Следователь был молодым человеком среднего роста, но крепкого телосложения, с детскими, почти наивными глазами. Для солидности он носил бороду и курил "Беломор". Звали его Виктор Петрович Буйков, но для коллег он был просто Витек.
- Ну, что скажет медицина? - спросил Виктор с надеждой в голосе.
- А ничего особенного не скажет, - бодро ответил Шурик - врач следственной бригады. - Типичный случай. Смерть наступила в результате апоплексического удара между 20 и 21 часами вечера. Сердечко не выдержало, вот дедушка и представился.
- Что, так вот взял и представился?
- Слушай, Витек. Что ты к дедушке пристал. Ему уже давно за 70 перевалило. А в этом возрасте долго не живут. Так что у нас налицо самый обычный случай естественного перехода Homo Sapiens в мир иной. Одним словом, сегодня Шерлок Холмс остался без работы и будет снова целый день скучать, - язвительно пропел Шурик и начал составлять акт медицинского освидетельствования покойного, насвистывая себе под нос что-то бодренькое.
- А кто милицию вызвал? - не унимался Виктор.
- Внучка. На кухне сидит, - буркнул Шурик. - Вот ей ты и можешь задать все грызущие тебя вопросы, а мне работать надо, - добавил он и углубился в отчет.
В общем Шурик оказался прав: криминалом здесь не пахло. Внучка вернулась под утро с ночной дискотеки и завалилась спать. Ее родители были на даче. Комната дедушки в дальнем конце квартиры. Туда она не заглядывала. Утром встала, попила кофейку и лишь потом, удивившись, что дедуля еще не встал, навестила его. А он уже остыл. Короче, надо отправлять дедушку в морг, а самому возвращаться в отделение и писать отчет. Опять писанина. Эх, не доверяет начальство серьезных дел молодым специалистам, - с тоскою подумал Виктор.
Он вернулся в комнату и рассеянно посмотрел по сторонам. Шурик собирал свои бумажки. Вошли санитары скорой помощи, переложили покойника с ковра на носилки и молча вышли вмеcте с ним. Комната сразу опустела, лишь на том месте, где только что лежал дедушка, белел листочек бумаги.
- Это еще что? - неожиданно вслух подумал Виктор.
- Наверное, дедуля своим тщедушным тельцем прикрыл, когда брякнулся со стула на пол, - опять попытался сострить Шурик.
Листок оказался ксерокопией. Первая строчка была написана от руки - "Аукцион "СОТБИ", ниже шел пронумерованный список предметов с кратким описанием, фотографией и начальной ценой. Некоторые строчки были подчеркнуты карандашом.
- Интересно, зачем дедуле аукцион "СОТБИ"? - спросил Виктор.
- Хотел выгодно вложить свою пенсию в предметы искусства, - ухмыльнулся Шурик, видишь, даже подчеркнул кое-что.
- Ага. Свою мизерную пенсию он только в "пирамиды" новых русских вложить мог.
- A, может, он сам и есть подпольный новый русский, - парировал Шурик
- Ладно, что гадать?.. - пробормотал Виктор и добавил, - Посмотрим в отделении, что это за дедок за такой. А теперь пошли. Больше сегодня нам здесь делать нечего, - он сунул листок в папку и вышел из квартиры...
Революция - это, конечно, хорошо, - думал Сенька. Кем он был до революции - простой подмастерье в иконописной лавке, а теперь работал на монетном дворе молодой республики, полностью состоя на казенном довольствии. Работа была не сложная, знай следи себе за тем, чтобы не было брака, да время от времени меняй формы, но очень хотелось бы чего-нибудь посложней, а то так и с тоски загнуться можно. Шутка ли, целый день стоять и на чеканочный пресс пялиться, чтобы тот - не дай Бог! - бракованные монеты не погнал.
С финансовой точки зрения деньги перестали его интересовать, слишком уж быстро они теперь обесценивались. Зато с каждым днем росла у Сеньки страсть коллекционная. В смутные времена Гражданской войны чуть ли ни каждая деревня печатала свои деньги, сейчас большинству из них была уже буквально грош цена, но для Сеньки это был первостатейный коллекционный материал. Перебирать и систематизировать деньги было интересно, тоскливо только на пресс целый день смотреть.
