Юпу или дерево богов. книги ii-iv

         Книга вторая

     То не молния сверкала
     На пространстве неба синем,
     То платки белели женщин.

     То не тучи дождевые
5    Поднимались над горою,
     То плащи мужчин чернели.

     То не гром гремел над полем,
     Колотушка Юмонейна,
     То стучали барабаны.

10   То не красный петушок пел,
     Призывая бога утра,
     То волынки бесновались.

     То не радуга вставала,
     Коромысло девы юной,
15   То дугу влекли на упряжь.

     То монеты не крутились,
     Золотые украшенья, 
     То колес вертелись спицы.

     Собиралися на свадьбу
20   Унави - Венея дщери
     И Ваштара вияненга
     Из окрестных замков гости.    
    
     Вот сидят князья, пируют,
     Володетели илемов,
25   Только сумрачна невеста,
     На слова скупа, улыбки.

     Ей жених подносит кубок -
     Словно снег белеет дева,
     В нем колечко примечая,
30   Будто здесь ее любимый,
     Пробудился из могилы
     И теперь пришел на свадьбу,
     На ее кончину злую.

     Прошептала Унавика:
35   "Из-за леса векового
     Протяни мне руку милый,
     Из-за речки быстротечной
     Ты подай мне руку милый.
     О тебе я здесь тоскую,
40   О тебе я слезы лью!"

     Между тем Веней мрачнея
     Поглядел на дочь сурово
     И промолвил, лоб нахмурив:
     "Ты чего не веселишься,
45   Не поешь нам песен, птичка?
     Разве за муж не идешь ты,
     Доли горестной избегнув?..

     Прояви свое искусство,
     Завладев гостей вниманьем,
50   Жениха потешь ты сказкой!"

     Покорилась дочь царевна
     Воле батюшке родного,
     Струны кантеле настроив,
     Стала петь о сыне неба
55   Лучезарном Пэлгомэрге:

     "Пролетая над равниной,
     Пестрокрылой божьей птицей,
     Среди трав-цветов увидел
     Неба сын священный праздник.

60   Девять девушек прекрасных
     В длинных платьях белотканных
     Хоровод водили стройный -
     Приносили жертвы Пюртус.

     Но подруг своих красою
65   Пигинейен затмевала: 
     Лебедь в заводи глубокой,
     Что прореживая струи
     Через перья в крыльях белых,
     Серебрит речную воду.

70   Полюбил ее сын неба,
     Захотел забрать с собою.
     И для этого быком он
     Обернулся златорогим.

     На лугах зеленых Вэла
75   Окави, его увидев,
     Поначалу испугалась,
     В след подружкам побежала,
     Но потом остановилась.

     Девы робость сокрушая,
80   Преклонил свои колени
     Златорогий бык небесный.
     Посадив ее на спину,
     Оторвался от земли он

     На брегах воздушных Ера
85   Стал он юношей прекрасным.
     На него взглянувши дева
     Покраснела от смущения
     И почувствовала в сердце
     Страсти нежной пробужденье.

90   Тут сказал ей Пэлгомэрге:
     "Как цветы мы полевые, -
     Если девичьи подолы
     Не собьют росы с нас белой,
     Мы до времени увянем
95   И, потомства не оставив,
     В прах бесплодный обратимся".

     Тихо молвила в ответ та:
     "Утром я к реке спустилась,
     Чтоб воды набрать в кувшины.
100  Нынче я к реке спустилась,
     Чтобы стать твоей женою".

     Год проходит как неделя,    
     С высоты незримой неба
     Окави на Вэл взирает,
105  На луга его, на нивы,
     По родителям скучая.

     "О сын неба! - муж любимый, -
     Говорит раз дева кротко, -
     Ты позволь домой вернуться,
110  До заката погостить там!"

     Не успела речь окончить,
     Как исполнилось желанье.
     Вот ее отец встречает,
     Заключает мать в объятья.

115  Стол же слуги накрывают:
     Ставят блюда со свининой,
     С колбасой шоктою жирной,
     Кашей свежею набитой,
     Ставят кубки с пивом пенным,
120  Режут тонкими ломтями
     Земляничный хлеб душистый.
 
     Стала спрашивать девица
     О подружках, об их доле  -
     Все в платках ее подружки,
125  Позабыли про веселье:
     Ткут, склонившись над станками.

     Окави тогда взгрустнулось,
     О пространстве, о созвездьях
     Ей подумалось, о муже,
130  О прекрасном сыне неба,
     Беззаботной жизни новой,
     Недоступной смертным людям.
   
     До зари вечерней дева
     Пребывала в доме отчем.
135  Наконец настало время
     В путь отправиться обратный.
     Но ее не отпускают,
     Даже слышать не желают,
     Чтобы дочь вернулась к мужу.

140  Говорит тогда с притворством
     Окави отцу родному:
     "Ты пойди во двор широкий
     Лентой шелковой скрепи ты
     Две высокие березы.

145  На качелях тех качаться
     Буду я в тоске по небу,
     Только так разлуку с богом
     Пережить смогу, размолвку!"

     Но напрасно тот старался,
150  На свою печаль работал,
     Сотворил он не качели,
     А пращу для дщери милой.    

     Словно камень драгоценный,
     Выше крыш она взлетела,
155  Прямо в руки сына неба
     Распростертые попала".

     Все довольны песней девы,
     Только пахарь, ус кусая,
     Говорит своей невесте:

160  "Чем мечтать о духах горних
     Ты о будущем подумай,
     О хозяйстве нашем общем,
     Как ты им распорядишься,
     Как управишься с прислугой,
165  Чтоб прилежно ткали девки,
     Чтоб не спали за работой,
     Чтобы раб ходил проворно
     За кленовою сохою!"

     Речи те услышав, старец,
170  Нищий сгорбленный калека,
     Из земли одийцев дальней,
     За Виче племен ушедших,
     Предложил князю Венею:

     "Ты позволь мне спеть о Мэни
175  О воителе великом,
     Пюртус сыне первородном,
     О мерийском славном муже,
     Что изгнал колено Ёнкса
     Оттеснил к востоку буйных,
180  Что чудовище Рашана
     Уничтожил – Ура-зверя!"

     Так Веней ему ответил:
     "О санях пекутся летом,
     О посевах в стужу злую,
185  О героях вспоминают
     После битвы многотрудной.
     Приложи к рукам ты струны,
     Разомни игрой искусной!"

     Приосанился убогий
190  И, браду свою разгладив,
     Песнопенье начал бойко:

     "Все умел охотник Мэни,
     Сын властителя Кунцемса: 
     Медведей зимою ранней
200  Поднимал он из берлоги,
     Бил рогатиною бурых, 
     Для лосей готовил ямы,
     На лисиц капканы ставил.

     Но пришло одийцев племя,
205  Похитителей добычи.
     Разбежались звери в страхе,
     Разлетелась дичь лесная,
     От прожорства песьносых,
     Сыновей князя Нуора
210  И владычицы их, Хилды,
     Упустившей бабы мужа,
     Порешившей, что из дома
     Тот не выберется скоро,
     Ставший тучным от орехов,
215  Что проем дверной Нуор князь
     Не расширит слишком узкий
     Топором своим двуручным.
   
     Между ними Ёнкс был главный
     Вияненг крепкораменный,
220  Славный подвигами воин,
     Из людей силач первейший.
 
     Раз решил на состязанье
     Он позвать мужей с собою,
     Но никто не отозвался
225  Из героев благородных.   
 
     О призыве том услышав,
     Мэни к Ёнксу в замок прибыл,
     Где сановники сидели
     Володетели илемов.

230  На охотника взглянувши,
     Рассмеялся вождь одийцев:
     "Ты сморчек иль ножка гриба,
     Незаметного растенья?
     Рыбка ты иль головастик,
235  Пол лягушки слабосильной?
     Для чего пришел сюда ты,
     Для игры пришел, забавы?"

     Кунцемсйен в ответ промолвил:
     "Я пришел на состязанье,
240  На сражение с тобою,
     Чтобы спор решить наш давний,
     Положить начало миру!"

     Изумился смелой речи
     Ёнкс охотника младого,
245  И сказал он так собранью
     Ильматаром, небом синим,
     Перед старцами поклявшись:
     "Пусть одержит вверх сильнейший,
     Пусть слабейший покорится!

250  На брегу Виче есть кочки,
     Бугорки земли болотной.
     Кто их нас их отодвинет,
     Оттолкнет к стремнине быстрой,
     Тот свое докажет право
255  Быть услышанным богами.

     После оба разойдемся,
     Луки с плеч своих мы снимем,
     К тетиве приставим стрелы,
     По стволу ударим дуба,
260  Что когда-то для одийки
     И мерийца был укрытьем.

     Чья стрела вопьется глубже
     В тело дерева дрянного,
     Под которым дева-нимфа
265  Родилась реки широкой,
     Потопившая отряды
     Наших предков в злой пучине,
     Тот уйдет в леса густые,
     В Пармы бедные селенья,
270  В царство злого Луодиса!"
 
     Накануне состязанья,
     У Виче реки охотясь,
     Мэни глас услышал девы,
     Нимфы пенистых потоков,
275  Всплывшей рыбкой серебристой
     На поверхность вод жемчужных:

     "Чтобы кочку отодвинуть
     Ты подрежь ее косою,
     Чтобы дуб пробить высокий
280  Пропили в стволе отверстье
     И в него же целься смело!"

     Как ему велела нимфа
     Поступил охотник Мэни.

     Утро скоро наступает,
285  Освещает солнце землю,
     Собираются одийцы,
     Собираются мерийцы.

     Ёнкс одним ударом мощным
     Кочку двигает к стремнине,
290  Мэни же свою толкает
     К берегу реки другому.

     Вот берут они по луку,
     По оружию из клена.
     Первым Ёнкс стрелой глубоко
295  Поражает ствол могучий,
     Деревянною кольчугой
     От корней укрытый прочной.

     Но хитрей одийца Мэни,
     В сотни раз его ловчее,
300  Он навылет дуб столетний
     Жалит в тайное отверстье.

     Старцы Ёнксу указали,
     Володетели илемов:
     "Коли небо заступилось
305  За сынов Юмо столь явно,
     Покориться Ильматару
     Мы должны, во исполненье
     Данной клятвы перед Богом!"
 
     Делать нечего одийцам - 
310  Проклиная глупость Ёнкса,
     Им пришлось уйти за реку,
     В Пармы бедные селенья,
     В царство злого Луодиса!

     Вот живет народ в довольстве,
315  Только Мэни не спокойно.
     Узнает он - близ Рашана
     Поселился Ур-зверь злобный,
     Чародей в звериной шкуре,
     Дев незамужних губитель.

320  Порешив убить вувера,
     Луодиса сына-белку,
     В лес герой пошел дремучий.
 
     Целый день бродил охотник
     Меж деревьев исполинских,
325  Наконец нашел пещеру
     Обиталище Ур-зверя,
     Там он пленницу увидел.
 
     На него возведши очи
     Грустно молвила девица:
330  "Что в обители ты смерти
     Потерял отважный воин?"

     Ей ответствовал пришелец:
     "С чернокнижником поганым
     Я пришел сразиться, с Уром!
335  Только прежде разузнай ты,
     Что его питает силу".

     Поздно вечером вернулся
     Злой колдун в свое жилище,
     Стал неволить он девицу,
340  Понуждать к любви постыдной.

     И тогда Вирю рабыня,
     Приготовила вуверу
     Из зеленого дурмана
     Пива пенного, хмельного.

345  Роковой отведав влаги
     Чародей Вирю открылся:
     "Мой секрет в волшебной шкуре,
     В ней могущества источник".

     Дождалась она как Ур-зверь
350  Погрузится в сон глубокий -
     Совлекла с него покровы,
     Отнесла их прямо к Мэни.

     Облачившись в шкуру зверя,
     Погубитель власти Ёнкса,
355  Начал голосом гневливым
     Чародея звать сразиться.
     Пробудился Ур и с воем
     Из своей пещеры вылез…

     Но напрасно злой волшебник
360  Налетал на вияненга:
     От его плевков зловонных,
     От его ногтей железных
     Защищен был Мэни шкурой.

     Наконец герой клинок свой
365  Из широких ножен вынул,
     И его вогнал с размаху
     Прямо в сердце чародея.

     С той поры проходит время.    
     Победитель Ура-зверя
370  Мэни, доблестный охотник,
     С молодой живет супругой,
     Наслаждается покоем. 

