Где умирает надежда,
Там возникает пустота.
Леонардо да Винчи
«..Ким стоял на обрыве, вниз простиралась, казалось, бесконечная темная бездна. Не было видно ни уступа, ни расщелины, ни хоть чего-нибудь, что давало надежду удачно спуститься. Только одна черная, поглощающая своей однообразностью и одинокостью, материя таилась в глубине. Пропасть, словно манила его, протягивала бесформенные руки, лезла, чтобы ухватиться за ноги избитые долгими днями бесполезных странствий, скитаний по выжженной пустыне, покинутым умирающим оазисам, которые медленно, но уверенно поглощала пустыня. Мгла хотела, чтобы он соблазнился ее спокойствием, ее безмятежностью, чтобы отбросил все мысли, преследующие его в пути, прекратил думать о еде, а еще больше о воде, простой, пусть даже грязной, пусть наполовину смешанной с этим проклятым песком, но такой долгожданной и живительной. Высохшие и потрескавшиеся губы уже ждали, как она растечется по отмершей, некогда мягкой и приятной на ощупь коже, стремительно впитается и маленькими струйками охладит, разгоряченную от палящего дыхания ветра, полость рта. И каждый нерв еле шевелящегося языка почувствует этот противный, но такой желанный привкус влаги. Нет, случится не могло ничего подобного, потухший, утративший всякую надежду взгляд карих прищуренных глаз смотрел туда, где через пару минут должно было появится солнце. На мгновение человеку показалось, что оно больше никогда не взойдет, однако, краснеющий с каждой секундой, восток настаивал на обратном. А Ким все смотрел, думал, надеялся, что сейчас, именно сейчас, должно произойти нечто необыкновенное, то чего никто не ждет и во что даже он с трудом верит, но оно обязательно должно случится. И вот…».
Неожиданно размеренная, неторопливая мысль исчезла, и палец завис над печатной машинкой не зная, какую букву выбрать из плотного ряда потертых символов. Вслед за незадачливым перстом замерла рука и, ровно опустившись на деревянный стол, нервно начала отстукивать какой-то бессмысленный марш. Затем плавно скользнув на колено, сплелась с побратимом левой, и, крепко обнявшись, друзья принялись строить замысловатые фигуры. А их хозяин, откинувшись на спинке старого стула, отчужденно покачиваясь, смотрел в потолок, как будто именно там находилась причина, столь резкой потери сюжетной нити. Внимательно изучив рисунок на потускневших обоях, любопытный взгляд перешел на стены, затем на мебель, гонясь за невидимым беглецом, который мог запросто спрятаться за лакированными ящиками не так давно купленной стенки, притаится в тени каких-то безделушек, стоящих за покрытыми многочисленными отпечатками стеклом, мог нырнуть в вазу, разукрашенную неким умельцем из далекой северной деревни, или скорее всего искомый укрылся меж страниц многочисленных книг, которые как бравые солдаты перед парадом, выстроились на полках, прихрамывающей на одну ногу этажерки. В любом случае искатель, утерянной всего несколько минут назад музы вдохновения, не обретя ничего кроме мучительных раздумий, вернулся к напечатанному. Еще раз перечитав, Андрей вновь остановился на незаконченном предложении. Помедлив, выдернул лист из машинки и опять пробежался глазами по тексту в надежде уловить таящееся там продолжение, но, увы, ни расчетливый ум, ни литературное чутье, ни фантазия не хотели закончить начатое. Встряхнув злосчастной бумажкой, писатель будто попытался хаотично разбросать слова, буквы, знаки препинания и, не ожидая результата от содеянного, он быстро встал, точнее сказать вскочил, кинулся к окну. Отдернув штору, Андрей прищурился от яркого солнца и, постепенно открывая глаза, посмотрел вниз, во двор. Высокие тополя едва дотягивались до пятого этажа и раздосадованные этим покачивались, теряя первые в этому году желтые листья. В последнем танце увядшие частички зеленого наряда красиво кружились вокруг бывших хозяев, то поднимаясь вверх и свысока взирая на деревья, то сильно закрутившись, кувыркаясь и выписывая в воздухе сложнейшие пируэты, улетали прочь от родного дома, чтобы за несколько десятков метров припасть к земле и вместе с сотнями таких же бескрылых кружится в неистовой пляске, пугая птиц, зазевавшихся прохожих, собак, кошек. Листва, как снежная метель, проходила по выгорающему на солнце асфальту, пытаясь помочь дворнику, который лишь тихо ругался не в силах усмирить эту толпу. Он размахивал косматой метлой, пошаркивая износившимися ботинками, невольно затирал неловкие детские рисунки. Поправив поеденное молью пальто, страж чистоты оставил