1.
Баба Нюра ползёт от калитки к колодцу, едва тащится. Дряхлая, как смерть и калошами по сухой глине шаркает.
Сколько она туда брести будет? Может целый час...
А если встретит других старух? Поверьте мне на слово - пол-дня около колодезного журавля стоять будет.
Сплетни и семечки – вот, что наполняет деревенскую старость.
Два цинковых ведра звенят на коромысле, а на горбатой Нюриной спине развевается убогий серый платок. Ткань парусом надувается, на ветру трепещет...
Впереди она заметила незнакомца на чёрном коне.
- Ишь, дрыщ какой в нашем селе сыскался!
Лошадь фыркает и стучит копытами, а всадник мягко покачивается в седле.
- Чёртов, ты сыч, пылищщы-то натоптал...
- Не сердись, бабушка, я не сыч вовсе, - Чужак обернулся назад и баба Нюра увидела, что его лицо скрывает чёрная маска.
- Ты кто таков?– грозно спросила старуха. Подозрительный всадник на вороном коне, молча гарцевал вокруг неё. Старуха рассвирепела и схватив коромысло наперевес, преградила ему путь. Она отбросила вёдра и схватила лошадь под узцы.
- Как тебя звать, шпионская морда? – всадник поклонилися, а старуха изловчилась и сорвала с него маску. У незанакомца было прекрасное лицо и голубые глаза.
- Штампом Иванычем кличут, - ответил он.
- Штампом? – Баба Нюра удивилась. Она вспомнила татарчонка Родригу, служившего конюхом при колхозном табуне и картинку с надписью «Том Круз» в школьной тетрадке внучки.
- Всякие имена бывают... А фамилия твоя как будет?
- Литературный...
Баба Нюра напрягла ослабленную маразмом память и со дна старческой подкорки выплыли фамилии : Маяковский и Будённый.
- А жеребчика твоего как зовут?
- Нас одинаково зовут : Я – Штамп и он – Штамп.
Баба Нюра увидела маленькую кожаную плёточку в руках незнакомца, серебристыми буквами на ней значилось его имя «Штамп».
Старуха почесала подбородок, усеянный мохнатыми бородавками, и рассеянно глядя в мировое пространство сказала :
- Вот ведь как оно... Штамп на Штампе едет, Штампом погоняет...
Она протянула ему сморщенную птичью лапку и спросила :
- А почто ты, Штамп Иваныч, в нашу деревню пожаловал?
- Раз в году «братство Литературных Штампов» собирается вместе на тайный творческий совет.
- Ну это нам не в диковинку... В прошлом году... Помню... В песчанном карьере собирались толкинисты... Ещё коммунисты, а потом – оккулисты седьмого дня...
А почему в тайне совет держите, у Вас что ли враги есть?
- Серые критики сражаются с нами...
- Вот один из них! – незнакомец испуганно показал пальцем в сторону серой сгорбленной фигуры, которая пряталась за кустами. Пришпорил коня и исчез, крикнув бабке звонкое «Прощай!»
Старуха кровожадно оскалилась, схватила серого критика за воротник и вытащила его на середину дороги :
- Критик?
- Критик, - мужчина затрясся всем телом, ожидая немедленной расправы.
- Подслушивал?
- Нет, бабка, помилуй душу грешную! Я просто мимо шёл...
Расправа приключилась незамедлительно.
- Ах ты, гнида! – приговаривала старуха, избивая критика коромыслом...
2.
...Когда деревня успокоилась под влажным ночным покрывалом, баба Нюра растопырила ноги и по-королевски разлеглась на своей печи. Сквозь стариковский храп супруга она различала эхо отдалённых песен и звон бубенцов.
Это на дне песчанного карьера ликовало «братство Литературных штампов».
Она слезла с печи и превозмогая дрожь имени Паркинсона в ладонях, открыла окно. Взгляду открылись дивные фейерверки в небе над дальним покосом :
- Лепота-а-а...
Внезапный скрип разрушил старушечье благоговение. Она вздргнула и насторожилась.
Там в темноте за сарями, едва различимая при свете отдалённых вспышек, собиралась грозная серая стая.
- Растоптать и победить – вот наша задача! Великая битва ждёт нас... – шептали злобные серые голоса.
- Эх, Иваныча жалко, - прошептала Баба Нюра и немедленно облачилась в самое чёрное платье, повязала на голову самый чёрный платок и надев мягкие чёрные валенки собралась было неслышно выскользнуть из дому.
- Нюра, голубушка, куда это ты? –на печке кашлял и вертел головой её законый старик.
- Ты, хрыч, во тьме не кудахтай, а спи давай... – она вышла в сени и споткнулась о стоявшую за дверью метлу.
Чёрный подол цепляляся за кустики чертополоха у крыльца, а валенки мягко наступали друг другу на носки и баба Нюра с грустью осознала, что не доберётся до карьера к утру.
Мелькнула мысль о метле.
- Тряхну стариной во спасение чистых душ!
Она вытащила помело на свободое пространство двора и погладила пыльный пучок веток.
Тряхнула им, рассыпая вокруг серебристые снопы искр.
- Давай, родимая! С места в карьер...
Баба Нюра валенками оттолкнулась от Земли.
Метла поднимала её вверх.
Мстительное чувство свободы распирало старческую грудь. Отвислая нижняя губа дрожжала на ветру, как оборванная струна балалайки.
Она увидела печную трубу своей избы. Потом крыши домов стремительно упали вниз и исчезли, как потерянные детские кубики.
- Бж-ж-ж... – деревенский реактивный «Боинг» описал кривую в небе над деревней и потерялся, среди мерцающих звёзд.