     Раз когда Вирю сидела,
     Коноплю чесала гребнем,
375  Постучался в дверь избушки
     Редкий гость в округе дикой,
     Луодис коварный странник. 
     Отперла ему девица,
     Приняла купца с радушьем.

380  Среди прочего товара
     Положил тот перед нею
     Туесок с волшебной мазью,
     И сказал слова такие:

     "Этой мазью умастись ты,
385  Чтоб порадовать супруга
     Нежной, бархатною кожей!"

     Но Вирю ее руками
     От себя отодвигает:
     "Мне супруг велел беречься,
390  Ничего не брать чужого!"

     Усмехнулся гость недобро,
     Прежде чем уйти, заметив:
     "Если мужа ты боишься,
     Если мне не доверяешь,
395  Мой товар возьми в награду
     За радушие, хозяйка!
     Эту мазь самой Пуавы
     Из цветов болотных белых,
     Из редчайших трав, кореньев,
400  Из сердец ежей и дятлов
     Из змеи толченной кожи!"

     Наступила ночь глухая -   
     Не идет домой охотник.
     В ожидании супруга
405  Туесок Вирю открыла,
     Провела по коже мазью -
     Шея вытянулась девы,
     Шерстью рыжею покрылась.
     Обернулась зверем диким
410  Неразумная супруга!

     Ничего не знает Мэни
     О случившемся с женою,
     Злой идет домой охотник.
     За спиной у Мэни пусто:
415  Даже зайца не добыл он
     Длинноухого пройдоху.

     Вдруг навстречу олениха
     На тропинку выбегает.
     Лук натягивает Мэни
420  И, стрелу в него вложивши,
     Поражает лань лесную.

     Он спешит к добыче знатной,
     Шкуру снять с нее желая;
     Только вдруг бледнеет Мэни,
425  Пред собой Вирю увидев,
     С раною в груди смертельной.

     День сидит охотник Мэни
     Над умершею женою,
     Солнца светлого не видя,
430  Ночь сидит охотник Мэни,
     Месяца не видя в небе.

     Наконец с Вирю решает
     Он навек расстаться милой,
     Прокляв день кровавый, черный,
435  Заповедав всем хозяйкам:

     "В среду вы сидите дома,
     Не ходите в гости жены.
     Не берете веретена,
     Коль возьмете их без спроса -
440  Вас змея укусит летом.
     К головням не прикасайтесь,
     Коль коснетесь их случайно -
     Спорынья погубит зерна.

     Сундуки не открывайте,
445  Коль откроете их все же -
     Ветер крышу сдует дома,
     Разломает ураганный.
     Яйца пестрые не троньте,
     Коль в дороге разобъете -
450  Урожай побъет ваш градом!"

     Струны кантеле оставив,
     Оборвав звучанье нежных,
     Старец дал совет собранью:

     "Прежде чем союз одобрить,
500  Двух сердец, скрепленный Богом,
     Мы должны о Мэни вспомнить,
     О его судьбе печальной.
     От рождения слепы мы,
     От рожденья тугоухи!"

505  Покосился князь на гостя:
     "Ты о чем толкуешь старче?
     Или сел ты неудобно,
     Или пива выпил мало,
     Веселящего напитка?"

510  Так певец ему ответил:
     "Меж князей я сел, онъенов,
     Так, что грудь мою сдавило.
     Пива выпил я довольно,
     Столь, что год не буду пить я.

515  Но когда грустна невеста
     Не бывать веселой свадьбе,
     Мрака ночи не разгонит
     Одинокая лучина.

     Ты спроси ее о Немде,
520  О супруге нареченном,
     Победителе опкейна,
     От руки Ваштара павшем!"

     Тут невеста молодая,
     Унави девица-цветик,
525  Поняла, что жив избранник,
     Что сейчас сидит он с нею
     В этой зале среди прочих,
     Что прислал кольцо нарочно
     Оловянное он в кубке.

530  И она князю призналась:
     "Знай отец, что пахарь подлый
     Не жених мне милый вовсе!
     Усыпив игрой волшебной,
     Разрубив на части мужа, 
535  Он меня молчать заставил,
     Пригрозивши смертью лютой!"

     Старец снял свои лохмотья,
     Отвязал браду густую,
     Стал как прежде Немдой стройным,
540  Вияненгом черноглазым.

     С мест вскочили с шумом гости.
     В изумлении великом
     Стали спрашивать героя
     Как он к жизни пробудился,
545  Как вернулся в мир подлунный.

     Им ответствовал тот прямо,
     Рассказав все без утайки:

     "В час назначенный судьбою
     Поднялись из вод озерных
550  Девы, стройные русалки,
     Чтоб мое составить тело,
     Из частей собрать отдельных.

     Для начала жилы кровью
     Мне наполнили вюдакке,
555  После оловом скрепили
     Перебитые суставы,
     Мясо к мясу приложивши,
     Раны нитками стянули.

     Под конец одна русалка
560  Принесла росы волшебной,
     Ей меня всего натерла,
     Жизни ток отверзнув мощный,
     Из объятий Омо вырвав!"

     Побледнел смертельно пахарь,
565  Весь затрясся как осина.
     Захотел он встать тот час же,
     Чтоб бежать из Кюйнопуны,
     Но его не отпустили,
     Повели на двор широкий.

570  Там, веревкою связавши,
     Бросили в загон к лисицам
     Коих голодом морили.

     Поклонился князю Немда,
     Речи молвил он такие:
575  "Издалека я приехал,
     От людей узнал болтливых,
     Что товар ты добрый держишь,
     Ото всех его скрываешь!"

     Произнес Веней вздохнувши:
580  "Как ни жаль расстаться с дочкой,
     Белокрылою голубкой,
     Мне согласием придется
     На слова твои ответить,
     Раз за подлого Ваштара,
585  За предателя-убийцу,
     Чуть я дщерь свою не выдал!"

     Но с тебя возьму я клятву,
     Чтоб ты верен был супруге,
     Чтобы был опорой ей ты,
590  Чтобы словом не обидел,
     На нее руки не поднял!"

     Не успел ответить Немда,
     Как раскрылась крыша замка,
     И с небес в златой одежде
595  Опустился Пэлгомэрге,
     Юмонейен - вестник божий.

     Он сошел к герою наземь
     И сказал: "Садись со мною,
     Будто я один из смертных,
600  Будто я тебе товарищ!"

     Подчинился приказанью
     Вияненг без промедленья,
     Ибо знал, как страшен в гневе
     Светлоликий Юмонейен.

605  Сорок бочек выпив пива,
     Съев быков сто сорок разом,
     Порешил посланец божий,
     Угощением довольный,
     Рассказать о предках Немды,
610  О родителях героя.

Книга третья         

     "Вувер - ночи порожденье,
     Семя злого Луодиса,
     Долго в девах оставалась.
     Все ее горба страшились,
5    Нрава дикого пугались.

     Только раз богиня Омо,
     Прорицательница Ера,
     Бросив взгляд на вод поверхность,
     Предрекла, что муж горбуньи
10   Кузнецом первейшим станет.

     И Апшатъюмо решился
     В дом ввести свой дочку мрака,
     Ослепленный жаждой славы,
     Искушению поддавшись.

15   Но лишь Вувер преступила
     Кузнеца порог жилища, -
     Оба в подпол провалились,
     Очутившись в подземелье.

     Стали жить они средь овдов,
20   Что в местах тех обитали.
     Говорят - то Луодиса
     Были странные созданья:
     Из остатков глины вязкой,
     Много знающие люди,
25   Да без искры божьей в теле,
     Без души вечноживущей.

     Овды бога обучили
     Всем премудростям искусства
     Из железа делать вещи,
30   Помечать клеймом своим их.

     На второе лето Вувер
     Родила дитя супругу.
     Кугураком был ребенок
     Наречен отцом довольным.

35   Раз мальчишка у горнила,
     Наблюдая как родитель
     Раскаленное железо
     Плющит молотом тяжелым,
     Вопросил Апшатъюмона:
40   "Разве здесь огонь родится,
     Под землей во тьме глубокой?"

     Принужден ответить сыну
     Был кователь вековечный:
     "От Кечэ начало Тула,
45   Солнца жаркого он отпрыск!

     Только помни, мы не в силах
     Свой удел оставить нижний,
     Ибо здесь секреты Бога
     От людей сокрыты алчных,
50   От их мыслей неразумных.

     Если дом ты наш покинешь -
     Никогда тебе обратно
     Не вернуться в мир подземный.
     Станешь ты обычным смертным,
55   Человеком слабосильным!"

     Затаив желанье в сердце
     Небо синее увидеть,
     Попросил отца ребенок:
     "Для того, чтоб не скучал я
60   Из железа выкуй желудь!"

     Взяв три капельки железа,
     Бог шутя сковал зародыш
     Великанского растенья,
     Позабыв, что Древо Мира
65   Раз родившись не пропало
     От перуна Громовержца
     В пору ту, когда тот небо
     Поднимал высоко к звездам,
     А упало на болота
70   И рудою рыжей стало.

     Получивши желудь круглый,
     Кугурак его посеял.
     Но лишь только отошел он,
     Как раздался скрежет в недрах,
75   Словно вилами кто мощно
     Раздвигал земную толщу.

     Наконец столбу подобно
     Ввысь поднялся дуб высокий,
     Разорвав оковы почвы,
80   Подперев собою месяц,
     Проложив дорогу к небу.

     Не теряя время даром,
     Уголек в наперстке красный
     Захватив с собой из горна,
85   По стволу поднялся мальчик.

     Стал ходить он примечая
     По земле великим Каром,
     Как медведь берлогу строит,
     Как охотятся куницы,
90   Как запасы белки копят,
     Как паук ткет паутину.

     Наконец во всем искусен
     Кугурак стал, к людям выйдя
     Крепкожильным мужем видным.

95   На опушке леса жаркий
     Он развел священный пламень,
     Вкруг него собрал старейшин,
     Рассказал о том, что видел,
     Обучил ремеслам тайным.

100  Говорил им: "Вы жилища
     Из дерев себе постройте.
     Пусть пойдут в леса мужчины,
     Принесут побольше дичи.
     Пусть хозяйки заготовят
105  Диких ягод и кореньев.

     Терпеливо вы дождитесь
     Той поры когда весною
     Побегут с холмов потоки,
     Расцветет земля обильно,
110  Мланде-Ава вновь возляжет
     На супружеское ложе,
     Чтобы воинство ржаное
     Породить, сынов зеленых.

     Только стеблей не срезайте
115  Вы серпами прежде срока,
     Дайте хлебу возмужать вы,
     Дайте принести потомство.

     И как только рожь созреет,
     Пожелтеет, младость вспомнив,
120  От тоски по дням зеленым,
     Юности навек ушедшей,
     Вы ее обрушьте тело
     И, в снопы собрав, - сушите
     Над потухшими углями!

125  Чтобы хирты не схватили
     Ночью вас рукой за шею,
     Чтоб совсем не придушили -
     Украшайте грудь железом,
     Медью, золотом блестящим,
130  Серебром какое будет
     Иль ракушками, камнями,
     В коих духи обитают
     Вас хранящие лудисы!"

     Повелел затем он людям
135  Укрепление воздвигнуть
     Для защиты от набегов,
     Для сохранности припасов.

     Из речных каменьев белых
     Возвели Ор - замок прочный,
140  Обнесли стеною мощной
     В два обхвата великанских.

     Раз по небу пролетала
     Нимфа облака - Пэлава,
     Дочь Мардэж-Авы родная.
145  Овладело ей желанье
     Посмотреть живет кто в замке,
     Кто его хозяин славный.

     Пэлава, с небес спустившись,
     Невидимкою воздушной 
150  Пробралась в покои тайно.

     Кугурака увидавши
     Средь дружинников, героя,
     Златовласая богиня
     К персям руки приложила,
155  Словно кто стрелою сердце
     Поразил навылет острой.

     Захотелось деве горней
     Средь людей остаться смертных,
     Чтобы стать женою мужу,
160  Ощутить сколь ласки нежны
     Сильных рук народодержца.

     Не известно как сошелся
     Князь с девицею воздушной,
     Только раз привел он в залу
165  Где дружинники сидели,
     Володетели илемов,
     Дочь - нежнейшее созданье,
     Порожденье белой тучи
     Пэлавы - небесной нимфы.

170  Все ее хвалили дружно,
     Восторгались красотою.
     Вдруг восстала с места жрица,
     Вещегласая Овиса,
     И сказала Кугураку:

175  "Если смерть от рук ты внука
     На стене принять не хочешь,
     Дочь сокрой свою от мира,
     От мужчин желаний дерзких!"

