У меня есть ТАЙНА!
Нет, конечно же, я не резидент иностранной разведки, не старший оперуполномоченный уголовного розыска и не десятилетний мальчик. Всё проще и обыденней - я человек, который зарабатывает деньги.
Некоторые могут понимающе ухмыльнуться, но инспекторов из налогового управления я просил бы расслабиться - я работаю честно... По крайней мере чисто.
О себе: мне 38 лет. В меру богат. В меру женат. Достаточно умён, чтобы не выглядеть на людях дураком и снобом; достаточно красив, чтобы пользоваться бесплатной популярностью у женщин.
Теперь о ТАЙНЕ: её зовут Леночка. Глупо? Плевать!
Зато у неё: немыслимо-желтые кошачьи глаза, нескладное тело подростка, мама - уборщица и шестнадцать прожитых лет за хрупкими плечами. И волосы...
Длинные, волнистые тёмно-русые волосы, которые при ветре (самом слабом ветре) неожиданно касаются твоей щеки, и всё тело взрывается, словно морская волна с разбегу о волнолом...
1
Было это так:
Шесть утра. Пятница. Там, внизу, Город ворочается, просыпается после тяжелого каменного сна - шуршит первыми машинами с сонными седоками, проклинающими пятницу - последний рабочий день недели; позванивает первыми трамваями - неторопливыми, знающими себе цену (общественный транспорт в городе бесплатно); вздрагивает от корабельных гудков, не дающих даже на секунду забыть, что Город - город портовый.
А здесь - над Городом - нас трое: я, собственной персоной, бутылка настоящего (!) Французского кларета ( для тех кто не в курсе - креплёное виноградное вино) и каменный Будда, глядящий на мир со спокойной, чуть ироничной улыбкой мудреца.
Да, чуть не забыл: не далее чем в пятидесяти метрах бродит Серафим - не тот, не шестикрылый, - мой шофёр и телохранитель.
Мой Серафим получает на сто рублей - согласитесь: сумма чисто символическая - меньше, чем я. Это очень много, но это позволяет мне иногда ни о чём не беспокоясь, делать всякие глупости. Например - сидеть в шесть утра рядом с Буддой и пить кларет.
Тогда, в пятницу, я и встретился с нею... Она шла, опустив голову, задумавшись над, очевидно, не разрешимой для неё проблемой - так как она ни на что не обращала внимание: ни на меня (оставалось не более десяти метров), ни на возникшего позади неё Серафима, взглядом спрашивающего у меня: "что делать?". Я взмахом руки отправил Серафима и приготовился встретить гостью...
Она заметила меня только тогда, когда упёрлась лбом в мою грудь.
- Ой, извините, - испуганно сказала она, подняв на меня свои кошачьи глаза. - Я вас не заметила.
Глаза у неё поблёскивали от слез... Нет, слез не было. Был только блеск в глазах, а слезы - слезы ещё не успели проступить в уголках её глаз, но уже были близко, очень близко!
- Здравствуйте, девушка, - доброжелательно сказал я. - Скажу вам честно, не ожидал я больше в этой жизни увидеть чудес и ошибался.
- Почему? - осторожно спросила она, вглядываясь в моё лицо, ощупывая его своими жёлтыми глазищами.
- Потому, что вы и есть чудо, - улыбнулся я. - Самое настоящее чудо.
- Да уж... Чудо-юдо, - нахмурив брови, заметила она, но уголки губ почти незаметно поползли вверх, обозначив улыбку.
- Я вам не помешаю? - как можно более серьёзно спросил я.
- А я вам? - наконец улыбнулась и она.
- Хотите вина? - я пошёл на сближение и тут же пожалел об этом - она напряглась, в глазах промелькнула тревога. "Болван!" - ругнулся я про себя.
- Ради Бога, не пугайтесь. Я спросил просто из вежливости, - попытался я вернуть потерянное.
- Да? - она недоверчиво взглянула на меня.
- Ну, естественно! - я опять улыбнулся, обнажая тридцать два хорошо вычищенных зуба.
- Ну разве что так... - она заложила руки за спину и огляделась.
- А что вы...
- Здесь делаю? - перехватил я её вопрос и сам же на него ответил. - Созерцаю жизнь.
- Зачем? - брови её приподнялись вверх, ресницы раскрылись как створки раковины.
- Я - философ, - скромно потупившись, ответил я.
- Буддист? - она кивнула на Будду.
- Нет. Сам по себе. По жизни.
- И часто вы здесь... - она запнулась на мгновение, обдумывая слово. - Созерцаете?
- Каждую пятницу (врать, так врать) с пяти до семи утра.
- Я вас раньше не встречала, - удивилась она. - Я здесь часто бываю.
- Но ведь встретили?
- Ой, и правда, - обрадовалась она.
- Значит, в этом есть какой-то намёк, - многозначительно прищурился я.
- Вот уж не знаю, - опять нахмурилась она.
- Не бойтесь, - рассмеялся я. - Я больше не буду предлагать вам выпить. А если вам неприятно, я могу собраться и уйти.
- Но вы же первый пришли, - резонно заметила она и тут же добавила. - Сегодня.
- А ты... То есть вы, зачем приходите сюда? - я постарался направить разговор в более интересное русло.
- Честно? - очень серьёзно спросила она, отведя глаза в сторону.
- Если возможно.
- Плакать.
- Почему? - я был несколько ошарашен прямотой ответа.
- По многим причинам, - уклончиво ответила она, но неожиданно продолжила, закрыв глаза. - Потому, что мама получает 96 тысяч в месяц; потому, что нет новых туфель; потому, что учитель физкультуры - козёл; потому, что директриса придирается; потому, что я завалю выпускные; потому, что никто мне не дарил цветов; потому, что целоваться - противно; потому, что Булгаков - гений, Цветаева - гений, а я дура! Дура, да?!..
Зачем-то защипало глаза и я пару раз сморгнул, но не помогло. Я так и слушал её - смаргивая и глотая ком, непонятно откуда взявшийся в горле, мешающий дышать. Вдруг захотелось прижать эту девочку, с блестящими от не выступивших слез глазами, к груди, шептать ей глупые, нежные слова и плакать, плакать горько, навзрыд вместе с ней... вместо неё...
- ...А иногда… - не замечая, что творится со мной, продолжала она. - Иногда я кричу. Просто кричу. Вот так...
И она закричала. ... Этот крик не был криком боли или страха, предчувствия потери или смерти. Это был вой... Вой безысходности и холода вокруг...
- Ты сегодня придёшь "Под абажур"? - спросила меня Рита, прихорашиваясь перед зеркалом.
Рита моя жена (уже пять лет), мой компаньон (двенадцать процентов уставного капитала моей фирмы) и мой друг (между нами нет секретов). Ей 31 год и она прекрасно выглядит (всего две косметические операции - подправлен нос и что-то с бюстом, я не в курсе)
- Обязательно! И не один...
- Ого! Новое увлечение? - Рита взглянула на меня аккуратно подведённым глазом.
- Последний раз я видела тебя с женщиной полгода назад... Что-то необычное?
- О да! Ты сегодня увидишь её.
- У тебя всегда был хороший вкус. Надеюсь, и в этот раз...
- Рита! - я загадочно улыбнулся. - Я же сказал - увидишь.
- Ну-ну... Кстати! Лепешев согласился на твои условия?
- Не совсем... Но с понедельника я за него возьмусь по настоящему.
- Дожми его. Он зарвался, - Рита наложила последний штрих и повернулась ко мне.
- Ну, как?
- Ты прекрасна.
- Я ведь твоя жена, - улыбнулась Рита и осторожно поцеловала меня (помада!) в щёку.
- Я убежала. Встретимся "Под абажуром"
Дверь хлопнула. До назначенного времени оставался целый час. Интересно, в чём она придёт? Хорошо бы что-нибудь простенькое, но со вкусом... "Наши" - ежепятничные завсегдатаи ресторанчика "Под абажуром" - не любят яркого и крикливого.
В дверь постучали условным стуком - Серафим. Никак не могу приучить его пользоваться выданным мною ключом от моей квартиры. На всякий случай, глянув в сторожевой монитор, впускаю.
- Как и просил, Антон Николаич - белые розы, - Серафим протянул заказанные мною цветы.
- Спасибо, Фима. В ванну их, под воду. Пускай полежат пока...
Теперь одеваться. Я не должен сильно выделяться - мы должны с ней гармонировать - значит, тройку ни в коем случае! Что-нибудь попроще... Пожалуй, светло-серый, без галстука - нейтрально и сочетается с любым цветом. Рубашку лучше чёрную - нейтраль так нейтраль. Носки белые? Хм... Носки - розы, розы - носки... А в этом что-то есть! Итак - три цвета - нормально.
На Серафимовой руке бибикнули часы.
- Полшестого, Антон Николаич. Позвони Бабичу.
- Спасибо Фима... Хватаюсь за телефон.
- Здравствуй, Костенька! Как себя чувствуешь? И я тоже, спасибо. На Новосибирск отправили? На Китай? Очень хорошо. Нет, всё. Буду, обязательно буду. Нет, я буду не один. Пока секрет... Увидишь... До встречи.
Всё! Вот теперь на сегодня всё. Абсолютно. Совершенно.
- Фима! Успеваем?
- Успеваем, Антон Николаич. С лишком даже.
- Ничего. Прокатимся по городу...
Город суетен, нервен - час пик: люди, машины, трамваи. Пройдёт всего лишь два часа и он притихнет, успокоится, но пока же он дышит сипло и тяжело как загнанный зверь, спасающийся от привидевшегося ему кошмара - зверь, испугавшийся самого себя...
Встреча состоится на центральной площади под "трубачом" - до недавнего времени символа недремлющего ока, теперь же огороженного железным забором, якобы для ремонта. Недреманное око, огороженное забором - смех, да и только! Зато под этим самым забором, прямо напротив здания крайкома (губернаторства по-новому), расположились бродячие музыканты со шляпой для подаяний - культура, бля!
Недреманное око за забором, крайком - губернаторство, культура со шляпой, я в машине с личным Серафимом - да здравствует наше время!
- Сколько времени, Фима?
- Без пяти.
- Как думаешь, она опоздает?
- Женщина, - равнодушно ответил Фима и хмуро уставился в окно.