Сенька с ненавистью посмотрел на пресс, из пасти которого один за другим выползали новенькие серебряные полтинники 1922 года, и подумал, что не плохо было бы изобрести машину, которая отсеивала бы бракованные монеты и останавливала пресс, подавая одновременно сигнал тревоги. Вот бы мастер послал его учиться на рабфак!.. Тогда он сам такую машину придумал бы. Молодой республике ученые люди ох, как нужны!.. А что? Голова у него на месте, руки тоже. Не зря ведь именно он, Сенька, этот пресс починил, когда тот неожиданно две недели назад встал. Никто не мог справиться, даже главный механик, а Сенька за полчаса наладил. На рабфаке подучится - и не такие машины чинить будет.
Можно было бы еще долго мечтать, но в это время металл для монет закончился и пресс остановился. Надо было вставлять новые формы для 1923 года, которые прислали утром. Сенька открыл пресс, ловко поменял формы, но, прежде чем подать новую партию металла, решил сделать пробник. Лишний брак нам ни к чему, - деловито сказал он сам себе, доставая из кармана найденный вчера на улице медальон. Заодно и в коллекции будет пополнение.
Медальон был, похоже, из серебра, но такой пустяковый, что больше полтинника на толкучке и не дадут. Сенька положил его на пресс, потянул за рычаг и остался доволен результатом - полтинник получился, что надо. Сунув монету в карман, он собрался было запускать основной металл на поток, но его вдруг окликнул мастер:
- Сенька! Ты формы, что сегодня пришли, уже поставил?
- Только что, - довольно ответил тот.
- Меняй на старые. Главный только звонил и сказал, что эмиссии 1923 года не будет. Сверху специальную директиву прислали. Чеканим еще 1922 год, а потом придут формы с новой символикой, но уже только в 1924 году. Во как! Так что быстро, меняй все на старые и дуй к главному. Он тебя на рабфак учиться послать хочет.
Словно во сне Сенька поменял снова формы и помчался к начальнику цеха...
- Ну, так что, Сенька, будешь дальше молчать?
В последний раз Семена Михайловича назвали Сенькой двенадцать лет назад. Это был мастер на монетном двор, который относился к нему, как к сыну, а не сопливый следователь НКВД. Хотя для сопляка тот слишком профессионально бил. Семен Михайлович с трудом поднял голову и твердо сказал:
- Меня зовут Семен Михайлович.
- Хорошо, Семен Михайлович, - гаденько ухмыльнулся следователь, - Вы подтвержаете показания вашего директора, который заявляет, что вы являетесь английским шпионом?
- Под страхом смерти человек может сказать что угодно, - пробормотал Семен Михайлович и добавил уже громче, - Нет. Я прошу, чтобы мне устроили очную ставку с Данилой Ивановичем.
- Это абсолютно лишнее, - осклабился следователь, - У нас и так достаточно доказательств вашей виновности. К тому же ваш директор - враг народа, приговоренный к смертной казни. Приговор обжалованию не подлежит и приведен в исполнение сегодня ночью.
Семен Михайлович вздрогнул, судорожно вдохнул воздух, но промолчал.
- Итак, - невозмутимо продолжал следователь, - вы не признаете себя виновным?
- В чем? - с трудом ответил Семен Михайлович, все еще потрясенный услышанным.
- В том, что по заданию английской разведки вы собирались устроить диверсию на заводе, где работали главным инженером.
- Это ложь. Ничего подобного у меня и в мыслях не было.
- А как вы объясните деньги и монеты, которые мы нашли в вашей квартире? - не унимался следователь, - Кого вы собирались подкупить? В каких целях использовать?
- Это моя коллекция, - мрачно ответил Семен Михайлович.
- А что вы скажете по поводу платинового полтинника 1923 года, который лежал отдельно в вашем столе? Это уж точно подделка или расхищение народного достояния, - довольно улыбаясь, произнес следователь.
- Какая платина? Какое расхищение? В чем вы пытаетесь меня обвинить? - попытался возразить Семен Михайлович.
- Мне доподлинно известно, что никакой эмиссии монет 1923 года не было. Поэтому хотелось бы услышать историю вашего полтинника. И учтите, что вам поможет сейчас только чистосердечное признание.
- Я не думал, что НКВД интересуется нумизматикой и бонистикой.
- НКВД интересуется всем! - строго заметил следователь. И добавил: - Это мое, так сказать, увлечение в свободное время.
- В последний раз спрашиваю. Будете говорить или нет - откуда полтинник?!.