     Десять лет минует полных,
180  Маком красным расцветает
     Кугурака дщерь младая,
     Но не радуют Сертниду
     Ни браслеты на запястьях,
     Ни сверкающие серьги,
185  Ни подвески золотые.

     Только грусть в очах девицы,
     Только слезы на ресницах,
     Ибо жизни нет в неволе
     За решеткою железной.

190  На ее страданья глядя
     Бог луны смягчился строгий.
     В колеснице серебристой
     Он спустился ночью к деве,
     Женихом вошел к ней статным.
195  От него княжна зачала
     Понесла от Тэлзэ-Юмо.

     В День Большой родилась двойня:
     Внук, предсказанный Овисой,
     Пикшем названный, стрелою,
200  И сестра его - Пэлудэр. 

     Чтобы пагубы избегнуть,
     От судьбы уйти зловещей,
     Отнесла дитя к березе
     Кугуракова рабыня.

205  У корней ее могучих
     Между кочек положила,
     На прощание сказавши:

     "Ты листом укройся липы,
     В лист кленовый ты оденься,
210  Назови ты дядей зайца,
     Назови кукушку теткой!"

     В тот же день Овиса злая
     Прогнала к ручью девицу,
     За водой ее послала,
215  Сумерек глухих дождавшись; 
     Вместо ведер решето ей
     Подала совсем худое.

     Вот сидит Сертнида, плачет,
     Как воды набрать не знает.
220  Вдруг увидела, что месяц
     Распрощался с малой частью.
     Оказалась часть та орвой
     Серебристой Тэлзэ-Юмо.
    
     Вскоре был бог перед нею.
225  С колесницы вниз сошел он,
     Деву сжал в своих объятьях.
     Вопросил: "Со мной пойдешь ли?
     Станешь ли ты жить со мною
     На луне, ночном светиле?"

230  Так ответила Сертнида:
     "Я с тобой пойду хоть в пламя,
     Я с тобой пойду хоть в Липет,
     Лишь бы гнева злой Овисы,
     Жрицы мачехи избегнуть!"

235  Кугурака дщерь младую
     Тэлзэ-Юмо, бог старейший,
     Посадил на колесницу,
     И, обняв ее стан стройный,
     Щелкнул вожжами златыми,
240  Высоко обоих к небу
     Подняв волею своею.

     Вскачь пустились кони бога,
     Звезды по пути сбивая.

     Вдруг упало коромысло,
245  С решетом худым пропало.
     Колесничему сказала
     Так прекрасная Сертнида:

     "Ты коней ль не остановишь,
     Скакунов ты ль не придержишь,
250  Чтоб смогла я коромысло,
     Решето поднять худое?"

     Ей ответил Тэлзэ-Юмо:
     "Невозможного ты просишь,
     Невозможного желаешь!
255  Если ход остановлю я
     Колесницы на мгновенье,
     Вниз тогда мы рухнем оба,
     Ибо сила нас здесь держит
     Бега трех коней ретивых".

260  Наконец въезжают кони
     Во дворец луны роскошный.
     Подбегают слуги к богу,
     Распрягают колесницу.

     Тэлзэ-Юмо тут девицу,
265  В тайне от жены-хозяйки,
     Далеко от всех уводит,
     В отдаленное жилище;
     Чтобы каждый день к любимой,
     В час когда сияет солнце,
270  Кечава – сестра родная,
     Приходить, ласкать Сертниду.

     С той поры средь звезд мы видим
     Решето и Коромысло,
     На луне самой же желтой
275  Стан девичий различаем. 
    
     Но о Пикше сказ продолжу,
     Расскажу все по порядку.       
     Не погиб в лесу подкидыш:
     Был медведицею бурой
280  Он подобран на поляне,
     Молоком звериным вскормлен.

     Возмужав, людей нашел он,
     Что страдали от Иимы,
     От набегов паскартийца.

285  Отобрал средь них десяток
     Он мужей храбрейших сердцем.
     По совету чужеземца
     На коней вскочили войны,
     Но на головы не шлемы,
290  Не железные надели,
     А лосинные желудки
     Вместе с длинными кишками.

     Вот они ворвались в битву
     Между племенем мерийским
295  И ордою паскартийцев,
     Словно демоны лесные,
     Поражающие видом.

     Сокрушивши стойкость рати,
     Обратили в бегство грозных
300  Паскартийцев синеглазых.    

     Подступили лавой мощной,
     Все сметающим потоком,
     К дому старого Иимы;
     Выбив дверь дубовым колом
305  Устремились внутрь дома:
     Дочь царя пленили – Лайму,
     Самого же паскартийца
     И сынов его убили.

     Очарован красотою
310  Был воспитанник медвежий
     Дщери стройной супостата,
     Взял ее в супруги воин".

     Замолчал посланец божий,
     Светлоликий Юмонейен.
315  Тут герой не удержался
     Вопросил его: "Они ли
     Мне родителями будут?"

     Улыбнулся Пэлгомэрге,
     На лице его прекрасном
320  Отразилась мудрость неба:

     "Кто спешит узнать все сразу,
     Век в незнании пребудет.

     От союза их в Шудуре
     Ты рожден был, славный Немда,
325  Родич гордого апшата,
     Кузнеца Одэрпамаша.

     Но сначала о сестре я,
     Расскажу тебе, о гордой,
     О Богине слово молвлю,
330  Что ночами к водопою
     Гонит яркие созвездья;
     Что пасет коней отцовских,
     Что прядет, на столб небесный
     Нить наматывая туго.

335  Расскажу я о Прекрасной,
     Той, чей глас свирель пастушья,
     Чье лицо луне подобно,
     Чьи власы подобны травам,
     Чьи глаза в ночи сияют,
340  Кожа чья белее снега,
     Брови чьи угля чернее,
     Словно веточки деревьев,
     Чьи уста – цветы весною,
     Лоно чье – речная заводь,
345  Поле черное под паром.

     Словно белый цвет нежнейший
     За оградою высокой
     Подрастала Юмонейен
     Куго-Юмо дочь родная,
350  Плод союза Неба с Твердью.

     Скоро стала уж большою
     Стройным деревцем зеленым,
     Голубицей белокрылой.
     Но кого любить на небе?
355  Все ее отца боятся!

     Правда был один поклонник
     Луодис – начало злое,
     Куго-Юмо брат зловредный.
     Только стар он для девицы,
360  Не желает та с ним знаться!

     Каждый день богиня гонит
     Стадо пестрое на землю,
     Ибо нет пастьбы на небе,
     Нет травы близ Ера сочной,
365  Только горькая рябина
     Там растет, Лося добыча!

     Вот с утра Бог будит деву,
     Говорит: "Вставай с постели,
     Уж мычат в хлеву коровы,
370  Кони ржут в конюшне громко!"

     Не охота подниматься
     На рассвете Юмонъудэр,
     Сладко спать на ложе мягком.

     Приоткрыв глаза так молвит:
375  "Ты подай отец мне войлок,
     Красный плат расшитый златом,
     Опусти Зарю на землю!"

     Отвечает Куго-Юмо:
     "Пред тобой лежит уж войлок,
380  Ждет тебя в загонах стадо!"

     Приподнявшись на подушках,
     Говорит отцу богиня:
     "Ты открыл ворота Неба,
     Створки медные раздвинул?"

385  Хмурит лоб свой Куго-Юмо:
     "Ах несносная девица!
     Уж давно врата открыл я,
     Створки медные раздвинул,
     Ждет тебя в загонах стадо!"

390  Наконец встает с постели
     Белоликая пастушка,
     Прикрывая рот, зевает:
     "Сон я свой не досмотрела!"

     Усмехается Создатель:
395  "На лугах поспишь зеленых,
     В волосах у Мланде-Авы!"

     Каждый день венки богиня
     Из цветов сплетает ярких.
     Луодис стоит у хлева,
400  Говорит с тоской любовной:
     "Подари венок мне свой ты!"
     А богиня отвечает:
     "Лучше я корове пестрой
     На рога его повешу!"

405  Луодис призывно шепчет:
     "Хоть один цветок с земли ты
     Принеси родному дяде!"
     Но племянница не слышит
     Мольбы брата Куго-Юмо,
410  Опускается на землю
     По Заре, дороге красной,
     Плату золотом расшитом.

     Обернувшись громко кличет:
     "Дох, дох, дох, мои лошадки!
415  Вы с небес скачите смело
     Между облачных просветов".

     Хорошо лошадки знают
     Голос царственной пастушки.
     Вереницей многоцветной
420  С звонким ржанием на землю,
     На луга стремятся кони. 

     "Тпруна, тпруна, вы коровки
     Пестробокие спускайтесь!"

     Хорошо коровки знают
425  Голос царственной пастушки.
     Оглашая дол мычаньем
     В след коням идут на землю.

     "Ста, ста, ста!", – зовет Дочь Неба
     Под  конец овечек смирных.

430  Хорошо овечки знают
     Голос царственной пастушки.
     Словно волны в море синем
     По Заре, дороге красной,
     За коровками бегут все. 

435  В час когда светило гаснет
     Возвращается обратно
     Куго-Юмо дщерь родная.
     Впереди еще работа,
     Сотню дел ей нужно сделать:

440  Расчесать лошадкам гривы,
     Подоить коровок пестрых,
     Шерсть с овец собрать густую,
     Намотать сребристой пряжи
     Вкруг звезды Шюдэр – Полярной,
445  Из клубков создать кометы.

     Раз пасла Дочь Неба стадо,
     Что с небес пригнала утром,
     Захотелось ей водицы.

     Вот пошла к ручью богиня,
450  В рощу ясеней священных.
     Увидала там красавца,
     Парня в огненных одеждах.

     Вопросила дщерь Владыки:
     "Я тебя в чертогах божьих
455  Не видала прежде гостем!"

     Отвечал ей незнакомец:
     "Из огня я появился,
     Тулава меня родила,
     Нарекла Тулоном, духом.

460  Раньше жил средь облаков я,
     До тех пор, пока на пир был
     Я не зван, на божий праздник.

     Захмелев от угощенья,
     Славно там провел я время:
465  Стены все пожег жилища
     Куго-Юмо шлемодержца.

     Но хозяин рассердился,
     Порешил, что враг ему я
     И изгнал с небес на землю!
470  Кто же ты сама, откуда?"

     "Я – прядущая ночами,
     Дочь того, кого обидел,
     Чье хозяйство разорил ты!"

     Предложил ей дух свирепый:
475  "Что тебе скучать за прялкой?
     Оставайся здесь со мною,
     Стань супругою мне верной!"

     Усмехнулась дева неба:
     "Не желаю жить с тобою!
480  На лугу пожжешь ты травы,
     Без пастьбы оставишь стадо!"

     Так сказав его коснулась –
     В кремень белый обратила.

     На другой день повстречала
485  У ручья богиня парня
     С луком длинным за плечами.

     Вопросила дщерь Владыки:
     "Я тебя в чертогах божьих
     Не видала прежде гостем!"

490  Отвечал ей незнакомец:
     "Из земли я появился
     Из корней дерев столетних,
     Прозываюсь Каром Горным,
     Властелином чащи дикой.
495  Мать моя лесная Овда,
     Пуэмон отцом мне будет!

     Раньше жил средь облаков я,
     До тех пор, пока на пир был
     Я не зван, на божий праздник.

500  Распугал звериным духом
     Стадо робкое в загонах -
     Лошадей загнал в болото.

     Куго-Юмо рассердился,
     Порешил, что враг ему я
505  И изгнал с небес на землю!
     Кто же ты сама, откуда?"

     "Я – прядущая ночами,
     Дочь того, кого обидел,
     Чье хозяйство разорил ты!"

510  Предложил ей дух свирепый:
     "Что тебе скучать за прялкой?
     Оставайся здесь со мною,
     Стань супругою мне верной!"

     Усмехнулась дева неба:
515  "Не желаю жить с тобою!
     Ты моих коней разгонишь,
     Задерешь коров, овечек!"

     Так сказав его коснулась –
     Обратила в медоеда.

520  В третий раз ей повстречался
     Парень в радужной одежде.
 
     Говорит ему Дочь Неба:
     "Я тебя в чертогах божьих
     Не видала прежде гостем!"

525  Отвечает деве парень:
     "Звать меня Пэледэюмо,
     Пюртусейном урожайным.
     Это мне цветы подвластны, -
     Их рождаю пробуждаясь,
530  Это мне плоды подвластны, -
     Их рождаю сном забывшись!