3.
Низко над горизонтом висела жирная, брюхатая Луна. Чёрный старушечьий силуэт пролетел сквозь лунный нимб.
- Ведьма! Ведьма! – закричали внизу. Тёмный провал гигантского оврага вспыхнул искорками поднятых вверх глаз.
- Не пужайтесь меня, родимые человечки! – одёргивая вниз чёрную юбку, сказала приземлившаяся баба Нюра.
- От страшной беды уберечь Вас хочу...
Толпа штампов оживлённо закивала ей в ответ.
Высвободив голову из под чёрного платка старуха огляделась. Её окружали :
Длинноногие красавицы – блондинки, брюнетки.
Средневековые рыцари и Нынешние воины – почти все отличались необыкновенной красотой.
Немного поодаль паслись огнедышащие Драконы и Верные Скакуны.
Среди прочих, правда, присуствовали и странные бестелесные фантомы обоих полов.
- Это Ыщщо, што за привидения?
- Это лирические герои, внешность которых не описана авторами.
Одна из бестелестных девушек подплыла к бабе Нюре совсем близко.
- Чего в одном бюстгалтере летаешь, негодница?
- Я – королева эпизода. Яркая, но второстепенная героиня. В начале истории у меня был красный костюм и норковая шуба, но Он... - девушка показала прозрачным пальцем в сторону мускулистого чернокожего человека. - Всё у меня отнял!
- Негодяй какой!
- Я поступал согласно писательскому предписанию! Так велела мне «Книга Судеб», - сверкнув белыми зубами, сказал африканец.
- «Книга Судеб» - это Библия? – набожно крестясь спросила баба Нюра.
- Да какая там Библия! Так себе... Бульварный роман... – грустно вздохнул шоколадный человек.
4.
Розовой детской пелёнкой в небе поднимался рассвет.
Свора критиков спускалалсь вниз, по склонам холмов. Группами и в одиночку они бежали по направлению к Лагерю Братства.
Один из нападающих моментально наросился на бледный силуэт Высокого юноши.
- Чем я тебя породил, тем я тебя и убью! – кричал он.
- Ты мне, папаша, шариковой ручкой в единственный глаз не тыкай! Мы в твоём романе и не такое видали...
Ряды критиков и штампов столкнулись друг с другом и закипела яростная схватка.
...Всё смешалось в песчанном карьере :
Добро и зло.
Кони и люди.
Образы и подобия.
Когда солнце поднялось к Зениту, то днище оврага было покрыто ранеными и умирающими.
Критики умирали в страшных мучениях, а Литературные Штампы, после смерти исчезали бесследно. Превращались в мыльную водичку и испарялись в жарких солнечных лучах.
Баба Нюра чёрной тенью бродила между стонущими телами.
- Вот она, Смерть, касается моей слабой руки своим мертвенным балахоном!
- Я не смерть, я баба Нюра... Вдруг она увидела своего вчерашнего знакомого – голубоглазого юношу.
Он тяжело дышал, но был ещё жив. Старуха взвалила на плечи бездыханное тело так, словно это был мешок с навозом, и потащила ношу в деревню.
5.
Бабы-Нюрин старик удивился, увидев Иваныча :
- Кто хоть это?
- Да просто знакомый один... Литературным Штампом его называют...
- Ох ты, Хос-с-сподя! Какой избитый штамп...
- Да ничего, поживёт у нас недельку-другую, выздоровеет. Мы чичас для него курицу изловим...
Надо сказать, что была у старухи одна-единственная курица, которая прыгала по двору на синих тощих ногах.
Бабка ласково звала её – Куризанкой.
Кличка произошла из курицыного умения ловко заигрывать с петухом Фабером. В соседнем дворе такой жил. После каждого свидания с ним Куртизанка несла золотые яйца. Старик восхищённо вертел в руках золотистые овалы и говорил :
- Ну так известное дело! Ить Фабер – же... Это вам не баран чихнул...
Старуха не стала убивать домашнюю птицу. Просто отрубила ей ногу и сварила для Иваныча душистый куриный бульон.
- Ножку Буш?
- Конечно буду... Только ты мне, старуха, скажи. Отчего ты так заботишься обо мне?
Бабка достала из елового комода старинный даггеротип в позолоченной рамке и протянула портрет Иванычу.
- Это я в молодости.
- Я всё понял, ты из нашей породы будешь? Из литературной?
Она прижала жёлтый, почти парафиновый палец к сморщенным губам.
- Тсссс... Смотри, никому об этом не говори! Старик-то у меня из писателей родом. Только не помнит он о своём происхождении. Мексиканская болезнь у перца – амнезия...
6.
Окно бабы-Нюриной хибарки распахнулось и на несруганном подоконнике, шумно балансируя крыльями, появилась одноногая курица Бальзаковского возраста. Она укоризненно заглянула в зрачки постояльца и покачала пернатой головой. Старуха зашипела на неё :
- Кышь отседова, Куртизанка, ты Иваныча не смущай... Ему окрепнуть, поправиться надо!
- Как же это возможно, чтобы курица без ноги разгуливала?
- Ничаво... У неё, по-весне, новая нога отрастёт... На манер ящерицыного хвоста.
- Любопытные дела у Вас в деревне случаются...
- У нас, что ни день, то чудо!
- Чудо... Чудо... Диво-дивное, - шумели и шептали серебристые травы за окном.
Баба Нюра выплеснула ведро помоев на улицу и спокойно закрыла оконные створки :
- Лепота-а-а!
25 ноября 2002 года.