Год тигра глава 11

               
                ГЛАВА  ОДИННАДЦАТАЯ               

   Близилось шестое декабря, день, когда на заседании Облисполкома должен был рассматриваться запрос депутата Кукина по делу Вероники.
   Понимая всю сложность положения и чувствуя, как сильно уплотнилось её время, Вероника старалась держать себя в руках и не поддаваться эмоциям. Но на всё её не хватало.  Разум работал чётко и безукоризненно, выдавая обработанную информацию в виде точных решений возникавших проблем. Но теперь он уже не был сварливым дедом "Нектовшляпе", а стал мудрым наставником, указывающем ей путь.  Игра закончилась!
   Её, как дикого зверя, загоняли в ловушку, а она думала о другом: либо всеми силами драться за квартиру и озлобиться на весь мир, либо пустить дело на самотёк и не принимать этот вымороченный процесс всерьёз. Стоит ли из-за какой-то квартиры подводить под удар людей, честно исполняющих профессиональный долг?
   Темная, закулисная игра властей, милиция, действующая в личных интересах, коррупция, приведшая эти тайные силы в движение и обладающая всеми средствами для неприкрытой борьбы за власть...
   "Господи, до каких пор я буду такой наивной и доверчивой? Может, и вправду,  не надо было искать справедливости? Но как вынести унижение, которому меня постоянно подвергают? Я должна защитить себя и детей, ради них и себя самой. На мужа надежды нет, а мне так необходима мужская поддержка.
   Дан... Конечно, Дан. Глупо врать себе... Мне нужен только он, Даниил Левин. Его рука, его плечо, его улыбка... Но захочет ли он понять и спасти меня?"
   Встав с кресла, Вероника вышла на застеклённую веранду и распахнула окно: свежий ветер с шумом ворвавшийся в помещение, задрал вверх тюлевую занавеску и сорвал со стены цветной календарь с кошками.
   Придерживая руками створки окна, она выглянула наружу: рваные облака с бешеной скоростью накатывались на бледный, изъеденный оспой, узкий серп луны, время от времени, заслоняя его полностью. Казалось, что это небесное тело, как и сама она, не выдержит такого напора стихии и, вопреки всем законам космологии, сорвется с места и покатится невесть  куда...
   "Надо немедленно поговорить с Даном. Я уже запуталась в хаосе чудовищных измышлений и изобретательности власть предержащих. Почему он не появляется? Надо ему позвонить“.
   За валом нахлынувших событий, Вероника совершенно забыла об их последнем разговоре, произошедшем, бог знает когда, возможно, сто лет тому назад...

