли, благоговейное состояние ничего не скажешь.
Хотя сегодня суббота, но на работу идти нужно, за кошкой с котятами поухаживать, покормить их, потом успеть к 15 00 на литературное объединение.
Вещи из библиотеки забрать не удалось, поскольку матушка приехавшая на воскресную службу стала мыть сама следы кошачьего пребывания в помещении. Я хотела ей помочь, но в ответ услышала:
- «Да ты и мыть, как следует, не умеешь, ничего тебе доверить нельзя!»
 Раньше я ей верила больше, чем самой себе в несколько раз, старалась исправляться, пока не посадила себе на голову этого эмоционального вампира. Домой приходила с роботы как выжатый лимон, Петя уже стал замечать, интересовался: «Что вы там в своей библиотеке вагоны разгружаете, что ли?»
Но теперь маски сорваны, слава Тебе Господи, благодаря Андрею Первозванному у матушки язычок развязался, все-таки, и для меня грешной он явил Чудо, разоблачил чудеса манипуляции людьми матери Светланы, а я от неё ещё ждала духовного наставничества.
Ну, я не стала доказывать матушке обратное, пускай я буду засранкой до конца, а это значит, – мне насрать, на твоё очередное обвинение. Покормила кошек, да и оправилась на литобъединение к своим настоящим друзьям.
Ещё и стихи свои успела прочесть, кстати сказать. Но остался неприятнейший осадок… Матушкина попытка доказать мне мою ненужность в библиотеке, что «даже за своими котами ты убрать не в состоянии»,  не произвела на меня ожидаемого ею впечатления, как было раньше. Просто я дала себе обещание не очаровываться больше людьми никогда, какой бы сан они не занимали и какие бы добродетели на показ не выставляли: «по плодам их, узнаете их», - вот основной критерий добродетели.    
   
И всё-таки, я благодарна тебе, матушка, ты меня кое-чему  научила. Вспоминаю тяжёлые моменты в последний год жизни, и рядом всегда бала …, нет, не ты моё представление о тебе. Подумаешь, «разочарование», «смерть любви», «духовные подмены», - эти слова ничего не значат по сравнению с Любовью, которой мне не хватило, чтобы вовремя понять и простить.

5 июля 2003г.
Истинное покаяние отличается от душевного его эрзаца тем, что человек исправляется, если же он лишь разводит сырость, значит, всё будет продолжаться до дурной бесконечности.

10 июля 2003г.
Сегодня придя рано утром, на пороге библиотеки я обнаружила птичку. Сначала я подумала, что птичка мертва, поскольку та лежала неподвижно на спинке, но затем я заметила, что она дышит! Это был маленький сычик. Когда я занесла его в помещение, он начал оживать, даже взмахнул крылом и моргнул пару раз своими большими жёлтыми глазами. Но потом стал затихать, затихать, и когда я уже занималась своими непосредственными обязанностями, тихо застыл. Что-то не так…

19 июля 2003г.
Матушка, матушка, мне не хватает не тебя самой, а того человека, за которого я тебя принимала, и хотя он существовал лишь в моём воображении, но я чувствовала и вела себя так, словно рядом со мной и правда ангел. А я одной ногой попала на небо. Монахи ведь – это ангелы на земле. Но развенчался обман, ангел оказался падшим, а моё «небо», просто надтреснуло и превратилось в разбитые розовые очки. А мой Феникс обыкновенным сычом, который не выдержал разоблачения и околел.
Прощай иллюзия возрождения, сычи не восстают вновь из собственного пепла, они просто разлагаются после смерти. Сняла я свой платочек – символ смирения перед Господом, нормально оделась – мне теперь не всё равно как я выгляжу, потому что в нашей библиотеке, как и в любом другом месте, встречают и провожают по одёжке. А Господь – Он везде, особенно незримо присутствует Он там, где царит Любовь, духовный Свет и не иссякает бесконечный источник Его Милости. Для этого не обязательно креститься на каждом углу, призывать Его на помощь перед едой, кощунственно твердя Его Имя.
Но меня всё-таки волнует одно обстоятельство: а может быть моё иллюзорное представление о матери Светлане помогло бы ей стать такой со временем и на самом деле. Может, я и не ошиблась в ней вовсе, а просто видела такой, какой её задумал Господь?! Но до чего же хочется всё забыть и не видеть её больше никогда, а она как живой труп продолжает ходить, как ни в чём не бывало, как надругательство над собственным идеалом, как карикатура той матушки, которая… которой никогда и не было на самом деле, разве что только в моём воображении, но если бы я продолжала считать её такой, кто знает, может со временем…. Устала и хочу спать.      
    
