Копья над Каркассоном. Часть 1. Римская дорога.
Весть моя черна как страх -
Страх фанатика пред верой.
Провансальский жезл в руках
Темной своры тамплиеров...
Лариса Бочарова.
13 век. Лангедок
Самая грозная, за все время средневековья, ересь - альбигойская, пользуясь поддержкой графа Тулузского и могущественного дома Тренкавелей, все больше захватывает юг Франции.
Не располагая, поддержкой светских властей, местная католическая иерархия, не в состоянии бороться с ересью. Легаты папы Иннокентия III, Пьер де Кастельно и Рауль Фонфруа, отправляются в Лангедок с целью убеждения графа Тулузы, Раймона VI, встать на защиту Церкви и начать крестовый поход на своих землях. Однако граф не желает истощать свои силы, в борьбе со своими же подданными. Охотно оказывая свое покровительство прелатам-миссионерам, он, тем не менее, отказывается поддержать их силой оружия.
Придя в отчаяние, Пьер де Кастельно отлучает графа Раймона Тулузского от церкви, за нежелание сотрудничать в преследовании еретиков. В ответ на это 15 января 1208 года в городке Сен-Жиль, один из приближенных Раймона убивает легата. Его смерть стала последней каплей переполнившей терпение Рима.
Спустя два месяца папа римский Иннокентий III провозглашает крестовый поход, против графа Раймона и его подданных, вошедший в историю как крестовый поход против альбигойцев.
В июле 1209 года армия крестоносцев под предводительством графа Лестерского - Симона де Монфора и аббата Сито ураганом налетает на Лангедок.
Сопротивление крестоносцам возглавляет двадцатичетырехлетний племянник Раймона - виконт Роже Тренкавель.
Сея по дороге смерть и не встречая решительного сопротивления со стороны альбигойцев, крестоносцы захватывают один город за другим. Пал расположенный в нескольких днях пути от Каркассона - столицы Тренкавелей, город Безье. Будучи первым пунктом крестового похода, этот город увидел гибель своих жителей от мечей и огня.
Разгромив Безье, армия крестоносцев продолжает свой жуткий марш через Лангедок, не оставляя после себя ничего кроме руин и крови...
***
Одинокий всадник медленно двигался по пепелищу, которое еще недавно было городом. Огонь бушевал здесь всего лишь пару суток назад. Все деревянные постройки сгорели, оставив после себя только обугленные фундаменты. Большинство каменных зданий развалилось, не выдержав соприкосновения с огнем, лишь от немногих остались обгорелые стены с зияющими пустотой дверными проемами.
Всадник натянул поводья и направил коня мимо огромной груды пепла, среди которой виднелись обломки массивных каменных блоков. Четыре дня назад, на этом месте стояла церковь святой Магдалины - главный храм города Безье. Во время штурма, в этой церкви искали спасения несколько тысяч человек. К тому времени, когда отряды рыцарей-крестоносцев достигли этого места, храм святой Магдалины уже горел.
Барон Ги де Ферьер невольно вздрогнул, вспомнив вопли людей, заживо горевших в этой церкви. Тогда они заглушали шум битвы еще продолжавшейся на улицах. Спасавшиеся горожане не решились, а потом и не смогли покинуть своего убежища, - объятый пламенем храм рухнул, похоронив под своими руинами всех несчастных, укрывшихся в нем от страшной резни устроенной крестоносцами.
Всадник пустил коня, рысью стараясь как можно скорее удалиться от места навевавшего столь страшные воспоминания. За свои тридцать два года, он успел побывать не в одном десятке сражений, множество раз ему приходилось осаждать и штурмовать города. Барон привык считать себя жестоким человеком, но даже ему все произошедшее здесь казалось ночным кошмаром. Проехав по безжизненному городу еще примерно четверть лье, Ги оказался под каменной аркой, где некогда находились главные ворота Безье.
Щербато скалилась зубцами крепостная башня. Вход в нее был завален камнями, - ненасытный пожар выжег перекрытия, и башня обрушилась вовнутрь. Из амбразур выпирали обугленные остатки балок.
Что-то блеснуло среди гулко хрустевшей под копытами каменной крошки.
Золото! Нагнувшись в седле, Ги подхватил с земли блестевшую золотым блеском вещицу. Тонкая золотая цепь, на ней медальон с непонятными письменами. Ги неплохо умел читать по-французски и по-латыни, но эти знаки были ему не понятны. Как его не заметили? За последние дни здесь прошли тысячи людей, одержимых жаждой наживы - прошли мимо золота. Повертев медальон, де Ферьер спрятал его в свой кошелек. Эта маленькая золотая вещица была его единственной добычей взятой в Безье.
Остатки сгоревших ворот напоминали о недавней битве. Конь барона танцевал и шарахался, чувствуя запах пропитанной кровью земли. Кое-где торчали обломанные стрелы, валялись разрубленные щиты: на этом месте произошло ожесточенное сражение, - горожане защищались. Тел погибших не было видно: все они были сброшены в городской ров, ставший общей могилой и для нападавших и для оборонявшихся.
Выехав на дорогу, де Ферьер последний раз оглянулся на мертвый город. Внешние укрепления города остались практически неповрежденными: стенам Безье не пришлось испытать на себе ударов осадных машин.
Щедрое южное солнце освещало стены Безье. В лазурном провансальском небе медленно плыли облака. Казалось, и не было четыре дня назад стремительного штурма, ужасающей резни, пожара бушевавшего два дня. Лишь только странная, почти на ощупь ощутимая тишина, и ветер, несущий из-за городских стен частицы пепла, напоминали о том, что здесь случилось. Ги сжал в руке крест красной материи, нашитый на левой стороне черного котт-д’арма, покрывавшего его кольчугу. Губы беззвучно зашевелились, - рыцарь читал молитву.
***
Большинство гранитных плит, которыми более тысячи лет назад была вымощена эта дорога, сумели сохранить свою твердость и порой подковы Гриза, соприкасаясь с ними, извлекали огненные искры. Местами же камень можно было резать ножом словно сыр. Некоторые из плит полностью выветрились, оставив после себя неглубокие ямы.
Через несколько лье показались длинные вереницы повозок - обоз, составлявший арьергард крестоносного воинства. Осадив коня, Ги принялся объезжать медленно ползущие телеги. Вместе с обозом ехало и шагало множество различного народа, составлявшего в то время свиту любой армии: торговцы, бродяги, нищие, монахи, решившие заработать на осадных работах крестьяне. Внимание барона привлекла группа вооруженных молодчиков, по меньшей мере, человек пятнадцать, одетых в невообразимое рванье вперемешку с легкими доспехами. Это были рутьеры - наемники. Обычно они шли вслед за основной армией, избегая открытых столкновений с неприятелем, предпочитая грабить окрестное население. Однако именно благодаря их стремительному натиску, крестоносцы, четыре дня назад овладели Безье.
Негодяи двигались, вперед расталкивая слабосильную толпу явно собираясь поживиться чем-нибудь в обозе. Злобно усмехнувшись, де Ферьер направил Гриза прямо на них.
- А ну, посторонись, собачий сброд!
Рутьеры с бранью шарахнулись в стороны, некоторые схватились за оружие. Не обращая на них внимания, барон проскакал мимо. Наемники, по-видимому, рассудив, что вооруженный, закованный в доспехи рыцарь, верхом на коне, им не по зубам, бросив ему вслед несколько злобных взглядов, смешались с остальной толпой.
Путь обоза пролегал мимо высокого, окруженного лесом холма, ограждавшего дорогу с юга. Въехав на него, Ги смотрел на рыцарские отряды шедшие на Каркассон.
По этой дороге за тысячу лет прошла не одна армия. Римские легионы, шагавшие на завоевание новых земель в период расцвета империи и отступавшие под ударами варварских орд перед самым ее крахом. Здесь проходили отряды вестготов, свевов и вандалов которых в свою очередь теснили из Галлии могучие гунны. Франкские рати королей Хлодвига и Дагоберта неоднократно вторгались на эти земли. Легкая кавалерия арабов вихрем пронеслась по этой дороге, чтобы найти свой конец близ Пуатье. А примерно четыреста лет назад эти камни содрогнулись от топота многотысячной конницы Карла Великого, шедшего на завоевание Испании. И вот, теперь...