Из беседы с Савельевой:
   - Это ложь, что Роман прописался к тёте еще до обмена. Вы знаете, что без прописки обмен не считается осуществленным. Когда я пришла в ЖЭК, чтобы получить бумаги, необходимые для прописки, один из работников ЖЭКа, его фамилия Байрамов, предложил свои услуги, сказав, что сегодня он сам идет в паспортный отдел. Я отдала ему наши паспорта и документы. Когда через неделю я пришла за ними, оказалось, что новых штампов нет. А на старой прописке появился номер квартиры, чего раньше не было. Я засомневалась в правильности действий паспортистки, но Байрамов убедил меня, что этого достаточно. Это легко можно проверить в ЖЭКе, если конечно, депутаты захотят узнать правду.
   - Хорошо, я постараюсь объяснить депутатам вашу ситуацию.
   - Если этого недостаточно, то пусть затребуют из архива паспорт моей тёти. Она поселилась в этой квартире в 1948 году. На прописке стоит номер моей квартиры. А поставили этот номер после нашего обмена. У нас с мужем номер квартиры в паспорте не указан. Вот, посмотрите,- протянув Савельевой раскрытый паспорт, улыбнулась Вероника.
   - Спасибо, вы вполне могли бы работать в следственном отделе,- пошутила Савельева,- а что вы скажете по этому заявлению Джуманиязовых?
   Вероника взяла листок бумаги, исписанный крупным, женским почерком. Внизу стояли фамилии и подписи соседей. Записка гласила: "Мы, нижеподписавшиеся, хорошо знаем семью Одинцовых и Терезу Саввичну Крашенинникову, ныне умершую, ранее проживавшую в квартире №18. Об их родственных отношениях и об обмене квартир нам ничего не известно".
   Не поверив глазам, она вновь перечитала записку.
   - Этого невозможно! Соседи не могли подписать этот текст. Тут что-то не так...
   Подойдя к окну, Вероника внимательно разглядывала бумагу.
    - Что вы там увидели? - поднялась с места Савельева.
    - Елена Васильевна, посмотрите, как написано последнее предложение, - Вероника подошла поближе к окну, - последняя строка выполнена пастой другого цвета, буквы меньше, чем написанные сверху. Это фальшивка! Джуманиязовы вписали эту строку позже, когда подписи  уже были. В этом вся суть Джуманиязовых. Обман, подлог, запугивание и связи, связи... Пусть депутаты сами расспросят моих соседей, они не подтвердят этот текст.
Когда Вероника успокоилась, Савельева рассмеялась:
   - Все ясно. На этом можно закончить.
   - Могу я задать один вопрос? Хотелось бы знать, почему прокуратура не реагирует на незаконное получение, жилья Джуманиязовыми? Он имеет собственный дом в Аксу и там же прописан. Разве разрешено законом выделять квартиру на часть семьи? Почему он фигурировал в суде в качестве заинтересованной стороны, хотя закон это запрещает? Для чего Джуманиязов провоцирует моего сына на драку и тут же вызывает милицию?
   Вероника вопросительно смотрела на Савельеву, ожидая ответа.
   - Вот что, поймите меня правильно. Горисполком подал в суд на вас. Только суд может определить законность вашего обмена. Вы должны сосредоточиться только на этом. Чтобы прокуратура начала заниматься вашим соседом, нужно подать обоснованный встречный иск. Я не уверена, что ему дадут ход. Кто-то очень помогает Джуманиязову. Случайно, не знаете, кто? Кроме того, вы потеряете единственный шанс выиграть процесс. Ведите себя скромно, без амбиций. Вы хорошо меня поняли?
   Потрясенная Вероника закрыла лицо руками:
   - Бога ради, простите мою дурость. Я все поняла. Спасибо, что пытаетесь мне помочь. И независимо от решения комиссии, я благодарю вас за честность и внимание. Не надо из-за меня напрашиваться на неприятности.

   Водоворот, в котором оказалась Вероника, мобилизовал все её существо, до предела ускорив темп жизни. Не было больше времени на раздумье, на оценку собственных действий. Она чувствовала себя последним солдатом, который чудом не попал в окружение и в одиночестве продолжал стрелять по невидимым целям.
   Большинство людей, которые должны были решать её судьбу, были тоже обмануты. До неё никому не было дела, а все вопросы решались на уровне приятельских отношений самих депутатов.
   Позже, узнав, что на заседании Облисполкома большинством голосов её объяснения не были приняты, Вероника не потеряла присутствия духа и даже не расстроилась. Она приняла эту игру и хотела знать, чем закончится это дело.

