I
Дождь смывает все грехи спящего города вместе с пылью. Пыль это и есть грех. Да, после дождя остается грязь и слякоть, – но это не пыль. Грязь – это как чувство умиро-творенности че-ловека, побывавшего на исповеди.
Хотя, нет. Пыль – это не грех. В маленьких городах больше пыли, чем в конгламе-рациях. Конгломерации чистые. Видимо чистые. Греха нет только в поле, дождь там идет только для того, чтобы росла трава.
Вот по полю-то и бежал Дейв. Долго бежал. Не останавливаясь. Бежал по мокрой траве, очищаясь от своих грехов. Бежал из пыльной и холодной тюрьмы. Суд Высшей Конгломерации приговорил его к пожизненному заключению за то, что тот, спасал сво-его сына от флайера Низшего Чиновника. Тот чуть не сбил маленькое существо. Сбил бы и не заметил. Для Низшего – простые горожане Йорка – грязь. Не просто грязь, а пыль-ная грязь. Грязь, которую надо смы-вать. Но это не так.
Откинув сына с полосы, на которой на недозволенной высоте летел, ревя двигате-лем, флайер, и сам едва не угодив в темный тоннель между прошлым и будущим, Дейв в сердцах крикнул вдогонку удаляющемуся Чиновнику: «Чтоб ты сдох, пидор!». Низший услышал. И за-вертелось колесо Судебной Машины.
Судья Дриббинс был добр к Дейву. Он присудил Дейву лишь пожизненное заклю-чение в Тюрьме Файренского конгломерата. Всего лишь. Не приказал расстрелять всех знакомых и близких Дейва, нет. Хотя толпа…, нет, не толпа, а Толпа, Сборище Тупых Идиотов На Этом Празднике Смерти бушевала и возмущалась: как так? вы воспитали та-кого подонка и не хотите по настоящему наказать его? он назвал Низшего пидором, спа-сая какого-то сопляка и останется чист? Но Дриббинс оказался непреклонен. Несмотря на то, что он служил закону, он остался человеком.
II
Тюрьма Файренского Конгламерата была пристанищем политзаключенных. И всем полит-заключенным здесь нравилось. А почему им не радоваться, что они обитают здесь? Никого из близких и знакомых у них не осталось, права на жилье и наема на работу нет. Права на прием пищи в свободном обществе тоже нет. Умирать они также не могут, так как Суд Высшего Конг-ламерата отнял у них эту возможность.
А здесь, в Файрене, они могут работать, есть и умирать когда им вздумается. Конечно, большинство кончало жизнь самоубийством, вводя себе морфий через задний проход – другого способа суицида здесь не было; но некоторый жили здесь долго и счастливо.
Но Дейв не мог. Там, на свободе осталась его семья, его жизнь, идеалы и принципы. Он с самого начала хотел сбежать из Файрена, но этого сделать было невозможно, совсем невозмож-но.
Глядя на то, как одни имели других, как в прямую кишку вкатывался морфий, как Файрен-ские Надзиратели мочили от нечего делать заключенных в сортире, Дейв думал. Он думал все-гда. Ежесекундно. И однажды, додумался он, что Дриббинс – не человек, а как раз наоборот. Дриббинс – самое бесчеловечное существо в Галактике. Худшей кары для Дейва он придумать не мог.
III
Единственным выходом было спать. Спать – значит видеть сны, а следовательно, жить, а не существовать. Во сне к Дейву приходили друзья. Но стоит только открыть глаза, как видишь загаженные стены, воздух, прокуренный сожителями до невозможности, кучу дерьма в углу и наглых сестричек, которые хотят и могут отыметь тебя каждую минуту.
Да, это не Йорк, хотя раньше Дейв считал Йорк самым большим дерьмом в мире. Но сей-час Йорк казался Дейву чуть ли не раем. Там хоть дерьма на улицах нет.
