Елизар Подкопытов неспешно ехал по Водску и грустно размышлял о нелёгкой судьбе славянского фермерства.
Свою первую и, как потом оказалось, последнюю ссуду от государства Елизар получил на заре всеславянской перестройки. Он уже не помнил точно, какая это была заря – утренняя или предзакатная. Обе зари отсияли отражённым прожекторным светом так давно, что слились в затуманенном мозгу агрария в одну маленькую тусклую запятую.
Не помнил Елизар Подкопытов и размера ссуды. Кажется, в ней было несколько нулей, но кто теперь сможет сказать, где они стояли – до запятой или после. Под запятой в данном случае надо понимать не две слившиеся воедино зари перестройки, а парочку денежных реформ, решительно смахнувших и сцарапавших лишние нули с оторопевших до полной покорности дензнаков. Поскольку нуль ничего не стоит, то генералам инфляции, лейтенантам торговых домов и рядовым чёрного рынка ничего не стоило стряхивать нули с купюр и переносить их прямо на ценники.
Впрочем, размер ссуды можно было вычислить, обложившись кучей математических словарей, новославянских терминологических справочников и толстых сборников финансовых кроссвордов. Искомую сумму, найденную путём поочерёдного бросания этих книжек в прожорливую пасть буржуйки (зимой она едва согревала ветхую конторку елизаровой фазенды, а уж готовить на ней свиные отбивные было сущим наказанием, в первую очередь из-за отсутствия свиного поголовья), – итак, эту сумму, найденную посредством выкуривания пачки махорки, следовало потом умножить на коэффициент Карнеги-Курослепова, вымочить в проточной воде и подавать после обеда. Будучи поданной перед обедом, она могла начисто отбить аппетит, а преподнесённая к ужину – вызывала бессонницу или кошмарные сны на темы современного состояния сельского хозяйства в Восточной Восточнославянии.
Навскидку же Елизар мог сказать только, что ссуды хватило как раз на покупку многопородной (а следовательно беспородной) лошади и недостроенной телеги к ней. Весь остаток ссуды, состоявший из двух нулей, ушёл на сооружение одноместного отхожего места без палубы. Место для отхожего места было отведено на северо-западной окраине елизаровой латифундии.
Бескрайность его плантации ограничивалась тридцатью сотками.
Считалось, что земельным наделом наделило Елизара государство. Но эти тридцать аров принадлежали ещё прапрадеду Елизара (тоже Елизару). Прапрадедову земельку позже небезуспешно ковыряли прадед и дед Подкопытова (обоих по иронии судьбы тоже звали Елизарами), снимавшие такие урожаи ржи и корнеплодов, которые потом даже не снились передовикам соцсоревнования и практическим теоретикам из Всеславянской сельхозакадемии.
Первым в борьбе за урожайность потерпел поражение отец Елизара, тоже Елизар. Сначала он стал читать сельскохозяйственную литературу, и урожай ржи сразу сполз с сам-десят до сам-два. Корнеплоды крепились и тужились ещё пару лет, но после того как Елизар-старший взял на вооружение партийную агротехнику из газет, корнеплоды тоже дали слабину, сморщились и поникли.
Тогда старик Елизар, тот, что был отцом нашего Елизара, поставил остатки крестьянского честолюбия и смекалки на кукурузный кон. Вняв совету родной партии, он засадил королевой полей весь свой участок.
Увы, початки в тот год выросли недожаренными, королева пошла в стебель и листья. Всю зиму семья Подкопытовых питалась силосом, читала газеты и мечтала о картошке. С той поры должность главного агронома в семье перешла к жене Елизара, матери Елизара-младшего. Главным агротехническим правилом для неё стало: «делать всё, как у бабки Степаниды Прокловой. Бабка Степанида всё знает».
Однако именно в это время Степанида Проклова, такая древняя старуха, что её уже устали ждать на небесах, вдруг решила: «Надо жить по науке. Вон Елизар – грамотей, газеты умеет читать, всё знает. Буду делать всё, как у него». К следующей же осени она осталась без картошки и бобовых. А хилый урожай свёклы был тут же трансформирован в самогон и в этом качестве употреблён по назначению.
