Витька опять вышвырнули из бара «У Маши». И не столько потому, что он кому-то мешал, сколько просто по привычке. Это было уже ритуалом: пробила полночь пора вышвыривать «испанца». Без злобы, мягко, под руки…
Для всех завсегдатаев этого бара на Борщаговке было загадкой, почему спившийся фельдшер, как только достигал определенной стадии опьянения, начинал разговаривать на испанском языке. Никто из присутствующих в баре не брался судить о чистоте языка и об отсутствии акцента. Однако хозяйка бара, пышнотелая Маха, которая не пропускала ни одного мексиканского сериала, утверждала, что речь Витька практически не отличается от того, как разговаривает Дон Родригес из «Потерянной жертвы». После четвертой стопочки все собутыльники Витька для него становились кабальеро, водка – кальвадосом, проститутки – сеньоритами, а сломанная «Прима» – кубинской сигарой.
В такие минуты, славянская физиономия Витька, заострялась, глаза темнели, а длинные немытые волосы начинали виться.
Каждый вечер «У Маши» заканчивался одинаково – слезами Витька и его просьбами к окружающим вернуть его обратно в родную Испанию. «Я знаю, как хорошо бывает!», - говорил он всем на прощание с сильным иностранным акцентом и, рыдая, брёл в сторону дома.
Там ждала уставшая от его пьянства супруга Наталья и её тяжёлая рука, от которой частенько перепадало Витькиной голове. Заметив на щеке мужа помаду сеньориты Марии, в миру барменши Махи, супруга разражалась не привычным для наших широт «кобель!», а громким: «Мачо, хренов!!!». За этим соседи слышали глухие звуки ударов и тихие испанские проклятья. Все объяснения нерадивого «испанца» прерывались грубым «Да что ты меня лечишь..!»
В редкие минуты трезвости, Витька сам не мог объяснить этот феномен и с трудом мог указать на карте хотя бы примерное положение Пиренейского полуострова. Всё та же Маха, начитавшись литературы о реинкарнации, утверждала, что в пьяном виде Витёк просто возвращается в одну из своих прошлых жизней, где и прибывает до полного отрезвления. На этом все и сошлись.
***
В тот день Витёк напился больше даже своей немалой нормы. На него натянули чужое пальто и отправили домой. Пальто было хорошее, потому что с пачкой сигарет в кармане. Так Витька и стоял: в грязных кедах и в чужом пальто. Проезжающие машины дополняли картину борщаговского идальго брызгами из-под колес.
Витька беззлобно улыбался и с трудом держал вытянутую руку, в пальцах которой дымилась сигарета. Все его силы уходили на поддержание руки. По этой причине на поддержание головы сил у организма не оставалось. Голова клонилась на плечо. А так как голова у Витька к вечеру была обычно очень тяжелая, под ее тяжестью рука начинала опускаться. Витька мучался, но решить проблему не мог: или держать ровно голову, но тогда не остановится ни одна машина, или держать руку, но тогда непонятно куда девать голову.
Красный огонёк сигареты в темноте был похож на стоп-сигнал. Хотя Витька, глядя исподлобья на свою сигарету, думал по-другому: ему казалось, что это габаритный огонёк на крыле самолёта, который несёт его на Родину. А его рука, то самое крыло. Правильность ощущений подтверждалась легкой тошнотой, которую он испытывал в самолетах вообще, и сейчас в частности.
К нему шла стюардесса, на роль которой вполне подходила одна из местных проституток. Попросила закурить. Витька отдал ей всю пачку, предупредил, чтобы не курила в салоне, и попросил чашку крепкого кофе без сахара. Не поняв ни слова, перепуганная девица ушла на свое рабочее место.
Витька всмотрелся в небо. Оно было темным до боли в глазах. Самолет, корректируя маршрут, время от времени делал крен в то в одну, то в другую сторону. Рука-крыло вторила этим движениям. Габаритный огонёк сигареты плавал в темноте. Витьку очень хотелось курить, но первая же его попытка сделать затяжку чуть было не закончилась трагедией: лишенный на мгновения крыла, самолет потерял управление и едва не вошел в штопор. Витёк, с трудом избежав встречи с асфальтом, испуганно вернул руку на прежнее место, и полетел дальше.
«Испанец» решил набрать большую высоту и для этого, сев на тротуар, откинулся спиной на траву. Лететь стало намного легче: руки теперь просто лежали на земле. Сигарета начала гаснуть. Но на такой высоте это уже не было страшно – кроме Витька сюда никто не залетал.
Витька сверил курс со звёздами и, включив автопилот, жадно затянулся, с трудом раскурив погасшую сигарету. До Испании еще лететь четыре часа, а значит можно немного расслабиться и отдохнуть.
Витька стремительно заснул. Ему снился горячий песок Коста-Брава, брусчатка Барселоны и дворцы Мадрида. Во время сиесты Витька, сидя на балконе, пил кальвадос, курил сигару и обнимал необъятную талию Махи. На Витьке был наряд тореадора, в котором он, почему-то был похож на певца Пенкина. Внизу по улице гнали быков. Огромная толпа смельчаков бежала перед разъяренными животными, едва успевая увёртываться от их острых рогов. Впереди, шумно отдуваясь, мчался самый здоровый бык с лицом супруги Витька. Увидев Витька на балконе, бык-Наташка остановился, ударил копытом в землю и, перекрикивая толпу, заорал: «Мачо, хренов!!!»
***
Больше Витька никто не видел. Ни его собутыльники, ни супруга, ни позже милиция не смогли обнаружить хоть каких-нибудь следов «испанца». Постепенно о нем начали забывать. И только Маха время от времени пускала слезу по своему круглому лицу. Однако это списывали на очередной крутой поворот очередного сериала и не обращали внимания.
Ровно через год после исчезновения Витька, около полуночи Маха вытирая стол, за которым раньше сидел «испанец», обнаружила диковинный конверт с открыткой. Ругая нерадивого почтальона, Маша вскрыла конверт. На открытке был изображен классический испанский рисунок Дон Кихота и Санчо Пансо. И всё бы ничего, но возле одной из изображенных мельниц от руки была дорисована табличка с надписью “U Mashi”.