     Раньше жил средь облаков я,
     До тех пор, пока на пир был
     Я не зван, на божий праздник.

535  На мою взглянул одежду
     Разноцветную Создатель, – 
     Не понравилась одежда,
     Стал мои он песни слушать, -
     Не понравились и песни.

540  Вот изгнал меня на землю.
     Кто же ты сама, откуда?"

     Улыбнулась парню дева:
     "Я – прядущая ночами,
     Дочь того, кто смех не любит,
545  Кто одежд не носит ярких!"

     Ей сказал Пэледэюмо:
     "Ты, чей глас свирель пастушья,
     Чье лицо луне подобно,
     Чьи власы подобны травам,
550  Чьи глаза в ночи сияют,
     Кожа чья белее снега,
     Брови чьи угля чернее,
     Словно веточки деревьев,
     Чьи уста – цветы весною,
555  Лоно чье – речная заводь,
     Поле черное под паром,
     Оставайся здесь со мною,
     Что тебе скучать за прялкой?
     Стань супругою мне верной!"

560  С грустью молвила богиня:
     "Я цветочек за оградой
     Не сорвешь меня, лишь руки
     О шипы свои поранишь!"

     Предложил Пэледеюмо:
565  "Близ реки растет осина, –
     Ты повесь платок на ветку.
     Пусть подумает отец твой,
     Что погибла дочь родная,
     В водах синих утопилась!"

570  Не дождался на закате
     Куго-Юмо дочки милой,
     Стал искать ее повсюду…

     Наконец платок нашел он,
     Что тут сделалась с Великим!
575  Сорок дней Создатель неба
     Бушевал, метал перуны,
     Прежде чем с потерей тяжкой
     Не смирился Куго-Юмо.

     Между тем его соперник,
580  Луодис, завистник старый,
     Глубоко ушел под землю.
     Пред Водэжами предстал он,
     Чтобы выпытать всю правду.

     Подойдя к владыке смерти
585  Хитрый бог вопрос свой задал:
     "Не видал ли здесь девицы,
     Что на дно пошла речное?"

     Усмехнулся меднозубый:
     "Не видал ее, коль скоро
590  Наверху живет невеста,
     В царстве бога урожая,
     На краю земного диска!"

     Луодис тогда Колмаса,
     Смерти страшного посланца,
600  Подозвал к себе: "Ты можешь
     Привести сюда Дочь Неба,
     Чтобы гордая смирилась,
     Чтобы стала мне послушной?"

     Отвечал ему посланец:
605  "Не пройти в лаптях по снегу,
     Не пробраться в сад чудесный!"

     Обернулся враном черным
     Луодис, хитрец известный.
     Прилетев к ограде сада,
610  Он на ветку сел березы,
     Стал призывно звать богиню:

     "Я принес дурные вести,
     В темных я пришел одеждах.
     Как-то раз жена Водэжа
615  Убираясь, меч задела
     Сына, грозного Колмаса,
     В ножнах, что висел над ложем:
     Пало лезвие на шею,
     Отсекло главу хозяйке.

620  Без нее Водэж не может
     Принимать людские души,
     От того живых уж больше,
     Чем умерших в трое стало!
     Только ты, любви богиня,
625  Дочь Куго-Юмо родная,
     К телу голову приставив,
     Можешь дело все поправить,
     Сделать так, как прежде было!"

     Говорит Дочь Неба мужу:
630  "Мне идти под землю нужно,
     Или змеи ствол подточат
     Древа жизни мирового!"

     Но супруг жене ответил:
     "Не ходи туда откуда
635  Только бабочки летят к нам,
     Не ходи туда откуда
     Приползают только змеи!"

     Не послушалась Дочь Неба:
     "Ничего со мной не будет
640  Если к Матушке пойду я,
     Платье белое надену.
     Если к Мэру обращусь я
     За волшебной диадемой.
     Если Шэа навещу я,
645  Чтобы он златую нитку
     Мне заплел в косу от порчи.
     Если к Кечаве направлюсь,
     У нее возьму подвески.
     Если Мать Ветров спрошу я
650  Не одолжит ли сережек.
     Если к Пэлгомс, первой деве,
     Я схожу за ожерельем.
     Если к Молнии пойду я,
     Чтобы взять ее нагрудник.
655  Если к богу подземелий,
     К кузнецу Одэрпамашу,
     За браслетами спущусь я.
     Если месяца хозяйку
     Попрошу отдать мне кольца.
660  Если к Мюкш-Аве пойду я,
     Чтобы взять ее передник.
     Если к Вюд-Аве пойду я,
     Пояс шелковый надену.
     Если мать твоя мне туфли
665  Среброносые одолжит!"

     Обошла богов девица,
     Обереги все надела,
     Чрез дупло спустилась дуба
     В царство мрачное Водэжей.

670  Вот идет к воротам медным,
     Вдруг дорогу преступает
     Остромордая ей жаба,
     Говорит так Юмонейен:
     "Не пущу к жилищу мертвых,
675  Если туфель не оставишь!"

     Дева с жабою не спорит,
     Про себя тихонько молвит:
     "Разве платой это будет?
     У меня еще в запасе
680  Есть одиннадцать заклятий!"
     И она снимает туфли.

     Вот идет к воротам медным,
     Вдруг дорогу преступает
     Ей змея – червяк подземный,
685  Говорит так Юмонейен:
     "Не пущу к жилищу мертвых
     Если пояс не оставишь!"

     Дева с ней совсем не спорит,
     Про себя тихонько молвит:
690  "Разве платой это будет?
     У меня еще в запасе
     Десять есть заклятий грозных!"
     И она снимает пояс.

     Вот идет к воротам медным,
695  Вдруг дорогу преступает
     Ей колючий еж ушастый,
     Говорит так Юмонейен:
     "Не пущу к жилищу мертвых,
     Если синий ты передник
700  Не оставишь Пчел Хозяйки!"

     Дева с ним совсем не спорит,
     Про себя тихонько молвит:
     "Разве платой это будет?
     У меня еще в запасе
705  Девять есть заклятий грозных!"
     И она передник синий
     С чресл царственных снимает.

     Вот идет к воротам медным,
     Вдруг дорогу преступает
710  Цапля ей – болот царица,
     Говорит так Юмонейен:
     "Не пущу к жилищу мертвых
     Если кольца не оставишь!"

     Дева с птицею не спорит,
715  Про себя тихонько молвит:
     "Разве платой это будет?
     У меня еще в запасе
     Восемь есть заклятий грозных!"
     И она снимает кольца.

720  Вот идет к воротам медным,
     Вдруг дорогу преступает
     Ей зайчишка длинноухий,
     Говорит так Юмонейен:
     "Не пущу к жилищу мертвых
725  Если ты златых браслетов
     Не оставишь бога горна!"

     Дева с ним совсем не спорит,
     Про себя тихонько молвит:
     "Разве платой это будет?
730  У меня еще в запасе
     Целых семь заклятий грозных!"
     И она с запястий нежных
     Ободки чрез кисть снимает.

     Вот идет к воротам медным,
735  Вдруг дорогу преступает
     Ей бобер, строитель первый,
     Говорит так Юмонейен:
     "Не пущу к жилищу мертвых
     Если ты нагрудник красный
740  Не оставишь златотканый!"

     Дева с ним совсем не спорит,
     Про себя тихонько молвит:
     "Разве платой это будет?
     У меня еще в запасе
745  Шесть имеется заклятий!"
     И она одежды ворот
     Обнажает сокровенный.

     Вот идет к воротам медным,
     Вдруг дорогу преступает
750  Белка ей, наседка елей,
     Говорит так Юмонейен:
     "Не пущу к жилищу мертвых
     Если Пэлгомс ожерелье
     Не оставишь птицы божьей!"

755  Дева с белкою не спорит,
     Про себя тихонько молвит:
     "Разве платой это будет?
     У меня еще в запасе
     Пять заклятий будет грозных!"
760  И она с лилейной шеи
     Совлекает ожерелье.

     Вот идет к воротам медным,
     Вдруг дорогу преступает
     Ей лисица, зверь хитрейший,
765  Говорит так Юмонейен:
     "Не пущу к жилищу мертвых
     Если ты златых сережек
     Не оставишь тетке рыжей!"

     Дева с ней совсем не спорит,
770  Про себя тихонько молвит:
     "Разве платой это будет?
     У меня еще четыре
     Есть заклятия в запасе!"
     И она снимает серьги.

775  Вот идет к воротам медным,
     Вдруг дорогу преступает
     Ей душитель стад извечный,
     Говорит так Юмонейен:
     "Не пущу к жилищу мертвых
780  Коль подвесок не оставишь!"

     Дева с ним совсем не спорит,
     Про себя тихонько молвит:
     "Разве платой это будет?
     У меня еще в запасе
785  Три имеется заклятья!"
     И она с висков подвески
     Шелестящие снимает.

     Вот идет к воротам медным,
     Вдруг дорогу преступает
790  Ей медведь, хозяин леса,
     Говорит так Юмонейен:
     "Не пущу к жилищу мертвых
     Если нитки не оставишь,
     Золотой шнурочек бога!"

795  Дева с ним совсем не спорит,
     Про себя тихонько молвит:
     "Разве платой это будет?
     У меня еще в запасе
     Два имеется заклятья!"
800  Расплетает косу дева,
     Вынимает нить златую.

     Вот идет к воротам медным,
     Вдруг дорогу преступает
     Ей сохатый лось небесный,
805  Говорит так Юмонейен:
     "Не пущу к жилищу мертвых
     Если обруч ты волшебный,
     Диадему бога Мэра,
     Не оставишь короеду!"

810  Дева с ним совсем не спорит,
     Про себя тихонько молвит:
     "Разве платой это будет?
     У меня еще в запасе
     Оберег есть самый грозный!"
815  И она с главы снимает
     Чародейское железо.

     Вот идет к воротам медным, –
     Подле них Колмас привратник,
     Усмехается проклятый:
820  "Не пущу к жилищу мертвых
     Если платья не оставишь!"

     Делать нечего богине,
     И она снимает платье.
     Тут ее Колмас хватает
825  И на крюк бросает острый!
     Не уйти теперь девице,
     Быть ей вечно в доме смерти,
     Не покинуть мрачный Липет!

     Прилетела к Мланде-Аве
830  Желтогрудая синица,
     Рассказала ей о дочке,
     О ее печальной доле.

     Возопила почвы матерь:
     "Вырастает дочь большою
835  В дом идет чужой супруга;
     Чтобы смех там свой оставить,
     Чтобы там с красой расстаться!"

     Вот пошла богиня к саду,
     Призвала к ответу зятя:
840  "Ты зачем сидишь без дела?
     Не бежишь во след супруге,
     Чтобы вывести из плена,
     Чтобы телушку вернуть мне?"

     Тот смутившися ответил:
845  "Ты в своем уме хозяйка?
     Разве есть от туда выход!
     Если я спущусь под землю,
     Не вернуться мне обратно.
     Только бабочки из царства
850  Прилетают смерти алчной,
     Только змеи выползают,
     Из глубин сырых Воткема!"

     Прокляла его Богиня:
     "Боязливое созданье,
855  Слабосильный ты мужчина!
     Я сама пойду к Водэжу,
     Сокрушу заклятья злые!"

     И она пошла к воротам,
     Всех животных обратила
860  В прах земной – откуда вышли.

     Стала бить по створкам медным,
     Сотрясая Липет мрачный,
     Говоря: "О муж ты подлый,
     Семя злого Луодиса!
865  Если дочку не вернешь мне,
     Встану здесь я стражем грозным.
     Пусть тогда живых прибудет
     Чем умерших в трое больше!

     Страх объял владыку мертвых,
870  Повелел Колмасу, сыну,
     Снять с крюка он деву неба.

     Возмутился бог коварства,
     Мыслей черных прародитель:
     "Если выпустить голубку,
875  Нами пойманную в сети,
     Значит будет нарушенье
     Древних Липета законов,
     Значит ствол подточат черви
     Древа жизни мирового,
880  Небо синее обрушат!
     Только муж спасет супругу,
     Только он ее заменит!"

     Мланде-Ава потянулась,
     Твердь раздвинула руками, – 
885  Провалился сад чудесный,
     Вместе с юношей под землю,
     В царство мрачное Водэжей!

     Вышла к матери богиня
     Огляделась в изумленье:
890  "Почему супруг за мною
     Не пришел к воротам медным?"

     Усмехнулась Мландэ-Ава:
     "Ничего еще не знаешь
     Ты по молодости глупой
895  Для мужчин мы лишь забава,
     Нас они играя любят,
     Мы же их играя любим!"

