Вначале Фука рыдал. Рыдания, кошмарные и горделивые; рыдания, долгие и нудные; рыдания, тяжелые и важные, интеллигентные и красивые, мудрые и взыскательные. Было все на этом свете, но, пожалуй, такого отношения к сложному и совершенно бесполезному в хозяйстве делу никто не находил такого приспособления. Наконец, когда солнце, поднявшись в очередной раз над нашей бренной землей, затрепетало, улыбнулось, и сказало Фуке, мол, старикашка, хорош рыдать, Фука перестал рыдать и обернулся к своей почитаемой жене.
- Кто вчера мне сбрил бороду? - спросил Фука, долгое время копающийся в своей голове и воспринимавший действительность ни в коей мере не банально, не так, как она происходила, а немного по-другому, чуть-чуть в обратную сторону.
- Я, - ответила ему его жена, которая и сейчас, в воскресном фартуке и пирожком в руке, прибирала на атресолях животное сало, которое, пройдя сквозь века, могло бы сгодиться для новых эфирных масел как подобающая им приправа.
- Зачем? - спросил Фука, медленно и печально начинавший осознавать свою сложную роль в этом мире. Он вообще относился ко всему окружавшему его очень серьезно, и никогда точно не был уверен, кто что любит больше - жизнь Фуку, или Фука жизнь.
- Ты вчера пришел домой сильно пьяный, я увидела, и решила, что в наказание тебя надо лишить тебя самого святого, что у тебя есть в этой жизни.
- Ты же знаешь, что борода для меня - это все.
- Да, именно поэтому я тебе ее сбрила.
- Ты знаешь, сколько денег нам приносит борода? Приносила, вернее, моя борода?
- Да, я знаю. Но деньги ты тратил на пиво.
- Да, но в одном ряду с пивом у нас стояли машина, квартира, вторая машина, вторая квартира, телевизор!
- И пиво, пиво, пиво! Ты уже на себя перестал быть похожим!
- Да, конечно, без бороды-то и ты станешь на себя непохожей!
- Я про другое. Вот у тебя уже и синяк под глазом! Ты дрался вчера? - спросила жена, а сама подумала, не позвонить бы ей сейчас одному хорошему человеку. Но потом вдруг решила, что не надо, а тот этот один хороший человек решит еще, что его начинают баловать, поэтому жена решила послать что-нибудь этому одному хорошему человеку по электронной почте и там высказать все те хорошие и нехорошие слова, которые можно говорить в адрес дружелюбных молодых людей.
- Да, я вчера дрался, - сказал Фука, гордо выпячив большую широкую интеллектуальную грудь.
Фука понял, что бороду на место не вернешь, поэтому вышел, а через некоторое время вернулся обратно, но уже не один. Его лучший друг, тоже писатель, Михаил Боевой, человек, пишущий о природе много и бестактно, пришел в очках, заслуженных долгим и упорным трудом и бетонным выражением лица.
Жена Фуки попятилась назад при виде такого субъекта, но, поняв, что он очень расстроен и не в силах предпринять все, на что способен, спокойно продолжила протирать противни.
- Вот смотри, - сказал Михаил. - У нас на повестке дня союза писателей два вопроса. Первый - принимать ли в союз писателей Александра Ежова, и выгонять ли из союза писателей Фуку Ежова.
- За что же выгонять моего мужа? - спокойно спросила жена Фуки, но Фука и Михаил поняли, что она сильно занервничала - тряпка задергалась в ее руке и разревелась так по-детски, что Михаил не выдержал: "Хорошо, хорошо, хорошо!"... А сам устал, рванул на горящий Кузнецкий и ушел. Фука чужо смотрел... Хм...
- Как за что? - грубо и интеллигентно спросил Михаил Боевой. - Нет бороды у него!
- Естественно, нет! Как же она будет, если я ее вчера сама сбрила!
- Вот теперь и вбривай обратно!
- Да как же?
- Вбривай!
- Да как же, черт возьми, я теперь вбрею обратно! Это же целая вечность! Это же целый сигмаллион безумства! Гений и коварство - варварское выщипывание бороды! Гений и безумство! Чудо! Жизнь! И вот она, ползет Весна!!!