Дерьмо – самое распостраненное слово в Файрене. Наверное, потому, что жизнь здесь дерьмовая. Даже у Надзирателей.
Дерьмо. Такое же чувство испытывает ребенок, когда он получает конфету, а обертка ока-зывается пустой. Когда человек идет в супермаркет за продуктами, а нарывается на ограбление. Когда сестричка имеет желание «поговорить» с кем-нибудь, но ее отшивают.
IV
Понимая, что других путей побега не может быть, Дейв начал подмазываться к начальству Файрена. И вот, ярким солнечным июльским днем 2115 года, Дейв оказался во Флориде на до-рожных работах. Не на обычных дорожных работах, где через каждые пятнадцать метров стоят служаки Федерального Армейского Фонда с дробовиками, которые они норовят засунуть тебе в задницу при малейшей твоей попытке сделать что-нибудь против правил. Нет, это были дорож-ные работы на 3217 магистрали, где был всего лишь один легавый, не из ФАФ, а просто коп. Дейв попал на эти работы благодаря кропотливому жополизству. Нет, он не стучал на сожите-лей по Файрене, он просто отличался примерным поведением и выполнял поручения охранни-ков: то за пивом сгоняет, то толчок вымоет. Да, это унижение.
Но оно того стоило.
И Дейв рванул. Никто не понял, как он это сделал, даже сам Дейв. Просто рванул и все. Не бил легавого сзади шпалой, не дрался с сожителями, не завладел оружием, а просто побежал. И Бог явно полюбил Дейва, иначе как объяснить тот факт, что шесть выстрелов, произведенные копом по Дейву, не достигли цели?
Бог любил Дейва. Он любил его потому, что дал возможность получить возможность со-вершить побег и дал Дейву его совершить.
Хорошо быть любимчиком Бога.
V
Один человек мне сказал, что любовь – это самая противная штука на свете. Кому как. Я не знаю свое отношение к любви, это довольно-таки противоречивое дело: когда человек лю-бит, он может не совершить некоторые поступки, которые он бы совершил, если бы не любил, и наоборот.
Дейв бежал как раз таки из-за любви. Но не осталось в мире конгламераций того, кто по-нял бы Дейва, даже он сам. В мире, где слизывают языком дерьмо с мостовой за доллар, где по-донки кучкуются с мразями, где все идет по принципу «иди в жопу», никто бы его не понял. Даже его близкие. Но Дейв этого не знал пока.
Представьте себе, Дейва не искали. Это странно, но факт. Людей, находящихся рядом с Дейвом в Файрене (хотя, нет, не людей, а сожителей), за более мелкие преступления, чем ос-корбление Низшего, ловили и жестоко били; так, что сожители потом выплевывали ребра через рот. А Дейва даже не пытались искать.
Вот так, пробежав бесперерывно около недели, Дейв наконец-то вступил в окрестности Йорка. Первые две мысли его были: навестить семью и принять душ. Эти две мысли главенст-вовали над остальными.
Выбегая на Йоркское шоссе, грязный и немытый, Дейв даже и не думал добираться до конгламерации на попутке – опасно, но один старенький флайер снизился и остановился прямо перед Дейвом.
– Залезай, приятель! Прокатимся с ветерком! – проговорил из салона прокуренный голос старого таксиста.
– У меня нет денег.
– О каких деньгах может идти речь, старина? Прыгай в салон.
Салон был грязный и прокуренный дешевыми сигарами, так же как и его хозяин; но не-смотря на это Дейву его неожиданный знакомый нравился. Сначала ехали молча, смотря на уходящую вдаль кромку горизонта, которая растворялась в низком тумане: время было утрен-нее. Смотря на этот великолепный пейзаж, Дейв подумал: вот я наконец и дома, как это велико-лепно...
– Откуда такой великолепный туман?, - спросил Дейв у таксиста.
