История с географией
Чтоб не скучать, мы высовывали головы в проход и разговаривали часами, днем нормально, а ночью шепотом. О жизни, о школе, о прочитанных книгах, он о невесте рассказывал, я о мальчике из моего класса, который тоже на фронт ушел и потерялся, для меня потерялся…
Другие раненые над нами добродушно подсмеивались, но мы не обращали внимания или отшучивались.
Ваня был родом из Слюдянки, поселка на берегу Байкала. Он много говорил об море-озере, говорил, как о живом существе. Байкал заснул. Байкал проснулся. Байкал обедает.
Он вспоминал, какой Байкал синий-синий.
А еще он рассказывал, каким Байкал бывает бурным, коварным, как его хорошо понимать надо.
Он мне объяснил, что это за ветер – «баргузин» . Есть долина баргузинская – и оттуда, как из трубы, ветер несется, поднимает волны в два-три метра, опасный ветер. Он еще рассказывал, что сам видел над Байкалом дневные миражи. То город на озере стоит, а то, видел, по водной глади поезд грузовой идет…
А сколько раз он на берегу ночевал! «Хорошо под небом спать – солнца своего не проспишь!» - толковал он мне, горожанке.
Ваня мечтал, что, когда вернется домой, выучится катера по Байкалу водить. А меня, если когда-нибудь я побываю на Байкале, он обещал по «славному морю, священному Байкалу» и на лодке и на катере покатать, чтоб я представила себе озеро во всей красе и полюбила его. Но я уже Байкал любила по его рассказам.
В Уфе мы навсегда расстались с моим собеседником: нас неожиданно развезли по разным госпиталям, а потом его еще дальше увезли.
Много я путешествовала по городам и весям – спасибо документальному кино! А увидеть священный Байкал так и не получалось, а очень хотелось.
Но если сильно желаешь чего-нибудь, и в твоем желании нет корысти, это обязательно случится.
В начале девяностых в Иркутске решили провести выездной творческий семинар с обсуждением документальных фильмов местной телестудии.
Мне предложили поехать, я с радостью согласилась.
Это было то время, когда для самолетов не хватало керосина и расписание полетов постоянно сбивалось. Вот и наша группа, отправляющаяся на семинар, сидела несколько часов во Внуково: вылет задерживался.
Наконец полетели, но горючего хватило только до Омска, где нас и посадили поздним вечером. Опять нужно было ждать.
Попросили всех пассажиров покинуть самолет, и мы слонялись по летному полю. Было ветрено, холодно. Сибирь, а на календаре – сентябрь!
Начальство аэропортовское сжалилось, приехал автобус, и всех повезли ночь коротать в старое здание аэровокзала, где было светло и не дуло.
Люди были мрачные, бродили, сидели, дремали, молчали. Глядели издали на нашу дружную группу, кто с завистью, кто с интересом.
А мы пока никуда не опаздывали и остановку воспринимали почти как приключение.
У меня, как всегда в командировках, был кипятильник, большая кружка и запас кофе. Нашли розетку, наварили много-много кофе, а товарищи мои, тоже привыкшие к постоянным командировкам и к пустым буфетам на вокзалах, вытащили домашние бутерброды и всякие пирожки и коржики.
Часа в три я вышла пройтись. Ночь, крупные звезды в небе над лётным полем, тишина такая, как будто планета вдруг опустела.
Пошла по асфальтовой дорожке, обсаженной березками. Подняла голову – свет фонарей пронизывал золотые кроны!..
Из таинственного ниоткуда вдруг пришла строка, я ее услышала как внутренний бестелесный «голос»:
«В горниле Осени расплавленная медь…»
Я остановилась и вслух повторила, словно испытывая на прочность: «В горниле Осени расплавленная медь…»
Мне понравилось. И тут же придумались и другие строки:
В горниле Осени расплавленная медь…
Колокола лесов гудят в отчаянии.
Листва шумит: «Упасть и умереть?!»
И птичий крик – последнее прощанье.
В горниле Осени расплавленная медь!..
И оказалось, что это стихотворение! Удивительно!
Истинные поэты – радары Пространства. Не так ли? Во всяком случае, многие говорили и писали о том, что «стихи не пишутся – случаются!». Вот и я, совсем не поэт, нечаянно оказалась «в нужное время в нужном месте» и находилась в таком безмятежно-бессонно-кофеиновом состоянии да еще в предвкушении встречи с Байкалом, что смогла эту строку «услышать» . А ведь никогда, никогда стихов не писала, если не считать школьного рифмоплетства!