   Ежевечернее селекторное совещание на Чугуннолитейном длится, обычно, минут тридцать и Вероника торопилась домой, чтобы успеть позвонить Левину, пока он еще был у себя в кабинете.
   Слегка запыхавшись, она взбежала по лестнице и, достав ключи, стала открывать входную дверь. Ключ не попадал в замочную скважину, Вероника нервничала, боясь, что не успеет поговорить до прихода мужа. Наконец, дверь открылась и она, бросив пальто на стул, стала торопливо набирать номер телефона.
   - Левин, слушаю вас...
Вероника хотела поздороваться, но вместо слов из горла вырвались глухие хрипы. Сердце глухо стучало, руки и колени противно дрожали, а живот свело от дурного предчувствия.
   - Это я, Вероника! - с трудом выдавила она. – Почему ты не появляешься? Обещал надолго не пропадать…
   Она пыталась придать голосу шутливые нотки, но ничего не получалось.
   - А, здравствуй. Я был в отпуске, а потом в командировке. Второй день, как вернулся.            
   Голос Дана звучал ровно, спокойно и, как ей показалось, с какой-то  отчужденностью. Она вспыхнула от мысли, что он солгал. Внезапно, отчетливо вспомнив их последний разговор, поняла, что сейчас последует отказ.
   И выстрел прозвучал.
   Это был настоящий выстрел с прямым попаданием в живот, чуть ниже пупка, потому что именно там она ощутила невыносимую боль, насмерть сразившую её.
   В воспалённом мозгу беспрестанно звучала только одна фраза: "Мне не нужны другие женщины. У меня нет для них ни времени, ни желания..."
   Что он говорил дальше, Вероника уже не слышала, так как кровь, прилив к голове, мощным толчком ударила по перепонкам изнутри, заглушив все остальные звуки.
   Первая мысль: "Хочу умереть прямо сейчас. Мне незачем жить. Он сказал это! Я не существую..."
   Очнулась она от резких звуков, исходящих из телефонной трубки. Зажав одной рукой живот, а другой, придерживаясь стены, Вероника вытащила телефонный штеккер из гнезда и, скрючившись, выбралась на веранду.
   Сидя в плетёном кресле и прикрыв глаза, она пыталась понять нелепость происходящего.
  "Я не существую... и никто этого не заметил. Досадно... Я же ничего не успела повидать, ничего не успела сделать... Никто меня не любит... Никто не хочет общаться со мной..."
Ей стало жалко себя, своей, не принесшей никому радости  жизни и она заплакала горькими, бабьими слезами, которые никак не хотели останавливаться.
   Вадим Петрович, впервые увидев жену в таком состоянии, тщетно пытался выяснить причину слёз. Она ничего не слышала, тупо уставясь глазами в одну точку.
  Позже, когда Вероника сумела взять себя в руки, объяснила свое состояние плохими известиями о квартирных делах. Удивительней всего было то, что муж поверил. Она знала, что ему безразлично, правда это, или нет. Главное, чтобы эта причина не изменила ритма и спокойствия его жизни. На Веронику ему было наплевать.
   
     Проснулась она рано утром от необычной тишины в комнате, окна которой выходили на оживлённую улицу, где с пяти утра слышались привычные звуки, летящих на скоростях
автомобилей, скрипа тормозов автобусов у  остановки общественного транспорта и обычного городского шума.
   Накинув фланелевый халатик, Вероника подошла к окну и отдёрнула плотную штору. Дорога, тротуары, дома, деревья - всё было покрыто пушистым, искрящимся в утренних лучах солнца, снегом.
               
   "Как переменчива жизнь... Вчера умирала от боли, а сейчас радуюсь снегу. Как хочется жить и видеть солнце, синеву неба, снег...  Почему я должна умереть? Сегодня же поговорю с Даном...  Попытаюсь его понять“.
   Снег всегда был неожиданным явлением для городских властей. Дороги и тротуары никем не расчищались, автобусы и троллейбусы не покидали парков, такси не спешили на вызовы, даже за повышенную плату.  Идущие на работу граждане, выстраиваясь гуськом и помогая себе руками, осторожно пробирались по узкой, проложенной неизвестным первопроходцем, дорожке.
   Рабочий день прошел довольно спокойно, если не учитывать аварийные отключения нескольких горных кишлаков, где из-за обильного снегопада, упало около двух десятков деревянных опор. И, хотя в городе снег подтаял, "аварийки" с ремонтным персоналом к месту аварии не прошли и вернулись, не выполнив задачи.
   За полчаса до конца рабочего дня. Веронику вызвали в диспетчерскую.
   - Вас спрашивает приятный женский голос из Облисполкома, - протягивая трубку, проинформировал диспетчер.
   - Спасибо, Умар, я у тебя в долгу - рассмеялась она, чувствуя, как в диспетчерской воцарилась тишина. - Алло, Одинцова слушает...
   - Вероника Максимовна, добрый день. Узнали меня? Не хочется вас огорчать, но суд перенесли на середину января. Марков срочно выехал на расследование и попросил
предупредить вас о переносе заседания. Позвоните мне недели через две, возможно будут интересные новости по вашему делу. Не раскисайте.