Войско, которое увидел перед собой Ги, по численности превосходило все виденные им ранее армии. Доспехи и копья рыцарей сверкали, начищенные до блеска, а на знаменах были вышиты золотом и шелками гербы знатнейших родов Франции. Передовые отряды отправились по этой дороге задолго до основных сил, поэтому внезапной атаки неприятеля можно было не опасаться - колонна построившихся рыцарей, с развевающимися знаменами, напоминала скорее парадное шествие владетельного сеньора со своими вассалами. В голове рыцарской колонны ехали легаты Его Святейшества: кардинал Милон и аббат Арно-Амори, настоятель богатейшего цистерцианского монастыря Сито - от остальных латников его отличал лишь золотой, усыпанный алмазами крест, висевший на его груди. Следом за легатами, огромного роста знаменщик вез стяг с изображением серебряного креста - штандарт Симона де Монфора, графа Лестерского, человека стоящего во главе похода. Сам граф, вместе со своими приближенными, ехал во главе своего отряда - самого многочисленного во всем войске. Вслед за головной колонной следовали отряды других сеньоров: герцога Бургундского, графов Невера, Фореза, Суассона и многих других. Взгляд барона задержался на штандарте его сюзерена - герцога Бургундии. Именно по его зову Ги отправился в этот поход. Де Ферьер съехал с холма намереваясь, присоединится к своему отряду. Мимо барона тем временем проходили пешие латники: рослые бретонские лучники, ощетинившиеся лесом копий и алебард пикинеры из Бургундии и Иль-де-Франса, вооруженные горожане Пикардии, Артуа, Фландрии, пожелавшие примкнуть к крестовому походу, кто-то для того, чтобы сражаться во славу церкви и для спасения души, большинство же - из желания поживиться за счет богатого края.
Проезжая мимо отряда, над которым развевался штандарт графа Неверского, барон услышал, как кто-то окликнул его по имени.
- Ги де Ферьер!
Повернувшись в седле, Ги поискал взглядом окликнувшего его человека. К нему направлялся рыцарь в роскошных латах. На его груди был лев - герб графа Неверского.
- Вы знаете, мое имя, сеньор? - спросил Ги.
Не говоря ни слова, рыцарь поднял забрало шлема. Лицо показалось барону знакомым. Прямой нос, утонченное безусое лицо, упрямое выражение серо-стальных глаз...
- Шевалье де Субирон!
-Он самый. Рад вас снова увидеть, дорогой друг.
Поприветствовав друг друга, рыцари поехали рядом. Ги де Ферьер и Луи де Субирон были друзьями еще в то время, когда оба они были оруженосцами герцога Бургундского. Их дороги разошлись после смерти старого герцога.
- Судя по всему, с тех пор как вы оставили службу герцогу небеса были к вам благосклонны. Как я вижу, вы нашли себе нового господина?
- Да, - ответил Субирон, - вот уже три года я состою на службе у графа Невера.
- Очевидно, он куда более щедр, нежели герцог? - спросил Ги.
- Он ценит верность, но, к сожалению граф - человек настроения, - ответил шевалье. - Сегодня он мне благоволит, а завтра может приказать убираться. Ну а вы Ферьер? Вы по прежнему простой рыцарь и служите герцогу?
- И, да и нет. Год назад умер мой отец, а старший брат еще несколькими годами ранее ушел в монастырь. И хотя я по-прежнему вассал герцога, вот уже год как меня называют - барон де Ферьер.
- О, так значит, вы теперь владетельный сир и отправились в этот поход во главе собственного отряда?
В глазах Субирона блеснуло чувство похожее на зависть. Вспомнив о его честолюбии, Ги не смог сдержать улыбки.
- Я не многое унаследовал. Ферьер - груда камней по ошибке называемая замком, охраняемая в мое отсутствие двумя десятками стариков и калек - старыми солдатами моего отца. А тех бездельников, что живут на земле, которая считается моей, не согнать с насиженного места даже мечом. Так что я и мой щит, - Ги хлопнул рукой по окованному железом краю щита, притороченного к его седлу, - единственные, кто в этом войске носит герб Ферьеров.
- Тогда у вас дела обстоят лучше, чем у меня. Я пятый сын у отца - небогатого дворянина, мне не приходится рассчитывать на наследство, у меня нет ни своего дома, ни земли, которую я бы считал своей. Нет даже своего герба. Единственное что у меня есть - это милость моего господина.
Ги невольно сравнил превосходные латы шевалье со своей старой вороненой кольчугой. Он, барон отправляется в поход на одной-единственной лошади, с пустым кошельком. Субирону же милость его господина уже принесла столько, сколько вряд ли принесут за всю жизнь земли, которым он завидовал.
- Однако этот поход может сделать нас всех сказочно богатыми, - продолжал Субирон. - Я слышал о несметных сокровищах собранных еретиками-катарами. Говорят по сравнению с ними та добыча, что взята в Безье - не более чем крохи.
- Я не видел вас в лагере, - вновь заговорил де Ферьер. - Вы недавно присоединились к походу?
- Я только вчера прибыл из Альби.
Альби... Этот город считался центром распространения ереси. И первый удар армии крестоносцев предполагалось нанести по нему. Однако Альби сумел избежать разгрома подобного тому, который случился в Безье. Верховный сеньор города - архиепископ Гильом послал Симону де Монфору письмо, в котором признавал вассалитет графа над Альби. По прибытии Монфора, епископ с почетом принял его и вверил ему город...
Субирон снял с головы шлем. Его соломенные волосы были коротко острижены - признак человека надевающего доспехи не только раз в году, на турнир.
- Этот город теперь собственность графа Лестерского. - Продолжал Субирон. - Ни моему господину, ни прочим сеньорам, не удалось откусить от этого куска. Граф полностью овладел епархией Альби за исключением нескольких местечек, которые остались в руках графа Тулузского...
- А что граф Раймон? Я слышал, он примирился с Церковью?
- Раймон проявил раскаяние: сдал без боя семь важнейших крепостей и пообещал впредь выполнять все требования Его Святейшества. Графа заставили, явится в Сен-Жиль, помните, туда, где был убит Кастельно. Мне выпала честь присутствовать на покаянии Района. Вообразите себе: один из самых могущественных сеньоров Франции, в одежде кающегося грешника перед кардиналом Милоном, который встретил его в окружении епископов и при большом стечении народа на паперти местного собора. Кардинал петлей надел на шею Раймона епитрахиль и ввел его как бы на поводу в собор, в то время как присутствовавшие били розгами по спине и плечам кающегося вельможу. У алтаря ему дали прощение, вслед за этим, его заставили спуститься в склеп и поклонится гробу Пьера де Кастельно. Многие из прелатов потом утверждали, что душа Кастельно возликовала, узрев с небес такое унижение своего заклятого врага. - Субирон помолчал. - Однако я не думаю, что граф сдержит свои обещания и станет преследовать тех кого он еще недавно защищал. Ему не удалось предотвратить крестовый поход даже ценой собственной чести. А если меч вынут из ножен, - он должен пролить кровь. Я полагаю, мы еще услышим о графе Раймоне.
“Кровь... - подумал барон - кровь уже пролилась. Кровь виновных и невиновных, молодых и старых, женщин и детей, католиков и еретиков. Монфор готов завалить Лангедок горами трупов, снести до основания десятки городов, лишь бы поставить эту страну на колени, лишь бы стереть саму память о катарах. И будь я проклят, если Раймон сумеет ему в этом помешать.”
***
- ...с письмом к графу Неверу от его вассалов оставшихся в Альби... - продолжал Субирон. - Я рассчитывал прибыть в самый разгар осады, а оказалось, что задержись я немного - и мне пришлось бы догонять нашу армию. Как случилось, что такой хорошо укрепленный город был взят столь быстро?
- Это была случайность, - проговорил Ги.
- Случайность?!
- Случайность или божий промысел - как вам будет угодно. Я расскажу вам то, что видел здесь собственными глазами, и то, что рассказали мне люди, в честности которых я не сомневаюсь. Наша армия подошла к Безье четыре дня назад, в день святой Магдалины. Горожане хорошо подготовились к обороне: были укреплены бастионы, углублены рвы. От перебежчиков мы знали, что в город свезено множество припасов. Все это предвещало длительную осаду и большие потери. Желая избежать этой осады, наши предводители решили стать лагерем у стен Безье и начать переговоры с защитниками города. В город был послан, присоединившийся к нашей армии еще в Лионе, епископ Безье - Регинальд. Через него было объявлено, что граф Монфор требует от города выдать или изгнать двести еретиков, имена которых были перечислены в специальном списке. Епископ увещевал свою паству покориться силе, доказывая бессмысленность сопротивления, он говорил, что граф Монфор клятвенно обещал пощадить город, в случае выполнения всех требований.