     Покраснела дева неба,
     Гневом вспыхнула богиня,
900  Словно хворост подожженный:

     "Я ему из белых ниток
     Пару выткала перчаток,
     Он же их измазал грязью,
     Черными вернул обратно,
905  Словно не был мне супругом,
     Словно я с другим гуляла.
     Так пускай же здесь пребудет,
     Пусть во тьме живет изменник!"

     В отчий дом войдя небесный,
910  Юмонъудэр, горько плача,
     Пала ниц пред Куго-Юмо:

     "Ты меня прости родимый,
     Что с мужчиной согрешила,
     Что твою презрела волю,
915  Что поверила красавцу!"

     Лоб нахмурил Куго-Юмо,
     Посмотрел сурово грозный,
     Но известно – гнев отцовский,
     Как гроза в начале лета:
920  Пошумит, нагонит тучи,
     Но отступит не начавшись.

     Той порою мать природа,
     Пюртус – древняя богиня,
     С севера пригнала тучи,
925  Льдом сковала тяжким реки.

     Обратились к Богу люди:
     "О великий Куго-Юмо!
     Муж земли, хозяин поля!
     Ты верни богине сына,
930  Воскреси для жизни новой.
     Ведь о нем она тоскует,
     По нему свершает тризну!"

     Долго думал Куго-Юмо
     Наконец решил Создатель,
935  Чтобы каждый год плодов бог
     Оживал весной зеленой,
     Чтобы каждый год сходил вниз
     В царство мрачное Водэжей,
     Луодиса там сменяя.

940  Только гордых не исправить,
     Никакою лаской нежной
     От капризов не отвадить.

Книга четвертая

     Кори – юный песнопевец,
     Пигинея сын законный,
     Прародителя отцов всех,
     Первопредка человека,
5    На лугах сидел зеленых,
     О любви слова слагая:

     "Я свяжу из белых ниток
     Пояс белый для любимой,
     Пусть из двух сердец горячих,
10   Чувства сотканными будут!"
    
     В это время о красавце
     Разгорелся спор на небе:
     Дочь румяного рассвета
     И Юмонъудэр богиня –
15   Полюбили песнопевца.

     Златокудрая Тулвика
     Протянула руки к Кори,
     Позвала к себе на небо:

     "Ты мне стань супругом верным,
20   Утром мне вставать постыло,
     Никого со мной нет рядом,
     Сон мне ночью не приходит!"

     Изумился предложенью
     Песнопевец сладкозвучный:
25   "Два птенца одной кукушки
     В разных гнездах родилися.
     Проживут они весь век свой
     И друг друга не узнают.
     Нам с тобой, как тем кукушкам,
30   Суждена навек разлука".

     И тогда ему Тулвика
     С неба бросила рубашку.
     Прикоснулся к ней он только –
     Руки перьями покрылись,
35   Губы красным клювом стали.

     Мать, за сына испугавшись,
     Обратилась к звездной деве:
     "Подскажи, зачем мы сеем,
     Поспевает рожь густая,
40   Время жать ее приходит!
     Разве сеять нам не нужно,
     Разве быть бесплодной лучше?"

     Ей ответила богиня,
     Мстя сопернице Тулвике:
45   "Ты найди его рубашку,
     Распусти на белой нитки!"

     Та послушалась совета.
     Обернулся Кори птицей,
     В час назначенный супругой.
50   Глубины реки не зная,
     Сел он в лодку плоскодонку.
     Глубины снегов не зная,
     Встал на тонкие он лыжи!

     Белым лебедем поднялся
55   К небу юный песнопевец,
     Камнем черным пал на скалы,
     Растеряв в полете перья.

     Златокудрая Тулвика
     Пожелтела от печали,
60   Похудела как тростинка,
     Над разбитым телом Кори
     Безутешная склонилась:

     "Быть бы мне водой текучей –
     Потекла б в твою сторонку.
65   Быть бы яблони мне цветом –
     На твои бы, на колени,
     Я осыпалась любимый!
     Ты зачем меня оставил,
     В темноту ушел ночную?"

70   Чтобы девушку утешить,
     Чтоб смягчить ее страданья,
     По велению Куго-Юмо,
     Омо – грез богиня сладких,
     Подарила дщери Шэа
75   Золотой платок волшебный.

     Только им укрылась дева,
     Как представилось несчастной,
     Что любовь ее воскресла,
     Что опять она с супругом,
80   Песнопевцем Пигинейном.

     С той поры сидит Тулвика
     Над умершим телом друга.
     На ее лице улыбка,
     Спит она не пробуждаясь!

85   По погибшему тоскуя,
     Кори мать, богов проклявши,
     Запустила камень тяжкий
     В обиталище святое,
     Что тогда висело низко
90   Над землею сотворенной. 

     Проклявши людскую дерзость,
     Бог Великий поднял небо,
     Укрепил его на кроне
     Древа-жизни мирового.

95   Отвернулся он от Вэла,
     От полей его зеленых,
     Разорил пренебреженьем
     Земледельца труд убогий.

     Но еще у Пигинея
100  Сын Вольэп один был, славный
     Подрастал во искупленье
     Человека пригрешений.

     Претерпев потоп ужасный,
     Со своей женой он спасся,
105  После Сивомс породил он.

     На нее однажды глядя,
     Страстью плотскою проникся
     Куго-Юмо Вседержитель.

     Звездных стад пастушка-дева
110  То прознав, терзаясь злобой,
     К Мландэ-Аве обратилась:

     "Мой отец сойтись мечтает
     С Сивомс – дочерью Вольэпа,
     Разве ты его измену
115  Без внимания оставишь?
     Разве ты мне не поможешь
     Совершить благое дело?
     Ты приди к нему желанной
     Усыпи отца на время!"

120  Мать земли простерла руки
     К Богу радугой златою,
     Погрузила в сон волшебный,
     Заключив в свои объятья.

     Между тем пастушка-дева,
125  Голубицей белокрылой
     В терем княжеский влетевши,
     Стала требовать закланья
     Сивомс – дочери Вольэпа.

     Покоряясь высшей воле,
130  Дщерь призвал старик родную.
     Та, войдя, его спросила:
     "Огонек едва горит,
     Но откуда дым берется?
     Ручеек едва течет,
135  Но откуда столько пены?"

     О желании безумном
     Он богини ей поведал:
     "На свое я горе старый
     Лен посеял серебристый,
140  Чтобы собственной рукою
     Стебли стройные порушить!"

     Дочь с достоинством смиренным
     Отвечала так Вольэпу:
     "Пусть решит хозяин Ера
145  Участь девушки невинной!"

     Вот отвел ее он в рощу,
     К липе, царственному древу.
     Перед ним поставил Сивомс
     На горючий камень черный.
150  Прикусив до крови губы, 
     Нож занес над выей дщери.

     Матерь Солнца ужаснулась
     Козням царственной пастушки,
     Вспыхнула ярчайшим светом.
155  От лучей ее, от жарких,
     Куго-Юмо пробудился, –
     Подложил под нож барана
     Белошерстного красавца.

     Вюд-Ава сказала брату:
160  "Повелитель Ера-моря!
     Если нет единства в улье
     Распадается тот улей.
     Если нет согласья в доме
     Не бывать семье сплоченной.
165  Изгони Юмонъудэр ты,
     Откажи ей в отчем крове!"

     Куго-Юмо, лоб нахмурив,
     Над ответом долго думал.
     Наконец решил пастушку
170  Сделать княжеской женою.

     Но Юмонъудэр сказала:
     "Лучше быть сухой былинкой
     Ветру буйному подвластной,
     Чем Вольэповой супругой,
175  Стариковым утешеньем!"

     Прогневился Куго-Юмо,
     С неба гордую низринул
     На поля земли Срединной.
     Сам же взял в чертоги Сивомс,
180  От нее добился ласки.

     Понесла с той ночи дева.
     От союза их родился
     Царь Иима - сын небесный…

     Кугурак, властитель первый,
185  Приглашен на свадьбу не был
     Пикша с Лаймою прекрасной.

     Оскорбившись небреженью
     Он к богине обратился,
     Той, что грозы пригоняет,
190  Что хлеба колышет в поле,
     Что болезни переносит
     Из одной страны в другую:

     "О великая хозяйка,
     Прародительница вихрей!
195  Погуби ты нечистивца,
     Разори владенья Пикша.
     По полям пройдись зеленым,
     Вырви с корнем все посевы,
     Разбросай их как попало!"       
    
200  Мать ветров, на туче сидя,
     Змей в руках держа священных,
     Размышляла над словами
     Кугурака – мужа дочки.

     Не хотелось ей мерийцам
205  Причинять урон ужасный.
     Но потом решила все же
     Подчиниться воле рока,
     Наказать царя земного,
     Малодушного владыку,
210  За глумленье над Сертнидой.
    
     В исполненье предсказанья
     В ту же ночь поднялась буря.
     По полям прошла зеленым,
     С корнем вырвала посевы,
215  Разбросала как попало.
    
     О наветах Кугурака
     От жрецов прослышав вещих,
     Тэлзэ-Юмо сын достойный
     Повелел богам всевышним
220  Принести овец сто в жертву,
     Принести гусей сто в жертву,
     Принести коров сто в жертву.
     Чтобы сам земли создатель,
     Куго-Юмо рать возглавил.

225  Шлемодержец внял призыву.
     Осиянный светом горним,
     На коне спустившись с неба,
     Он повел войска на запад
     К Ору, каменной твердыне.
    
230  Осадив его, велел бог
     Станом встать на поле диком.
     Утром следущим начался
     Приступ замка укреплений.

     Зажигать велит бессмертный
235  Стрелы огненной смолою
     И пускать обильно в крепость.
     Но летят они высоко,
     В землю падают сырую.

     Бог грозит расправой Пикшу,
240  Тот велит стрелять пониже,
     Чтобы стрелы в цель ложились,
     Пробивали кровлю замка.

     Да теперь мешает ветер,
     Гасит стрел огонь опасный,
245  Не желая Куго-Юмо
     Уступить Ор крепкостенный.
      
     В час назначенный судьбою
     Кугурак на стену вышел,
     Панцирь свой рабу оставив.

250  Хорошо Пикш видит старца
     И в него стрелу пускает,
     Поразив ей выю деда,
     Кость пробив железом острым. 

     Не желая Лайме счастья,
255  Внучке Сивомс богом взятой,
     Куго-Юмо дочь родная
     Призвала быка на поле,
     Что из радуги родится.

     Бык пришел ревя ужасно,
260  Изрыгая пламень жаркий
     Из ноздрей своих огромных.

     Встав пред войском осаждавшим
     Кугуракову твердыню,
     Обратил героев в бегство,
265  Показать заставил спины.
    
     Рать свою приободряя,
     На коне к быку помчался
     Пикш быстрей стрелы кленовой,
     Целясь в глаз его из лука.

270  Только бык, о том проведав,
     Наклонил к земле подгрудок, –
     Храбреца пронзил рогами,
     Погубил вождя мерийцев.

     Рассердился Куго-Юмо,
275  Молот поднял свой ужасный
     И обрушил наземь разом,
     Чтоб проказы Юмонейен
     Прекратить, рассеять чары
     Злонамеренной богини.

280  От удара стены Ора
     Обратились в кучу щебня,
     Войнам путь освобождая.
    
     О конце услышав мужа
     В воды быстрого Вожера
285  Лайма бросилась с утеса,
     Чтобы в мире без возврата
     Тенью став с другою слиться.

     До ее кончины, к счастью,
     Ты успел родится, Немда,
290  Правнук гордого апшата,
     Кузнеца Одэрпамаша.
    
     Знай еще ты, на последок,
     Что Веней, отец невесты,
     Был в числе героев первых.
295  Правду ли сказал я, старче?
    
     Князь ответствовал посланцу:

     "Божий сын, людей заступник!
     Ты позволь любезным детям,
     В брак вступающим священный,
300  Рассказать о том как прежде
     Жили в счастии мерийцы.
     Как они вражды не знали,
     Как гордилися достатком!
 
     В пору ту, когда Пикш вышел
305  К нам из леса, сын медвежий,
     Было трое нас, три брата,
     От онаров род ведущих.

     Я, Онай и Кугусинда
     Вместе правили Мурамом,
310  На реке Оке стоявшем.

     Похваляясь грубой силой
     Мы топор бросали острый,
     От корней дубовых землю
     Очищая под посевы.

315  Я стою кричу Онаю:
     "Ты лови мое железо
     Да смотри, не спи, иначе
     Сталь твою погубит руку,
     Отсечет ее от тела!"