затею прибрать двор от листьев и торопливой походкой направился к мусорным бакам. За ним весело виляя хвостом, и высунув язык посеменила дворняга грязно-рыжего цвета с беловатым хвостом. Она надеялась, что ей перепадет что-нибудь из небольшого пакета, который в этот момент уже вынимал дворник из ржавого ящика. Но развязав его, чернобородый мужик достал несколько банок, бутылку с эмалью и остатки обоев, быстро осмотрев найденное, бросил все обратно.. Разочаровавшись, собака вернулась к ступенькам подъезда и, лениво ложась на бок, проводила взглядом вышедшую из дома девочку, которая, соскочив с последней ступеньки, кинулась к двум старым качелям, близ них уже игралась ребятня. Не обращая внимания на метавшихся с криками и визгами детей, девочка залезла на опаленное с одной стороны сидение и, размахивая худеньким ножками в колготах, принялась раскачиваться. Она так быстро привела в движение покореженное сооружение, что оно, страшно скрипело при каждом взмахе, словно моля пощадить, обсыпавшиеся от нескольких слоев краски, металлическое тело. Конец мучений пришел в виде громкого голоса из окна, гласящий, чтобы Алина не каталась на разваливающихся качелях. Андрей по инерции оглянулся на крик и, не найдя источника, вновь посмотрел вниз, все еще скрипя, качели медленно замедляли ход, уже не радуя оставившую их девочку. Потянувшись, писатель облокотился на белые ставни, приоткрыл форточку, свежий ветерок, радуясь новому знакомому, обвил руку, затем скользнув по плечу, окутал прохладой тело и, массируя затекшую от постоянного сидения шею, пробежался по волосам. Подставив лицо предвечерней нежности, Андрей закрыл глаза, в памяти возник силуэт человека, все еще стоящего над пропастью, который много бы отдал за эти мгновения. Прервав ход мыслей, увлекающих куда-то далеко, автор отошел от окна. На глаза опять попалась страница с незаконченным предложением, он метнулся к нему надеясь, что решение как молния придет вдруг, но ничего не произошло. Измеряя, комнату шагами, задумчиво переставляя босые ноги по теплому ковру, Андрей продолжал искать, продолжал подбирать комбинации слов, бессмысленных и бесполезных, которые могли натолкнуть на хоть какую-то идею, а вместо этого они только отвлекали различными темами, задавали вопросы, просили решить кучу других проблем. Нет, ничего не получалось. Смерившись с предначертанным, Андрей еще раз посмотрел на заходящее солнце и его неудержимо потянуло на улицу, он даже был рад в некоторой степени своему творческому застою, который пробудил желание прогуляться в конце дня. Быстро надев рубашку, штаны, легкий свитер, смахнув пыль с туфлей и накинув плащ на вечер, писатель покинул свою скромную обитель. Два поворота ключа и деревянная дверь отделила его от забот и невзгод. Гулко проносились шаги по подъезду, будто барабанная дробь, возвещая всем о выходе на казнь. Но достигнув первого этажа, они притихли, а открывшаяся дверь не представила ни эшафота, ни ревущей толпы.. Все та же дворняга лежала у ступенек, не поднимая головы она приоткрыла глаза и, вильнув хвостов, вновь погрузилась в дремоту. Андрей неторопливо отсчитал последние ступеньки, расстегнув пару пуговиц на плаще и верхнюю на рубашке, направился в сторону дороги. Не смотря на ветерок, который, как озорник пробирал холодком прохожих, было душновато, но садящееся солнце обещало своим краснеющим ликом, что вечер принесет свежесть. Пересекая двор, писатель то и дело останавливался, чтобы не зацепить разбегавшуюся детвору, но постепенно их высокие тональности заглушались низким ревом проезжающих машин. Сразу за домом второстепенная дорога таила быстро мелькающие легковые, сердитые грузовики, незаметные мотоциклы, проскакивающие на повороте. Остановившись на переходе, Андрей ожидал зеленого сигнала уставшего светофора и так засмотрелся, что когда тот загорелся, он все стоял - ждал. Внезапно опомнившись он еле успел проскочить пред рычащими стальными монстрами и, запрыгнув на бордюр, оглянулся, оценивая сколько ему еще можно было медлить. В ответ черный дым газующего автобуса ударил в нос, покривившись, человек продолжил путь дальше. Он уже знал, куда направится и, точно рассчитав сколько времени займет дорога, обминал торопящихся с работы. Эта толпа спешащих достигнуть порога родного дома, облегченно бросить сумку, дипломат, скинуть верхнюю одежду и несколько минут понежится в любимом кресле, до начала готовки ужина, не вызывала у писателя ни малейших чувств или каких-либо эмоций. Смотря себе под ноги и поднимая