- Судя по тому, что я видел в городе, епископ не слишком преуспел в своей миссии, - заметил Субирон.
- Можно сказать, - не преуспел вовсе. Жители Безье отвергли все предложения графа, твердо решив оборонять город, надеясь на мощь городских укреплений и помощь, обещанную виконтом Каркассона. Регинальд просил консулов города хотя бы вступить в переговоры с нашими предводителями или с легатами, но никто из горожан не хотел об этом слышать. Исчерпав все средства, епископ призвал всех верных христиан покинуть город. Вместе с ним вышли семьдесят человек.
- Всего семьдесят?!
- Да, - кивнул Ги. - Горстка христиан, во главе с епископом и духовенством, спешила покинуть город, провожаемая насмешками и бранью. Я в это время находился вместе с герцогом Андрэ на совете, в шатре графа Лестерского. Большинство наших сеньоров высказалось за скорейшую подготовку к штурму, - затянувшаяся осада могла истощить наши силы. Кроме того, не следовало забывать о каркассонском виконте. Ходили слухи, что он уже собрал своих вассалов и намерен атаковать нашу армию. Граф Симон, судя по всему, тоже склонялся к тому, чтобы как можно скорее начать штурм, - однако был обеспокоен за судьбу христиан находившихся в Безье. Многие, в том числе и аббат Арно, призывали графа проявить твердость. ”Несмотря на то, что большинство жителей Безье - католики, весь этот город пропитан духом извращенной ереси. Сами жители, - опора не только еретикам, но и разбойникам, ворам, прелюбодеям, полны всевозможных грехов...” - Это слова аббата обращенные к графу. Тем временем возбуждение в городе нарастало. Группа вооруженных ополченцев вознамерилась совершить вылазку и нанести удар по нашему лагерю. В лагере в это время находились только простолюдины, ставившие шатры для своих господ. Ответить на вылазку было некому, - основная армия заканчивала окружение города.
Ги сделал паузу, мыслями вновь возвращаясь в этот день.
- Монфор, наконец, решился. Незадолго перед этим в шатре появился епископ Регинальд с известиями о том, что происходит в городе. “Вот ответ на все ваши сомнения” - сказал Арно-Амори, после того как епископ закончил свой рассказ, - “Бейте всех, господь на небе узнает своих”.
Субирон побледнел.
- Чудовищно, - выдавил он.
Ги пожал плечами. Что бы ни говорил аббат, это не он убивал безьерцев, не он поджег город, это сделали даже не те, кому он это говорил.
- В этот самый момент раздался крик “К оружию! К оружию!”. Выйдя из шатра, мы увидели, что город уже атакован, взяты ворота, бой идет уже на стенах и в самом городе. Ни кто не понимал, как это произошло, все военноначальники были в недоумении.
- Кто-то начал штурм, не дожидаясь приказа, - предположил Субирон.
- Люди бывшие тому свидетелями рассказывали мне, как это произошло. Защитники города, выйдя за ворота, принялись косить стрелами простолюдинов находившихся в лагере. И тут произошло то, что всколыхнуло весь этот пестрый люд - слуг и крестьян, бродяг и рутьеров. Безоружные, подхватывая на ходу дубины и столбы от шатров, эти мужланы бросились на городских ополченцев, не ожидавших столь яростного отпора от этой толпы. Многие из них погибли под стрелами безьерцев, но большинство атаковало стрелков. Весть об этом волной прокатилась по лагерю. К воротам и на стены устремилась вторая волна атакующих, - в основном наемники. Защитники города, не ожидавшие приступа, так скоро, не смогли удержать этот натиск и постепенно оставляли позиции. Мы не могли поверить своим глазам, когда увидели, что какие-то оторвиголовы без плана и приказа штурмом овладевают стенами и открывают ворота. Толпы штурмующих ворвались в город, рассыпаясь по улицам и убивая без разбора попавшихся жителей.
Ги замолчал. Опять эти страшные воспоминания...
- Наемники сами того, не зная, сделали, так как сказал аббат, - продолжил свой рассказ Ги. - Они хозяйничали в городе несколько часов, - прежде чем кто-нибудь из нас понял, что происходит. Горожане не сопротивлялись, бежали к церквям, надеясь в них найти спасение. Лишь в немногих местах вооруженные жители продолжали сражаться. Построившись, мы в боевом порядке вошли в Безье. Там особенно неистовствовали рутьеры, обезумев они резали всех подряд, никого не оставляя в живых. Жадные до поживы наемники, врывались в дома и храмы, пытали горожан, требуя указать, где укрыты ценности. На площади перед церковью святого Назария нашим взорам предстала огромная груда трупов - сотни мужчин, женщин, детей замученных этими головорезами. Оказавшись в городе, мы мечами разогнали рутьеров, пытаясь остановить их неистовство и спасти тех, кто еще оставался в живых.
Барон криво усмехнулся. Мог ли он представить, становясь рыцарем Креста, что ему придется своим мечом защищать тех на кого он собирался этот меч поднять?
- Наемники скорее от обиды, чем от недостатка добычи подожгли город с разных концов. Огонь распространился так быстро, что ничего нельзя было сделать. Пламя поднялось выше городских стен. Во время этого пожара погибло почти все население города, как потом говорил епископ Регинальд, около двадцати тысяч человек.
Де Ферьер как будто вновь очутился в Безье во время бушевавшего там пожара. Слова застревали в горле, хотелось дать Гризу шпоры и скакать, куда глаза глядят. Неважно куда, лишь бы дальше от пепелища оставшегося позади. Барон покачал головой. От теней, преследующих его, не убежать, можно только смириться со всем пережитым. И попробовать забыть.
Субирон похлопал его по плечу. Латная перчатка зазвенела о сталь кольчуги. Этот звук отвлек Ги от его невеселых размышлений.
- Не печальтесь дорогой друг, - проговорил Субирон. - Как бы ни была ужасна эта трагедия, нельзя не признать, что горожане сами выбрали свою судьбу, когда отказались вступить в переговоры с легатами и затворили ворота перед нашей армией. Как я понял из ваших слов, никто и не думал карать весь город. Думаю, все, что случилось в Безье, многим еретикам послужит вразумлением.
“Произошедшее все подчинило своей логике”, - подумал Ги. - “Никто не воспринимает его иначе как Божью кару отступникам”.
Рыцари некоторое время ехали молча. Барон только сейчас заметил что, увлекшись беседой, они отстали от основной колонны и теперь ехали посреди обоза. Субирон нервно сжимал рукоять меча. Да уж. После такого рассказа любой из рутьеров, шнырявших в толпе, казался кровожадным чудовищем.
Наконец, сумев взять себя в руки, он снова заговорил.
- А не слышали ли вы о странном предсказании, сделанном графу Монфору одним из еретиков?
- А как же. Не только слышал, но и был этому свидетелем. Одним из уцелевших во время резни был Совершенный Катар - один из тех, кто носит черные плащи. На проповеди в Лионе, перед походом, мессер Доминго Гусман называл их наиболее опасными еретиками, предостерегая от них, он говорил о необычайной убедительности их проповедей. Он говорил, что скорей согласился пробыть целый год между пятью сотнями чертей, нежели четырнадцать дней в доме, где есть хотя бы один катар. Совершенный, схваченный в Безье, был крайне истощен длительными постами, однако глаза его лучились совершенно неземной радостью, - словно он в это мгновение вкушал райское блаженство. Этому еретику было предложено отречься от внушенных ему дьяволом заблуждений. В этом случае ему обещали жизнь и полное прощение. Его ответом были дерзкие слова - в своей речи, он предрекал Монфору страшную смерть - смерть нечестивца, без покаяния и отпущения грехов. Он говорил так же о том, что все приобретенное графом на этой войне будет потеряно его потомками сразу же после его смерти.
- А что граф? - спросил Субирон.
- Монфор находился в прекрасном расположении духа - ведь такой хорошо укрепленный город, как Безье, был взят так быстро и почти без потерь с нашей стороны. Пророчество катара не только не разгневало - напротив, даже развлекло графа. Несмотря на то, что епископы и легат Милон требовали предать еретика очистительному огню, он приказал отпустить катара. Оказавшись на свободе, этот безумец вошел в один из объятых пламенем домов и там сгорел.
- Это похоже на катаров, - заметил Субирон. - В детстве, в Нормандии мне приходилось видеть Совершенных. Они не ведают страха перед огнем и сталью, никогда не отрекаются от своей веры, не бояться проповедовать свое учение даже у костров, на которых горят их братья. Скорей всего твердость этих несчастных - простое ожесточение сердца, внушенное сатаной, но из-за их упорства, наказание, наложенное на виновных, не устрашает других.