27 июля 2003г.
В созвучии на встрече с Элеонорой Лиончик видела Андрея, едва узнала, на нём была едко розовая рубашка, короткая стрижка, ядовито-жёлтый цвет волос… он как всегда в окружении многочисленных поклонниц. Господи, как всё меняется, прошло всего несколько месяцев, и я теперь уже без платка слушаю угнетающую Элеонору и равнодушно взираю на нечто пёстрое из-за кого, возможно, я стала такой. Ведь если бы не фестиваль, не было бы событий описанных здесь. Просто не знаешь, что теперь? Хотя возможно всё сложилось к лучшему.


Возрождённый Феникс

Седьмая неделя по пятидесятнице – время, когда в храмах читают место из Евангелия, о том, как Господь исцелил 2х слепых и одного глухого и бесноватого.
«Когда Иисус шёл оттуда, за Ним следовало двое слепых и кричали: помилуй нас, Иисус, Сын Давидов!
Когда же Он пришёл в дом, слепые приступили к Нему. И говорит им Иисус: веруете ли, что Я могу это сделать? Они говорят Ему: ей, Господи!
Тогда Он коснулся глаз их и сказал: по вере вашей да будет вам.
И открылись глаза их. И Иисус строго сказал им: смотрите, чтобы никто не узнал.
А они, вышедши, разгласили о Нём по всей земле той».
                Евангелие от Матфея, гл. 9, ст. 27-31.

В этот день я причастилась в Храме Георгия Победоносца, после исповеди у Отца Владимира. Батюшка помог мне разобраться в моих ошибках, указав мне на мою жестокость по отношению к людям, нельзя от человека требовать многого и возводить его в кумиры. Но теперь, не стоит впадать и в другую крайность, и ненавидеть того, в ком мы ошиблись сами ведь в любом случае в каждом есть Образ Божий, и мы должны ради Образа любить каждого человека, а ненавидеть, лишь его грехи и немощи, но ни его самого. Поскольку легко любить совершенных и сильных, от которых мы можем черпать силы и знания, и совсем нелегко тех, кто нуждается в помощи сам. В этот день я прозрела подобно одному из исцелённых слепых. Отец Владимир читал после причастия проповедь о исцелении слепых и бесноватого и о фарисеях и книжниках, которые позавидовали Господу и оклеветали Его, сказав, что Он исцеляет силой бесовскою. Но я прозрела и поняла в этот день что фарисеи и книжники не должны заменять собой Христа, в том числе и в моей жизни. Как же долго я не была в нашем храме на западном, и как давно не причащалась…
Не хотелось уходить из храма, я словно впервые за последние месяцы почувствовала себя человеком, а не тупицей плохо моющей полы. Во мне словно проснулся Образ Божий, и поскольку было 3 августа, третий день моего отпуска, я решила за август написать эту повесть. 

P.S. Белые стены, белые потолки, свет, много света освещающего книги, много книг. Иногда создаётся ощущение, что этот свет исходит от них, и все они мною уже прочитаны, поскольку я здесь очень давно, и моя жизнь уже завершилась здесь. Все мои книги уже написаны, а время от времени сюда приходят друзья, и мы с ними беседуем вечерами напролёт. Потом, я и они, мы уходим в свои книги, а библиотека кажется пустой. Но, вы слышите шелест страниц!? Это не сквозняк. Это наш шёпот. Мы здесь! Мы есть! Подойдите к полке, достаньте и откройте любую из книг. Она поведает вам свои тайны, наши тайны. Мы здесь всегда были и будем. Даже когда жили на земле, мы уже пребывали своей незримой частью здесь. Иногда, будучи ещё людьми, живущими в действительности, мы оказывались здесь в гостях у самих себя. Удивлялись, насколько родной кажется совершенно незнакомая атмосфера. Мы словно оказывались Дома, и нам не хотелось уходить отсюда, уходить от самих себя. Но после всё становилось на обычные места, реальность вновь забирала нас к себе, и мы, словно очнувшись от чудесного сна, не могли вспомнить, что это было? Вечность воспоминаний или воспоминание Вечности, мы ли размечтались так отчаянно, или Мечта вспомнила о нас, будучи пока  очень далеко…. Здесь есть всё, чего мне так не хватало в жизни, всё к чему я так стремилась, но не находила ни в одной воплощённой цели…
Здесь Свет Знания исходящий от говорящих страниц нашей Веры, воображаемая Надежда на бесконечную Любовь, за которой стоит Сущее.
«Имеющий ухо (слышать) да слышит, что Дух говорит церквам: побеждающему дам вкушать сокровенную манну, и дам ему белый камень и на камне написанное новое имя, которого никто не знает, кроме того, кто получает».
                Откровение, гл. 2, ст. 17.