- Как сказать... - улыбнулся я.
- Вон она, - Фима кивнул в сторону музыкантов под забором.
- Где? - я прильнул к окну, пытаясь разглядеть её в толпе, окружившей играющих.
- Возле столба...
- А, вижу...
Дьявол! Она в джинсах!!
- Фима, цветы.
Вылезаю из машины, иду к ней. Она меня не видит - внимательно слушает, о чем поют.
- Что ж вы, девушка? - укоризненно говорю я в её спину.
Она вздрагивает и оборачивается.
- Это вам, - протягиваю цветы.
- Зачем? - её брови ползут вверх.
- Красивая женщина с цветами - это красиво вдвойне.
- Но мне... - она запинается, опускает взгляд в землю, краснеет. - Неудобно...
- Чего? - я искренне удивлён.
- Цветы вот... - странно ответила она.
- Цветы - это так, для настроения. А вот что с рестораном делать? Джинсы - это не принято, плохой тон.
- Я... - она смущается ещё больше. - Я не пойду в ресторан. Извините.
Теперь краска заливает моё лицо.
- Почему?
- Ну... Неудобно...
- Чего?
- Я никогда не была в ресторане, - признаётся она. - И потом - так вот сразу и в ресторан?..
- У вас есть другие планы на этот вечер? - сухо интересуюсь я.
- Нет... Но в ресторан мне не хочется.
- Как вы можете знать, что не хочется, если вы ни разу...
- Вернее, мне хочется, но я не могу, - она сердито притоптывает ногой.
- Почему?
- Я не сумею вам объяснить, - тяжело вздохнула она.
Так. Вечер нужно спасать... О! Кажется, есть мысль.
- А если поехать на море?
- На море?
- Представь: закат, шепот волн, покой...
- И вы? - очень серьёзно спросила она.
- И я.
- Я согласна, - соизволила (ого!) она, откинув ладонью со лба непокорную прядь.
Всю дорогу до бухты Лазурной она просидела молча, вжавшись в угол заднего сиденья, настороженно поглядывая то на меня, то на Серафима.
Бухта Лазурная хороша своей отдалённостью от Города - меньше народу. А ещё, есть там одно местечко, куда не заглядывают чужие глаза: территория огорожена и охраняется. Меня охрана знает, а "наших" там не будет - все "Под абажуром".
Так и получилось: охранник, дружески улыбнувшись Фиме, раскрыл ворота, на самом пляже никого. Выгружаемся. Серафим лезет в багажник за "НЗ" - шоколадом, шампанским и ветчиной. Она идёт к морю лёгким, широким шагом хозяйки. Останавливается, не доходя трёх шагов до воды и начинает раздеваться - не торопливо расстёгивает рубашку, аккуратно складывает её у своих ног, снимает джинсы и... оказывается без ничего! Нагая!!
В первое мгновение я просто не понял, что произошло и продолжал наблюдать как она стягивает волосы в тугой узел и делает шаг к морю; спокойный, уверенный шаг человека, не скованного условностями и одеждой. Она мягко, без всплеска вошла в воду и поплыла; наконец-то я смог набрать воздуха в лёгкие.
Тут меня прорубило: я суетливо начал раздеваться, раскидывая одежду и путаясь в брюках. Оставшись в плавках, замешкался на мгновение и оглянулся на Серафима, тот стоял, удивленно глядя ей вслед. Я снял и плавки. Странное ощущение - без плавок я чувствовал себя неуютно - как будто именно плавки определяли границу обнажённости. До моря я бежал, бежал как от погони, опасаясь серафимова взгляда в спину - не понимающего, обалдевшего...
С разбегу шумно плюхнулся в воду и сразу же почувствовал облегчение: вода скрыла мою наготу. Я осмотрелся - она находилась недалеко: метров двадцать, не больше - лежала на спине, расслабленная, с закрытыми глазами, с широко раскинутыми руками; казалось, море само поддерживает её снизу, похожее на огромную пуховую перину.
Я остановился на расстоянии вытянутой руки от неё; острая девичья грудь её поднималась и опускалась в такт волнам, лицо походило на точеную алебастровую маску - неподвижное, светлое. Я протянул руку и коснулся её пальцев; она медленно повернула лицо в мою сторону и открыла глаза, наполненные странным, клубящимся туманом - туманом покоя и счастья.
Меня затрясло от острого желания смять, скрутить её тело в своих руках, прижать её к своей груди и до боли впиться в её губы длинным страстным поцелуем. Ворваться в неё, в её покой и нетронутость огнём своего тела и сжечь!..
- Не надо... Пожалуйста, - тихо, очень тихо прошептала она и отвернулась... И закрыла глаза...
И я умер. Умер от стыда за похоть свою, за ничтожество своё и грязь, пропитавшие меня насквозь, кровью и желчью моими ставшие...
- Ты что это - без света? - озадаченно спросила меня Рита, вернувшаяся из ресторана в пол-одиннадцатого. - Почему не спишь?
- Думаю, - нехотя ответил я, щурясь от света включённого Ритой, прикрываясь от него рукой.
- Бабич шесть раз про тебя спрашивал, - проговорила Рита, скидывая туфли, проходя в комнату. - Просто извёлся весь. Ты ему что, сказал про новое увлечение?
- Да. Имел глупость... - поморщился я.
- Ну-ну. Теперь будет ходить, хвостом крутить. Берегись, отобьёт. Он парень настырный. И, кажется, у него слабость к твоим женщинам.
- Я ему, козлу, шею сверну!.. - процедил я.
- Ты что, серьёзно?..
- Совершенно!.. Абсолютно!.. - я сжал и разжал кулаки.
- Эй, эй... Молодой человек, - Рита игриво уселась на мои колени, - Уж не влюбились ли вы?
- Перестань, мне не до шуток! - я попытался её спихнуть, но она обняла меня за шею.
- Да уж, не от ворот ли поворот дали вам, Антон Николаич? Чегой-то вы обиделись так на собственную жену?
- Рита!
- Ухожу, ухожу, ухожу, - Рита легко соскочила с моих колен и пошла в спальню. - Если ничего не придумаешь, приходи, подумаем вместе.
Рита исчезла в спальне. Сквозь неплотно прикрытую дверь слышалось шуршание снимаемой одежды... Плевать.
Через двадцать минут Рита вышла в халате и с сигаретой.
- Ну, хорошо, - заинтересованно сказала она. - Расскажи мне о ней.
- Не хочу...
- Врёшь! - жёстко сказала Рита.
- Вру, - согласился я.
- Тогда расскажи.
- О чём?
- Для начала, - Рита села в кресло напротив и затянулась сигаретным дымом. - Сколько ей лет?
- Шестнадцать.
- Не густо, - разочарованно поморщилась Рита. - Учится?
- В гимназии.
- Думает учиться дальше?
- Не знаю.
- Кто родители?
- Мама, - я немного помедлил с ответом. - Уборщица.
- Золушка значит, - Рита улыбнулась. - И как же зовут нашу Золушку?
- Лена.
- Елена, - Рита посмаковала её имя, произнося его медленно, тщательно.
- Елена... Хорошее имя.
- Оно ей не нравится.
- Ну да, ну да, конечно, - Рита прищурилась. - Как она выглядит? Фотография есть?
- У неё очень красивые тёмно-русые волосы...
- Очень интересное начало, - усмехнулась Рита. - Слава Богу, что не с ног начал.
- Не смейся! Она ребёнок. Совершеннейший ребёнок.
- И что случилось с нашим ребёнком? Почему ты сам не свой?
- Меня ткнули носом в собственное дерьмо, - угрюмо пояснил я.
- Ого?! Этот ребёнок? - Рита приподняла (аккуратно) аккуратные брови.
- Представь себе, - я развёл руками.
- Не представляю, - Рита упрямо тряхнула головой. - Глупость какая-то!
- Такой мразью себя почувствовал, такой... скотиной!
- А вот это уже сантименты! - Рита затушила сигарету. - Пойдём спать. Завтра будет тяжёлый день - Китайцы, договора и прочее, постарайся об этом думать. А с Золушкой я попробую тебе помочь.
- Рита! - с угрозой проговорил я. - Не трогай её!
- Дурак ты, Антон Николаич, ей Богу, - Рита подошла ко мне и ласково разворошила мои волосы. - Идём спать, а?
Бабич полноват, лысоват, розовощёк и весел. Закатывается хохотом над любым, самым бородатым анекдотом. Он на четыре года моложе меня, на два сантиметра ниже, но мы компаньоны. По образованию он юрист, по призванию - хоккейный болельщик. Трудолюбия и энергии хватило бы на троих, поэтому он и старший. После меня, конечно.
- Антоша! - Бабич постоянно встречает меня радостными возгласами. - Эти стервецы собираются нас ободрать!
"Стервецы", я так понимаю, - это наши будущие китайские партнёры.
- Что ещё?
- В остальном всё нормально, - Бабич довольно щурится. - Так сказать - полный ажур.
- Вот и хорошо. Тогда справитесь без меня.
- То есть? - округлил глаза Бабич.
- У меня есть дело. Встречу с китайцами проведёшь сам.
- Погоди, Антоша, какое ещё дело? - Бабич хватает меня за рукав. - Как без тебя? Мы же полгода готовили эту встречу - и без тебя?
- Костя. Я тебе полностью доверяю, - я доброжелательно похлопал Бабича по плечу. - Пора тебе взрослеть... Всё. Мне некогда. Прости.
- Но... - попытался возразить Бабич, только я его уже не слышал.
Я захлопнул за собой дверь офиса и вышел на улицу. Серафим встретил меня вопросительным взглядом.
- Фима, ты хорошо запомнил, куда мы отвезли Лену?
- Ну.
- Тогда, сначала за цветами.
Серафим взглянул на меня удивлённо, но ничего не спросил. Умница!
Миллионка - район хорошо сохранившихся развалин. Снаружи всё прилично - центр горда всё таки, но стоит заглянуть внутрь тёмных, неуютных дворов, сразу бросаются в глаза обшарпанные стены, разбитые двери подъездов, невывезенный мусор и группы бандитского вида подростков, лениво переговаривающихся между собой, курящих на неизвестно какие деньги купленные американские сигареты. Не редкость здесь и конопля, и ханка, и даже героин. На улицах Города давно не новость остекленевшие, с расширенными зрачками глаза наркоманов.