“Будь эти катары воинами - они были бы непобедимы!” - подумал Ги, но вслух сказал, - Мессер Гусман бывший свидетелем поступку этого еретика заметил - “Без сомнения, этот мученик диавола перешел из временного земного огня в огнь вечный”.
***
День клонился к закату. Армия крестоносцев после безостановочного дневного марша стала лагерем в долине. Де Ферьер и Субирон въехали в лагерь ближе к вечеру, когда солнце уже почти село. Солдаты, ворча, продолжали укреплять земляной вал, на скорую руку сооруженный вокруг стоянки. Вал окружал обширное поле, на котором уже стояло более трех сотен шатров, больших и малых, квадратных и круглых; флаги сеньоров колыхались на срединных шестах. Солдаты и рыцари попроще ночевали в небольших дерюжных палатках, а то и вовсе под открытым небом, возле костров.
- Вы намерены присоединиться к своему сеньору? - спросил Ги Субирона.
- Шатра графа Невера не видно, - ответил тот. - Очевидно, он со своим отрядом ушел вперед. Придется ехать за ним.
- Послушайте моего совета, - сказал барон. - Конь ваш устал, да и сами вы, судя по всему, не прочь отдохнуть. Оставим лошадей здесь. В этом войске найдется немало людей, у которых для меня и моего друга всегда найдется место у костра, кусок жаркого и кувшин какого ни есть вина.
Поручив Гриза и каурого жеребца Субирона конюшему герцога Бургундского, Ферьер вместе с другом отправились искать ночлег. Остановившись у одного из костров, Ги поприветствовал высокого рыжеусого сержанта.
- Да благословит тебя Бог, Онфруа.
- Да благословит Бог всех нас, - ответил сержант, - судя по выговору - провансалец. - Выпьем за богатейшую добычу, взятую нашим герцогом в Безье, и которой нам не пришлось даже понюхать. Кто это с тобой, Ги?
- Мой старый друг, шевалье де Субирон, вассал графа Невера.
- Добро пожаловать, шевалье.
Онфруа де Барбайр из Мирамона, был сержантом бургундских пикинеров. Когда-то, давным-давно, рассорившись с родней, он покинул Лангедок и с тех пор скитался по свету зарабатывая себе на жизнь лезвием меча. Ги впервые встретил его в Лионе, во время подготовки похода. За те четыре месяца, что армия крестоносцев находилась в этом городе, они успели вместе выпить немало вина и вследствие этого причинить еще больше ущерба лионским тавернам.
У костра сидело еще несколько человек - никого из них, Ги не узнал. Внимание барона привлек высокий сухопарый рыцарь, лет сорока-сорока пяти, в белом плаще тамплиера. Его коротко остриженные светлые волосы покрывала кольчужная сетка. Испещренное шрамами лицо казалось черным от загара, глаза были холодны как серая сталь. Вместе с ним сидел еще один тамплиер и два других рыцаря, судя по всему, - немцы.
- Позволь, я представлю тебе своих гостей, Ги, - заторопился Барбайр. - Это Шарль де Фонтенель, - высокий тамплиер кивнул, - и его оруженосец Бриан де Ламе. А это Лари и Гебгард из Штайнхаузена. Господа! Позвольте вам представить - мой старый друг барон Ги де Ферьер!
Лари приветствовал его на ломаном французском, Гебгард - юноша лет восемнадцати, видимо не зная языка, ограничился немецкой фразой - впрочем, весьма почтительной. Вообще-то эти двое походили скорей на лесных разбойников, чем на рыцарей. Ги ответил им на немецком:
- Ich bin froh uber die begegnung mit ihnen, Herren - (Рад встрече с вами, господа.)
Барон присел на войлок, разложенный возле костра. Над огнем висела половина оленьей туши, распространяя в воздухе аппетитный запах жареного мяса.
- Присаживайтесь, дорогой друг, - сказал Ги Субирону. - Онфруа, помниться ты собирался выпить за богатую добычу, не осталось ли у тебя того вина, которым ты меня позавчера угощал?
- А как же, осталось - ответил Барбайр, доставая мех с вином и протягивая его Ферьеру. - Добыча и впрямь богатейшая, да только не слишком многие участвовали в ее дележе. Если так и дальше пойдет, половина войска разбежится еще до того как мы достигнем Каркассона. Ты только подумай Ги, ведь эти мерзавцы рутьеры разграбили город до нас, а на то, что осталось наложили лапу вельможи.
- Так вы думаете, что все в этом войске отправились в этот поход ради добычи, а не ради того чтобы сражаться с еретиками во имя Господа? - насмешливо проговорил Фонтенель. - Это слишком похоже на слова наемника.
- А я не наемник, - ответил Барбайр нахмурившись. - Я служу герцогу не из-за денег. Я то, как раз отправился в этот поход, чтобы отплатить еретикам. Мне пришлось покинуть Лангедок из-за катаров. Из-за них, вся моя семья от меня отказалась. В этой стране, ересь проникла повсюду, посеяла раздоры во всех семьях, разделила мужа и жену, отца и сына. Сами священники поддались этой заразе, церкви опустели и разрушаются. Самые знатные люди моей родины поддались пороку. А толпа следует их примеру. И почему, скажите мне, я не должен претендовать на золото, отнятое у катаров, причинивших мне столько зла? Помимо всего прочего, мне нужны деньги как таковые. Если они у меня появятся, я заживу припеваючи, потому что здесь, на Юге, человеку с деньгами дозволено все.
- Ну а вы, мессер Фонтенель? - Ги передал мех с вином Субирону. - Зачем вы присоединились к этому походу?
- Для того чтобы с честью сражаться с еретиками, ради спасения души и во имя могущества Церкви и Ордена, - с достоинством ответил тамплиер.
- Насколько мне известно, Великий Магистр Ордена отказался присоединиться к этому походу.
- Великий Магистр, Гийом из Шартра, отказался присоединиться к походу, это верно, - ответил Фонтенель. - У него хватает иных забот - ведь Гроб Господень в руках сарацин. Но он не препятствует членам Ордена отправляться на борьбу с альбигойцами. В этом войске я видел немало тамплиеров, - думаю, все они горят желанием достойно послужить Богу, исполняя приказ Его Святейшества и искоренить ересь, охватившую Лангедок.
“По большинству этих тамплиеров, - подумал Ги, - в половине христианских стран, плачет веревка”. Действительно, во многих командорствах Ордена, под белым плащом храмовника скрывалось немало преступников, приговоренных к каторге и даже виселице. Но монашеский сан обеспечивал им неприкосновенность.
Суды узнавали лишь о ничтожно малой части тысяч и тысяч преступлений, совершаемых тамплиерами. В огромном большинстве случаев орденскому начальству удавалось закончить дело миром, так или иначе, ублаготворив или запугав жалобщиков. В тех немногих случаях, когда дело принимало огласку, с преступниками расправлялись жестоко: лишали сана, бичевали и ссылали гребцами на галеры.
Однако не стоит думать плохо о человеке только потому, что он тамплиер. Этот Фонтенель вполне может оказаться похожим на тех горделивых рыцарей, несущихся галопом по дорогам Святой Земли, о которых поют менестрели - воинам Христа, бесстрашным до фанатизма, отдающим службе Ордену всю свою веру и силы, героям крестовых походов...
- Вот и ужин поспевает, - заметил Онфруа, шевеля палкой угли в костре.
Во время ужина Ги смотрел на дорогу. В голову лезли беспокойные мысли: а что если передовые отряды графа Невера уже смяты и армия виконта Тренкавеля в эти самые мгновенья приближается к лагерю крестоносцев?
- Сколько еще идти к Каркассону, Онфруа?
- Если будем проходить каждый день столько же, сколько сегодня - будем там, через четыре дня, - ответил Барбайр.
- А через какие земли нам придется пройти? Встретятся ли нам на пути укрепленные города, замки?
- Прямой путь до самого Каркассона свободен. Небольшой городок Кабеспань - собственность аббатства Лаграсс - вот и все. До него совсем недалеко - думаю, мы будем там к послезавтрашнему вечеру. Этот город не укреплен, в нем нет солдат, - думаю, до самого Каркассона, мы не встретим серьезного противника. Хотя замков в этих местах хватает. К северу от этой дороги стоит Минерва - очень сильная крепость. Ее господин, Гильом де Минерв, поддерживает ересь - Минерва полна катарами. Следовало бы сперва разорить это альбигойское гнездо, но граф Монфор решил ударить прямо по Каркассону, - чтобы поразить ересь в самое сердце.