- Вбривай!!!
- А... Да как же, черт возьми, я теперь вбрею обратно! Это же целая вечность! Это же целый сигмаллион безумства! Гений и коварство - варварское выщипывание бороды! Гений и безумство! Чудо! Жизнь! И вот она, ползет Весна!!! Как же я тебе ее вбрею! Я мыслю образно, я - имаженистка, а он реалист! Борода!!! Да, борода!..
- Вбривай, - сказал Михаил. - Ты думаешь, тебе это просто так. Есть борода - нет бороды. Ты знаешь, как работает Фука?
- Как? - спросила жена Ежова, и глаз ее задергался синхронно с тряпкой.
- Ооо! Это наш лучший кадр! Лучший! И ты решила лишить нас его бороды! Да как ты смела! - взревел Михаил так, что тряпка вылетела из рук жены Ежова и попала по лбу Ежова. - Вот, - сказал Михаил. - В чем сила? Борода - это сила. Фука это понимает, ты - нет! Борода... Борода - это... Борода - это звучит гордо!
- Горький, - сказал Фука.
- Борода, - сказал Михаил. - Борода! Да знаешь ли ты, что такое борода? Это же светило отечественного искусства. У Фуки была тяжелая работа. Мы его ценили. Но теперь, без бороды, безбородое светило - уже не то светило. Да и нечем теперь светить. Борода... Эх, ты! - сказал Михаил и стало понятно, до какой степени требуется борода Фуке.
И тут приехал Александр Ежов на велосипеде.
- Привет! - сказал он остолбеневшему Фуке. Да, в свои тридцать лет мальчик увидел, что вся мужицкая сила его отца в одно мгновение улетучилась благодаря нетерпеливым рукам жены Фуки и матери Александра. Бороды не было. Борода являлась семейной реликвией наряду с бровями Александра. И в первую очередь сын Фуки подумал, что начались страшные вещи твориться в союзе писателей. Как же так - еще вчера папа, веселый, хмельной, бородатый, рассказывал с таким упоением о создании образа проститутки, а сегодня, без бороды, без ума, без силы, в конце концов, оплакивал свою большую и нетерпеливую бороду, оставшуюся у него в далеком прошлом и сегодня не представляющую огромную силу для отечественной литературы; почему вчерашняя борода уже не отливала нескончаемым богатством, как жемчуг льет радужными расцветами и раскрашивает цветастыми переливами перламутровую гавань в тяжелый ночной час под предводительством старого капитана Крючкова, посапывающем на капитанском мостике, словно когда-то унесенным ветром из родной столицы, а сейчас, как упоенный под незабываемым штилем, продолжал свой последний музыкальный реверанс под звуки школьного вальса; и бежали дети, и бежали взрослые, и все пели, все плясали, все были радостны, все ждали счастья, все думали, что жизнь безгранична, стоит только захотеть чего-то наилучшего - и вот, как в пене добра, отквитывающем зло, появилось оно, самое чуткое и доброе, как когда-то, еще в утробе матери, узнававшей ореол беспамятства на своей беспутной душе, как на жгучем помосте тепла и зеленой долины, которая долго и чудно уходила вовнутрь старого плота и закрывала своим длительным путешествием со всеми богатствами медленную печаль.
- Где борода? - крикнул сын. - Где она?! Где?!
- Сынок, у меня к тебе серьезный разговор, - ответил Фука. - Давай-ка вначале по пивку. А то, сам понимаешь, как мы с тобой сможем принять это тяжелое решение по пересадке бороды от Ежова-сына к Ежову-отцу без бокала совершеннейшего пива, которое делает один мой хороший знакомый и доселе продолжающий работать над лучшими сортами различных алкогольных напитков!
И вся великая троица - Ежов-отец, Ежов-сын и Михаил Боевой пошли пить пиво. Вскоре, умирая от неписания, Ежов-отец много припоминал жене ее странный поступок и просил завещать все Александру Ежову. Но в итоге Фука остался жив, и по сей день радует всех нас с вами своими авантажными и презентабельными творениями, которые способны поднять нас на крыльях любви и тепла и сообщить всем мирским телам необычайную доброту и справедливость.