– Чего? А, нет… Это не туман. Ты перепутал, парень. Это дым из сопел труб, и это совсем не великолепно… С чего ты взял, что это великолепно?
– Я просто давно не был дома…
– Ха, парень, и ты называешь домом такой кусок дерьма, как Йорк?
– Представь себе называю… И мне кажется, это действительно мой дом, потому что я бывал в местах гораздо худших, чем Йорк…
– … слушай, приятель… А я тебя знаю, я видел тебя по телевизору… Судебный процесс… Политическое преступление… Ты… Ты оскорбил Низшего, спасая своего сына, да, теперь я вспомнил… Эй, а что ты тут делаешь!?
– Я приехал домой…
– Зачем… Тут тебя никто не ждет…
– Почему? У меня тут осталась семья, друзья…
– Забудь про них, приятель… Лучше не заходи к ним, а затихарись где-нибудь. Если твои близкие сразу тебя не забыли, то им накапали на мозги эти ****ые Федералы и
теперь они боятся тебя – твои близкие. Не появляйся там.
– Все что ты говоришь – полная чушь…
– Чушь несешь ты, старина, а я тебе говорю правильные вещи. Послушайся моего совета, забудь их, как они забыли тебя и тебе станет легче жить. Если ты увидишь своих близких, твоя жизнь моментально наполнится проблемами, и ты не сможешь восстановить свой духовный уровень. Ты сойдешь с ума. Послушай моего совета, парень: уезжай к чертям собачьим из этой дыры, найди себе какую-нибудь бабенку, осядь на дно и наслаждайся жизнью.
– Слушай, останови машину, я не могу слушать эту ***ню, которую ты несешь. Дай мне выйти.
– Пожалуйста, я тебя не держу, – сказал таксист и приземлил свой флайер. Дейв от-крыл дверь. Снаружи на него пахнуло свежестью и Дейв опять подумал о душе.
– Спасибо, приятель, конечно, но не могу я с тобой ехать дальше, не могу слышать твою мутотень. У меня от нее голова болит.
– Я понимаю. Но ты не прав…
Не ответив, Дейв мягко опустил дверь флайера вниз и побрел по мокрой, скользкой и хо-лодной дороге в сторону Йорка. Кстати, странно, если в XXI веке появились флайеры, которые могут летать где угодно, зачем правительство оставило дороги, думал Дейв, но так и не нашел ответа на свой вопрос.
Он шел в полной уверенности в своей правоте, зная что его дома ждут, и все еще надеются на его возвращение…
…Но таксист оказался прав…
VI
Вдали показались смутные очертания Йорка, и на Дейва напахнуло ритмами speed garage’а и drum’n’bass’а. Дейв не любил подобные направления в музыке, но сейчас они показались ему такими родными и теплыми, как никогда. И ужасный рев моторов флайеров, и дым выхлопных газов и заводских труб, и люди на улицах с лицами-масками – все это показалось радостным. Чувства переполняли его. Он дома!!!
……………………………………………………………………………………………. ……
Платные душевые кабинки на улицах в Йорке были. Но они были платные, и поэтому Дей-ву не удалось помыться перед возвращением в свою квартиру. Пришлось отправляться так. Сначала он чувствовал себя грязным, вшивым и лохматым уёбищем, но, подходя к своему дому, и после, поднимаясь на лифте, он перестал ощущать себя так.
Остановившись перед входной дверью, Дейв в нерешительности поднял правую руку, по-стояв так секунд тридцать. Потом опустил руку и поднял другую. Подумав еще немного, Дейв позвонил в дверь. Сначала он ничего не услышал, но мгновение спустя звонок раздался в пусто-те квартиры громко и заунывно. Послышались чьи-то шаги, дверь как-то неестественно дерну-лась, но потом тихо скрипнула и открылась. Дейв увидел на пороге свою Мэри. Но это была уже не та Мэри, которую он знал раньше.
Это была другая, чужая Мэри. Даже не Мэри, а мэри, подумал Дейв.