- Где-то здесь, - Серафим указал на четырёхэтажный дом.
- М-да...
В доме четыре подъезда, - какой из них?
- Фима-а... - растерянно протянул я, разглядывая дом.
- Минуту, - сказал Серафим и вылез из машины.
Через окно я пронаблюдал, как Серафим поймал парня из местных, и начал его расспрашивать. Парень глумливо ухмылялся и загибал пальцы - строил из себя крутого. Видимо Серафиму это надоело, так как он влепил парню пощёчину. Я отвернулся - мне никогда не нравился Фимин способ вести беседу. Ровно через минуту Серафим вернулся и доложил:
- Третий подъезд, второй этаж, квартира тридцать семь. Лена Усова. Проводить?
- Спасибо, Фима. Я сам.
Я взял цветы и вылез из машины. В подъезде пахло мочой, кошками и сыростью. "Зато потолки высокие" - безрадостно подумал я.
Дверь открыла растрёпанная женщина с явно похмельными кругами под глазами. Женщина стояла и молчала. Я тоже молчал. Женщина закрыла дверь. Я снова постучал.
- Кого надо? - спросила женщина через дверь.
- Мне бы Лену, - ласково попросил я.
- Какую ещё Лену? - спросила женщина, после некоторого раздумья.
- Усову.
- Усову? - переспросила женщина и замолчала.
Я подождал некоторое время и вновь постучал.
- А вы кто? - наконец отозвалась женщина.
- Я?..
А действительно, кто? Знакомый? Глупо. Друг? Вряд ли. А если...
- Я её жених, - проговорил я и покраснел.
Дверь открылась. Женщина внимательно оглядела меня с головы до пят.
- Жених? - женщина покопала головой. - Надо же! С цветами...
- Это вам, - я протянул ей цветы.
- Мне?! - у женщины испуганно округлились глаза. - Зачем?..
Почему-то мне стало неудобно за её испуганность, за её похмельные круги, за её застиранное платье, словно я был в этом виноват.
- Традиция такая, - выдавил я из себя, уже не зная - куда бы деть эти чёртовы цветы.
- Проходите, - как-то вяло пригласила женщина. - Только у нас не прибрано. Некогда всё...
- Ничего, ничего, - попытался её успокоить я.
Я вошёл внутрь квартиры, оказавшейся просто комнатой разделённой занавеской на кухню и спальню.
- Не разувайтесь, - предупредила женщина, лихорадочно собирая в кучу раскиданное по кровати бельё.
И вдруг остро пахнуло детством - в такой же комнате мы жили с мамой, пока она снова не вышла замуж...
- Мы с Леной вдвоём тут, - то ли пояснила, то ли пожаловалась женщина.
И запах... Всё пропитавший запах нищеты. Нам с мамой было легче - времена другие, да и слово "нищета" не было принято. Не было тогда нищеты. Но запах!.. Запах был.
Дверь распахнулась, (она, оказывается, была не заперта!) и вошла Лена.
- Ма... - начала она, но, увидев меня, удивлённая, замолчала.
- Тут, Лен, к тебе, - напряжённо сказала женщина и добавила неуверенно. - Жених...
- Что вы тут делаете? - холодно спросила Лена. - Что вам нужно?
- Я тебя искал, - улыбнулся я.
- Нашли? - зло проговорила Лена. - Нашли, да?
- Лен... - жалобно протянула женщина. - Ну, чего ты? Он цветы принёс.
- У него цветы, мама, для настроения - так, между прочим. Он любит, что б всё красиво было. Он, мама, жизнь любит созерцать. Посозерцали?
- Я что-то не так сделал? - виновато спросил я.
-Уходите! - оставив без пояснений мой вопрос, потребовала Лена, раскрыв дверь. - Немедленно.
Я сделал неуверенный шаг к двери.
- Ну, - поторопила Лена.
Я шагнул за порог, и дверь захлопнулась за моей спиной. За что? Ну, обидно же! Развернувшись к двери лицом, я снова постучал.
- Кто там? - раздражённо спросила из-за двери Лена.
- Лена, я люблю тебя! - крикнул я в запертую дверь.
- Уходите.
- Я хочу, что бы ты вышла за меня замуж.
- Уходите!
- Я не уйду, пока ты со мной не поговоришь.
- О чём?
- Не знаю, - честно признался я. - О чём угодно...
Дверь открылась.
- Я не пойду за вас замуж, слышите? - спокойно, словно давно уже обдумала этот вопрос, сказала она.
- Почему?
- Всё вы врёте, - презрительно глянув на меня, заявила она. - Так не бывает просто, вот и всё! Философ, тоже мне...
Дверь опять закрылась.
- Куда? - спросил Серафим, заводя машину.
- Понимаешь, - растерянно сказал я. - Она мне не верит...
- Может, домой? - предложил Серафим.
- Почему она решила, что я вру?
- Я быстро, - сказал Серафим и вылез из машины.
Я рассеянно пронаблюдал, как он скрывается в подъезде. Вернулся он действительно быстро.
- Дал ей ваш телефон, - удовлетворённо пояснил он, садясь за руль. - Ну, так куда?
- Ты думаешь, позвонит? - с надеждой спросил я.
- Завтра же, - уверенно заявил Фима и сделал вывод. - Значит, домой.
Перед дверью своей квартиры я остановился, замешкался - домой совершенно не хотелось.
- Позвонить? - заботливо спросил Фима и потянулся к звонку.
- Погоди, - я придержал его за руку. - Давай постоим чуть-чуть.
- Давай, - покорно вздохнул Фима.
Определённо - домой не хотелось! Я достал сигарету и прикурил от зажженной Серафимом зажигалки. Нервно затянулся. Дома - Рита, расспросы, излишне уютные кресла...
- Выпить бы, - тоскливо сказал я.
- Это можно, - Фима глянул на часы. - В машине есть, сбегать?
- Ладно, не надо... - я решительно затушил сигарету.
Всё равно домой идти надо. Тьфу ты, как школьник с двойкой в дневнике, честное слово!
- Слушай, Николаич, - нерешительно обратился ко мне Серафим. - А, может, ко мне заглянешь?
- А удобно? - с сомнением спросил я.
- Да чего там, - улыбнулся Фима. - Я один живу - холостякую...
- А далеко?
- Этажом выше...
- Надо же, - удивился я. - Пять лет у меня работаешь и только сейчас узнаю, что мы соседи.
- Понимаешь, Фима, я словно родился заново, жизнь другими глазами увидел... Мне одиннадцать лет было... - мы сидели на серафимовой кухне и пили водку.
Квартира у него так себе - сплошной стандарт. Все вещи серые, безликие, в меру удобные, что называется - как у всех. Почему мы выбрали именно кухню - не знаю...
- Как я плакал, Фима! Это же страшно, Фима, понять в двенадцать лет, что ты - полное дерьмо... И, не потому, что ты умнее или глупее других, нет! Только потому, что твоя мама работает дворником, а отца у тебя нет... И велосипеда у тебя нет... И форму школьную тебе покупают на вырост... На вырост, понимаешь?..
Серафим сидел хмурый и молчал. Слушал и молчал. Иногда выпрямлялся, чтобы разлить водку по стаканам и снова сутулился, опорожнив стакан одним глотком. А меня несло, несло и остановится - ну никак...
- Он, Федька этот, проходу мне не давал... Ладно, если просто по носу щёлкнет... А то мог и экзамен устроить: заставить пересказать таблицу умножения... Представляешь? Мне двенадцать лет, а он - таблицу умножения! Хоть бы по физике что-нибудь... Стыдно-то как! А учительница - такая добрая, такая славная - знает и молчит... Молчит, сука! Потому, что папаша Федькин в обкоме шоферит и с директрисой на ты...
Серафим слушал, уставившись в одну точку, неподвижный; и только скулы его - широкие, словно из резины отлитые - равномерно напрягались и расслаблялись как будто он что-то пережёвывал...
- Фима, ты не думай - я не плачусь... Я даже благодарен... Наверное... Я человеком себя именно тогда почувствовал, понимаешь?.. Что нельзя со мной так!.. Потому, что мне больно! БОЛЬНО!
Серафим вздохнул судорожно, словно проснулся...
- А если больно, решил я, значит, нужно быть умнее, хитрее, чем другие, понимаешь? Чтоб никакая падла не смогла тебя заставить повторять таблицу умножения!.. А девочка эта... Она сильнее меня, Фима, вот так-то. Потому, что... потому, что не изгадилась... не озверела... чистоту, понимаешь, ЧИСТОТУ сохранила!
- Ты, Антон Николаич, - Серафим сморщился как от зубной боли. - Зря так... при мне-то... Не зачем мне... об этом...
- Нет, Фима! Не зря! Можешь меня презирать - имеешь право - если хочешь, но как был я дерьмом - так им и остался... Только цвет и запах изменил... Знаешь, о чём я мечтал в детстве? Сказки сочинять, веришь ли? Что бы все в этих сказках были умные и красивые... и богатые... И сочинил ведь я сказку свою... Сочинил, Фима! Вот он я - умный, красивый и богатый! Дерьмо такое... А то, что не верит она мне - так ведь правильно не верит! Я ведь самого себя обманул, Фима... Самого себя! Когда решил, что я главное в этой жизни понял, что самую суть ухватил; когда задумал жизнь свою сделать такой, как в сказках своих... Да только она, жизнь, меня переделала, а не я её...
- Всё, Николаич! - Серафим обеими ладонями стукнул по столу. - Не хочу я больше! Что ты мне, как доктору, болячки свои выворачиваешь?! Хотел выпить - пей! Но мужиком-то будь! Я тебя жалеть не буду... У тебя на то жена есть! Ясно?!
Серафим вскочил со стула и вышел из кухни, хлопнув дверью, зло и резко, словно занозу выдернул из пальца...
- В чём дело, Антон?
Рита не спала. Мало того - она была не одна. В моём кресле сидел подавленный, грустный Бабич. Но мне было всё равно.
- Ребята! - пьяно улыбнулся я. - Вам тоже не спится? А мне пло-о-хо...
- В чём дело, Антон? - Рита явно не была настроена шутить. Где ты был?
- Ритуля! - зато я был настроен игриво. - Не кричи на мужа!