Оставшись без гарантированного трудодня, бабка пошла было уборщицей в школу, но, прослышав, что во всемирной мужской бане города Водска зарплата повыше, перебралась в город и многие годы потом ходила бесполым привидением в плюшевой кофте среди голых мужиков, помахивая дворницким веником и регулируя подачу горячей воды флагманским вентилем, расположенным в аккурат под эшафотом парилки.
Вернёмся, однако, в деревню.
Когда 30 соток перешли по наследству нашему Елизару, государство как раз устроило перестройку, и получилось, что именно оно и выделило Елизару до боли знакомый новый участок. В соответствии с учебником географии владения Подкопытова оставались ровнёхонько в тех же границах, что и прежде. Зато по документам новославянских чиновников выходило, что это не та земля, а уже совсем другая. Подтверждением тому была не только лиловая печать, но и вышеупомянутая ссуда.
После покупки коня и постройки беспалубной уборной ссуда полностью иссякла. На покупку семян гречихи и гаоляна, которыми Елизар планировал запастись лет на восемь, денег не осталось.
Хозяйство Елизара по-прежнему называлось фермерским, и надо сказать, Елизар этого здорово стеснялся. Фермерское хозяйство, вернувшееся к устойчивой пропорции картошки и корнеплодов, приносило ровно такой урожай, чтобы экономно, не приглашая гостей и при всяком удобном случае всей семьёй отправляясь в гости, дожить до весны.
Не было даже и речи о продаже корнеплодов и картофеля зарубежным либо отечественным едокам, хотя в амбарно-бухгалтерской книге Подкопытова и существовала такая графа. Нулей в ней было больше, чем на деньгах образца 96-го года, но у этих нулей не было вожаков из племени реальных цифр. Бумаги Елизара опутала паутина алгебры Лобащинского, состоявшая сплошь из мнимых чисел и понятий.
Сам Елизар боялся своей книги и страшно уважал её за непонятность, таинственность и угрожающие размеры нестыковок в произвольной программе тандема «дебет-кредит».
Денег не было даже на завершение строительства телеги, которая родилась недоношенной и в качестве нагрузки продавалась вместе с конём Васькой (Елизар звал Ваську то лошадью, то конём, чтобы не оказаться неправым на все сто процентов).
В момент купли-продажи недоношенность телеги определялась отклонением от первоначального проекта, заключавшимся в отсутствии у неё сразу трёх колес. Колёса не были отломаны или потеряны, их просто не успели построить – телега сошла с гужевого стапеля с одним лишь левым задним ходовым штурвалом с железным ободом.
Ценой немалых умственных и физических усилий Елизар всё же сумел довести телегу до приемлемых кондиций (на уровне требований общеславянского стандарта), и губернская автоинспекция почти не тревожила его. Левое переднее колесо, снятое со старого ортопедического велосипеда, слегка восьмерило, так что Елизар по мере сил старался не перегружать передок. Если же избежать этого не удавалось, сам седок ради равновесия смещался чуток вправо, в сторону колеса, в своё время принадлежавшего мотоциклу «Юпитер».
А истинным украшением телеги было заднее правое колесо, решённое в духе ретро, поскольку Елизар позаимствовал его с ржавеющего в дровянике допотопного «роллс-ройса», принадлежавшего ещё прапрадедушке. Как и у телеги, у «роллс-ройса» на момент их знакомства и операции по пересадке органов тоже было только одно колесо – остальные прапрадед проиграл в карты ещё в 1854 году, во время загула по случаю то ли начала, то ли окончания Крымской кампании.
Короче говоря, после ремонта телега была совсем как новая и не участвовала в скачках и ралли только из врождённой скромности. А лошадь Ваську телега полюбила с первого взгляда, и Васька отвечала ей своей лошадиной взаимностью. В конце концов, они являли собой единый механизм и в полной мере познали сладость внутреннего сгорания от ласкового прикосновения вожжей.