Барбайр отрезал себе кусок жаркого.
- Когда Минерва окажется у нас за спиной, - сказал он, жуя, - придется держать ухо востро. Сеньор Минерв - отменный воин и предан Тренкавелям.
- А Каркассон сильная крепость?
- Скорей всего, когда мы подойдем к нему, нам придется солоно. Здесь на Юге нет более мощных укреплений - разве что в Тулузе. Хуже всего то, что Каркассон окружен множеством замков: Ластуар, Белькастель, Мирамон, Саиссак, Виневьелль - все хорошо защищены, во всех сильные гарнизоны. Владельцы этих замков тоже вряд ли будут рады нашему появлению. В моих родных краях, в Мирамоне - я был там, всего два года назад - почти не осталось католиков.
Кивнув, Ги отпил вина из бурдюка протянутого ему де Ламе.
***
-...Его Святейшество напутствовал нас... Он сказал так: “Истребляйте нечестие всеми способами кото... которые откроет вам Бог!” - Фонтенель пытался взять из рук Лари бурдюк, в котором, по его мнению, должно было остаться вино. Оба они сильно раскачивались, поэтому мех постоянно ускользал, что необычайно сердило тамплиера. Наконец ему удалось завладеть вожделенным сосудом.
- А еще Святой Отец говорил: “Бейтесь бодро с распространителями ереси, поступайте с ними хуже, чем с сарацинами!” - мех оказался пустым и Фонтенель с руганью бросил его наземь.
Компания, собравшаяся в этот вечер у костра Онфруа де Барбайра, уже взяла штурмом четыре полных бурдюка вина, причем последний - после длительной осады. В рядах осаждающих появились потери: де Ламе, Субирон, и младший Штайнхаузен уже лежали вповалку перед догоравшим костром.
- Сарацины! - подал голос уже готовившийся задремать Барбайр. - Я дрался с сарацинами в Испании, под стенами Лагоса! Они храбро сражаются, но убивать их легко.
- Ты бился с андалузскими слабаками! - ответил Фонтенель. Его светлые усы топорщились, взгляд блуждал, устремляясь, то на Ферьера, то на Онфруа. - Подожди пока ты не встанешь лицом к лицу отрядами бедуинов-хариджитов или мамлюками короля королей - Саладина! Двадцатитысячное войско иерусалимского короля и более пяти сотен тамплиеров, - а вернулось нас, рыцарей Храма, всего четверо! - выпитое ранее вино ударило Фонтенелю в голову. - Мы шли маршем из Сейфории, через Галилею, чтобы отбросить Саладина, осаждавшего Тивериадский замок. Когда мы подошли к Хаттину, войска Саладина раздавили нас. О! Видит Бог, там копья напились, и мечи утолили жажду! Убивали мы и убивали нас, и только четырем жестоко израненным тамплиерам, вместе с отрядами князя Триполи удалось пробиться к Генисаретскому озеру...
Фонтенель наклонился ближе: - Одним из этих тамплиеров был я...
Он продолжал еще что-то говорить, ни на кого, не обращая внимания - похоже, он вновь ощущал себя среди песков Палестины.
Онфруа с трудом поднялся со своего места и потянул за собой Лари, который что-то бормотал себе под нос.
- Пойдем, Лари, достанем еще вина. Похоже, нашему другу храмовнику нужно еще немного выпить. Уф-ф-ф! Так долго его слушал, что даже протрезвел!
Ги бессильно уронил голову на войлок, разложенный вокруг костра. Похоже, продолжать его друзьям придется без него. Барон попытался достать свой плащ и укрыться, - ночь выдалась довольно холодная. Уже засыпая, он обнаружил, что все также лежит у костра, а его плащ по-прежнему находится в его седельной сумке. Невдалеке брели в обнимку, шатаясь две фигуры: дюжий, высоченного роста провансалец и почти такой же высокий но, казавшийся рядом с ним тщедушным подростком, старший Штайнхаузен, - и не слушая друг друга, дурными голосами орали песни. Один на лангедокском наречии гудел что-то про домик, окруженный каштанами, другой ревел по-немецки ‘Wann ich kumm, wann ich wieda, wieda kumm...”
***
Утреннее небо, затянутое тучами роняло противную морось. Кольчуга, которую Ги не снимал даже во время сна, необычайно холодила тело. Озноб становился все сильнее; открыв глаза, барон некоторое время просто смотрел в серое небо, пытаясь восстановить в памяти события вчерашнего вечера. Пошевелившись, Ги обнаружил, что укрыт своим плащом, а под головой у него находится его седло с подсумками. Все-таки, Барбайр - хороший человек.
В голове гудело так, словно внутри нее все колокола Франции звонили к обедне. Поднявшись, Ферьер проковылял к глубокой рытвине, в которой стояла вода. Зачерпнув горстями, он начал плескать воду себе на голову. Мутные капли стекали по его коротко остриженным черным волосам.
Почувствовав себя несколько лучше, Ги оглядел постепенно приходивший в движение лагерь. Никого из его вчерашних собутыльников не было видно.
Откуда-то из-за повозок доносился приглушенный стальной лязг - не иначе, кто-то упражнялся в фехтовании. Вытерев лицо краем плаща, Ги пошел на звук скрещивающихся клинков.
Фонтенель стоял с мечом в одной руке и кинжалом в другой, мастерски отражая сыпавшиеся на него со всех сторон удары. Несмотря на то, что большая часть выпитого вчера их компанией вина приходилась на него, было непохоже, что он мучился похмельем. Против него стояли: Субирон, де Ламе, братья Штайнхаузены и Венсенн - один из оруженосцев Барбайра. Сам Барбайр стоял вместе со своим другим оруженосцем - Жоффре, облокотившись на одну из повозок, он с интересом наблюдал за схваткой. Зрелище и впрямь было интересное: противники тамплиера пытались взять его в кольцо.
Поприветствовав Онфруа, Ги спросил:
- Приказа выступать, еще не было?
- Раньше полудня не тронемся, - отвечал Барбайр. - В полдень легаты будут служить торжественную мессу, а граф Монфор на моей памяти не пропустил еще ни одной. Ты только посмотри на этого тамплиера! Даже если против него встанут не пятеро, а пятьдесят и рядом с ними будет биться ангел с огненным мечом, им не одолеть этого бойца.
Ферьер встал рядом и принялся смотреть на сражающихся. Слаженных действий у атакующей храмовника группы не получалось - они скорей даже мешали друг другу. Фонтенель заметил, что зрителей наблюдающих за поединком прибавилось.
- Ну, поиграли, и хватит, - ухмыльнулся он.
В то же мгновение он ловким движением выбил меч из рук младшего Штайнхаузена. Субирон попытался воспользоваться тем, что противник отвлекся и нанес сильнейший рубящий удар. Фонтенель, ловко увернувшись от мечей Лари и Венсенна, молниеносно парировал клинок шевалье. Сила удара была такова, что Субирон выронил рукоять и отскочил в сторону, потирая ушибленную ладонь. Венсенн повалился на траву, согнувшись и судорожно хватая ртом воздух, - он получил сильнейший удар рукоятью кинжала в живот. Очередной свистящий замах Лари канул в никуда, - тамплиер, нырнув под клинок Штайнхаузена, метнулся вперед и упер острие своего меча в подбородочный ремень шлема де Ламе.
- Вы убиты Ламе. Покиньте поле боя.
Теперь у Фонтенеля остался только один противник - Лари.
Штайнхаузен вытянул из-за голенища сапога нож в три пяди длиной. Лезвие было заточено только по одной кромке, другая была толстой, достаточно прочной, для того чтобы нож не сломался даже под очень сильным ударом.
Некоторое время противники разглядывали друг друга, вне пределов досягаемости меча. Внезапно Лари ринулся вперед, вкладывая всю свою силу в удар, нацеленный в грудь тамплиера. Удар был быстрым и точным, но Фонтенель без труда отвел атаку. Он тут же сделал шаг вперед и нанес широкий горизонтальный удар. Ругаясь, Лари отскочил назад, и лезвие меча прошло на расстоянии ширины ладони от его живота.