На Дейва сразу повеяло холодом от ее глаз. И глаза были у нее чужие: даже цвет поменял-ся.
Ни Дейв, ни Мэри, не находили слов, чтоб сказать что-нибудь. Так они и стояли молча около минуты. Потом Мэри словно очнулась ото сна, глаза ее на миг недобро блеснули, и она тихо, вполголоса, проговорила лишь два слова:
– Уходи, подонок…,– и захлопнула дверь.
Все. Жизнь кончилась. Все происходящее сейчас вокруг Дейва, показалось ему нереаль-ным и несущественным, кроме черной двери, которая находилась в расстоянии пятнадцати сан-тиметров от его глаз. Водила оказался прав: «****ые Федералы накапали на мозги» и теперь Дейва никто нигде не ждет. Это Дейв понял. Но он никак не мог понять, как какие-то ****ские идеи и нравы могли разрушить его существование в этом темном и сумрачном мире; не мог по-нять, что самым главным в этом темном и сумрачном мире является не любовь, доверие, друж-ба – это все – ***ня из-под ногтей, а деньги, власть, насилие и прочая мутотень. И вот, под влиянием этих мыслей, от которых закипали мозги в голове, как вода в чайнике, Дейв вышел во двор, также темный и сумрачный, пыльный и грязный, окутанный низким туманом.
В душ больше не хотелось. Хотелось выпить.
VII
Сидя в грязном, прокуренном и вонючем, но светлом баре, Дейв думал о мести. Ему нужно было достать пушку. Хорошую здоровую пушку, пристрелянную и надежную во всех отноше-ниях. Дейв знал, где можно достать такую, проблема опять-таки упиралась в деньги. Пробить денег на пушку – это не то, что тряхнуть лоха, который вытащил свой бумажник и отдал тебе все деньги, на которые ты сейчас пьешь. На пушку нужны хорошие деньги. А хорошие деньги надо заработать. Но встает вопрос: где? Права на работу нет: стоит куда-нибудь сунуться, как в тебе сразу признают беглого преступника, сдадут Федералам, вонючим козлам, и будешь после этого всю жизнь ссать кровью. Нет, так не пойдет.
Оставался всего один способ: полнейший беспредел и насилие – ограбление инкассатор-ских флайеров и Банков Конгломерации – только так Дейв мог достать деньги на пушку. Хотя, в принципе, в ограблениях пушка была также нужна, но Дейв поначалу мог обойтись и без нее: он обладал хорошими физическими качествами.
Да.
Насчет банков – это хорошая мысль…
IX
…Холодным и мрачным июльским днем неизвестный в маске напал на инкассаторский флайер: подлетев на флайере-такси без номеров, нигде раньше не замеченном, он быстро и лег-ко открыв дверь, вырубил ударом в переносицу Федерала, находящегося на пассажирском си-дении, быстро и легко достал табельное оружие из кобуры, быстро и легко нацелил пистолет на голову охранника, и все также легко и быстро нажал на курок.
Запрыгнув в кабину и посадив флайер, неизвестный быстро (и легко) перекидал находя-щиеся в инкассаторской машине кредиты в приземлившийся флайер-такси (в этом флайере на-ходился еще один человек), и скрылся на ранее обозначенном такси.
О происшествии узнали лишь несколько часов спустя…
X
Дейв шел по центральной улице Йорка. Висевшая на его плече спортивная черная сумка приятно оттягивалась вниз: в ней лежал крупнокалиберный дробовик и патроны к нему. Денег у Дейва уже практически не осталось. Часть кредитов пришлось отдать Сэму – водиле-таксисту, который помогал ему при всех набегах на флайеры инкассаторов и банки; часть пришлось по-тратить на подпольное изготовление документов пропуска в здание Высшего Федерального Со-брания; большая часть денег ушла на пушку. Но Дейв не жаловался на отсутствие денег, сейчас ему было все равно.