Но-о-о... Тпр-ру-у... Единственное, что не волновало Елизара Подкопытова, – это безудержная акселерация цен на бензин и солярку. Проезжая мимо автозаправок, Елизар с Васькой горделиво распрямляли спины и делали вид, что их мысли заняты совсем другим.
Если честно, так оно и было. Оба в эти моменты сосредоточенно думали про овёс.
Лошади Ваське однажды в юности довелось попробовать овса, и он любил пережёвывать свои воспоминания, относящиеся к упомянутому периоду своей биографии. Указанные воспоминания приводили Ваську в какое-то эротическое опьянение и заставляли старого кобылу время от времени засыпать на ходу. Очнувшись, она в очередной раз убеждался в недосягаемости асфальтового горизонта и вновь впадало в приятные грёзы на темы овса.
А думы Елизара в такие моменты были уже далеки от овсяного маркетинга. Гораздо больше интриговала его грядущая необходимость возврата государству этой чёртовой возвратной ссуды. Собственно, он должен был вернуть её ещё три года назад, но для этого нужно было бы выгодно продать несколько Васек и какое-то количество телег. Помнится, Елизар тогда отозвал государство в сторонку и, смущённо теребя в руках сомбреро, попросил отсрочки.
Государство сразу же согласилось, но предупредило, что «включает счётчик». Проценты на счётчике щёлкали ещё шустрей, чем на бензоколонке.
...Словом, современное славянское фермерство оказалось хитроумной ловушкой, и все, кто попадался в неё, обречены были до конца дней своих бродить по закоулкам её лабиринта, не снимая с плеч громоздкие вещмешки с многочисленными уведомлениями и напоминаниями о том, что счётчик включен. Тихое тиканье счётного механизма раздавалось и за спиной Елизара Подкопытова, хотя его сутулые плечи и анатомически прозрачный хребет не были обременены даже видимостью какого-нибудь рюкзачка – на них не было ничего, кроме неброской и незамысловатой пейзанской татуировки и такого сильного загара, будто над елизаровой плантацией в небе была просверлена индивидуальная озоновая дырка.
Впрочем, один беглый взгляд на поникшую голову этого злосчастного помещика даст внимательным читателям большее представление о направленности и ходе его мыслей, чем все мои описания.
Когда телега Елизара свернула на улицу Половой связи, стало окончательно ясно, что над славянским фермерством нависла угроза быть посланным так далеко, как только позволяет славянская ненормативная лексика. Сакраментальный адрес из трёх букв уже готов был сорваться с губ нашего героя («Да пошло оно всё на ...!»), когда он вдруг увидел впереди баррикаду.
Елизар никогда раньше не видел баррикад, но сразу понял, что данная баррикада отвечает всем требованиям уличных боёв. Правда, она была не достроена, но плотно уложенные белые мешки с сыпучим грузом*, из которых состояло тело укрепсооружения... нет, это действительно кто-то хорошо придумал.
[* Из других рассказов цикла мы с вами уже знаем, что это был героин, незадолго до описываемых событий усилиями царских чекистов и социалистической охранки вызволенный из подвала американского консульства в Водске. При телепортации героина в сторону государственных закромов у одного из силовых полей искривилась кривизна, и примерно полвагона конфиската упало с неба прямо на улицу Половой связи].
В связи с этим проезд по улице Половой связи был перекрыт, но Елизар не стал разворачивать раздувшую ноздри Ваську, а подъехал поближе к мешковатому заграждению. Спрыгнув с телеги (велосипедное колесо аж зазвенело, распрямляя затёкшие спицы), аграрий подошёл к мешкам и быстрой щекоткой пощупал один из них.
- Ё-моё, селитра, – произнес он удивленно. – Лопни мои глаза, но это настоящая аммиачная селитра. От паразиты! У нас дак селитры днём с огнём не найдёшь, а у них дак селитра на улицах валяется.