Теперь оба ходили кругами, присев, не сводя друг с друга глаз, выжидая момент для атаки. Фонтенель чуть опустил меч, а руку с кинжалом отвел в сторону, как бы приглашая противника ударить. Такая тактика вполне может заманить осторожного фехтовальщика, но Штайнхаузен был человеком отчаянным и вдобавок довольно быстрым. Даже опытному фехтовальщику может быть трудно, защититься от дурака. Будь это не потешное сражение, а настоящий поединок, Лари наверняка бы не раздумывая, бросился вперед и пропорол тамплиера, хотя бы тот и снес ему при этом голову.
Резкое движение и клинки скрестились, нарушив воцарившуюся тишину, лязгом стали о сталь. Фонтенель отбил меч Лари и направил свою кисть так, чтобы нанести колющий удар. Лари не стал дожидаться выпада противника. Пригрозив ножом в пах, он пустил свой меч по короткой дуге, пытаясь достать защищенную кольчужным воротником шею тамплиера. Фонтенель не стал отбивать меч, - просто прогнулся назад, - острие прошло совсем недалеко от его лица. Пытаясь сохранить равновесие, Штайнхаузен выставил ногу слишком далеко вперед. В то же мгновение на его колено опустилась рукоять меча храмовника. Будь удар посильнее - ходить Лари не смог бы уже никогда. Штайнхаузен рухнул на землю, меч противника уперся в его грудь.
- Сдаюсь, - Лари поднял руку. - Ваша взяла.
Фонтенель протянул ему руку и помог подняться.
- Кто следующий? Может быть, вы Онфруа? - Барбайр покачал головой. - Тогда может быть вы, барон?
- Признаться, я не против того чтобы обменятся с вами парой ударов. Эй, парень! - обратился Ги к Венсенну. - Принеси-ка мой щит, он там, за повозками.
Как заметил Ги, храмовник предпочитал пользоваться верхним, острым концом меча. Это быстрее и требует меньше усилий, чем рубящие удары. Барон находился сейчас далеко не в лучшей своей форме, по крайней мере, для того чтобы с успехом противостоять этому тамплиеру, который как он уже заметил, оказался отменным бойцом. Хотя, если сократить противнику возможность нанесения колющих ударов, можно попробовать...
Венсенн возвратился со щитом Ферьера. Храмовник спрятал кинжал и также взял щит - тяжелый, прямоугольный, укрепленный железными полосами.
Отсалютовав, друг другу, противники начали сходиться. Ферьер обратил внимание на меч храмовника. Он был шириной в три пальца у рукояти и постепенно сужался к острию. Сталь была превосходного качества - такие мечи ковали на Востоке - в Дамаске и Антиохии.
Ги и Фонтенель, наносили друг другу удары, то справа, то слева, быстро меняя направление, отыскивая слабые места в обороне противника. С каждым ударом храмовника, на окованном железом щите Ферьера появлялись глубокие зарубки. Несомненно, этот меч - не подделка и действительно выкован на Востоке.
Тамплиер неожиданно сделал выпад, описывая клинком двойную восьмерку, выполняя с удивительной скоростью серию из четырех ударов, справа-с лева, справа-с лева. Барону стоило немалых трудов отразить эту атаку. Подойдя к противнику вплотную, он взмахнул мечом, слева направо, стремясь рассечь пополам щит храмовника и одновременно уклоняясь в левую сторону. Тамплиер прибег к своей обычной уловке. Он резко поставил правую ногу на землю, не закончив выпада, задержав на мгновение свое движение вперед и пропустив мимо меч барона, и затем сделал еще один короткий выпад, направляя острие своего оружия к шее Ги. Когда клинок пронесся мимо его шеи, Ги взмахнул мечом горизонтально изнутри наружу. Движение казалось слишком отчаянным, - лезвие с громким треском рубануло по щиту тамплиера.
Противники отскочили друг от друга и начали ходить кругами. Оба обливались, потом и тяжело дышали. Они дрались совсем недолго, но напряжение изматывало.
Внезапно, внимание сражающихся привлек всадник на вороном коне, направлявшийся к месту поединка. Ги опустил меч.
- Кто это, Онфруа?
Сержант обернулся.
- А, это Алан де Руси, лейтенант Монфора. Все утро мечется туда-сюда по лагерю. Как он еще только не растянулся на дороге.
Подъехав ближе, лейтенант спросил:
- Где я могу видеть барона де Ферьера?
- К вашим услугам, сеньор, - Ги выступил вперед.
- Герцог Андрэ Бургундский требует вашего немедленного присутствия в своем шатре. Поручение, о котором он вам сообщит, не терпит отлагательства.
- Благодарю вас. - Ги повернулся к Фонтенелю. - Боюсь мне придется покинуть поле боя. Если Господу будет угодно, мы еще сможем в дальнейшем скрестить наши клинки.
- Аминь. - Ответил тамплиер.
***
Церковные земли в Лангедоке были похожи на подобные же - принадлежащие местным сеньорам. Разве что власть чувствовалась куда сильнее и было больше порядка. Деревни, как правило, были чище и богаче, нежели те которыми владели бароны.
Хотя Ги не было до этого никакого дела. Вот уже полдня он скакал, оставив позади армию крестоносцев, по широкой дороге проходившей через эти земли. Поручение герцога Бургундского состояло в том, чтобы доставить послание герцога в Кабеспань, приору аббатства Лаграсс. Листок пергамента, скрепленный герцогской печатью, лежал в кошельке барона.
От беседы, состоявшейся в шатре герцога, оставался неприятный осадок в душе. Андрэ Бургундский был тяжелым человеком, особенно с теми, кого считал ниже себя. И уж конечно ему нелегко пытаться быть учтивым с вчерашним оруженосцем.
Дорога, по которой ехал барон, была безлюдна. Онфруа рассказывал, что в былые времена, в это время года движение по ней было особенно оживленным, и дорога была практически запружена путешественниками. Теперь, когда в этих краях началась война, количество путников резко сократилось.
Земли по обеим сторонам дороги были возделаны. Селяне, трудившиеся на обширных полях, быстро прятались в своих убежищах, едва лишь завидев приближающегося всадника. Очевидно, слухи о приближающейся армии крестоносцев уже достигли этих мест, и рыцарь с красным крестом на черной накидке не внушал им ни малейшего доверия.
Время от времени Ги замечал группы вооруженных людей прятавшихся в лесу. Насколько ему удавалось разглядеть, все они имели вид отборных головорезов. Лангедок всегда отличался суровостью, даже жестокостью своих законов и наказаний для преступников. Кроме того, в своих владениях местные сеньоры имели обыкновение каленым железом выжигать малейшие попытки бунта. В результате многие объявленные вне закона бежали в леса и становились изгоями. Иногда они объединялись в большие банды, и нападали на торговцев или путешественников, оставляя за собой лишь изуродованные трупы. Порой Ги чувствовал на себе пристальный взгляд, устремленный на него из-за деревьев. Почти весь последний час барон провел в напряжении, готовясь к возможной схватке. Он вполне допускал что разбойники, возможно, поджидают его поблизости. Однако он был на коне, в добром доспехе, да и на меч жаловаться не приходилось. Все же не стоит беспокоиться, Кабеспань уже рядом, а в ней отряд графа Невера.
Вскоре показалась Кабеспань, и Ги понял, что вообще никакого беспокойства от бандитов ему испытать не придется.
На расстоянии не более полу лье от города, глазам барона предстало мрачное, страшное, но, в общем-то, достаточно обычное зрелище. На вершине холма, под большим деревом сидело несколько солдат играющих в кости. Над их головами висело шестеро повешенных. Поравнявшись с солдатами, де Ферьер придержал коня. Теперь он понял осторожность бандитов. Повешенные своим видом удивительно напоминали своих собратьев, прятавшихся среди леса.
Ги отъехал от дерева с его чудовищными “плодами” и направился к городским воротам.
Близился вечер. Красное солнце окрашивало западные стены наиболее высоких строений в темно-красный цвет.
Стены Кабеспани были низкими, выложенными из необработанного камня, не скрепленного раствором. Множество камней осыпалось, и в стенах зияли дыры. Массивные ворота, похоже, никогда не закрывались - ведь, и с закрытыми воротами город был открыт всякому, кто желал войти.
В центр города вела от ворот одна-единственная улица. Она же была единственной более или менее прямой. Все прочие боковые улочки, отходящие от нее, были, как на подбор узкими и кривыми - настоящий лабиринт. Большинство городских зданий - приземистые, но местами попадались дома в два, три этажа - видимо принадлежащие местным богачам.
Когда барон выехал на городскую площадь, его глазам предстало зрелище еще более страшное, чем те повешенные у дороги.