Семен Михайлович, осознав, что сейчас его судьба находится в руках этого семнадцатилетнего мальчишки - следователя по фамилии Робинзон, медленно начал рассказывать историю появления полтинника.
Выслушав его рассказ, Михаил Артурович Робинзон окончательно уверился в том, что является единственным обладателем полтинника 1923 года. То, что медальон оказался из платины, разумеется, чистая случайность, но из-за нее ценность монеты только возрастала. Да и коллекция этого инженера была неплоха. Ему, начинающему нумизмату, о такой можно было только мечтать. Настроение следователя поднялось. Он посмотрел на замученного Семена Михайловича и милостиво произнес:
В виду вашего чистосердечного раскаяния высшую меру, возможно, заменят лагерями...
Торги прошли успешно. Такая удача мне и во сне не снилась, - подумал Герман. Сумма, которую перевели ему на мюнхенский счет, исчислялась почти шестью нулями. Сто раз прав оказался полоумный спившийся сосед по коммуналке, рассказавший перед смертью лагерную байку о платиновом полтиннике и следователе-нумизмате. Сначала Герман ему не поверил, а потом... Потом решил проверить. Ночами торчал в архивах, благо вход для него как для аспиранта истфака был свободным. Раскопал все личные дела маститых коллекционеров страны, а дальше все было делом техники. Сигнализации в квартире не было. Все жильцы рыли грядки на даче. Несколько лет, правда, ушло на то, чтобы переправить коллекцию за границу. Теперь, если разумно использовать вырученные деньги, можно неплохо прожить всю жизнь и спокойно заниматься наукой. Не надо больше мести метлой, чтобы заработать на кусок хлеба. Не надо больше клянчить гранды, чтобы поработать в европейских архивах. Был простым нищим аспирантом, считавшим каждую копейку, а теперь свободен для науки и истории, которую любит больше всего. Прочь из этого коммунального логова. Его ждут библиотеки Европы и Америки. Но прежде, чем ехать в аэропорт, надо оставить кое-кому весточку.
Герман взял в одну руку небольшую дорожную сумку, в другую конверт с ксерокопией каталога аукциона, захлопнул дверь квартиры и вышел на улицу. Поймав машину, он назвал адрес. Когда подъехали к нужному дому, Герман попросил водителя подождать, а сам, вынув ксерокопию из конверта, вошел в подъезд.
- Да, Михаил Артурович, - пробормотал он себе под нос, опуская листок в почтовый ящик, - Не принес вам счастья полтинничек. И сколько, интересно, людей отправили вы в лагеря, чтобы составить свою знаменитую коллекцию?..
- Разрешите войти, товарищ полковник? - спросил Виктор, приоткрывая дверь.
- А-а, Буйков, - произнес шеф, - Проходи, проходи. Читал твой отчет. Так, значит, не простым дедушкой оказался твой подопечный.?
- Так точно, - ответил Виктор. - Михаил Артурович Робинзон был хорошо известен среди нумизматов и бонистов, так как владел одной из самых полных коллекций в стране. Несколько лет назад его обокрали. Причем вынесли только самые ценные экземпляры. Розыск не дал никаких результатов. Мой приятель-нумизмат просмотрел список украденного и оценил все в долларах как минимум цифрой с пятью нулями. И вот, судя по тому злополучному листку, несколько дней назад коллекция, вернее, самая ценная украденная часть, всплыла на аукционе "СОТБИ" и была продана с молотка. Узнав об этом, Михаил Артурович и скончался.
- Да, Виктор, я знаю, - перебил его шеф, - Все это подробно описано в твоем отчете. Именно поэтому я и вызвал тебя. Дело это не простое, тут замешана международная организация. Поэтому придется все передать в органы. Ясно?!
- Но, товарищ полковник... - попытался возразить Виктор.
Какие уж тут "но". Решение принято. Завтра лично передашь материалы. Вопросы есть?
- Никак нет, товарищ полковник. Разрешите идти?
- Идите, - ответил шеф...
Спустя несколько месяцев Виктор получил официальный ответ на свой запрос о состоянии дела об украденной коллекции: "В связи с тем, что в данный момент отношения с Великобританией чрезвычайно натянуты, решение вопроса о частной коллекции не представляется возможным".
- Значит, достояние народа - с молотка, - со злостью подумал Виктор, выпуская табачный дым в окно, за которым платиновым полтинником сияла полная луна.
апрель 2001