Я как-то забыл упомянуть выше, что всю свою жизнь Елизар считал аммиачную селитру главной составляющей рекордных урожаев. Сам он селитру никогда не видел, но со слов отца (который тоже никогда не видел ни грамма селитры даже издалека) и по агротехническим статьям в партийных газетах знал о великой, таинственной и почти всепобеждающей силе селитры. Когда в недобрый час пришло в упадок образцово-показательное хозяйство бабки Степаниды Прокловой, Елизар единственный из односельчан понял истинную причину случившегося: у бабки просто-напросто кончилась селитра.
А тут – целые баррикады из селитры. Ё-моё...
С таким количеством селитры можно было бы собирать по пять урожаев моркови и делать за лето по шесть севооборотов и обмолотов овса! Зерновой клин не томился бы без дела, и рожь на грядках Елизара колосилась бы круглый год! Горохом с простаивавшей нынче под паром борозды можно было б засыпать весь Китай и какую-нибудь Венгрию в придачу! Средняя картофелина с планового гектара запросто превышала бы размерами кирзовый сапог 46-го размера! Тыква была бы величиной с карету, а редька – с ракету! С проблемой недоедания в отдалённых уголках нашей круглой планеты было бы покончено.
И самое главное: возвращение государству взятой по горячности ссуды перестало бы быть несбыточным!
Елизар Подкопытов был на редкость совестливым фермером. Но на сей раз душевная борьба внутри него длилась так недолго, что совсем нисколько не длилась. Уже через минуту он, кряхтя, таскал мешки с селитрой к телеге и вёл погрузку сугубо по-научному, начав с кормы и постепенно продвигаясь к передку.
При всех недостатках телеги у неё были два несомненных достоинства – огромная вместимость и крестьянская выносливость. Когда гора мешков была полностью телепортирована в гужевой кузов, Елизар взял вожжи и слегка ударил Ваську по акселератору.
Вскоре Водск остался за кормой, и в лицо лихому фермеру ударил вольный ветер прерии. Елизару даже показалось, что от перетаскивания мешков он несколько опьянел. Васька тоже захмелела и тихо ржал какую-то свою жеребячью песню, в каждом куплете которой не меньше трёх раз повторялось слово «овёс».
К своему ранчо они подкатили уже в сумерках. Оба часто смеялись и, перебивая друг друга, бойко болтали на языке кентавров что-то про селитру, про овёс и про необходимость взять ссуду для строительства нескольких новых амбаров.
...В эту ночь наш необыкновенный во всех отношениях крестьянин долго не мог уснуть, строя грандиозные планы всемерного подъёма сельского хозяйства в пределах отведённых ему государством площадей. Духота в тесной конторе-спальне мешала мыслить масштабно, и Елизар встал, накинул на чресла набедренную повязку и вылез через окно.
Однако, спрыгнув с подоконника, он вовсе не приземлился на собственную недвижимость, а повис в воздухе. Заключённая в мешках селитра оказала на него поистине волшебное действие. Поёживаясь и оттого равномерно работая лопатками, Елизар потихоньку взлетел выше и стал кружить над своими владениями. Рядом, нелепо звеня копытами, летала слегка прибалдевшее Васька, в лунном свете очень похожий на Пегаса.
С высоты лошадиного полёта было хорошо видно, как под лучами луны и астероидов на участке Елизара одна за другой прорастают, дают мощные побеги и начинают быстро стеблиться всё новые и новые блестящие перспективы. Громадьё планов ночного поля завораживало и ошеломляло. От избытка чувств Васька даже выдавил из себя партию круглых каштанов, хотя отныне, в свете селитровых преобразований, сие удобрение становилось для огорода излишним.
Целых сорок минут они кружились так над самым неурожайным кусочком родной планеты, сменяя друг друга на трибуне в качестве вдохновенных докладчиков-футурологов, пока, наконец, Подкопытов не почувствовал некоторую усталость. Тогда он лихо вскочил на Василия, вцепился ей в гриву и сжал бока ногами.
Умная Васька сразу всё понял. Оно оттолкнулся копытами от массивного избытка чувств и взмыла в поднебесье.
Проскакав несколько раз туда и обратно по Млечному пути, взмыленный Елизар рухнул в постель и проснулся после обеда.