    -Селекторное совещание подходило к концу. Присев, на предложенный стул, Вероника молча разглядывала Левина, его загорелое лицо, чуть прищуренные глаза с тяжеловатыми веками и мягкую улыбку, делавшую его похожим на известного телеведущего Владимира Познера.
   Ответив на вопросы директора, Левин уменьшил звук и повернулся к Веронике.
   - Сегодня тебя не ждал, но рад видеть. Что-то случилось?
   - Что-то случилось? - изумилась Вероника.
Она хотела напомнить ему вчерашний разговор, но вдруг поняла, что этого лучше не делать. Лихорадочно соображая, как объяснить причину своего визита, она  неожиданно
расплакалась, отчего почувствовала себя маленькой беззащитной девочкой, неспособной самой позаботиться о себе.
   Слёзы текли не останавливаясь, пока Левин не решился обнять Веронику и, склонясь к ней, не стал нашептывать на ухо что-то успокаивающее и нежное, отчего глаза моментально засияли и прекратилась, сострясающая тело, судорога.
   - Прости, не знаю, что со мной случилось, - немного придя в себя, начала объяснять Вероника. - За последнее время столько на меня навалилось. Не с кем поделиться, некому поплакать в жилетку... Я медленно схожу с ума. По собственной дурости попала в настоящую мясорубку и никто не в силах меня вытащить оттуда. Страшно, что здесь, на родине, я не имею никаких прав. Хозяева города, не стесняясь собственной низости, идут на дешёвые уловки. Я чувствую, что теряю волю.
   Вероника замолчала и посмотрела на Левина, который, слушая исповедь, отрешенно смотрел куда-то, поверх её головы, даже не заметив, что она замолчала.
   Неожиданно она  переменила тему:       
   - Мне страшно и оттого, что ты даже не осознаёшь, какую власть имеешь надо мной. Каждое твое слово я воспринимаю, как приказ к действию. Я разучилась размышлять. Когда ты пропадаешь, мне кажется, что я умерла.
   Почувствовав в пафосе своего монолога явную театральность, Вероника взглянула на Дана, пытаясь определить, заметил ли он эту перемену. Но Дан молчал и тогда она,
понимая, что перекрывает все выходы из ловушки, в которую затащила его, продолжала говорить, так как не могла остановиться, так как говорила чистую правду, которая только сейчас открывалась и ей самой.
               
   - Я не могу без тебя. От тебя мне ничего не надо, только позволь тебя любить. Часто беспокоить не буду. Но, пожалуйста, когда мне понадобится  поддержка, приезжай. Мое сердце разрывается от нежности и самым счастливым днём станет тот, когда ты скажешь: "Я хочу тебя!" Тебе не обязательно так  же любить меня. Нам хватит моей любви. Она будет согревать тебя до самой смерти, когда вырастут и уйдут дети, когда надоест жена, когда ты станешь безразличен своим любовницам. Будет всё, как ты захочешь. Мне неважно, есть ли у тебя кто-нибудь, или нет. Я не имею сил ревновать тебя. Я впервые потеряла голову и, как слепая, ищу твою руку. Я просто борюсь за свою жизнь.
   Вероника замолчала. Лицо пылало, глаза лихорадочно блестели...
 Левин тоже был взволнован.
   - Посиди здесь, я скоро вернусь и отвезу тебя, - крепко прижав к себе Веронику, жарко прошептал он, поглядывая на часы.
   Вероника подошла к широкому окну, из которого еще можно было разглядеть заводские постройки военного периода, стоящий в тупике, у бетонного забора старенький паровозик, перевозивший к вагранкам чугунные чушки, из которых отливали запчасти сперва для танков, а потом для тракторов.
   Левин появился минут через пятнадцать с пакетом в руках, откуда выглядывала бутылка шампанского.
   Еще через час они, держась за руки, вышли на улицу к стоянке машин.
   От выпавшего ночью снега остались  сметённые к обочине сугробы. В безоблачной чёрной выси ярко высвечивались знакомые созвездия, бесстрастно взирающие на суетность человеческого существования.