глаза лишь для уточнения маршрута, он сталкивался с усталыми, озабоченными взглядами, впалыми от напряженной работы глазами и блестевшей на солнце кожей лица. Безликие слуги своего благополучия, вряд ли кто-нибудь из них, идя по привычной за долгие годы дороге, думал о чем-то прекрасном, красивом и незабываемом, повторял школьные стихи, выученные в юности и как-то произвольно засевшие в уголках забитого формулами, отчетами, контрактами мозгу, едва ли вспоминали эти пешеходы о минутах проведенных на берегу моря, когда вечерний теплый бриз, накатами, как шелковое одеяло, покрывал ноги, и, откатываясь, оставлял миллионы капелек, которые моментально высыхали на ветру. Нет, мысли серых будней, работа и заботы завтрашнего дня, грядущие наряды, встречи, заседания полностью поглощали умы людей, невольно цепляющих Андрея. Они оставили мечтателя, когда тот, повернув направо, оказался в начале длинной аллеи из ветвистых лип, черно-белых берез и не совсем ясных для обычного городского жителя деревьев. Эти обитатели леса ровными рядами по велению человека расположились по обе стороны от широкого уложенного старой, кое-где треснувшей плиткой тротуара, через равные промежутки, как бы составляя компанию своим живым собратьям устроились невысокие фонари со скамейками, крашенные когда-то в нежно белый тон, а нынче запятнанные следами подошв, исписанные непристойностями и именами горе-посетителей, с кое-где покореженными досками. Подле каждой лавочки стояла урна, но большая часть мусора валялась близ нее, гонимая ветром по аллеи. В вечернее время суток места под кронами склонившихся деревьев были заняты влюбленными парами и пенсионерами, вышедшими перед сном подышать свежим воздухом. Андрей внимательно осмотрел насколько возможно далеко лавочки в поисках свободной и, не найдя таковой, вздохнув, медленно зашагал к концу аллеи. Пытаясь из праздного любопытства не засматриваться на обнимающихся, он переводил взгляд на небо, под ноги, пошаркивая порой, чтобы отогнать надоедливые листья. Неожиданно его одинокий марафон был прерван громком лаем, и молодой пудель, прыгая подле ног и пытаясь напугать мыслителя, засуетился вокруг прохожего. На миг остановившись, он оценил угрозу и не видя причин для беспокойства продолжил путь. Дальний крик умерил пыл забияки и, слыша в очередной раз свою кличку, гордый столь дерзкой выходкой пудель побежал к хозяину. Вновь оставшись один, человек поравнялся с лавочкой, мельком кинув взгляд на нее, писатель неожиданно заметил, что она пуста, не веря такому везению, он поспешил устроится с края, чтобы не оказаться между двумя такими же бесцельно шатающимися как он. Окончательно расстегнув надоевший плащ, Андрей откинулся на спинку, закрыв глаза, он вновь подумал о несчастном, уставшем, в изорванной одежде бедолаге над пропастью. Представил, как сейчас ему наверно тяжело стоять и смотреть, то вниз в неизвестность, то вдаль на восходящее солнце, несущее нечто, что он, автор, еще не придумал. Когда писатель вновь открыл глаза, над ним гасло небо, теряя свой неповторимый синеватый оттенок и окрашиваясь в серые тона, плыли тучи опаленные, заходящим солнцем, которое уже на четверть отдало свою плоть закату. В эту картину иногда попадали ветви беспокойных деревьев, шумящих листвой, словно нагоняя волны на воздушном океане. Опуская взор, мечтатель остановился на противоположенной лавочке. Там совсем не вписываясь в череду соседних пар, присела девушка, совсем одна. Видно никуда не торопясь, она также удобно усевшись с краю, любовалась блекнущим небом, осенним закатом. Расстояние было небольшое и растерянный взгляд писателя украдкой скользнул по слегка задетым наступающей мглой русым волосам, спускавшимся немного с плеч и прикрытых тонким прозрачным шарфом. Теребясь на ветру, они ограничивали правильный овал лица, спадая парой локонов на лоб, пересекали тонкие брови, которые окаймляли смотрящие в небо чуть зеленоватые глаза с шелковыми ресницами. Немного курносый носик как бы хвастался розовыми тонкими губками, застывшими в полуулыбке так, что беловатые зубы поблескивали влагой, а мягкий подбородок устремившийся вверх, открывал прелестную шею, прикрытую все тем же шарфиком, который скрестившись на высокой груди касался предплечий. Руки же спрятанные в карманах, выделялись какими-то браслетами на запястьях, и положенная одна на другую ноги говорили, что их чудесная обладательница совершенно никуда не торопится. И действительно, чуть покачивая туфелькой, девушка видимо думало о чем-то