- Так, ладно. Езжайте домой, Костя. Антон Николаич изволили нажраться. Придётся поговорить завтра. В три часа - вас устроит?
- Да, - Бабич ошарашено покачал головой.
- Тогда, до завтра, - Рита проводила Бабича до двери и вернулась. - Что случилось, Антон?
- Рита! Готовься к разводу, - заявил я и покачнулся: кажется, я перебрал! - Я намерен выйти замуж... То есть жениться!
- Антон, ты пьян, - констатировала Рита. - И не просто пьян, а как свинья!
- Никаких возражений, - подтвердил я и снова покачнулся, чуть не упав на этот раз. - Но я великолепно всё соображаю... Вот спроси: сколько будет дважды два?
- Сколько будет дважды два? - презрительно спросила Рита.
- Скажу тебе честно, дважды два - это будет четыре! - торжественно ответил я.
- Поразительные знания, - усмехнулась Рита. - Что ещё расскажешь?
- Устал, - вздохнул я.
Почему-то стало тяжело разговаривать, а стоять на ногах просто не возможно! Я уселся на пол, и вся комната поплыла, поплыла перед моими глазами - я почувствовал себя маленьким котёнком, которого пацаны раскрутили вроде камня в праще и поставили на землю - беги. Может, я и хотел бы сбежать, но всё тело скручивала судорога, и даже мяукнуть больно было... Я свернулся на полу и закрыл глаза...
Каждое утро Рита молится. О чём она просит Бога, я не знаю - она молится молча. Просто лежит с закрытыми глазами и молчит - думает.
Я спрашивал у неё: о чём думаешь? "Молюсь, - говорит, - не мешай ".
Это у неё последние два года. Раньше она любила поспать часов до десяти, теперь же просыпается в полседьмого, как по звонку, лежит и молчит. Меня это по началу раздражало. Теперь - пугает...
Страшно болела голова. Я, видимо, и проснулся от этой боли. А ещё оттого, что во рту было сухо и гадко. Я провёл шершавым языком по губам и повернул голову к Рите.
- Рита?
Рита на меня не обратила никакого внимания; лицо её, обращённое вверх, было бледным и строгим, глаза закрыты и только морщинка на лбу выдавала, что она уже не спит. Я тяжко вздохнул, встал с кровати, накинул приготовленный Ритой с вечера халат и пошёл на кухню. Налил в кружку воды из под крана, с жадностью выпил. Тут же налил ещё одну. Вдруг показалось, что глаза мои лопнут - давило изнутри нещадно... Сунул голову под кран - полегчало, но не совсем... Вспомнилось народное средство (пить с утра - это, конечно, пошло, но ничего лучше на ум не приходило); я достал из холодильника начатую бутылку кларета и приложился прямо из горла.
За этим занятием меня и нашла Рита.
- Отрадная картина, - ехидно заметила она. - Достойная кисти Петрова-Водкина: Антон Николаич похмеляется!
- Смейся, смейся, - пробурчал я и хлебнул ещё.
- Ты бы хоть спросил - как прошла встреча, - заметила Рита. - Или тебе совсем не интересно?
- Как? - без энтузиазма поинтересовался я и снова хлебнул.
- Никак. Они не стали разговаривать с Бабичем. Для них он пешка.
- Так я и думал, - сделал я умный вид. - Рановато Бабичу...
- Так какого же чёрта!?.. - повысила Рита голос.
- Ритуль, - жалобно попросил я. - Не заводись.
- Не заводись?! - завелась таки Рита. - Полгода псу под хвост! Если тебе плевать - как знаешь, но в деле и мои деньги, и моё время!
- Рита, - я был настроен миролюбиво. - Мне плевать на деньги, честное слово.
- Мне не плевать! - закричала Рита и выхватила у меня бутылку. - Ты же других подводишь, не только себя!
- Не ори на меня! - я вмазал, что было силы, кулаком по столу. - Мне плевать и на тебя, и на других. Я знаю, что я делаю, ясно?
- Антон, - опешила Рита, даже сделала шаг назад. - Я тебя не узнаю. Ты что, заболел?
- Не лезь ко мне!
- Хорошо, - Рита обиженно пожала плечами и вышла, оставив бутылку на столе.
Она позвонила в 12 пополудни. Трубку сняла Рита.
- Подойди, пожалуйста, к телефону, - Рита протянула мне трубку; на мой вопросительный взгляд ответила коротко. - Золушка.
Лена извинялась. Долго, с длинными паузами, она объясняла мне про усталость, про нервы (в шестнадцать-то лет!), про неудачи с учёбой... Я, недослушав, оборвал её:
- В час, на площади.
И положил трубку на рычаг телефона.
- К трём подъедет Бабич, - напомнила Рита, напряжённо наблюдающая за моими сборами.
- Я постараюсь успеть, - безо всякой охоты пообещал я.
- Антон! Ты должен быть в три часа здесь! Это касается работы.
- Я никому ничего не должен! - резко ответил я.
- Ты ошибаешься, - Рита покачала головой. - Ты сам это скоро поймёшь.
В её голосе было что-то, заставившее меня обернуться и взглянуть в её глаза - глаза её были холодны и спокойны.
- Ритуля, - спокойно сказал я, вглядываясь в её глаза, пытаясь найти это что-то. - Я свободный человек. А если кто-нибудь решит, что имеет право указывать мне что делать, ему придётся побеседовать с Серафимом.
- Даже так? - Рита удивлённо приподняла подбородок. - Ай, да Золушка!
- Она здесь ни при чём! (знает, стерва, куда ткнуть!), - зло сказал я.
- Ну да, ну да, - задумавшись о чем-то, пробормотала Рита. - Естественно.
- Вот и славно, - натянуто улыбнулся я (ох, не нравится мне её задумчивость) и сделал шаг к двери.
- К трём, - ещё раз напомнила Рита, но уже не настойчиво, как бы между прочим, как будто её уже совсем не интересовало - приду я или нет.
Холодно... Холодно и сыро... Бывает в Городе такое - лето, июнь. Вчера ещё было тепло, а сегодня моросит, ветер пронзительный, от которого не скрыться, пробирающий сквозь одежду, знобит.
Два часа - её нет. Вот как, значит. Значит, вот как. Что, кобель старый, на девочку потянуло? Чистой любви захотелось? Ты на себя в зеркало посмотри - где тут наши седины? Тоже мне - прынц, понимаешь... "Я хочу жениться на тебе!" Ха! ХА - ХА - ХА!!!
Площадь была пуста - воскресенье, все, кто может, отсыпаются на неделю вперёд. Плюс погода. Даже культура со шляпой не вышла. Над крайкомом-губернаторством мокрой тряпкой повис трёхцветный флаг. Изредка по площади проезжала патрульная машина - видимо охраняли забор, отгораживающий "трубача" от остального мира.
- Дяденька, дай денежек...
Передо мной стоял пацан лет десяти, в рваной куртке, затасканных, замусоленных джинсах, в кроссовках с оторванными пятками и помятой кепке.
- Дай, а?
- Сколько вам лет, молодой человек? - я рад был и такому собеседнику.
- А чё? - нахмурился пацан.
- Ничё, - признался я. - Просто интересно.
- Двенадцать, - ответил пацан, предусмотрительно отодвинувшись на полшага.
- Хороший возраст, - заметил я. - В школе-то учишься?
- Некогда, - пацан шмыгнул носом. - Делов много. И лето ещё...
- Ах, да! Прости, забыл совсем, - я улыбнулся. - А попрошайничаешь давно?
- А чё? - пацан снова нахмурился.
- Интересно, - я присел на корточки, достал сигарету. - Сколько в день выходит?
- А сигарету дашь? - хитровато прищурился пацан.
- На, держи, - я протянул ему пачку.
- Всю?! - округлил глаза пацан.
- Ну да! Как же - всю, - надменно сказал я. - На пачку сам заработаешь.
- Заработаешь тут, - сплюнул пацан. - Просишь по-людски, а тебе сигарету всунут и будь здоров.
- Ну, извини, - я развёл руками. - Принципы у меня - нищим не подаю. Если есть голова на плечах - заработать сумеешь.
- Заработаешь тут, - снова сплюнул пацан. - Жмоты одни... с прынцыпами.
- Так просишь, - ответил я серьёзно.
- А ты знаешь как, да? - обиделся пацан. - На тебе куртка одна - тыщ на тритса потянет, спопрошаиничал, что ли?
- Заработал, - я подмигнул ему. - Хочешь, и тебя научу?
- Ну да, - пацан склонил голову набок, глядел недоверчиво. - Научишь?
- Запросто. Ты иностранные языки знаешь?
- Не-а...
- Печально, - я задумчиво почесал макушку: меня действительно заинтересовала проблема зарабатывания денег попрошайничеством. - Без иностранных языков в наше время туго... О, есть!
- Что? - насторожился пацан.
- Мысль! - изрёк я. - Ты Ильфа и Петрова читал?
- Не...
- А читать-то хоть умеешь?
- Ну...
- Понятно. Объясняю: любой читающий человек - а их большинство - читал Ильфа и Петрова...
- И чё?
- Научись выслушивать мысль до конца, ясно?
- Ну...
- Так вот, есть у них один персонаж, который попрошайничал на французском. Тебе нужно будет выучить одну фразу по-французски. Фраза звучит так: мадам, мсье, же не манж па сис жур, - запомнил?
-Не, - ответил огорошенный пацан.
- Ещё раз: мадам, мсье, же не манж па сис жур, - повтори.
- Мадам... - пацан хихикнул, зажав рот рукой.
- Это серьёзно. Повтори, - настаивал я.
- Не хочу я... - пацан махнул рукой. - Фигня какая-то...
Это не фигня, глупый, - это деньги. Деньги и слава. Люди будут из других городов приезжать, что бы на тебя посмотреть... Повтори.
- He глупый я, - пацан наморщил лоб. - Мадам, месье, жинимаж...
- Не так. Давай по слогам: же не манж...
- Мадам, месье, же не манж па сис жур, - пробубнил пацан.
- Умница, - похвалил я. - У тебя всё великолепно получается. Только нужно немного отчётливей и громче.
Пацан расцвёл от похвалы и выкрикнул:
- Мадам, месье, же не манж па сис жур!...
- Нет. Кричать не надо. Крик отпугивает. Надо громко, но спокойно, с чувством собственного достоинства...