Прямо босиком он первым делом побежал на гумно с ревизией. Ё-моё... Значит, всё это ему не приснилось. Мешки с селитрой, готовой к употреблению и к битве за урожай, были такой же реальностью, как и лёгкая физкультурная боль в лопатках.
* * *
А пришпорим-ка мы неистовую Ваську да перенесёмся на нём лет на несколько в будущее, прямиком в сегодня.
Что это там маячит неподалёку от Водска, занимая территорию, равную по площади дюжине Лихтенштейнов и двум Эстониям? Ё-моё, да это же центральная усадьба образцово-показательной латифундии маэстро Подкопытова!
Елизар Елизарович весьма разумно распорядился селитрой, ниспосланной ему судьбою на Почтовой улице. Перевезя подарок судьбы на свою фазенду, Елизар не стал терять время и уже к концу недели в три слоя удобрил наследственный надел. Земля ответила ему тем же.
Урожаи на его участке сразу же значительно превзошли Книгу рекордов Гиннесса по всем разделам и показателям.
Елизарова гигантская капуста произвела настоящий фурор на выставке в Брюсселе. А округло-продолговатая редиска-рекордистка во много раз превзошла размерами тела знаменитую дедову и бабкину репку. Говорят, одним экземпляром этой редиски были до отвала накормлены шесть тысяч человек.
В качестве сорняков на участке Елизара Подкопытова стали буйно произрастать бананы и ананасы, а также кокосовые пальмы вкупе с авокадо, манго, киви и маслинами. Елизар реализует сорняки по цене силоса из лекарственных трав. Силос этот пользуется огромным спросом на фондовых биржах и ввиду высокой стоимости реализуется тройскими унциями и гранами.
Прибавочную стоимость, помимо богатых урожаев, приносят и многочисленные экскурсии селекционеров, равно как и делегации любопытных эскимосов, столь охочих до последних новинок в области ботанического моделирования и конструирования. А брюква, увезённая в Париж любознательными парижскими учёными, будучи привезённой в Париж и положенной рядом с Эйфелевой башней, оказалась в диаметре выше вышеупомянутой башни и вообще чуть не раздавила Париж и сбежавшихся поглазеть на означенную брюкву парижан и парижанок.
С некоторых пор Елизар постоянно увеличивает размеры своей латифундии, частично прикупая землицу, частично завоевывая её с помощью специальных сорняков (крапива, хрен, малина и пырей), обкормленных селитрой. Сегодня наш новый славянский помещик накрыл своим огородом почти половину Азии, раздвинув рамки отцовского участка от Тихого океана до самого Алтая. На месте прежней Еврейской АО наш новый славянин посадил чеснок и топинамбур, а те пространства, которые раньше звались Монголией, Елизар теперь называет «где у меня морковка с укропом посажены». Монголы собирались послать Подкопытову ноту протеста, но было уже поздно и некогда: требовалось срочно пропалывать и прореживать морковь, ботвой своей превосходившую заросли бамбука. Укроп тоже требовал ухода, угрожая спрятать страну кочевников от солнца и дождя под гигантскими зонтиками.
Уже через полгода Елизар вернул государству его необъятную ссуду вместе со счётчиком, щёлкавшим быстрей швейной машинки. А через год, выделив ссуды сразу нескольким государствам, Елизар и сам научился включать счётчики.
Так или иначе, многовековая мечта семьи Подкопытовых стала реальностью. Сколько раз Елизар Подкопытов, девятикратный прадед нашего Елизара, отрывая взор от сохи и вонзая его в солнечную даль, мечтал о том, чтобы хлеб рос на деревьях! Пожалуйста. Вот они, эти деревья, увешанные булочками и круассанами, Елизар разводит их у границы с Австралией и продаёт семена чилийцам и грекам. Одно из хлебных деревьев специально запрограммировано на гигантские караваи: Елизар любит встречать дорогих гостей хлебом-солью.
Соль растёт тут же рядом, на отдельном кустарнике и прямо в солонках.
Рисунок Александра Кущенко