… ключи от лаборатории оказались на вахте. Пришлось задерживаться около журнала и выслушивать очередные шутки «зеленой женщины». Как зовут эту вахтершу, по-моему, никто не знает. Она была в неизменном зеленом костюме, за что и получила свое прозвище, крупная, с низким голосом и громоподобным смехом. Каждый раз, когда я видела ее в крохотном вахтерском закутке, я вспоминала бессмертную фразу Карлсона из мультфильма: «Вот эта толстая домомучительница хочет забраться в такую маленькую коробочку? Да ее придется сложить вчетверо!» Она опять острила. Пришлось вымученно принять очередную неуклюжую шпильку в свой адрес. Что поделать, если человеку нравится постоянно шутить? К ее голосу я никак не могла привыкнуть. Особенно поздними вечерами, когда зыбкая тишина темного здания рушилась под зловещим хохотом. Было в этом что-то ирреальное, запредельное, зловещее и непостижимое. Правда, один раз «зеленая женщина» искренне меня удивила. Я даже забыла расписаться за полученные ключи, настолько увиденное не вязалось с моим представлением об этой странной женщине. «Зеленая женщина» читала Мэри Стюарт, роман про Мерлина, тот самый роман, что одно упоминание о котором приводило меня в священный трепет. Названия, имена, тот непередаваемый дух, которым пропитана вся эта необыкновенная книга, отзывались в сердце непередаваемой музыкой. Даже себе самой я никогда не могла признаться, что же именно привлекало в этом романе. Помню, как ночи напролет холодной зимой я бродила по средневековой Англии с королем Артуром, собирала таинственные травы около хрустального грота вместе с Мерлиным. Это был мой мир… А тут эта нелепая «зеленая женщина» со словами: «Какая замечательная книга! Давненько не читала таких интересных романов!». Помню, что я была убита. Несколько длинных ночей меня преследовали кошмары: рушились замки, ржавели и ломались мечи, а прекрасные девушки все как одна в зеленых кримпленовых платьях громко хохотали… Это было страшное зрелище… Но вот женщина осталась в своем домике, а я благополучно скрылась за дверями лаборатории.
Длинный коридор, мигающая лампа дневного света и двери, двери, двери. Каждый раз чувствую себя пленницей Синей бороды, потому что многие из этих дверей строго настрого запрещено открывать, и что именно там хранится, похоже, не знал никто. Сегодня предстояло прожить весь день и вечер в самой темной и самой страшной из всех комнат. Это было как раз то место, где проводились опыты. И когда лаборатория пустела, души подопытных животных выходили из нее, бродили по коридорам, шелестели пожелтевшими листками в многочисленных папках, гоняли по углам невидимую пыль, пугали случайно забредших из подвала крыс. Вот и сейчас тяжелая черная портьера колыхнулась, лучик солнца, с трудом пробивающийся сквозь узкую щель, пропал, мягкие лапки оставили еле заметные следы на пыльной ткани. Призрачная кошка легко прыгнула на теплый корпус монитора, и ее мурлыкающее пение слилось с гудением куллера. Не нужно было этого делать, но я не удержалась и посмотрела в ее глаза. Сквозь них был виден старинный шкаф, в котором хранились многолетние записи опытов. Сколько же их было? И каждый опыт – это одна кошачья жизнь. И опять только один вопрос в ее глазах «Зачем?». На это вопрос я сама не знала ответа. Привычно отвела взгляд в сторону: «Прости меня». Чуть дрогнула клавиатура, а моего лица коснулся мягкий мех с чуть заметным запахом эфира.
Начинался самый обычный день. Перед глазами бежали непрерывные колонки цифр – частота, интервалы, амплитуда, осцилляции, число импульсов, названия нейронов. Постепенно из разрозненных фрагментов возникали какие-то неясные образы, расплывчатые, ассоциативные. Главное, это не задерживаться на них, потому что можно уйти в непролазные дебри. Сейчас – только статистика. Все остальное – где-то на границе снов и реальности, пусть там и остается. Тень кошки играла с потерянными в суете дней надеждами. В одном из пыльных клубочков я вдруг узнала свою давнюю маленькую мечту. А я совсем недавно вспоминала, куда же она могла закатиться…
…Оно родилось от вздоха клетки. «Ах» – и на кончике натрия-калиевого канальца повисло блестящей капелькой оно, время. Маленькая вселенная, заключенная в плотную сферу, вздохнула еще раз, запуская маятник невидимых часов. Время крошечной икринкой обрастало миллиардами точно таких же сверкающих мгновений. Словно невидимый художник нанизывал бусинку за бусинкой, скрепляя их каким-то хитрым, одному ему понятным узором. И вот из, казалось бы, беспорядочного калейдоскопа временных крупинок вдруг стали вырисовываться фрагменты, детали огромной картины. Из простых узоров неторопливо складывался более сложный, изощренный, наполненный неведомой музыкой. Время никуда не уходило. Оно накапливалась в той физической оболочке, что породило его. А сколько еще таких мгновений эта оболочка могла в себя вместить – этого никто не знал. Вернее, это знание все равно не смогло бы остановить рождение времени…
За окном чернел мокрый парк. Кабинет закрыт. Ключи сданы. Еще один день исписанной страничкой лег в папочку прожитых дней.