К вбитому в землю столбу был привязан мертвый обгорелый человек, от которого уцелела только седовласая голова да еще плечи и грудь, прикрытые опаленными черными лохмотьями. На обгорелом искаженном лице ярко белели стиснутые в предсмертной муке зубы. Обугленные, скрюченные ноги походили на черные корни. Сквозь золу, на которой были разбросаны головешки, дышал чуть розовеющий жар. Казалось, еще стоит в воздухе смрад горелого мяса.
Такой же полусгоревший труп, был привязан к другому опаленному снизу столбу.
Но дальше было еще страшнее. На сколоченном из бревен эшафоте, щедро забрызганном уже подсохшей кровью, в беспорядке лежали безголовые трупы со связанными за спиной руками. Отрубленные головы были насажены на копья вкопанные неподалеку. Из кровавых обрубков торчали белые осколки костей.
Площадь окружали солдаты, носившие знаки графа Невера. Невдалеке от эшафота, в окружении монахов стояли два довольно молодых человека в черных плащах. Совершенные Катары.
К барону подошел рыцарь с перьями на шлеме.
- Недурное зрелище, не правда ли, сеньор? - заговорил рыцарь.
- Это Совершенные? - спросил барон.
- Они самые. - На загорелом лице рыцаря блеснула белозубая улыбка. - Мы набрели на эту милую четверку сегодня днем. Предложили им отказаться от ереси. После того, как эти двое, - он указал на сожженных. - Отказались покаяться, мы, не теряя времени, скрутили их и зажарили. Отцы монахи, правда, пытаются уломать тех двоих. Похоже, что тот темноволосый, пониже ростом, поддается. А для другого, похоже, придется складывать третий костер.
- А эти? - Ги указал рукой на эшафот.
- Местные горожане, поддерживавшие ересь. На них нам указали сами отцы монахи.
Темноволосого катара, тем временем увели. Солдаты начали устанавливать еще один столб.
- Вам удалось допросить их? - спросил барон. - Сказали они, что-нибудь?
- А мы и не пытались, - ответствовал рыцарь. - Да и что могли эти твари сообщить из того, что нас бы заинтересовало? Мы изловили их, скрутили и зажарили.
К подножию столба летели охапки хвороста. Оставшийся катар - высокий светловолосый юноша внезапно разразился смехом.
“С ума сошел” - подумал Ги, подъезжая ближе.
- Судьи неправедные и безумные! - кричал катар, смеясь. - Не боюсь я вашего приговора, мне не страшен ваш костер! Или вы думаете, я закричу, когда будет гореть моя кожа?
Вырвавшись из рук монахов, он взбежал на нагроможденную вокруг столба кучу дров.
- Гибель смертной плоти - творения сатаны, темницы души человеческой - не страшит меня!
Солдаты с факелами двинулись к нему. Невысокий пожилой монах преградил им дорогу.
- Стойте! Юноша, - сказал он, обращаясь к катару. - Ты еще молод, ты можешь спастись... Твоя молодость послужит тебе оправданием перед Господом... Покайся!..
- Исчадье ада! Слуга сатаны! Не нужна мне твоя пощада! Сгорю, как предки мои горели во времена Диоклетиана!
В костер полетели факелы. Пламя в считанные мгновения добралось до ног катара. Однако его голос не дрогнул. Слова молитвы читаемой катаром были слышны по всей площади:
- Pater noster, qui es in celis, canctificetur nomen tuum...
В словах катара слышалась боль.
- Quoniam tuum est regnum et virtus et gloria in secula...
Густой дым костра окутал Совершенного. Его одежда загорелась. Слов молитвы больше не было слышно, не было слышно и криков боли. Совершенный стоял на груде пылающих дров, даже не пытаясь выбраться из пламени. Солдаты удивленно переглядывались, - очевидно, они не ожидали от катара такой стойкости. Над площадью повисла тишина, нарушаемая только треском костра.
Костер бушевал. Объятый пламенем катар рухнул на колени. Горящие руки были воздеты к небу.
Ги тронул коня шпорой, солдаты расступились перед ним, он медленно поехал прочь - по опустевшим улицам притихшего городка.
***
Армия крестоносцев вошла в Кабеспань глубокой ночью. Де Ферьер вместе с Субироном, приехавшим немного позднее, чем Ги, выехали навстречу крестоносному воинству. Барон остановил Гриза около дороги, пытаясь узнать в проезжавших всадниках кого ни будь из своих друзей.
Онфруа ехал вместе со своими оруженосцами во главе своих пикинеров. Следом за ним ехали Фонтенель, де Ламе и оба Штайнхаузена.
- Въезжать в Кабеспань сегодня не стоит, - сказал барон. - Вы не очень то торопились, - город уже забит солдатами, в здешних тавернах еще до захода солнца яблоку некуда было упасть.
Онфруа задумался.
- Недалеко отсюда, возле городской стены, есть небольшой трактир, где обычно ночуют пилигримы. Поедем туда, может там окажется посвободнее.
Трактир оказался совсем маленьким. Очаг с ярко пылающим пламенем, несколько грубо сколоченных столов, скамьи да куча соломы в углу. Видимо в ней и коротали ночь припозднившиеся паломники.
Горело несколько масляных ламп, дававших больше копоти, чем света - углы комнаты тонули во мраке. Компания в трактире собралась и вправду немногочисленная: здоровенный парень с красным крестом на домотканой шерстяной котте - то ли наемник, то ли слуга какого ни будь сеньора, да бродячий менестрель в пестрых одеждах. За дальним столом устроилось несколько пилигримов, одетых в драные черные накидки. Немытый юнец с отсутствующим видом развозил тряпкой грязь по одному из столов.
Хозяин - коренастый хромоногий берриец, был приятно удивлен припозднившимся гостям.
- Рыцари! Ей-Богу, благородные рыцари! - приговаривал трактирщик. - Проходите, грейтесь у огня! Для славных воинов Креста найдется и кусок горячего мяса, а пиво свежее, ей-Богу совсем свежее! Ночь впереди длинная, может, порадуете простых людей рассказами о рыцарской доблести?
- Там видно будет, - ответил Ги, шагнув за Субироном, который облюбовал стол в самом темном углу.
Онфруа вместе с оруженосцами остался позаботиться о лошадях. Фонтенель присел у очага, протянув к огню ладони, и вполголоса говорил о чем-то с трактирщиком. Глиняные блюда с аппетитными кусками мяса и высокие деревянные кружки, увенчанные шапками пены, появились в мгновение ока. Де Ламе и Штайнхаузены присевшие за один стол тут же набросились на еду.
Ги отпил пива из своей кружки и посмотрел на компанию пилигримов. Довольно крепкие ребята, для нищих утомленных дорогами богомольцев. Что-то в них настораживало барона, но он никак не мог понять что.
Внезапно взгляд барона упал на сапог одного из пилигримов, выглядывавший из-под полы его длинной накидки.
Шпоры. Рыцарские шпоры - у бедного паломника. Барон бросил взгляд на Лари, Гебгарда и де Ламе, устроившихся ближе всех к столу пилигримов. Похоже, они ничего не замечали, кроме своих кружек.
Под затянутыми слюдой окнами застучали тяжелые шаги, двери распахнулись, и в трактир вошли четыре человека в черных монашеских рясах. Не обращая внимания на метнувшегося к ним хозяина, они прошли к столу пилигримов. Те вроде только их и ждали, тут же наклонились к вошедшим.
Ги стиснул под столом рукоять меча и толкнул локтем Субирона. Тот, отвлекшись от кружки, скосил глаза, - увидав движение барона, он едва заметно кивнул. Положив правую руку на рукоять своего меча, шевалье медленно вытянул клинок из ножен, и положил его рядом с собой на лавку.
Де Ферьер еще раз оглядел полутемный трактир. Плохо. Доспехи только на нем и на Фонтенеле. Даже Субирон оказавшись в городе, почувствовал себя в безопасности и снял свои латы. Теперь на нем было только серое замшевое сюрко расшитое зелеными нитками. А если пилигримы и вправду решат напасть, - перевес будет на их стороне.
Парень с крестом на груди дремал за столом, подложив руки под голову. Хозяин шевелил кочергой угли в очаге. В трактир вошел Барбайр со своими оруженосцами.
- Эй, хозяин...
Внезапно пилигримы вскочили со своих мест.
- Берегись, Онфруа! - успел крикнуть Ги, опрокидывая стол. Его голос тотчас слился с хищным лязганьем арбалетов. Должно быть, они были у пилигримов под плащами, уже взведенные, с заложенными стрелами.
