Право на счастье или размышления о том, как хорошо рифмуются

Елизавета Шумская
 Мы встретились много веков назад. Уже тогда мы любили друг друга… и ненавидели, иногда или любили, или ненавидели, но как правило, и то и другое. Но это всегда было. Наши имена, лица, внешность менялись из жизни в жизнь. Но что-то всегда оставалось, потому что мы всегда узнавали друг друга. Это было неизбежно. Но каждый раз при встрече мы проливали чью-то кровь: свою, друг друга, чужую. И это стало нашим проклятьем – любовь и ненависть, замешанные на крови.
Первый раз мы встретились на изумрудной поляне, где шумели тысячелетние дубы, где сверкал хрустальный ручей, куда я привела отцовского боевого единорога. Тогда, под сенью первозданной природы, частью которой мы были и без которой себя не мыслили, мы и встретились.
Он был похож на лесного эльфа. Высокий, невыносимо стройный, со светлыми волосами, выгоревшими на солнце. Зеленые как трава, на которой мы стояли, глаза. Лук за плечами. Потом у нас были сотни, тысячи имен, но я помню только эти. Тогда мне показалось, что это всесильное солнце ударило мне в глаза, а не его взгляд. Я помню свое отражение в хрустальном ручье за миг до этого – смуглокожая нимфа в полупрозрачном платье, с цветами в волосах, с глазами цвета коры дуба.
Против нашей свадьбы, кажется, были все. Ведь мы были обещаны другим. Но все же, все же мы были помолвлены. Изумрудная трава нашей поляны постелила нам постель, птицы и ручей пели нам венчальную песнь, сама природа соединила нас. Я помню тот миг счастья, неделю или две. А потом… потом была кровь. Эта кровь... она преследовала нас всегда.
На нашу деревню напали орки. Когда нападают орки мало, кто выживает. И мы не выжили. Мы сражались плечом к плечу, рубя мечами и отражая стрелы. Мы защищали не Родину, не деревню, в которой выросли, не дом, не родных и друзей, не себя; мы защищали друг друга и нашу любовь. Я помню, как стояла с мечом над его телом, обезумевшая от горя, воя, как волчица. Я помню, как моя жаркая кровь смешалась с горящей лавой ЕГО крови. Я помню, как мы лежали на изумрудной траве, и наша живая кровь впитывалась в землю, которая нас повенчала. А еще я помню его руку, что сжала мои пальцы за миг до того, как я перестала видеть бирюзовое небо и потревоженных птиц, крик которых так не походил на венчальную песнь.
И началось… Круговорот веков, жизней, эпох. Бесконечная череда лиц и имен. Я помню, как он – светловолосый варвар – уносил меня из города, главным принципом которого была демократия. О Древняя Греция, как ты была прекрасна, и как я была в тебя влюблена! И помню, как глядя в его горящие глаза, преодолевая томящую слабость во всем теле, я вонзила вытащенный из его сапога кинжал в щель между доспехами; как текла его обжигающая кровь между моими пальцами и как он прошептал: «Прощаю»; и как текла моя кровь, как мое дыхание наполнило его губы после его удара.
Я помню упоение собственной животной жестокость. Кровью, кровью, кровью. Тех, кто стоял внизу, на арене. Римские гладиаторы. Я помню, как внутри полыхал огонь, когда я слышала звон мечей, крики и стон. Почти что оргазм. И ОН. Он был рядом. Не так близко, чтобы я могла достать, но его взгляд, полыхая, обжигал мое тело, обещая. Обещая, обещая, обещая. Страсть. Боль. Ненависть. Экстаз. И постоянно слишком мало. И слишком много. Это все извращение. Да, меня возбуждали эти варварские бойни внизу на арене. Я не стыжусь. Это было время, когда страсть, всеобъемлющая, мутящая рассудок, заполоняла всё в моем мире. Но я за это заплатила. Своей и его кровью. Во время ужаснейшего восстания в Риме. Восставшие гладиаторы тогда вырезали половину квартала патрициев. Я была в том числе. Видят боги, я им легко не далась. Мы им легко не дались. Даже тогда, когда смерть была уже неизбежна, адреналин вопил в нашей крови. Да будет так. Пусть мою белую кожу, совершенное тело и гордое лицо зальют кровью, но я повеселюсь и на этот раз! Но это была не игра. Это была смерть. Смерть жестокая и совсем неромантичная. Я не хочу думать о том, что потом эти рабы сделали с моим телом, это уже не имеет значения.
А потом… были костры инквизиции. Он был слишком принципиален. Он верил… в то, о чем говорил. И слушая его речи, я верила ему. Я только увидела его и поверила. Мы вместе боролись, твердо зная, что несем человечеству счастье. Тогда это казалось таким важным. Казалось, можно вынести любые муки ради этой цели, ради Мечты – о лучшем. Мы немного сделали, я даже не уверена, что наши идеи были верны. Я помню костер. И благодарю своих палачей за то, что не видела его лица. Нет, я не боялась увидеть сомнение в его глазах, боялась увидеть боль. Соприкасаясь лишь пальцами одной руки, мы и умерли. В высоком пламени костра Святой инквизиции. Я никогда не смогу забыть эту боль.
А что было потом?
Всё было. Мы умирали в гражданских войнах, в эпидемиях, на плахах. Но мы никогда не были невиновны. Нас всегда преследовала чья-то кровь. Вы можете сказать, что этот порочный круг можно было бы разорвать. Нет, нельзя. Я где-то слышала песню…
…Но шпаги свист,
И вой картечи,
И тьмы острожной тишина
За долгий взгляд
Короткой встречи
Ах, это, право, не цена!..

 Да, это вовсе не цена. Что вы скажете насчет такой цены – убийства, самоубийства, казни, смерти и жизни, постоянное ожидание и вечный поиск, безнадежная попытка преодолеть проклятье, пара мгновений горько-сладкой любви и бесконечная высасывающая все силы тоска. В Декларации независимости США написано, что каждый человек имеет естественные права: право на жизнь, свободу и стремление к счастью. Почему нам постоянно отказывают в нашем стремлении к счастью. Почему?
Я не знаю, что это. Смерть и кровь, которые сильнее самой страстной любви или… или это любовь, которая легко, шутя попирает все законы жизни и смерти. Но знаете, Судьба нам крепко мстит. Вы спросите, что может случиться с нами сейчас, в наше донельзя цивилизованное время? Вот это и есть та самая насмешка Судьбы. Потому что именно сейчас, когда ничто не смогло бы помешать нам быть вместе счастливыми, мы родились родными братом и сестрой. Гори огнем этот проклятый мир. Так посмеяться над нами! В чем я виновата, если у меня темнеет в глазах, когда я его вижу. И еще больше кружить голова при мысли, что в нем течет моя собственная кровь, как раньше текла кровь врагов по нашим мечам. Эта кровь, она влечет меня. Я не могу не думать о том, как коснуться его, прижаться к нему. Я хочу, хочу… хочу. Меня раздирают сомнения и желания. И я вновь хочу броситься в бесконечный круговорот любви, вины, страха, страсти, ярости, ненависти, боли. Я виновна. Да, я виновна в том, что все это мне нравится, что во мне полыхает огонь, которому наплевать на все: на друзей, на людей, на приличия и законы, на меня. Это нас не спасет, да и не надо.



 19.01.02.