А на Байкал нас, весь семинар – и гостей, и местных, - повезли все-таки, повезли, когда напряженная работа - просмотры и обсуждения - закончилась.
В поселке Листвянка нас уже ждал катер «Профессор Кожов», названный так в честь легендарного в этих местах человека, отважного защитника чистоты Байкала.
С бревенчатого причала мы чередой, под присмотром молодого матроса, осторожно ступили на покачивающуюся палубу небольшого суденышка. Заметила мельком за стеклом рубки внимательные глаза капитана (он же - рулевой!). Он доброжелательно приглядывался к нам: что за люди пожаловали?
Я подошла к нему.
- Повезло вам, - деликатно улыбнулся капитан. – Давно засентябрило, волна вчера в два метра была, снег… А сегодня тишь и гладь, и солнце какое!
Его руки, большие, загрубевшие от работы, с припухшими от воды и ветра ревматическими суставами, крепко держали штурвал.
Отчалили, отдалились от берега. Матрос стал за руль, а капитан начал какое-то странное действо: опустил за борт и зачерпнул белым ведром воду, а, казалось, зачерпнул высокое небо.
- Я тут космонавтов как-то возил, - сказал капитан, разливая байкальскую воду по нашим кружкам, чашкам и стаканам, – так Леонов мне говорил, что из Космоса все озера на Земле зеленые, только один Байкал – синий! Испейте нашей водички, причаститесь!..
Вода была как из родника – светлая, сладкая и такая холодная, что ломило зубы.
Я все присматривалась к капитану. Чем-то он мне в какие-то мгновения Ваню из санитарного поезда напоминал. Может ли быть так, что это он, мой собеседник из сорок третьего года? Бывают же такие неожиданные встречи? А вдруг?!
«Евгений Федорович!» - окликнул кто-то капитана.
Нет, не Ваня! Не Ваня! Как жаль, что неожиданные встречи только в кино случаются, а в жизни …
Я все-таки спросила у Евгения Федоровича, не ходил ли какой-нибудь капитан Ваня по Байкалу? Описала молодого солдата, как могла, о его тяжелом ранении в ногу рассказала, вспомнила поселок Слюдянку…
Так капитанов на Байкале много, Иван – имя совсем не редкое, а фамилию того солдатика из сорок третьего года я никогда и не знала: мы ведь думали, что нас в один госпиталь повезут, и успеем еще и наговориться и познакомиться. А жизнь по-своему распорядилась - взяла и развела на перекрестке, дорожек-путей у жизни не меряно.
Исполнил ли Ваня свою мечту, стал ли капитаном? Дождалась ли его невеста? Никогда я этого не узнаю.
Но живет Ваня в моей памяти, когда-то он словно подарил мне Байкал…
А потом наш «Профессор Кожов» аккуратно подошел к крутому берегу, стал на якорь, и по длинным сходням мы сбежали на землю.
Какой удивительный день был впереди!
Искали красивые камешки среди гальки и радовались находкам. Из плавника сооружали костер и грели руки у высокого пламени. Смотрели на сияющий под солнцем Байкал, видели далекие-далекие вершины гор на другом берегу, что, говорят, бывает необычайно редко, только в очень ясную погоду… Мы пили вино у костра и пели хором разные хорошие и душевные песни. Конечно, не обошлось и без «…эй, баргузин, пошевеливай вал, молодцу плыть недалёче»…
Уже потом, дома, я сообщила мужу и детям, что разразилась нечаянным стихотворением об этом дне.
- Да? Неожиданно как! – удивился Коля. - А как начинается?
- На катерке бежали по Байкалу…
- Что-то больно просто! – засмеялся он и пошутил, зная меня.: – Но заканчивается, наверное, звездами?!
Пришлось признаться, что именно так!
«… Мы возвращались в полной темноте,
шумел мотор, плескались волны,
прожектор ночь прорезывал упрямо,
и ковш Медведицы был наклонен к Байкалу,
а высоко-высоко над водою сияла безымянная звезда.
И Млечный Путь, меж ними пролегая,
о всех дорогах мне напоминал.».
Вот такая история с географией.
Свидетельство о публикации №203011300014
Сибирячка Татьяна Муратова 11.10.2010 11:16 • Заявить о нарушении