- С кем? - не понял пацан.
- Ну, не важно... Главное громко и спокойно, попробуй...
- Мадам, месье, - начал пацан, приняв позу чтеца-декламатора. - Же не манж па сис жур.
- Гораздо лучше, - снова похвалил я. - Но не забывай, что ты просишь, а не требуешь... Сделай скорбное лицо.
Пацан скорчил уморительную гримасу и заговорил нараспев:
- Мадам, месье, же не манж па сис жур!
- Не узнаю, просто не узнаю, - просиял я. - Рокфеллером будешь.
- Кем? - снова не понял пацан.
- Богатым. Ну что, проверим?
- Счас прямо? - испугался пацан.
- А чего тянуть? Что, слабо? - я презрительно глянул на пацана.
- Не...
- Идём, - я взял пацана за локоть и повёл к переходу. - Главное - не бойся, всё будет просто здорово, вот увидишь.
Пацан шёл за мной, механически переставляя ноги, ссутулясь.
- Я буду рядом, - успокаивал я его. - Если что пойдёт не так, дашь мне щелбана, согласен?
- Согласен, - натянуто улыбнулся пацан, но пошёл бодрее.
Возле гастронома, через дорогу от "трубача", народу было больше.
- Так… - я критически оглядел пацана. - Заправься - ты на работе всё-таки.
Пацан подтянул штаны и пригладил ладонью волосы.
- Кепку держи в руке - для денег. На землю не ставь - это не уважение к публике... Кажется всё... Ну что, начали?
Пацан неуверенно кивнул головой и прижался к стене гастронома спиной.
- Я рядом, - по-дружески сказал я. - Счастливой охоты, - и отошёл на два шага в сторону, сделав отсутствующее лицо.
Пацан стоял минут пять молча, но собравшись с духом начал:
- Мадам, месье...
- Уверенней... - сложив ладони у рта рупором, подсказал я. - Громче!
- Мадам, месье! - истерично выкрикнул пацан. - Же не манж...
- Проходящий мимо очкарик шарахнулся было испуганно, но, разобрав слова, остановился заинтересованно...
- Мадам, месье, - заметив интерес к своей персоне, пацан продолжил уверенней. - Же не манж па си жур...
Очкарик разразился хохотом и полез в карман. Углядев что-то необычное, стали подходить и другие, толпа быстро росла...
- Здравствуйте.
Я вздрогнул от неожиданности и обернулся - это была она...
- Я опоздала, - смущённо сказала Лена и нервно поправила чёлку знакомым уже движением. - Я... испугалась...
- Чего? - я разглядывал её лицо, обнаруживая по детски припухлые губы, незамеченные мною раньше, округлый, мягкий подбородок, широкие, упрямые брови - где же были мои глаза: как я мог не видеть всего этого?
- Не знаю... - она пожала плечами и склонила голову. - Я вообще не хотела приходить... Но потом... Извините.
- За что? - мой рот сам расползся в идиотской улыбке.
- Я была не права... Вчера, - она виновато взглянула на меня. - Что вы так смотрите?
- Любуюсь, - откровенно признался я.
- Зачем?.. - она испуганно огляделась. - Люди кругом... Неудобно...
- Не обращай внимания, - ласково посоветовал я. - Их нет. Только ты и я...
- Давайте уйдём отсюда, - она отвернулась.
- Давай...
- Мы прошли через переход к "трубачу".
- Куда пойдём? - поинтересовался я.
- Может к нам? - с сомнением предложила она. - Маме вы понравились...
- К вам? - я вспомнил запах подъезда. - Лучше не надо. А больше некуда?
Она наморщила лоб, соображая...
- Погода плохая, - сдалась она. - Можно было бы к Будде...
- Ну нет, - рассмеялся я. - Только не туда.
- Тогда не знаю…
- А я, кажется, знаю, - сделал я загадочное лицо. - Идём. Она нерешительно пошла рядом.
- Сначала - позвонить...
Ближайший телефон-автомат нашёлся в переходе, но не работал, второй тоже. Пришлось выходить к гастроному.
- Что это? - она заинтересованно кивнула на бурлящую, смеющуюся толпу, окружившую пацана, уже не успевающего опорожнять кепку.
- Мой ученик, - не без гордости, но скромно заявил я.
- Можно я посмотрю? - попросила она.
- Да, конечно, - разрешил я.
Она подошла к задним рядам и привстала на цыпочки, пытаясь разглядеть причину суеты. Я нырнул под колпак телефона. Номер я помнил наизусть.
- Здравствуйте, Анжела, - поздоровался я. - Вадим дома? Можно его? Здрасьте, Вадим Филиппыч, узнаёшь? Да, я... Просьбишка у меня, не откажи... Угадал... Это где? А в центре нет ничего? Да я без Фимы сегодня... А японцев никуда нельзя переселить? Не жмись, сочтёмся... Вот и лады... Ну, удачи.
Лена смеялась и хлопала в ладоши, когда я подошёл ближе и тронул её за руку. Она обернулась, лицо её было счастливым, кошачьи глаза светились:
- Ты только послушай... те, - тут же поправилась она. - Вот пацан выдаёт!
Мой знакомый разошёлся вовсю: он выкрикивал не только фразу, выученную со мной, но и что-то про несчастное детство и деревянные игрушки, больную мать и десять младших братьев; лицо его горело, над головой сиял нимб мученика.
"Будет из пацана толк!" - довольно решил я.
- Пойдём, - потянул я Лену за руку.
- Куда? - непонимающе взглянула она на меня.
- Один мой знакомый, - я подмигнул. - Оставил нам квартиру.
- Зачем? - она смутилась, лицо её порозовело.
- Надо же где-нибудь… поговорить, - объяснил я и тоже залился краской.
- Да... конечно... - прошептала она и опустила голову. - Разумеется...
Нас встретила горничная. Пробурчав нечто невразумительное, она убрала метлу и совок в туалет, накинула плащ и ушла. Лена проводила её тревожным взглядом, потом посмотрела на меня.
- Всё в порядке, - я старался казаться беспечным. - Проходи.
Квартира не являлась верхом шикарности, но всё необходимое присутствовало плюс идеальная чистота - у Вадика работают профессионалы. Лена прошла в комнату и остановилась посередине, оглядываясь.
- Странная квартира, - сейчас она напоминала кошку, попавшую в незнакомое место и принюхивающуюся к непривычным для неё запахам. - Нежилая... Этот ваш знакомый, он часто здесь бывает?
- Очень редко, - видит Бог, я говорил правду - Вадик здесь не появляется. - Он живёт в другом месте.
- Ясно, - кивнула головой Лена, хотя по выражению её лица было понятно, что ничего-то ей не ясно.
В холодильнике нашлось шампанское и кое-что из еды - уже что-то
- Хочешь есть?
- Нет, - Лена пожала плечами и присела на краешек дивана.
- Тогда шампанского, - я достал бокалы из шкафа и открыл бутылку.
- Скажите, - она в упор взглянула на меня. - Зачем вам всё это надо? Вы всерьёз думаете, что я выйду за вас замуж?
Вот так вопросец! Ну-ка, Антон Николаич, а сам-то ты, что по этому поводу думаешь?
- Да, - уверенно ответил я, после секундного замешательства.
- Я не пойду за вас, - строго ответила она.
- Почему?
- Я не хочу быть обязанной вам. Не смейтесь! (я, собственно и не думал смеяться) В жизни всё должно быть по честному, а вы, наверное, даже не любите меня, - она задумчиво закусила губу. - И вы гораздо старше меня...
- Ну, это-то полная ерунда, - я улыбнулся. - Возраст роли не играет. И насчёт любви... Ты ошибаешься!
А ведь ей хотелось, что бы я её разубедил! Это было видно и по напряжённой позе, и по опущенным вниз глазам, и по рукам, нервно поглаживающим сведённые вместе округлые девчачьи коленки!
Милый, глупый ребёнок!
- Я люблю тебя, - тихо, но уверенно сказал я и встал перед ней на колени, протянул бокал с шампанским; она приняла его бережно, неумело. - За тебя.
Она пригубила совсем чуть-чуть и улыбнулась:
-Щекочет…
Лицо ее изменилось странным образом - оно стало мягче, напряженно-наивным, а глаза… Глаза светились непонятной близорукой нежностью. Я протянул руку и провел по линии ее подбородка указательным пальцем, едва касаясь кожи; восхитительной, по-детски бархатистой. Она отстранилась, отвела глаза в сторону и прошептала неуверенно:
- Зачем? Не надо.
- Не бойся, - прошептал я. - Я люблю тебя, слышишь?
Она утвердительно качнула головой, непокорная прядь волос вновь накрыла лоб, прикрыла глаза, но она не убрала её. Её убрал я. Осторожно и нежно, как только смог.
- Всё будет хорошо, верь мне, - мои пальцы коснулись её щеки. - Ты выйдешь за меня замуж и не ты, а я тебе буду обязан за это. Я тебе буду обязан за то, что ты есть, что ты живёшь на этом свете и за то, что я люблю тебя.
- А целоваться... - её губы дрогнули. - Обязательно?
- Конечно, - улыбнулся я.
Она повернула ко мне лицо своё, глаза её были закрыты, и я осторожно коснулся своими губами её губ...
Дверь открыла Рита.
- О! - радостно воскликнула она. - А вот и герой явился. Как поживает наша Золушка?
- Нормально, - я был удивлён.
Такого в последнее время не бывало в нашей семье - чтобы Рита встречала меня радостными возгласами на пороге в шикарном вечернем платье с глубоким декольте спереди и сзади - в одиннадцать она, как правило, уже в постели, если ночует дома.
- Ты не одна? - поинтересовался я разуваясь.
- Конечно! - многозначительно прищурилась Рита, но тут же раскололась. - С Фимой. А ты бессовестный - человек весь вечер как на иголках, волнуется, переживает.
А про Фиму-то я и забыл совсем - вот свинья!
- Серафим, я приношу свои извинения, - повинился я поднявшемуся навстречу мне Фиме.
- Да чего уж, - смутился Фима. - Ладно, пойду я.
Серафим ушёл, Рита закрыла за ним дверь и вернулась в комнату.
- Как провёл вечер? - усаживаясь в кресло, поинтересовалась Рита.