Пару минут на то, чтобы схватить случайное такси и направить его к зданию Высшего Фе-дерального Собранию; не прямо к нему, конечно, надо выйти за пару кварталов от него и не-много прогуляться: собраться с мыслями, подготовить боекомплект, зарядить первую партию свинца в дробовик… А потом действовать…
……………………………………………………………………………………………..
Выйдя из такси на грязную, залитую дождем улицу, Дейв не пошел по Центральной, а свернул во дворы и побрел по переулкам. Это он сделал, чтобы привести мысли в порядок. Те-перь он смотрел на вещи, происходящие здесь со спокойствием и удовлетворением, хотя рань-ше всё это вызывало у Дейва чувство отвращения и омерзения. Вот какой-то бомж блюет, при-слонившись к кирпичной стене головой; коричневые подтеки забрызгали его серую, бывшую когда-то белой, куртку, но сам бомж этого не замечает: ему сейчас плохо, и он уже не вспоми-нает, что где-то полчаса назад ему было очень хорошо. Вот какие-то сопляки, которые где-то в подвале поймали грязную облезлую кошку, которая жалобно мяукает и грустными человече-скими глазами смотрит на своих мучителей; а те не хотят замечает ее страшного взгляда и про-должают пытаться натянуть на шею кошки тонкую леску, чтобы потом затянуть ее и повесить кошку на ближайшем фонарном столбе. В воздухе стоит запах марихуаны и говна. Мрачная ат-мосфера. Но Дейв шел мимо всего этого и улыбался. Надломленное сознание Дейва принимало происходящее вокруг, как абсолютно нормальное и правильное: жизнь не может течь по-иному, ведь если всего этого не будет, мир насилия просто взорвется.
Дейв встал, словно очнувшись ото сна. Открыв сумку, достал дробовик и свободной рукой зачерпнул горсть патронов. Патроны приятно звякнули в черной пустоте сумки. Дейв вхоло-стую передернул затвор, потом медленно стал загонять патрон за патроном в магазин дробови-ка. Восемь. Дейв еще раз передернул затвор дробовика и мягко положил дробовик в сумку. Па-троны опять звякнули. Дейв застегнул молнию сумки и снова побрел мимо реальности.
XI
Стеклянные двери ФС открылись, и к Дейву сразу устремился охранник:
– Будьте добры, предъявите ваш пропуск,– слащаво протянул он, и Дейв вытащил из кармана куртки небольшой синий прямоугольник, на котором были написаны день, время и место назначения: день сегодняшний, время тоже совпадало, место назначения – каби-нет Низшего Чиновника Джона Ван Факкинга.
Охранник внимательно изучил пропуск, кивнул, что-то хмыкнул про себя и опять обратил-ся к Дейву:
– Будьте добры, предъявите содержимое вашей сумки.
Последнее, что увидел охранник, было блеснувшее дуло дробовика; последнее что услы-шал – щелканье курка и звук выстрела. Мощным ударом охранника перекинуло через весь холл, и еще более мощным ударом полет охранника прервала стена.
Времени на раздумье не было. Сильным рывком Дейв преодолел пространство холла и во-рвался в лифт. Загорелась кнопка ‘17’ – кнопка нужного Дейву этажа.
Повторюсь, когда скажу, что хорошо быть любимчиком Бога. По идее, лифт с Дейвом должны были заклинить, как всегда это делали с другими преступниками, оказывающимися в лифте; сверху на крышу лифта должны были спуститься агенты Федерального Армейского Фонда, а двери лифта открыть и закидать кабину гранатами со слезоточивым газом. Ничего это-го не делали.