320  Но ловил топор проворно
     Брат, чтоб бросить Кугусинде,
     Испытать того на ловкость.
     А бросали мы далеко
     За пять верст топор бросали.

325  Но один раз Кугусинда,
     Оскорбив богов небесных,
     Пожалев для них барашка,
     Захотел топор мне бросить
     Да попал себе в колено.

330  Тут же стала покрываться
     Кожа бедного корою,
     А из раны вместо крови
     Сок березовый сочиться.

     Захотел взмахнуть руками -
335  Но они окаменели,
     Пальцы вытянулись в ветви,
     Проросли корнями ноги.

     Год спустя Онай в сову был
     Обращен за преступленье -
340  Пожиранье мяса в рощах,
     Предназначенного небу.
     Так пошли средь нас раздоры,
     Так ушел от нас достаток.

     Но богов я чтил достойно:
345  Не бросал дары под ноги,
     Не бросал кусочков малых,
     Не ходил нечистым в квалу!

     Как-то Пикша у Пёртека
     Повстречал я на дороге.
350  С ним боролися мы долго,
     Но меня все ж одолел он.

     Став его вассалом верным,
     С ним пошел я в дом Иимы.
     Там я Лэсти встретил деву,
355  Кровь родную Лаймы нежной,
     С ней прижил я Унавику".

     Божий сын сказал собранью:

     "Как все счастливо сложилось!
     В час великий два колена,
360  Рода два мерийских славных,
     Кугураковое племя
     И онаровы потомки
     Обрели единый корень!"      

     С тем покинул Кюйнопуну
365  Светлоликий Юмонейен.

     После долго все молчали.

     Пересиливши волненье,
     Первым молвил витязь слово:
     "Верным быть своей супруге,
370  Я клянусь перед богами,
     Быть опорой ей надежной
     Я клянусь перед народом.
     Не обидеть речью грубой,
     Не поднять руки тяжелой,
375  На жену в постыдном гневе,
     Пред отцом ее клянусь я!"

     Наконец подвел невесту
     К жениху Веней, счастливцу,
     Дщерь родную поучая:   
 
380  "Дочь моя ты не смущайся,
     Не отринь объятий мужа,
     Не отринь ты уст героя.
     Пусть тебе отныне будет
     Он отцом и другом верным,
385  Пусть тебя лелеет витязь,
     Защитит пусть от напастей!"

     На глазах гостей довольных
     Немда обнял Унавику.
     После сел за стол он с нею
390  Песни свадебные слушать.

     "Белый холст в кладовке тесной
     Не разложишь - длинен мягкий.
     Не удержишь дочку дома,
     Если выросла большою.

395  Тумурзо наш, барабанщик,
     Что ты бьешь совсем неслышно?
     Разве сватов так встречают,
     Серебра привезших, злата?

     Посмотри на жениха ты,
400  Посмотри ты на невесту.
     Если будут жить в согласье
     Не минует их достаток.

     Шувэрзо ты наш, волынщик,
     Что в пол силы, слабо дуешь?
405  Разве так сейчас играют,
     Разгоняют злобных духов?

     На приданное взгляни ты,
     На искусство мастерицы.
     За три дня она успела,
410  К торжеству все приготовить.

     Не стелите войлок нынче,
     Шелк стелите перед домом.
     Ведь идет жена к супругу,
     В дом его хозяйкой входит!

415  Наконец настало время
     Молодым любиться в спальне.
     Все готово уж для дела
     Впереди стоящей девой:
     Взбиты мягкие перины,
420  Взбиты белые подушки.

     Вот жена при всех с супруга
     Шапку черную снимает.
     Вот она при всех с супруга
     Совлекает пояс белый.

425  После сват идет к невесте,
     Как дружок подходит важно,
     И ее берет за бедра.
     Приподняв чуть-чуть девицу,
     Говорит, притворно хмурясь: 
430  "Не созрела для веселья!"

     Так еще раз повторяет.
     Наконец довольно молвит:
     "Как перо легка невеста,
     Может лечь теперь с супругом!"

Примечания

Книга вторая

Строфы 1-22. Заимствовано из народной поэзии. Срав-нить с описанием свадьбы Авики и старейшины Оная, прибли-женного князя Тюкана Сура: "…То не белая молния сверкает, а белеют белые платки, то не черная туча поднимается, а чернеют черные кафтаны, то не гром грохочет, а гремит ба-рабан, то не петух голосистый поет, а играет волынка, то не радуга встала, а цветная дуга поднялась, то не кольца вертятся, а колеса крутятся – едут, собираются гости на свадьбу Авики и старейшины Оная".
Строфа 53. Кантеле – род гуслей. Отсюда название сборника Э. Лённрота "Кантелетар". 
Строфы 54-156. Рассказ о Пэлгомэрге (Pelgomerge), Сыне Неба, принадлежит к числу излюбленных в марийской мифологии историй о браках смертных с небожителями. Нахо-дит параллели с мифом о похищении Европы:

Мирным выглядит бык; Агенорова дочь в изумленье,
Что до того он красив, что бодаться
                ничуть не намерен.
Но хоть и кроток он был, прикоснуться
                сначала боялась.
Вскоре к нему подошла и к морде цветы протянула.

(Овидий Назон "Метаморфозы", II, 858-861).

Между тем, образ небесного быка характерен для мно-гих религий мира. В коми легенде о женитьбе Перы на доче-ри солнца, богине Зарань, есть эпизод, повествующий о пу-тешествии главного героя на быке:
"Однажды Пера спустился к реке и видит: выглянула из-за туч семицветная радуга и пьёт воду. "Ты почему пьёшь воду из моей реки?" - спрашивает у радуги Пера. - "Уходи отсюда!" "Я не знала, что вода твоя, - ответила радуга, - а без питья я не могу жить. Разреши напиться досыта." -"Разрешу, если ты поднимешь меня на облака. Я бы посмотрел, что там делается." "Садись, - говорит раду-га, - мне на рога." Пера сел на её рога, а она подняла его за облака. И открылась перед Перой Енма, твердь гос-подня. Куда ни посмотрит Пера, всюду видит города, из разных алмазов да драгоценных разноцветных камней постро-енных. Всюду горят огни: большие и маленькие, красные, синие и зелёные. Посередине их горит самый большой огонь – Солнце…"
Отождествление радуги с пьющим из реки воду звездным быком существовало и в марийской мифологии. Эпизод с шел-ковыми качелями содержится в базовом фольклорном тексте "Сорок один жеребенок" /МНС, 1984/, а также в целом ряде традиционных сказок, героини которых, спасаясь от злой мачехи или колдуньи, просят Деву Неба бросить им сверху шелковые ленты (качели).
Строфы 171-172. Речь идет об удмуртах (odo - уд-мурт), которые после своего поражения в войне с мерийцами (mere – мериец, мари) были вынуждены отойти на восточный берег Вятки.
Строфы 174-450. Рассказ об охотнике Мэни. Относится к числу календарных мифов, объясняющих причину происхож-дения ряда табу.
Ёнкс (Jonks) - сын Кюльмезя. Возможно восходит к мокшанскому jonks - "лук". Инмар (Inmar, Il’matar) – бог неба в удмуртской мифологии. Тождественен марийскому Юмо и Куго-Юмо. Рашан (Rashan) – мифическая страна, впослед-ствии отождествлялась с местностью в Нижегородской облас-ти. Вирю (Virju) – производное от слова "вюр" – кровь. Среда – День крови (Vjur Sheche). Изложенный сюжет не имеет близких аналогий в марийском фольклоре. Отдельные его элементы можно обнаружить в пермяцком мифе об охотни-ке Иркапе и Синем Олене.
Строфы 209-217. Источник: ФМарНИИВ. Нуор (Huor) – легендарный князь, сын Вольэпа, ставший пленником "пёсье-носых" (пинэров). Хилда, Хирта или Ширта (Hild, Hirt, Shirt) – жрица верховного одийского (удмуртского) бога Килдисина, дочь легендарной Повсин, матери Кудэм-Оша.
Этимология имени князя неясна. Возможно искаженное онар. Хилда – правильнее Хирта, то есть "служащая Хирту, Луду". Удмуртского Килдисина, бога урожая, марийцы оши-бочно причисляли к Луду-Омолю, главному антагонисту Куго-Юмо. На самом деле он занимал такое же место в удмуртской мифологии, какое у поволжских финнов занимали богини, по-кровительницы земледелия: Мод-Ава и Мландэ-Ава.      
Строфы 264-267. Вюдакке, нимфа Вятки, считалась за-ступницей марийского народа. Во время войны с удмуртами она заманила войска отца Ёнкса, князя Кюльмезя в речной омут.
Строфа 563. Омо (Omo) – богиня сна, жена Вольэпа в загробном мире. Древние часто сравнивали сон со смертью.

Книга третья

Строфа 11. Апшатъюмо (Apshatjumo). Бог кузнечного дела царственный кузнец. Соответствует карело-финскому Ильмариену, германскому Вёлунду. Возможно, образ этот яв-ляется плодом позднейшего жреческого мифотворчества. По крайней мере, литературным источникам Апшатъюмо неизвес-тен. Однако в ряде мифов упоминается Апшат (что собствен-но говоря значит "кузнец"). Г. Яковлев упоминает Кюртнё-штэшо (Kjurtnjo-shtesho) – "создателя металлов", древнего культурного героя, с которым, возможно связан реконструи-руемый на этнографическом материале миф о том, как Кугу-рак (Апшатъюмо?) остановил кровотечение из раны, которую нанесло ему мстительное божество после отказа принести в жертву родную дочь. Божество наслало безумие на железо. Топор выскочил из рук Кугурака и ударил его по колену. Тот подобрал с земли камень и прижал к ране. Он не отпус-кал камня до тех пор, пока весь камень не пропитался кро-вью, после чего проклятье было снято (так возникла медь).
Строфы 19-23. Овды (Ovda-samis), также "черноволо-сые" (shem jupshan). Согласно одному из вариантов антро-пологического мифа, после создания великанов осталось не-много глины. Луодис поспешил слепить из остатков глины первых людей. Обладая большим могуществом он наделил их уменьем строить дома, добывать серебро и золото, ковать железо.
Марийские овды соответствуют русско-пермяцкой чуди, финно-эстонским маахисам, западноевропейским цвейгам, гномам и ульдрам. Живут как под землей, в роскошных до-мах, так в стволах деревьев и под водой. Люди часто жени-лись на девушках-овдах. Многие марийские роды считают се-бя потомками этого мифического народа.      
Строфы 65-70. Миф о происхождении железной руды из желудей великанского дуба, упавшего в болото имеет парал-лели в карельской мифологии:

Oi sie, raulla raudane,
Et toivon naida paivie,
Notkiesta siun nossettih.
Seppa Ilmolline,
Tagoja taivahalline,
Lukkuon mie siun veren,
Lukku kun vakka.

Перевод:

Ой ты, жалкое железо,
Этих дней ты ведь не ждало,
Как тебя из недр подняли,
Из болота извлекали!
И кузнец, ты, Ильмоллине,
Вековечный ты кователь,
Кровь останови мне в ране
И закрой ее в лукошке.