- Более чем, - сдержанно ответил я, садясь в кресло напротив.
- По твоему цветущему виду складывается впечатление, что вы достигли консенсуса, - улыбнулась Рита.
- Ну да, - я тоже улыбнулся и не выдержал, похвастался. - Мы целовались.
- В подъезде, наверное? - романтично вздохнула Рита и прикрыла, глаза рукой.
- Нет, - с притворным сожалением ответил я. - На квартире у знакомого.
- Как? - восхитилась Рита. - И только целовались?
- Рита, - я погрозил ей пальцем. - Я объяснял: она ребёнок совершенно.
- Вот и славно, - рассмеялась Рита. - А то ходил, страдал. Может, теперь хоть делами займёшься.
- Ага. Вот оно что!
- Нет. На ближайшее время у меня совсем иные планы. Работайте без меня.
- Антон, - Рита взяла со столика сигареты, дотянулась до зажигалки, прикурила, нервно затянулась. - Антон. Бог с ними, с китайцами, я понимаю: у тебя голова совсем другим занята, но я тебя очень прошу, приструни Лепешева. Со всем остальным Бабич справится, но Лепешев…
- Ерунда твой Лепешев, - отмахнулся я.
- Антон, - Рита встала, прошлась по комнате из угла в угол и остановилась напротив меня. - Я очень беспокоюсь. Сегодня официально объявили о банкротстве Свирского - это его работа, он копал под Свирского.
- Ого! - вод уж действительно: новость так новость! - Откуда информация?
- Бабич на хвосте принёс.
- Ай, да Лепешев, ай, да молодец! В тихую, да из грязи в князи, - я откинулся в кресле и хлопнул в ладоши.
- Поговаривают, что его кто-то из Москвы прикрывает, что не сам он себе хозяин, а на кого-то работает.
- Может быть, - я покачал головой. - Очень похоже.
- Возьмёшься? - в голосе Риты явно слышались и тревога, и надежда.
- Так и быть, - снизошёл я. - Сделаю я вам Лепешева.
- Спасибо, - Рита облегчённо улыбнулась. - Ну что, спокойной ночи?
Утро в Городе - дело в высшей степени хлопотное и привыкнуть к нему не возможно. Город как человек, который просыпается по необходимости - работа, медленно распрямляет ноги-трамваи, зевает со вкусом и смаком проходными предприятий, окнами магазинов, да так и остаётся на весь день с открытым ртом. Он помят и слегка побрит, как холостяк; вял, словно женщина в постели с нелюбимым мужем, но обязателен, будто глава огромного семейства или домохозяйка - свобода, проданная за убеждение, что всё должно быть "как у людей" - прилично. И он вполне приличен в рамках собственного достоинства: он любит свою работу - быть городом, поскольку ничего другого не умеет...
- Слушай, Серафим, - я глядел добродушно в стриженый серафимов затылок. - Ты у меня с 88-го года, так?
- Ну, - согласился Серафим.
- Скажи, неужели не хочется своим делом заняться?
- А я и занимаюсь своим делом, - серьёзно заметил Фима.
- Да нет, я не про это, - улыбнулся я снисходительно, вальяжно. - Неужели не хочется свою фирму организовать? Предприятие какое-нибудь начать? Не надоело со мной возиться, мальчика изображать?
- Ты, Николаич, и есть моя Фирма, - не раздумывая, ответил Серафим. - Каждому сверчку, я так понимаю, свой шесток. Да и не потяну я свою фирму - больно хлопотное это дело.
- Почему не потянешь? - обиделся я за Фиму. - Открыл бы школу телохранителей - дело стоящее.
- Какой из меня учитель, - улыбнулся Серафим. - Объяснять я не умею, вот руку сломать - это по мне, это моё.
- Ну да, - хмыкнул я и уже со вздохом, мечтательно добавил:
- Эх, Фима, развяжусь с Лепешевым, свалю все дела на Бабича, и мотанём с Леночкой куда-нибудь, куда глаза глянут… а, Фима? Поедешь со мной?
Фимина шея вдруг напряглась, голова упрямо наклонилась вперёд.
- Ты чего, Фима? - насторожился я. - Случилось что?
- Не верь, Николаич, Бабичу, - предупредил Серафим. - И Ритке не верь. Шибко ласковые они стали - не к добру это...
- С чего ты взял? - удивился я.
- Про Лену Рита меня расспрашивала, - хмуро пояснил Серафим. - Ласково так...
- А ты?
- Отбрехался. Мол, не знаю ничего и видел только один раз.
- А она?
- Врёшь, говорит.
- А ты?
- Может, говорю, и вру.
- А она?
- Пальчиком погрозила,
- Так, - выдохнул я. - Копают, значит?
Фима промолчал.
- Значит, копают, - я откинулся на сиденье, в голове каша из мыслей, суета всякая. Ай, Рита! Ай, жена ласковая, змея подколодная...
- Девку жалко, - жалостливо, по-отцовски сказал Фима и снова замолчал, вцепившись в руль так, что костяшки пальцев побелели.
- А вот хрен им! - зло выкрикнул я. - Я им... Есть у меня на них…
Тихо, тихо. Тихо! Спокойно, спокойно, Антон Николаич, думай, думай, ну! Что им нужно? Договора с китайцами. Хрен им! Что ещё? Голова Лепешева. Лепешев! Ему фирма нужна моя? Нужна. Пусть жрёт, не жалко - новое дело с моими связями и деньгами начать не долго, но за это... Бабич не фигура - сопля, а вот Рита: на неё-то я Лепешева и натравлю - пусть дерутся. Без меня Рита с ним не справится - силы у них равные, но Лепешев молод, а значит жесток. Вот так-то. А заодно и на Лепешева в деле посмотрю - пригодится.
- Слышишь, Фима, - я сблизился с серафимовым затылком. - Ты с Ритой позаигрывай, понял? С Бабичем поболтай... по-дружески. Пощупай, ага?
- Хороший ты мужик, Николаич, - с непонятной совсем, со странной отчаянностью прошептал Фима. - Умный…
- Вот и ладушки, - не до интонаций мне было Фиминых, не до тонкостей. - Вот и лады…
Лепешев на шесть лет меня младше - открытое лицо, высокий лоб, глаза голубые, с хитрым прищуром. Невысок, но сложен спортивно - под рукавами костюма перекатываются мускулы - человек, сошедший с рекламы "молодое поколение выбирает пепси". Поймёт ли?
- Послушай, Лепешев, - по-приятельски "улыбнулся я Лепешеву. - Давай на чистоту: чего ты хочешь? Что тебе нужно для счастья?
- На чистоту-у? - лепешевское лицо стало похожим на маску клоуна: рот колесом, брови стрелочками. - Не ожидал я от вас, Антон Николаевич, такого! Это как же понимать - все карты на стол?
- Нет, Лепешев, что ты! - я рассмеялся. - Твои карты я знаю, - Лепешев напрягся, глаза его стали злыми. - Меня интересует конечный итог. Например: чего ты ожидаешь от нашего разговора? Чего хочешь добиться?
- Предлагаете честную игру? - Лепешев изящным движением достал сигареты и зажигалку из внутреннего кармана пиджака, прикурил, выпустил клуб дыма - старый способ выиграть время для того, чтобы обдумать предложение.
- Почему бы и нет?
- Не пойдёт, - Лепешев снисходительно улыбнулся. - Не верю я вам, откровенно говоря. Да и побаиваюсь, если честно.
- Ну, то, что ты меня боишься - это ложь явная, - я подмигнул ему и он усмехнулся, соглашаясь. - А почему не веришь? Принцип? Или что?
Лепешев глубоко затянулся и прищурился, вглядываясь в моё лицо.
- Принцип, если хотите, - наконец пояснил он. - Просто я уверен в том, что если человек идет в открытую, значит что-то он задумал по большому счёту, по крупной, значит рассчитывает в конце сорвать весь банк, разве не так?
- Экий ты, Лепешев, теоретик, - рассмеялся я, хотя было не смешно. - Ну, хорошо. Давай я сам угадаю? Лады?
- Ну, ну, Антон Николаич, прошу, - Лепешев вежливо похлопал в ладоши и поудобнее сел, как перед спектаклем.
- Начнём с того, - я наморщил лоб, изображая задумчивость. - Что жил неприметный молодой человек - Сережа Лепешев - в Городе вместе, с мамой и папой; он ничем не отличался от других молодых людей его возраста - неглуп, но не особо старателен. Своевременно поступает в коммерческий институт и заканчивает его - получает диплом экономиста. Что ж, пока всё ясно, но! - я взглянул на Лепешева - он сидел, расслабившись, и могло показаться с первого взгляда, что он не слушает, но на шее его напряжённо пульсировала жилочка, словно шее было неудобно; я отметил это про себя и продолжил:
- Отсюда начинаются странности в жизни Серёжи - он вдруг срывается в Москву, бросив родителей, друзей и невесту. Два года от него ни слуха, ни весточки - невеста выходит замуж, друзья о нём забывают, родители бьют тревогу, но тут, как джин из бутылочки - Сергей возвращается! И не просто возвращается, а возвращается богатым и голова его полна захватывающих идей и перспектив. Оркестр, туш! Смертельный номер - Сергей открывает своё предприятие. Предприятие солидное - компьютеры - поставки, из самой Москвы! Молод, горяч. К тому же команда у него подобралась очень серьёзная - люди в основном московские и дело знают туго - те ещё волки. Компания Лепешева с ходу ввязывается в драку - скупает на корню с десяток мелких фирм, но это так, цветочки...
Я сделал паузу - Лепешев сидел всё в той же позе, но глаза его теперь были закрыты; только ресницы едва заметно подрагивали.
- Размявшись, - я вновь продолжил. - Они взялись за фирму Свирского. И слопали её с потрохами. А у Свирского и связи были, и деньги, и люди - не шаляй-валяй... А самое главное - за Свирским стояли американцы со своими кредитами и советниками. Но не помогли Свирскому американцы!..
Лепешев приоткрыл глаза - в них россыпями сверкали искорки - не поймёшь: то ли сердится, то ли смеётся...