Семнадцатый этаж. Бесконечно длинный коридор с рядом дверей, которых множество. Идем в самый конец. Передергиваем затвор. Стреляная гильза с негромким хлопком вылетает из патронника и падает на пол, отскакивает и снова взлетает в воздух. Одна дверь открывается, из нее выходит какой-то толстый боров, но увидев Дейва, бросается обратно в кабинет; проходя мимо, Дейв мельком глаза застает борова находящимся в неимоверным прыжке за стол: боров летит, но он совсем не похож ни на одну из известных миру птиц; как был он боровом, так бо-ровом и останется.
Вот он – кабинет 3406. Пинком распахиваем дверь. Дверь с хлопком стукается о стену и слетает с косяка. Вот и он – Низший. На его пидорской роже написано удивление, но видно, что видит он Дейва в первый раз.
– Ну, что, сука, не помнишь меня? А тебя помню… Что, напомнить? Помнишь процесс? Ты ехал, куда-то торопился, наверное, видеопрокат порноDVD закрывался на обед, и чуть не сбил какого-то сопляка… Ну, сбил – не сбил, какая на *** разница; так нет, какой-то мудак обозвал тебя пидором. И ты возмутился. На процессе ты кричал, что такого оскорбления ты не забудешь, будешь помнить его всю жизнь и мудака того тоже помнить будешь. Было та-кое? Было. Так, вот, тем мудаком был я. А теперь я прихожу к тебе по старой памяти, хочу поговорить, и что я вижу? Ты меня, оказывается, не помнишь меня. Ты, оказывается, на меня хуй забил. А так, друг мой, дела не делаются. Чё молчишь?…
– …
– А…, я так понимаю, разговора у нас с тобой не будет. Но я все-таки скажу. В жизни любого человека существуют критические точки; и сейчас мы: я и ты, мирно сосуществуем в одной из них. Но двоим в одной точке никак не поместиться, а так как ты забрался в мою критическую точку, то я тебя сейчас вытесню.
Низший помолчал пару секунд, блеснул очками и зарыдал.
– Не надо, пожалуйста, не надо меня убивать… Я дам вам всё что вы хотите: деньги, власть…, все что хотите, но только не стреляйте…
– Молчи!, – голос Дейва сорвался на крик,– раньше надо было думать. Много вас та-ких развелось жестоких, но сердобольных за нас: стоит только попросить, и ты получишь все… Но то, что мне надо, ты, сука, не в силах мне дать: мне нужна справедливость. Спра-ведливость я могу получить, лишь убрав тебя со своей дороги, и с дороги всех нормаль-ных людей, которых, к сожалению, осталось совсем мало. Так что перестань стонать, всё равно ты получишь своё.
Низший совсем ничего не слышал и не видел. Патрон, вылетевший из ствола дробовика и со всей силы вбурившийся в его череп, выкинул Низшего из кресла и кунул об стойку, стояв-шую немного позади. Хрустнули шейные позвонки, и голова, мелькая красным рубцом покати-лась под чайный столик.
Стрелянные гильзы опять повисли в воздухе. Дейв сплюнул, закурил и медленно подошел к окну. Внизу, как муравьи, злобно и нагло копошились люди. Повыше, на уровне четвертого этажа, парили флайеры; но они, так же как и толстый боров, совсем не были похожи на птиц. А жаль.
Когда в кабинет ворвались люди ФАФ, Дейв легким движением бросил сигарету, нажал курок (выстрелом его отбросило в окно) и воспарил над землей. Всем птицам – птица. Даже мертвый, Дейв остался самим собой – чистым и белым – единственный во всем большом гряз-ном и черном Йорке. Он ни на минуту не предал своих идей, как это сделали его близкие и дру-зья; он ни на минуту не подумал о том, чтобы сдаться и влиться в черное общество безликих тварей, называющих себя людьми. И хотя он понимал, что не сможет ничего поменять в устоях государства, он все-таки попытался сделать это. И именно поэтому лишь он один был похож на птицу в этот самый момент.
XII
Дождь смывает все грехи спящего города…
Июль – август – сентябрь 2000
© Аршинский Алексей