Строфы 173. Овиса (Ovisa, Ovicha) – согласно истори-ческой традиции одна из главных жриц марийского народа, обожествленная после своей смерти.
Считалась земной супругой Кугурака. Тем не менее ее близость к Вувер, дочери Одэрпамаша, и Овде, дриаде, оче-видна. В одном их текстов содержится миф, посвященный бо-гине Овисе: "мариец из Исмена поставил стог сена со стожаром. Стали возить сено, класть на воз последние копна. Вдруг со дна стога выходит Овиса и говорит: "Вашим лошадям будет достаточно сена, оставьте для меня две копны, чтобы я могла в них укрыться". Люди, которые складывали воз, испугались, убежали. Привезли только по половине воза. Однако с тех пор сено у исменцев не переводилось: животные не могли даже съесть всего корма. Овиса принесла удачу исменцам, потому, что она была богиней. Говорят, Овиса пришла из леса" /ФМарНИИВ/.   
Как жрица-колдунья известна по марийским сказкам, а также мифам коми. Марийскую Овису можно сравнить с Потось (Potos’) и Повсин (Povsin).
Согласно данным Н. Д. Конакова, своими колдовскими способностями Потось была обязана помощи лесных духов. Желая воспрепятствовать усиливавшемуся влиянию Кудэм-Оша на сородичей, она категорически была против перенесения родового городища на высокий берег реки, где находилось главное святилище древних пермяков. Желая погубить Кудэм-Оша, Потось посоветовала ему отправиться сватать мансийскую княжну, хотя знала, что никто из его предшественников не вернулся назад.
Пoвсин было построено городище, в котором потом правил ее сын Кудэм-Ош, рожденный по одной из версий в результате сожительства Повсин с медведем. Повсин обладала большим колдовским даром, ей подчинялись другие ведуньи-жрицы древних пермских богов, она пользовалась поддержкой главного пермского божества Войпеля, духов-хозяев воды и леса. Повсин имела власть над стихиями, могла вызвать такой сильный ветер, что враги были не в силах приблизиться к городищу, своими чарами она умела даже оживлять людей.
Строфы 212-275. Сюжет о переселении девушки на луну является одним из самых популярных в марийской мифологии. Харктерен для многих урало-сибирских и урало-алтайских мифологий. 
Липет - Дом Мертвых. Раньше, над каждой могилой воз-водили маленький культовый бревенчатый домик в котором оставляли вещи, которые могут "понадобиться" покойнику. Позже некое подобие "жилища" стали устраивать непосредст-венно в самой могиле. Имеющийся русский обычай возведения "домовин" обязан известному финно-угорскому влиянию. Эти-мология слова Липет (Lipet) восходит к удмуртскому, где это слово первоначально обозначало стропила, кровлю сруб-ной гробницы.   
Созвездие Ориона марийцы называют созвездием Коро-мысла - Вюдварэ (Vjudvare), а созвездие Плеяд созвездием Решета - Шоктэ (Shokte). Действительно, первое по форме напоминает некую дугу, а второе круг. Со "станом девичь-им" сравнивается большое "море", видное невооруженным глазом на освещенной стороне луны.
Строфы 327-942. Юмонъудэр (Jumon-uder), Дочь Неба - дословный перевод имени богини. Под Небом здесь подразу-мевается отнюдь не прародительница богов Пэлгомс-Кава, собственно Небо, а некое животворное, но и одновременно Небесное, Высшее начало. Как видно из поэтического тек-ста, Юмонъудэр сущностно тождественна вавилонской Инане-Иштар, олицетворению плотской любви.
Кремень - "тулкюй" (tulkjuj), что дословно означает "огненный камень". Сходные представления о "грозовых" или "огненных" камнях существуют у финнов, русских.   
Образ Кара не поддается достоверной расшифровке. В разных источниках он фигурирует то как Большой Горный Че-ловек, Курукъэнг (Kuruk eng), в роли некоего кудесника или даже хозяина троллей, то как обобщенный образ лешего. В любом случае его связь с божествами леса очевидна. В данном тексте Кар (Kar - может быть от удмуртского Kam?) называется сыном Пуона (Puon), "древес владыки", и Овды (Ovda) - дриады. Эпизод, повествующий о превращении лю-дей, одевающихся в звериные шкуры с целью запугивания прохожих, в медведей, известен по записи В. А. Акцорина "Как на свете медведи появились" (1984). В данном контек-сте сюжет сватовства Юмонъудэр созвучен вавилонскому эпо-су "О все видавшем". Так, Гильгамеш, порицает Иштар, по-желавшую сделать его своим супругом:

…И еще ты любила пастуха-козопаса,
Что тебе постоянно носил зольные хлебцы,
Каждый день сосунков тебе резал:
Ты его ударила, превратила в волка.

             ("О все видавшем", табл. VI, ст. 58-61).   

Несколько отличные от вышеизложенного сюжеты о сва-товстве Юмонъудэр содержатся в мифе о происхождении родо-вых покровителей, лудисов-кереметов (ljused, keremeted).   
Весь дальнейший эпизод о сошествии Юмонъудэр в Пре-исподнюю удивительно напоминает сюжет вавилонской поэмы "К стране безысходной…", главной героиней которой являет-ся богиня Иштар:
 
…Приходит сторож, открыл врата ей…
В одни врата ее ввел и снимает, убирает большую
                тиару с ее головы.
"Зачем убираешь ты, сторож, большую тиару
                с моей головы?"
"Входи, госпожа! У царицы земли свои законы…"

                ("К стране безысходной…", V-VI).
   
Не исключено, что Апкаликов был знаком с шумерским мифом об Иштар в русском пересказе, что, впрочем, не ис-ключает существования марийской версии этого общемирового сюжета. Согласно одному из текстов, жених Юмонъудэр поя-вился из земляники. Он был сброшен с неба на землю Кере-метом. Тело жениха Девы Неба разбилось на множество кус-ков, и из них выросли березы. Все это очень напоминает исторю Думузи и Адониса – умирающих и воскресающих бо-жеств.
Оригинальность и, несомненно, архаичность, марийско-го мифа заключается в представлении о неких "жертвенных животных". Стоит полагать, что речь идет о тотемных пред-ках различных марийских родов или племенных групп. 

Книга четвертая

Строфы 1-84. Тулвика (Tulvika) - "Сила огня, света", дочь бога Шэа и богини воды Вюдавы. Богиня зари. Соответ-ствует южноэстонской Юте (Juta). Золотой платок – (Short’no shovich) – платок, сотканный богиней грез Омо. Положенный на лицо, способен выдать желаемое за действи-тельное.
Сюжет о превращении юноши в птицу содержится в тек-сте В. А. Акцорина "Белая лебедушка" (1978). 
Строфы 85-98. Миф о конце "золотого века" восходит к фольклорной записи: "в древности люди жили в большом дос-татке. В то время небо висело очень низко над землей, не выше верхушек дубов и елей. Рожь была иная: начиная с земли, росли одни колосья. Однажды одна марийская женщина жала в поле. Устав от работы она легла прямо на колосья. Боги, которые сидели на дереве в образе птиц стали пори-цать ее. Тогда женщина бросила в них камнем. "Если над нами глумится, то пусть на земле не будет ржи!". Стали боги обрывать колосья, но кошка вцепилась мертвой хваткой в один из колосьев и не дала богам совсем уничтожить рожь. Однако боги все же наказали людей – подняли небо к звездам".
Строфы 99-183. Легенда о несостоявшемся жертвоприно-шении Сивомс (Sivoms – дословно: "жертва") имеет паралле-ли в греческой мифологии:

Пред алтарем, меж рыдавших жрецов, Ифигения стала, -
Покорена богиня была; всем очи покрыла
Облаком вдруг и в толпе, при службе, меж гласов молеб-ных,
Деву Микен, - говорят, - заменила подставленной ла-нью.

(Овидий Назон "Метаморфозы", XII, 31-34). 