- Из этого, - я назидательно поднял палец вверх. - Можно сделать вывод: силён, Лепешев, силён и умён. Да только не сам он дела делает - опыта маловато, - стоит кто-то за лепешевской спиной; кто-то там, в Москве, указания даёт: иди туда - возьми то - принеси сюда. Кто-то большой и умный за верёвочки дёргает...
- Интересный вы, Антон Николаич, рассказчик, - Лепешев потянулся и встал. - И фантазия у вас - прямо жуть берёт! Только к чему это? Зачем?
Вот ведь не прошибаемый, зараза! Хотя стоило ожидать...
- А говорю я тебе об этом потому, Сережа, - ох, как не хотелось мне идти к этому сопляку на поклон, но не было другого выхода. НЕ БЫЛО! - Что влип я в дерьмо, Серёжа, по самые уши. Помощь мне твоя нужна, вот так-то!
- Да вы, Антон Николаич, либо с ума сошли, либо меня за дурака держите! - Лепешев поперхнулся дымом. - Вы что, всерьёз решили, будто я помогать вам буду? Да если я пронюхаю, где у вас щёлочка образовалась, я туда моментально кол вобью! Хотите драться честно, давайте, но только без этих фокусов - у меня своих забот полон рот.
- Нет, Лепешев, всё не так. - Боже мой, как же объяснить? - Видишь ли... Я хочу отойти от дел... Устал я, понимаешь? Хочется пожить спокойно, без суеты и грызни…
- А я то здесь при чем? - Лепешев глядел на меня из подлобья - недоверчиво.
- Всё очень просто... - я сглотнул ком. Ну! Давай! Ради Лены! - Мне нужна твоя защита...
- Ого! - выдохнул Лепешев. - Ого-го!
Он как-то нелепо взмахнул рукой, будто перекреститься хотел, но на пол движении остановился...
- Не верю, - выдохнул он. - Ну не верю я, понимаете? Не имею права... Я слишком многим рискую... Простите.
Лепешев хотел сказать ещё что-то, но только махнул рукой и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Ну что, Антон Николаич, плакать хочется? А ты поплачь, поплачь, выть попробуй - в самый раз! Самое время, шут царя горохового. Ты Лепешеву себя на тарелочке, а он не берёт! Не верит! А сам бы ты поверил? То-то и оно, что вряд ли. И что теперь? Куда ткнуться?
Подъезд, запах, дверь - Кто там?
- Здравствуйте, Лена дома?
Дверь открылась, мама Лены взглянула на меня устало, неприветливо - всё то же платье, все те же круги под глазами.
- Нет её дома. И придёт она не скоро, не ждите.
- Что-нибудь случилось? - в животе вдруг вырос ледяной ком предчувствия.
- Жена ваша, - женщина поморщилась. - Приходила. Разговаривали они. Вместе и ушли.
- Рита?! - невольно вырвалось, кулаки сжались сами.
- Сказала она, что Леночка может остаться у вас ночевать...
- Что!.. - я уже не слушал, я бежал.
Неужели она решилась? На что? Ну, ты же не дурак, Антон Николаич, не видел разве, что Леночка им как кость в горле? Достукался, крокодил влюблённый?!!
- Фима! - я буквально влетел в машину. - Быстрее, домой! Серафим ничего не спросив, нажал на газ...
Квартира была пуста. Этого и следовало ожидать.
- Фима! - я развернулся к Фиме, стоящему в дверях. - Найди Риту! Из-под земли достань! Живую или мёртвую, слышишь?
Серафим кивнул и ушёл.
Ну, что ж - война так война! Я схватился за телефон, набрал номер офиса. Ответил Бабич.
- Костенька, - ласково сказал я. - Ты Риту не видел, не заходила она? Нет? Жаль. Как ты там без меня? Молодец... Так держать. Риту увидишь, скажи ей, что нам срочно нужно поговорить. Насчёт... Лепешева. Да, Лепешева. Да, я дома, счастливо.
Я отбросил трубку, как змею и изо всей силы вмазал кулаком по стенке.
- С-сука, - прошипел я. - Сука, сука, падла, тварь, я убью тебя!!!
Ждать. Теперь только ждать. Либо Фима её отыщет, либо сама явится. Я достал из бара бутылку кларета, вынул пробку и приложился. Вся Европа пьёт разбавленное вино, причём, разбавленное по собственному желанию - идиоты, приезжайте к нам - о вас позаботятся, разбавят. А мы по-простому выпьем, чтоб крепость почувствовать...
Но вино не брало, не трогало, не дёргало... А если... водочки? И шум в голове нарастал и нарастал, переходил в басовитое гудение - видимо, так растет напряжение в проводниках с каждым оборотом динамо. Чистейшая физика. Натуральнейшая, глупейшая, фригиднейшая, милейшая, паскуднейшая, наиэнштейнеш-ш-ш...
Проснулся я как от толчка - Рита сидела в кресле и читала. Славная картинка получилась.
- Сколько времени? - заплетающимся языком спросил я, пытаясь принять более удобное положение: спать в кресле, оказывается, очень неудобно - затекают ноги.
- Полпятого, - ответила Рита, не отрываясь от книжки. - Утра.
- Изумительно, - пробормотал я, с трудом приподняв голову. В этой самой голове только что появилась мысль.
- Где Лена? - было очень трудно принять положение достойное моменту - нужно было убивать свою жену.
- Дома, - Рита улыбнулась, но от книжки не оторвалась. - Спит, наверное.
- Как дома? - кажется, наклёвывался повод для второй мысли.
- Элементарно, - пояснила Рита, всё-таки отложив книгу и взглянув на меня. - Так, как и положено девочке шестнадцати лет. Слава Богу, я не настояла на её ночёвке у нас - вот бы для неё был сюрприз.
- Ага, - многозначительно пробормотал я. - Ничего не понимаю.
- Знаешь, Антон, - Рита сделала округлый жест рукой. - У меня впервые за всю мою жизнь проснулись материнские чувства. Представляешь: у меня - материнские чувства. Глупость неимоверная.
- Да? - всё-таки я ещё сплю.
Нет, точно - сплю! Кому расскажешь - засмеют: Рита мечтательно рассуждает о материнских чувствах! Без стёба! О материнских чувствах - без стёба...
- А что случилось? - мне показалось, что я задал умный вопрос. - В чём дело-то вообще?
- Говорят, тридцать один - это уже поздно, но я всё-таки попробую, - Рита похлопала себя по поджарому, красивому животу, прикрытому домашним халатом. - Как думаешь - получится?
- Что?
- Забеременеть.
- Что-о? - я чуть не сполз с кресла.
- А что? - Рита покраснела.
- Ты в своём уме? - я постучал указательным пальцем по своей голове - тут же голова ответила болью.
- Не бойся, - Рита глянула на меня презрительно. - Алименты я с тебя не потребую!
-Так, понял. Где-то рядом должны быть санитары из психушки, не иначе!
- А ты, между прочим, свинья, Антон Николаич, - вдруг сказала Рита и лицо у неё стало строгим. - Ты бы хоть Леночку предупредил, что у тебя жена есть.
- Зачем? - не понял я.
- Затем, - наставительно сказала Рита. - А если бы она узнала об этом от кого-нибудь на стороне? Ты можешь себе представить, что могло произойти?
- Что?
- Она же любит тебя.
- Да? - и я окончательно решил, что не хочу убивать Риту.
- Хорошо, что я догадалась с ней поговорить. Теперь-то всё в порядке, - Рита удовлетворённо качнула головой. - Мы поездили по магазинам, сходили на шоу, посидели в ресторане...
- В ресторане? - я был потрясён до глубины души: со мной-то не пошла!
- В общем, мы друзья, - подвела итог Рита и зевнула. - Слушай, Антон Николаич, я спать хочу... А ты будешь спать на диване.
- Почему? - ещё одна новость, к которой я не был готов.
- Я у своих подружек парней не отбиваю! - гордо заявила Рита и прошествовала в спальню.
Кажется, для меня начиналась новая жизнь!
- Что-то Фима задерживается, - пожаловался я Рите, накладывающей на лицо крем.
Рита не ответила, увлечённая лицом и кремом.
- Уже десять минут двенадцатого, - я раздражённо ходил по комнате
- Позвони ему, - посоветовала Рита.
Фимин телефон не отвечал.
- Вот и у Фимы появилась женщина, - проговорила Рита, закручивая тюбик с кремом.
- Какая ещё женщина! - возмутился я.
- Красивая, наверно, - Рита улыбнулась. - Не одному же тебе...
- Ладно, - я махнул рукой. - Я поехал. Фима появится, направишь его в офис.
Я торопливо чмокнул Риту в затылок и пошёл к двери.
- Леночку я сегодня приведу к нам! - крикнула вслед мне Рита.
- Хорошо, - я захлопнул дверь и ткнул кнопку лифта.
Лифт не работал. Я стукнул по двери лифта кулаком, сплюнул и побежал вниз. Сразу у подъезда я наткнулся на фимину машину, Фима был в ней.
- Ну, Фима, - проговорил я, влезая на заднее сиденье. - Ты бы...
Я вдруг понял, что с Фимой что-то не так: голова его безвольно склонилась на бок, глаза направлены в одну точку - будто он на полу выискивал что-то. Посиневшие губы его были сложены в странную улыбку...
- Фима?.. - прошептал я, тронув его за плечо, но тут же отдёрнул руку - плечо его, каменно застывшее, было безответным, неживым.
- Фима...
Серафим был мёртв.
- Лепешев, мне помощь нужна! Влип я, понимаешь? - орал я в трубку телефона-автомата, а Лепешев на том конце молчал - слушал, вникал. - Фима мёртвый, понимаешь? Я в машину, а он мёртвый... Совсем мёртвый - убили его! Я не знаю что делать, слышишь? Ты забери меня отсюда, понял? Я тебе всё, что хочешь... Я в кафе "Ротонда"... Мне страшно! Убили Фиму, понимаешь? Ведь и меня...
Их было двое: один, в тёмно-зелёной форме охранного бюро, остался у двери, окинув цепким взглядом кафе и всех в нём присутствующих; второй, в костюме, сразу как увидел, подошёл ко мне - видимо, он меня знал.
- Машина у входа, - тихо сказал он.
Я поднялся и пошёл к выходу, человек в костюме двинулся за мной. В машине нас ждал Лепешев. Он ничего не спросил и я был благодарен ему за это. Только в машине я смог расслабиться, даже поплакать захотелось, но было неудобно на людях. Так мы до конторы его и доехали - молча.
