Я не танцую. А они танцуют. Вращая пухлыми задницами, поводя плечами, взмахивая длинными волосами, встряхивая короткими. Женщины.
Их много, а я один. Неподвижно сижу на стуле в центре танцующей женской толпы, словно истукан в стае взбесившихся бабочек.
Музыка грохочет так, что подо мной вибрирует пол. А может, он вибрирует от прыжков увесистой тетки в синем фартуке. Ее столбоподобные ноги выколачивают паркет почище двух отбойных молотков. Теткина огромная грудь вот-вот выскочит из рабочего халата, а очи – из глазниц. И, судя по направлению ее взгляда, шмякнутся мне прямо на колени, ближе к паху. Самое неприятное, что горят в этих глазах совсем не материнские чувства, а жаркая похоть, подкатившая из самой глубины чрева, наверняка выносившего не одного ребенка. Честно говоря, отцом очередного мне стать совсем не хочется.
Я отвожу взгляд от ее колыхающегося живота. Чуть левее отрывается блондинка лет двадцати пяти. Она тоже в умат пьяная. И похожа на молодое, слегка сумасшедшее животное. Глаза смотрят в никуда, ноги отбивают такт, пальцы прищелкивают, под майкой прыгают небольшие груди. Полное отсутствие мозговой деятельности, одни рефлексы. От соседки ее выгодно отличает отсутствие ярко выраженного интереса к моей персоне.
Со всех сторон на меня дышит женским потом. И черт меня дернул сюда зайти! Впрочем, от меня мало что зависело. Открыли дверь, схватили за руки, затащили внутрь и усадили. На стул прямо в середину зала, состоящего сплошь из зеркал.
Я порываюсь встать, но упругим толчком низенькая плотная брюнетка усаживает меня на место. Ее миндалевидные глаза отблескивают красным, а безупречные зубы прямо-таки светятся в бликующей темноте. Вот такие чудеса вытворяет светомузыка. Брюнетка отпихивает толстуху в сторону и занимает ее место прямо передо мной. Кажется, она намерена устроить стриптиз. Рабочий халатик летит прочь , миниюбка неотвратимо ползет вверх под наманикюренными коготками. Бедра, рельефности которых позавидовала бы королева бодибилдинга, непотребно вращаются, с каждой секундой оголяясь все больше. Я вскакиваю со стула и пытаюсь прорваться к двери, но пьяные дамочки смыкают кольцо.
Пока я робко тычусь плечом в мягкие тела, пытаясь прорвать живой заслон, бультерьер в женском обличье повисает на моей шее, обхватив бока мускулистыми ногами. Мы оба валимся на пол и нелепо возимся в центре танцующего круга. Брюнетка пытается стащить с меня пиджак, ее подруги одобрительно улюлюкают, нетерпеливо постукивая шпильками. Когда брюнетка вцепляется в мой ремень, пытаясь нащупать замок на ширинке, я забываю о том, что мама учила меня не обижать женщин, и изо всех сил бью бультерьерку по квадратной челюсти. По детски пискнув, она отваливается назад, ее товарки в легкой растерянности, продолжающейся, впрочем, недолго.
Эстафету у бультерьерки перехватывает увесистая тетка в синем фартуке, в руках у нее блестят ножницы. Она щелкает ими перед моим лицом, и визгливо вопит: «Подстричь, красавчик? Подстричь, красавчик?». От однообразности ее причитаний хочется завизжать самому. Я пячусь назад, но под лопатку мне утыкается что-то острое. Оглянувшись, вижу блондинку – идиотически улыбаясь, она демонстрирует мне ножницы с растопыренными лезвиями. Остальные дамочки тоже вооружены.
Металлический лязг со всех сторон, глумливые смешки, учащенное дыхание. Круг становится уже, я не столько вижу это, сколько чувствую – по тому, как сгущается вокруг меня жуткая смесь пота, водки и дезодоранта «Фа».
Женские ручки начинают ощупывать мои плечи и спину.
Они дергают меня за уши и щекочут под мышками.
Я безудержно хохочу.
Когда в глаза мне брызгают лаком для волос, я начинаю плакать.
Но даже это не может помочь мне разлепить ресницы.
Когда острые коготки вцепляются мне в мошонку, я теряю сознание.
Когда звонит будильник, я просыпаюсь.
Мне часто снятся сны про женщин. Жуткие и не на шутку изнуряющие. И больше всего я боюсь, что очередной сон окажется пророческим.
На всякий случай, в парикмахерскую я сегодня не пойду. Вдруг у них там и правда – юбилей?