Строфы 189-192. Мардэж-Ава (Mardezh-Ava), сестра Ку-го-Юмо, богиня ветров.
Обитает в воздухе, может послать не только плодород-ный дождь, но и раздуть пожар вместе с Тулавой, повалить созревший хлеб. Считается разносчицей болезней. Соответ-ствует мордовской Варме-Аве.   
Строфы 225-287. История гибели Ора и исполнения про-рочества Овисы основывается на историческом предании, восходящем ко временам борьбы марийских племен с булгара-ми.
Строфы 304-356. Онай (Onaj), Кугусинда (Kugosinda) – легендарные герои марийского народа, полувеликаны. Счита-лись предками горных марийцев. Кугусинда – буквально "большеглазый". Некоторые из горных марийцев возводили свой род к великанам-онарам. Мурама (Murem) – Муром. Ро-довой центр родственного марийцам и мере племени мурома, на месте которого позже возник одноименный русский город. Пёртек (Pjortek) – древнее марийское поселение близ Нижнего Новгорода. Лэсти (Lesti) – младшая сестра Лаймы.    
Строфы 391-434. Поэтическое описание основных этапов марийского свадебного обряда. Основано на материале на-родных песен.
В марийской свадьбе долгое время сохранялись черты матрилокальной организации, что характерно вообще для всех финских этносов (во многих семьях родители прислуши-вались к мнению дочери, которая могла прибегнуть к таким традиционным формулам как "кого полюбила, к тому и иду", "лучше буду есть один хлеб у отца, но за этого жениха не пойду замуж" и т. д.)
До середины ХХ века знакомства молодых людей проис-ходили чаще всего во время религиозных праздников или традиционных игр, плясок. Зимой девушки устраивали поси-делки, где они пряли пряжу, вышивали, пели песни. Туда же приходили молодые люди из соседних деревень, которые гос-тили у своих родственников. Посиделки обычно устраивались в четверг ("куго арня водэн"). Во время праздника "шорэк-йол" (овечьей ноги) девушки и парни нанимали за опреде-ленную плату дом, где они отмечали наступление нового го-да. Катания с ледяных гор были характерны для праздника "у арня". Иногда вместо саней использовались небольшие деревья на которые садилось сразу по несколько человек.
Познакомившись, парень и девушка не могли самостоя-тельно заключить брак без разрешения родителей. Единст-венным выходом было тайное вступление в половую жизнь, так как беременную женщину никто не мог взять кроме ее жениха. Чтобы убедить родителей в том, что ребенок зачат от него, парень договаривался со своим ближайшими другом, чтобы тот застал его вместе с невестой. Деревенский сход обычно решал этот вопрос в пользу влюбленных.
Бывали случаи когда молодые люди вступали в брак без всякого знакомства, например, если отец жениха находил в ближайшей деревне работящую и здоровую девушку и предла-гал сыну жениться на ней. Если отец невесты давал свое согласие, то в этом случае, согласно норме обычного пра-ва, она должна была подчиниться ему, хотя такие случаи были очень редки. Когда родители девушки и она сама не сразу определялись со своим решением, прибегали к помощи сватунов. Их назначали из родственников или из числа лю-дей хорошо знающих свадебные обряды. Сват или сваха ("темлэзе") ходили в дом невесты до тех пор пока не доби-вались согласия девушки выйти замуж за молодого человека. После этого отец жениха брал с собой одного мужчину из родственников и сына, если тот не видел девушки, и от-правлялся вместе с ними в качестве сватов на смотрины ("удэр ончэмаш").
На смотринах в первую очередь решался вопрос о раз-мере выкупа. Сватам приходилось иногда спорить до утра, бывали случаи когда их выгоняли. Они были вынуждены идти в другой дом или соседнюю деревню, так как отец жениха считал позором вернуться с пустыми руками. Поэтому сваты брали с собой много гостинцев и лучшего пива.
Если парень и девушка были давно знакомы, а их роди-тели согласны на заключение брака, то сватовство протека-ло гораздо проще. За месяц до свадьбы жених с близкими ему людьми: будущими дружком ("саус") и свадебным головой ("суан вуй") ходили к невесте. Смотрины проходили в шут-ливо-игровой форме. Один из сватов начинал говорить с ро-дителями девушки: "Мы приехали издалека, узнали от добрых людей, что у вас есть товар, а у нас купец. Покажите его нам, если понравится, то будем торговаться!". Чаще всего невесту сравнивали с животными или птицами: телкой, голу-бем, соловьем, что было отголоском древних тотемических верований.
Затем все садились за праздничный стол. Во время трапезы сват предлагал девушке, потом ее родителям пригу-бить немного пива или браги, тем самым они должны были выразить свое согласие на проведение свадьбы. При этом соблюдался обряд избегания: жених все время сидел за сто-лом в головном уборе (обряд избегания восходит к родопле-менным обычаям финно-угров Поволжья).
После угощения договаривались о сроках свадьбы, раз-мере выкупа, посаженных родителях ("пуртэмо ача-ава"), количестве подарков со стороны невесты ("тувур"), предна-значавшихся для родных жениха: родителей, братьев и сес-тер, а также для сватов. Остальные получали только платки и полотенца. На прощанье девушка дарила своему избраннику или полотенце с вышивкой, или узорчатые вязанные перчат-ки, или платочек с кистями и разноцветной вышивкой (без использование черных и белых ниток; позже встречались черные платки, теперь только белые). Лучшим же подарком для жениха был кисет ("чондай"). Он представлял собой холщовый мешочек, покрытый богатой вышивкой, с приделан-ными к его углам тремя-четырьмя разноцветными тесемками, украшенными на концах кистями и бусинами.
Предсвадебные посещения невесты женихом, как прави-ло, проходили в два этапа: "тувур висэктэмаш" и "пунчал". Они имели место и у поволжских марийцев, находили парал-лели в свадебных народов всего Урало-Поволжья. Первое по-сещение происходило через 2-3 дня после сватовства. Его название (дословно мерка платья) говорит о том, что в этот день невеста готовила свои наряды. Жених, сват и "саус" подъезжали к дому невесты и останавливались возле ворот. Чтобы пройти во двор они должны были заплатить де-тям и подросткам, родственникам невесты, которые "карау-лили" ворота. После этого сваты входили в дом и сев за стол угощали родителей невесты принесенными гостинцами. Жених хвалил будущих своих родственников за хорошее вос-питание дочери и платил выкуп.
В это время в соседней комнате девушки наряжали не-весту. Свадебный убор состоял из платья ("тувур") (до се-редины XIX века имевшее туникообразный покрой, позже он сохранился только до талии), легкой распашной одежды (до конца XIX столетия преимущественно национальная – "шо-вэр") между ними подпоясывали передник ("ончэлак"), кото-рый отделывался тканным узором по всему полю. В XIII – XVIII веках женский головной свадебный убор марийцев, со-стоял из назадника ("уппунем"), который представлял собой несколько связанных кистей-подвесок с нанизанными на них бусами, раковинами, металлическими трубочками-пронизками, бляшками. По заключению ряда исследователей он имел обще-финское происхождение и восходил к обычаю вплетать в косы разноцветные нитки, кожаные полоски. Также одевали височ-но-грудные подвески, парные околоушные подвески, нагруд-ное украшение "сога". 
Свадебный убор жениха был скромнее и состоял из бе-лой холщовой рубахи, иногда с вышивкой на груди и на по-доле и концах рукавов обшитой шелковыми тесьмами и лента-ми, традиционной шляпы с петушиным пером. Характерным элементом марийского свадебного наряда как мужского так женского был широкий пояс, с кистями на концах у женщин ("чокан ушто"), кожаный, вышитый бисером, серебряными мо-нетами у мужчин ("кузан ушто", "шиян ушто").
Во время второго посещения окончательно обговаривали все условия. "Пунчал" открывал длительное пребывание не-весты у посаженных родителей, во время которого она про-водила девичник. Перед этим невеста выходила к жениху, их сажали рядом за стол, угощали. Затем девушка повязывала на шею своему избраннику и "саусу" полотенце длинной не-сколько метров. После этого они все вместе, взявшись за руки, обходили три раза вокруг стола, проходить между ни-ми запрещалось, так как это могло лишить молодых счастья. Потом приданное невесты, ее личные вещи, гостинцы для по-саженных родителей, грузили в повозку.
После этого свадебный поезд направлялся в дом "пур-тэмо ава-ача". Их там встречали несколько родных посажен-ных родителей. Затем жених с товарищами уходили домой. В XIX – начале ХХ века у посаженных родителей невеста жила месяцами, выполняя у них тяжелые работы: пряла пряжу, че-сала коноплю, ткала холст, не забывая готовится к свадь-бе: отбирала приданное, вышивала полотенца, рубахи, а также брачную постель: перину, две маленькие и одну боль-шую подушки. В этом ей помогали сестры и подруги. Жених мог посещать невесту только днем, и то по неотложным де-лам, готовясь к свадьбе: украшал тарантас, сбрую, оконча-тельно выбирал "сауса" (по возрасту он должен был быть младше жениха), а также назначал "кугу вене" – старшего распорядителя свадьбы из числа братьев невесты или других родственников.               
В день свадьбы посреди двора устраивали сиденья, площадку для танцев, ставили столы и помост для музыкан-тов. Еще до восхода солнца жених с "саусом" ехали к роди-телям невесты за сундуком и периной, которые охранялись братьями и сестрами невесты. После молодые принимали омо-вение и облачались в свадебные одежды. Под вечер "пуртэмо ава", девушка-соседка ("ончэлно шогэшо удэр", дословно: впереди стоящая девушка, см. IV, 418) и музыкант провожа-ли невесту в дом, где проводился девичник ("удэр модэш"). Расходы во время этой церемонии несли посаженные родите-ли.
Пока шел девичник, жених посылал "сауса" за пригла-шенными. Обычно собиралось не менее 10-12 пар. Раньше всех "саус" привозил музыкантов: барабанщика ("тумэрзо"), волынщика ("шувэрзо"). Волынку изготовляли из бычьего пу-зыря. Барабан представлял собой деревянное лукошко, обтя-нутое с обоих концов собачьей шкурой, которая издавала весьма резкий звук.      
В доме жениха накрывалось два стола с квасом и уго-щениями. Всей церемонией распоряжались "саус" и "ончэлно шогэшо удэр" со стороны жениха и "кугу вене". Первый при-нимал гостей и подарки, вторая подносила блюда и кружки. Роль тысяцкого выполнял кто-нибудь из пожилых родственни-ков жениха.
После произнесения приветственных речей, приглашен-ных рассаживали по местам: мужчин и женщин раздельно. За-тем родители жениха назначали самых старших среди участ-ников свадьбы: "шонго вате", голову которой покрывали об-рядовым платком с красными шерстяными лентами и "шонго кугэза". Потом тысяцкий и его жена начинали свадьбу: ты-сяцкий из рук "сауса" брал кнут с колокольчиком и накры-вал его платком, который ему передавала "шонго вате". По знаку тысяцкого музыканты заводили музыку и он вместе с супругой танцевал, делая три круга.
Далее тысяцкий вручал кнут "саусу", ударив его по спине и пожелав, чтобы тот достойно вел свадьбу. Следова-ло всеобщее веселье, танцы.
Через некоторое время, участницы свадьбы заводили песни. Первую из них посвящали отцу жениха: "Подобно бе-лому голубю, играющему с птенцом своим, ты дитя вырас-тил…", матери жениха: "Вместо войлока, ты стелишь шелк, ожидая сноху сегодня…", жениху: "Пробудившись от сна, ты нежно целуешь жену молодую…", "саусу", "кугу венэлан", "ончэлно шогэшо удэран", барабанщику: "Не возвращайся из леса с пустыми руками, ты нам палочки барабанные прине-си…", волынщику. Участницы свадьбы также пели песни, в которых выражали любовь своим мужьям: "Ведра зеленые на зеленом коромысле, нежно качаются на плечах моих, если мы будем жить в согласии, счастливо жизнь наша пройдет".      
Наконец наступал час отправляться за невестой. Пока дружки готовили повозку, жениха и "кугу вене" сажали за стол. Тысяцкий брал непочатый каравай хлеба ("путэнь кин-де") и обводил им вокруг головы молодого человека. Затем этот круглый хлеб клали на стол, а отец жениха втыкал в него монету, ограждая свадебный поезд от нечистых сил. Если по дороге ломалась ось, то деньги использовали для ремонта.
В XIX веке свадебные поезда двигались в определенном порядке: впереди скакали дружки верхами, за ними в повоз-ках ехали родственники невесты, кортеж замыкал тарантас, в котором находились: жених, "саус", помощник тысяцкого (на козлах), сваха, тысяцкий. В поле ехали тихо, проезжая деревни с шумом и криком, распевая песни. Если в пути возникали трудности, их решали жрец и жрица. Они следили за различными приметами: лай собак при выезде из деревни предвещал несчастье, встреча двух свадебных поездов была не к добру и т. д.
По приезду к посаженным родителям, участники свадьбы посвящали им песни: "пуртэмо ава-ача", а также отдельно всем женщинам и мужчинам этого дома (мужчины мужчинам, женщины женщинам): "Твое платье цветное с тремя лентами, твоей дочерью [невестой] вышито, знать хорошая мать ты, если такую мастерицу за три дня вырастила".
После исполнения песен посаженная мать невесту с гостинцами. Перед тем как возвратиться назад, она говори-ла своей "дочери": "Свекор со своими гостями пришел к нам, пойди вытряхни свой "шовэр". Невеста с подругой вы-ходила на улицу и, встав лицом к восходу солнца, вытряхи-вала кафтан и тут же опять надевала. Тем временем в доме "пуртэмо-ава-ача" продолжалось веселье. Пока гости пели шуточные песни в которых высмеивали "жадность" отца жени-ха, жених, "саус" и "кугу вене" несколько раз посещали невесту, принимая участие в девичьих танцах.
Наконец, невеста собиралась в дорогу, надевая на го-лову платок с кистями. Участники свадьбы заводили песни, в которых подбадривали невесту. Также посвящали песни и подругам невесты, "ончэлно шогэшо удэр".
Прибыв к посаженным родителям невеста одаривала их одеждой. Те в свою очередь подносили ей теленка (сейчас ограничиваются ягненком или парой гусей). Также невеста одаривала "сауса", "кугу вене", "ончэлно шогэшо удэр". Практиковался обряд притягивания женихом невесты посред-ством ловли конца брошенного ею полотенца. Затем свадеб-ный поезд отправлялся в дом жениха.
Прибыв туда невеста одаривала родителей жениха и ближайших его родственников рубашками, а прочих полотен-цами. В этом ей помогала посаженная мать и "саус". После дружка угощал молодых варенными пирожками ("подкогэльо"); "ончэлно шогэшо удэр" готовили постель для молодой пары. В летнее время в клетях, зимой в теплой бане. "Саус" ста-рался ударить невесту кнутом до того как она успевала лечь в постель, жених должен был защитить ее, затем "он-чэлно шогэшо удэр" и "саус" бежали на перегонки к столу. В случае если первыми прибегали девушки – в семье, со-гласно приметам, будет главенствовать жена. Наконец, мо-лодых оставляли на ночь, закрывая клеть на замок. Перед этим невеста при всех снимала с жениха верхнюю одежду, а дружка два раза чуть приподнимал ее, говоря, что она "еще не поспела". На третий раз подходил "саус" и говорил, что "невеста легка как перина и теперь может лечь спать с бу-дущим мужем".   

Словарь марийских и финно-угорских
слов, встречающихся в поэме

Ава – мать, богиня
Ак(к)а – дева, сестра (фин-карел., коми, мар.)
Апшат – кузнец

Ваштар – клен
Вияненг – силач, богатырь, витязь
Водэж – дух, владыка загробного мира
Воткем – омут
Вюр – кровь
Вюдуа - ива
Вюдакке – русалка (коми)
Вувер, увер – колдунья, колдун
Вудака - туман
Вюд - вода
Вэл – страна, край

Ер – озеро (также небесное озеро-море)

Илемы – родовые поселки
Илма(тар) – небо, воздух, творение воздуха (фин-карел., удм.)

Йукс – лебедь

Кантеле – род гуслей (см. в комментариях к книге второй)
Карна – змея (вепс., фин-карел.)
Колмас – персонифицированная смерть
Куала, квала – храм, молельня (удм.)
Кува - старуха
Куго – большой, великий
Кудо – жилище, дом (также домашнее святилище)
Кунцем(с) – охотник (морд.)
Курук – гора
Курукенг – горный человек, тролль
Кугурак – старший в роде
Кюй – камень
Кюртньо – железо

Липет – царство мертвых
Лус, люс, лудис – хвоя, хвойное дерево, тотем
Лудисы, луды – добрые духи
Лэвэ (лэсти) – бабочка.

Мландэ - земля
Муни – жаба
Муро - песня
Мурэзо – певец
Мю - мед
Мюкш – пчела

Овда – дриада (лесная нимфа)
Омо – сон
Он – дух, хозяин
Онаенг - жрец
Онапу – священное дерево
Онар, нар - великан
Опкейн - людоед
Ор – крепость
Орва – колесница

Пикш – лук, стрела
Покшэм – изморозь
Пу - дерево
Пэлгом(с) – небо (горн. мар.)
Пэл – облако
Пэлэда, пеледэш – цветок, плод
Пю, пуна – зуб
Пюртус – природа

Сивомс – жертва (морд. "пища")
Синда, шиндя – глаз (коми, мар.)

Тул – огонь
Тумурзо – барабанщик
Турня – журавль
Тутэр – туман
Тэлэзэ – луна
 
Удэр – дочь, дева
Ур – белка

Фаты – род флейт, от гл. флаш, "дуть" (морд., горн. мар.)

Хирты – злые духи

Чарланге – цапля

Шокта – кровяная колбаса
Шонго – старый
Шортньо - золото
Шувэр – волынка
Шэчэ, ши, шонди – солнце (мар., морд., коми)
Шюдэр – звезда, веретено

Эр – утро
Эрге – сын

Ю – волшебные, божественные силы
Юзо – знахарка, волшебница
Юмо – бог, богиня

Сокращения:

Вепс. – вепский язык
Гл. - глагол
Горн. мар. – горный диалект марийского языка
Карел. – карельский язык
Коми – коми-зырянский язык
Мар. – марийский язык
Морд. – мордовский (мокшанский) язык
Удм. – удмуртский язык
Фин-карел. – восточнофинский, карельский язык.