- Смерть крестоносцам!
Немытый мальчишка взвизгнул и скрылся под столом. Остальные к счастью оказались храбрее. Трактирщик поднял кочергу, которую так и не выпускал из рук. Парень, дремавший за столом, вскочил. Выхватив из сапога нож, он всадил его в бок одного из нападавших.
Гебгард лежал без движения. Онфруа, Жоффре и Венсенна оттеснили за дверь, - с улицы слышался звон мечей и истошные вопли. Один из нападавших - высокий светловолосый человек, перепрыгнул через упавшие лавки и обрушил свой двуручный меч на грудь растерявшегося де Ламе.
- Смерть крестоносцам!
Выхватывая на ходу оружие, лжепилигримы атаковали рыцарей.
- Проклятье! - прорычал Субирон.
Фонтенеля, сумевшего избежать стрел, тут же атаковало трое, Субирона и Ферьера - четверо. Лари, растерявшийся в первые мгновенья атаки, придя в себя, ухватил тяжеленную скамью и обрушил ее на ближайшего пилигрима. Ги поднял левой рукой с пола тяжелый табурет и с силой опустил его на голову одного из нападавших, так что щепки полетели во все стороны, прежде чем бедняга успел упасть. Одновременно с этим, Субирон выхватил из ножен свой кинжал, и вот уже рукоятка торчит из горла следующего из троих оставшихся.
- Да поможет нам Бог! - крикнул Ги.
Он перепрыгнул через умирающего, который корчился на полу, пытаясь вытащить клинок из горла.
Один из противников Фонтенеля, был убит, прежде чем вообще осознал, насколько смертельной была грозившая ему опасность. Выдернув меч из рухнувшего с предсмертным хрипом противника, тамплиер парировал удары других нападавших.
Взявшись за рукоять меча обеими руками, Ги со всей силы рубанул. Лжепилигрим поднял свой кинжал и попытался отразить удар, но эта попытка была тщетной. Широкий меч Ферьера скрестился с вражеским клинком и отбросил его словно перышко. При этом меч Ги глубоко вонзился в бок негодяя, круша ребра.
Парень с крестом на груди повалился на пол. В спине у него торчал арбалетный болт. Невысокий человечек в черной рясе стоявший возле двери пытался перезарядить арбалет. Трактирщик, зайдя сзади, размозжил арбалетчику голову.
В дальнем углу, Лари колотил упавшего пилигрима обломком скамьи. В дверь начали бить чем-то тяжелым.
Субирон отразив несколько выпадов, перехватил запястье своего противника и вслед за этим ударил рукоятью своего меча тому в переносицу, размозжив ее. Голова одного из лжепилигримов, отсеченная мечом храмовника, покатилась по полу.
Теперь перевес сил был на стороне крестоносцев. Ги, Фонтенель и Субирон атаковали двоих оставшихся в живых паломников. Трактирщик держался в стороне, пытаясь нанести удар сзади. Внезапно один из лжепилигримов поскользнулся и упал в лужу крови. Субирон тотчас же пригвоздил его своим мечом к полу, - упавший несколько раз дернулся и затих.
Дверь, предусмотрительно запертая нападавшими на засов, вылетела. В комнату ввалился Барбайр со своими оруженосцами. На мечах Онфруа и Венсенна и на секире Жоффре была кровь.
- Фонтенель, Ги - не упустите его! - крикнул Барбайр указывая на последнего паломника.
Это был светловолосый верзила с двуручным мечом. Ги выхватил кинжал и согнул руку для броска. Светловолосый широко взмахнул своим мечом, не давая, приблизится. Фонтенель подался вперед, но наткнулся на стол и не успел нанести удара. Дорога к окну оказалась открытой. Всего на мгновение, но лжепилигрим этим воспользовался. Высадив раму, он вывалился наружу. Через несколько секунд послышался удаляющийся стук копыт.
- А-а-а-а, - взревел Барбайр, ринувшись на улицу.
Битва закончилась. Лари склонился над Гебгардом. Тот был убит наповал, в первые же мгновения атаки - арбалетный болт вонзился ему в глаз. Сам Лари был ранен - из плеча, торчал обломок стрелы, по голове вскользь полоснули кинжалом. Фонтенель и Венсенн, подняли с пола де Ламе. Он был еще жив, хотя рана его не внушала надежд - через разошедшиеся края раны, было видно, как при каждом вдохе, среди разрубленных ребер шевелятся легкие. Кровь остановить не удавалось, - она уже почти полностью пропитала белую накидку де Ламе.
“Не жилец” - подумал Ги.
Все лжепилигримы, а так же парень с крестом на груди и менестрель были мертвы. Трактирщик заглянул под стол и выволок трясущегося мальчишку.
- Вылезай герой! Ух, я бы тебе! Не трясись, все уже, слава Богу! Иди, собирайся, уезжаем на рассвете! А я то, думал хоть нас, не тронут... Да долго ты еще трястись будешь, душа заячья?
В комнату вошел запыхавшийся Барбайр. Присев на лавку он оперся на окровавленный меч.
- Надо же... Ушел проклятый...
- Кто это был? - спросил его Субирон.
- Это был мой кузен, Шабер де Барбайр. - ответил Онфруа, переводя дух. - Когда мы с ним виделись в последний раз, он пообещал убить меня при нашей следующей встрече. Что ж, остается заключить, что слова он держать не умеет.
Барбайр вытер свой меч и опустил его в ножны. Проходя мимо одного из убитых пилигримов, он перевернул его носком сапога.
- А! И этот мне тоже знаком. Это Рудольф из Вормса, первый меч в свите Гильома де Минерва. Так я и знал что сеньор Минерв не оставит нас в покое.
- Но ведь это не катары, - заметил Ги.
- Это не Совершенные, если ты это имел в виду. Считается, что их вера запрещает им убивать. А заодно жениться, есть мясо, ругаться и еще Бог знает что... Вы не увидите Совершенного с оружием. Оно и верно. Безопаснее мстить чужими руками...
Фонтенель сложил руки де Ламе на груди и закрыл ему глаза.
- Значит, уезжать собираетесь на рассвете? - спросил он трактирщика.
- Точно так, ваша милость. В Аржантон, к родне моей. Хозяйка моя с дочерьми давно уж уехала, а я думал, дождусь армии - воинства крестового, может и заработать удастся. Мы, ваша милость, люди смирные, добрые католики, живем под защитой монастыря, думали, глядишь - война и стороной обойдет. А оно-то, вон как обернулось...
- Помогите нам похоронить погибших перед отъездом.
Ранним утром крестьяне, позванные трактирщиком, похоронили погибших крестоносцев на кладбище, недалеко от города.
Они были не единственными похороненными в то утро. Ночью были и другие нападения на крестоносцев, иногда даже более успешные, чем в трактире за городской стеной.
Ги, Фонтенель и Субирон стояли рядом со свежими могилами. Патер заунывно читал молитву. К рыцарям подошел Онфруа со своими оруженосцами.
- Лари уехал, - сказал Барбайр. - Ему трудно оставаться здесь, после того как погиб его брат.
Барбайр порылся в кошельке и выудил оттуда несколько серебряных марок.
- Вы уж постарайтесь, святой отец - сказал он, вкладывая монеты в ладонь священника. - Отслужите, как следует, мессу, по воинам Креста, погибшим за правое дело...
- Да упокоит Господь их души в раю, - сказал Фонтенель, осеняя себя крестным знамением.
Все присутствовавшие последовали его примеру.
***
Через два дня армия крестоносцев подошла к Каркассону.
Ги, Фонтенель и Барбайр смотрели на город с вершины небольшого холма, рядом с которым крестоносцы обустраивали свой лагерь.
- Да - сказал Фонтенель. - Эту цитадель не поставить на колени одним ударом. Большая половина нашего войска погибнет, если мы прямо сейчас пойдем на приступ.
Каркассон окружали две стены. Внешняя - в три человеческих роста с небольшими крепостными башнями и внутренняя - в два раза выше первой. В высоких башнях второй стены было множество бойниц, позволявших обстреливать местность далеко за городскими стенами. Стрела, пущеная с одной из башен, воткнулась в землю шагах в пятидесяти от всадников.
- Нас не достанут? - спросил Онфруа, ерзая в седле.
- Если только из мажино, - ответил Ферьер. - Но из него трудно попасть с первого раза.
- Думаю, вы правы мессер Фонтенель, здесь нас ждет долгая осада.
Продолжение следует...