своем, мысленно напевая любимую мелодию. Андрей отстранился от навязчивых тем и попытался подобно медиуму проникнуть в мечтания юной леди, представляя ее размышления. Невольно ощущая на себе взгляд со стороны, девушка отвела глаза от облаков, и, заметив виновника беспокойства, она метнула пронзительный взгляд на нахала. Но мечтатель так увлекся, что ,хоть и смотрел по-прежнему на девушку, даже не моргнул. Легкий румянец коснулся подчеркнутых нежным макияжем щек молодой особы и, вновь укоризненно посмотрев на Андрея, она отвела глаза, приосанилась - более строго усевшись на лавке. Молодой человек был далеко от этой темной аллеи, освещенной приземистыми фонариками, он внимал тому несчастному, так обречено смотрящему вдаль на застывший рассвет в ожидании чуда. Он слышал гулкий грохот слетающих вниз мелких камешков, вдыхал не остывающий даже ночью воздух, провожал стремительно падающий метеор, исчезнувший в середине еще черного неба, вглядывался в миллиарды тихо гаснущих бликов звезд и жалел бедолагу на краю. Если бы только воспаленные бессонными ночами глаза Кима могли на миг проникнуться красотой незнакомки сидящей напротив, то в утративших жизненный блеск зрачках вновь загорелся б далекий огонь, зовущий вдаль, промелькнул бы весь путь заново, каждая песчинка и ни один из обессиленных мускулов бренного тела не дрогнул бы при мысли, что нужно пройти весь ад снова, чтобы увидеть этот ореол недосягаемых высот совершенства. Поверить, что существует еще прекрасное в пустынном мире, которое не может быть уничтожено ни чем и никогда. Наверно Ким бы отвернулся и в прослезившихся глазах, отражаясь в спасительной слегка солоноватой влаге, появилось, то что должно случится, но… Тут Андрей так вдохновенно представляющий жалостливую, обреченную на успех картину, поймал себя на мысли, что не знает и не представляет, что же должно случится, что… В порыве отчаяния он залил все в воображаемом мире черной краской и, вернувшись к реальности, посмотрел на объект такого мимолетного вдохновения. Она, девушка, все так же сидела на лавочке, отстранено смотрела по сторонам. Вдруг, невольно испугавшись своей догадки, писатель отвел взгляд. «Она кого-то ждет», - мелькнуло в голове мечтателя. Уже заочно злясь на возможно уже спешащего сюда юношу, Андрей застегнулся, пытаясь всем своим видом показать, что очень не доволен. Через минуту грустные предположения сбылись, быстрой походкой, иногда переходящей в отдельные прыжки, из глубины аллеи к заветной лавочке приблизился рослый молодой человек с тремя розами и, расплывшись в извиняющейся улыбке преподнес ценный подарок. Игриво нахмурившись, девушка приняла цветы и как-то по детски, очень нежно, взяв за руку своего спутника, поцеловала его, затем, отстранившись, несколько раз смахнула укору с волнующих глаз. Приободрясь и понимая, что прощен, юноша обхватил быстрым движением талию красавицы. Размеренным шагом эта пара покидала едва освещенное место вокруг лавки, под печальный взгляд Андрея. На его высохших за мгновение губах, застыла зависть, слегка напряженные от полутьмы глаза выдавали медленно гаснущую надежду, расширенные зрачки отражали мелькающий фонарь, качающиеся от усиливающегося ветра деревья. Будто тихие круги на воде, расходились удаляющиеся шаги случайной незнакомки, так взволновавшей ум и, быть может, сердце мечтателя. Почти не моргая, он вглядывался в темноту, которая поглотила пару и уже не видя как далеко они, Андрей все еще слышал гулкий стук ее туфелек. «Что-то должно случится», - повторял он про себя, еле шевеля губами. Незаметно писатель проникался все большим, несоизмеримо огромным, состраданием к мучающемуся от жажды и неизвестности человеку на обрыве, который наверно так же без желания автора, твердил заветные слова, что именно сейчас должно что-то произойти. Но ничего… нет, сильный порыв ветра, когда утративший надежду взгляд Андрея впился в плиту под ногами, принес нечто очень приятное не похожее на прохладу и то же время несравнимо большее, чем ночная свежесть. Вздрогнув, он ощутил, как нежная ткань коснулась лица, скользнула по шее и приникла к руке, тонкий прозрачный заветный шарфик уютно расположился на коленях писателя. Чуть вздрагивая на ветру, он, как частичка былой красы, прилетел издалека, чтобы хоть чем-то напоминать о нежданном искреннем порыве чувств. «Случилось», - произнес Андрей, и тот несчастный над пропастью повернувшись к незримо присутствующему с ним автору едва улыбнулся, прищурив мокрые от долгожданной влаги глаза.