Едва кивнув секретарше, которая на нас и внимания-то не обратила, он провёл меня в свой кабинет.
- Ох, и беспокойный вы противник, Антон Николаич, - вздохнул он, садясь на своё место, на надёжный железный стул: кресел в кабинете не было вообще. - Одного понять не могу; какого прока ради я вам помогаю?
Мне не хотелось говорить и я просто пожал плечами. Лепешев вынул из стола сигареты и закурил.
- Как думаете, кто Фиму... - Лепешев поморщился. - Чья работа?
- Не знаю. - устало ответил я.
- Думаете на кого-нибудь?
- Смеяться не будете?
- Смеяться? - Лепешев откинулся на спинку стула в недоумении. - Я должен знать от кого вас защищать. Клянусь, мне не до смеха.
- Я думаю... - я на секунду умолк: взвесил все за и против. - Я думаю это Рита.
- Ваша жена? - уточнил Лепешев.
- Да.
- Милые бранятся, только тешатся, - Лепешев вздохнул. - А у холопов чубы трещат. Из-за чего?
- Я хочу оставить фирму на Бабича. . .
- Вы с ума сошли? - Лепешев, поражённый, привстал со стула. - Я же его в один присест. . .
- Мне плевать. Я решил отойти от дел. - угрюмо ответил я. - Это моё право в конце концов.
- А вы свинья, - задумчиво проговорил Лепешев, презрительно взглянув на меня.
- Послушайте... - начал было я.
- Нет, я извиняюсь, конечно, - Лепешев развёл руками. - Но вы же, Антон Николаич, с людьми работаете, неужели не понять?
- Я тоже человек, - я начинал злиться, а злиться было нельзя...
- Это-то понятно, - Лепешев встал из-за стола и подошёл ко мне. - Но сколько лет вы сами вели все дела, тащили людей за собой и люди верили вам. Вы были их гарантией, их уверенностью в том, что завтра будет лучше, чем сегодня. А вы их предаёте, бросаете на Бабича - это всё равно, что в омут головой. . .
- НО...
- Вы же не подпускали никого к управлению - только сами - и люди к этому привыкли... А впрочем, - Лепешев махнул рукой.- Это ваши проблемы...
.Лепешев подошёл к окну, раздёрнул занавески, открыл створки, глянул вниз и с удовольствием плюнул.
- Я люблю этот город, -- очень тепло и добро проговорил Лепешев,
отойдя от окна. - Но не люблю людей. Представьте: тысячи человек,
Готовые ради хорошей жизни вцепиться друг другу в глотки - это же
страшно! ;
- А сами-то вы? - Лепешев начинал действовать мне на нервы.
- И я. . . - вздохнул Лепешев. - Что я, не человек, что ли?
Лепешев закрыл окно, задёрнул занавеску и прошёл на своё=место.
- Ладно, пофилософствовали и хватит. Я вам помогу, но мне нужно, сначала кое с кем созвониться. - Лепешев взялся за телефон. - Подождите в приёмной.
Я поднялся и вышел из кабинета прикрыв за собой дверь. К счастью в приёмной никого не было - начался обед. Стыдно было, стыдно. Философ доморощенный... Ох, и потаскал бы я его мордой по асфальту, если б не сложилось всё так погано.
Зазвонил телефон на столе у секретарши и я по привычке снял трубку.
- Москву заказывали по срочному? - деловито поинтересовалась трубка.
- Да, - ответил лепешевский голос - спаренный телефон!
- 121 15 43 не отвечает. Продолжать набор?
- Да, пожалуйста.
Я осторожно положил трубку на место.
А ведь и здесь я был прав - насчёт Москвы, - просчитал я тебя, Лепешев! Как пацана! Телефончик~то наверняка крыши московской, хозяина твоего... Если бы раньше этот телефон знать...
Из кабинета вышел Лепешев.
- Нужно немного подождать, - деловито сообщил он. - У вас в Городе есть ещё дела?
Конечно есть! .- Я бы хотел забрать одного человека... Девочку...
- Родственница? - поинтересовался Лепешев, но не дожидаясь ответа, посоветовал. - Возьмите людей и езжайте. Всё лучше, чем просто ждать.
- Боря! - подойдя к двери в коридор, позвал он. Появился уже известный охранник в костюме.
- Поедете с Антоном Николаичем, - распорядился Лепешев. - Сделаете всё, о чём попросит. В разумных пределах, конечно.
На стук никто не открыл. Я постучал ещё раз ~ бесполезно. Видимо мама на работе, а Лена?.. Да в гимназии, конечно!
- Вы знаете где находится гимназия? - спросил я Бориса, садясь в машину.
- Какая? - взглянул на. меня Борис - взгляд его был профессиональным, похожим на прицел снайперской винтовки - неприятный взгляд.
- Ближайшая.
- Рядом с ГУМом.
- Теперь нам туда, - приказал я.
Проезжая мимо гастронома, я. заметил знакомого пацана и улыбнулся - хоть кому-то в этом Городе есть, что вспомнить обо мне хорошего.
- А ну ка останови, - попросил я.
Борис аккуратно припарковал машину к тротуару. Я вылез и направился через улицу в неположенном месте, благо движение было не очень.
- Ну как дела? - по-приятельски хлопнул я пацана по плечу - тот был хмур и жалок.
- Хреново, - буркнул пацан, опасливо скосив глаза в сторону - там стояли два парня лет двадцати и внимательно наблюдали за нами.
- Опекуны? - кивнул я на парней.
- Не ваше дело, - грубо ответил пацан.
Один из парней сделал шаг в нашу сторону.
- Мадам, месье, - загнусавил пацан. - Же не манж па сис жур. . .
- Завязывай, пошли, - я потянул пацана за руку но тот упёрся.
- Чё надо? - заныл он пытаясь вытянуть свою руку из моей ладони.
- Э, мужик, в чём проблемы? - парни подошли к нам вплотную, оттесняя меня от пацана.
- Мальчики, отвалите, - с угрозой посоветовал .я, продолжая тянуть пацана за собой.
- Пошёл отсюда! - один из парией"сильно толкнул меня в грудь. Народ, снующий вокруг нас, старательно отводил глаза в сторона. Ну, козлы... И отпустил руку пацана и с размаху, со всей накопившейся за последние дни злостью, ударил толкнувшего по лицу - он упал. Второй выхватил нож...
- Порежу, сука! - выкрикнул он и пошёл на меня, отставив руку с ножом в сторону, но вдруг с ним что-то случилось: он вытаращил глаза и закричал бессмысленно и дико; рука его, держащая нож, повисла плетью...
- Всем стоять! - появился наряд милиции.
Невесть откуда взявшийся Борис, ткнул в лицо старшему своё удостоверение охранника:
- Бюро охраны, - громкой скороговоркой заговорил он, - Нападение на клиента.
- Вы клиент? - глянул на меня милиционер.
- Да.
- Претензии есть?
- Нет. - быстро ответил за меня Борис.
- Свободны.
- Идём, - Борис потащил меня к переходу. В машине он обернулся ко мне и сказал зло:
- Вот что, Антон Николаич, я не собираюсь ввязываться из-за вас во всякое... - Борис не договорил фразу и продолжил.- У меня и без вас суеты достаточно, ясно?
- Ясно, - задумчиво ответил я. - Как думаешь, почему он не пошёл со мной?
- И правильно, что не пошёл, - резко ответил Борис. - Вы бы и его, как своих, пригрели бы, да бросили... До гимназии мы ехали молча...
- Лена Усова? - переспросила директор гимназии, подозрительно оглядывая меня. - Есть у нас такая. Очень несерьёзная девочка. А вы ей кто?
- Родственник, - ответил я заранее заготовленной ложью.
- Родственник, - хмыкнула директор. - Отец, .наверное?
- Где она? - поторопил я.
- Невежливо, - сухо заметила директор, но ответила:.
- Мы её вызвали на подсовет По Допуску к экзаменам, а она не явилась. - директор поправила очки. - Если она...
Но мне было некогда её слушать, я развернулся и пошёл на выход.
- Хам! - выдохнула директор мне вслед.
- Завязли? - равнодушно спросил Борис. - Может вернёмся?
- Нет, - я покачал головой. - Я должен её найти.
.- Должен, так должен, - уставился в окно, наблюдая за детьми на школьной площадке.
Голова как назло была" пуста, но где-то издалека, из непонятных глубин выплывала не догадка ещё, но предположение. . .
- Едем ко мне в офис, - решился я. .
- Вы что, - вытаращился на меня Борис, ему стало не до детей. - С катушек поехали?!
- Я должен её найти! - заорал я вцепившись в лацканы борисова пиджака.
- Убери руки, - с ненавистью процедил Борис. - Мудак истеричный.
- Извини, - я с трудом оторвал руки от борисова пиджака. Вдруг захотелось плакать. . . По детски неприкрыто. . .
- Она мне верит, понимаешь?.. - прошептал я, словно объяснить пытался что-то и не Борису даже, а самому себе.
- Верит...
- Ладно, - лицо Бориса вдруг изменилось и, видимо, , что бы не видел я каким оно стало, Борис отвернулся. - Поехали.
" Я знал, Антоша, что ты приедешь и прочтешь письмо. Лена у меня. . . "
Вот оно. . . Всё. . . Счастлив, Антон Николаич, козёл вонючий?.
"...на даче. Нам нужно поговорить. Приезжай один, без шума, иначе я убью её. Письмо сожги. . . "
Эх, Бабич, Бабич, проглядел я тебя, не понял, не нащупал в тебе всего...
"...обязательно. За любой твой Фокус поплатится Лена. И не вини меня ни в чём, ты сам во всём виноват. И в смерти Фимы тоже - это ты его натравил на меня..."
Бабич?! Фиму?! Как же. это? Так не бывает!
- Ты, Боря, поезжай, - я с трудом разлепил губы, чтобы изобразить, улыбку.
- Всё выяснилось. Всё нормально.
Борис недоверчиво вглядывался- в моё лицо и молчал.
- Нет, правда, - я "старался говорить убедительно. - Всё в порядке.
- Лепешев. . . - начал было Борис, н"о я его оборвал:
- Лепешеву передай большое спасибо, - я протянул ему руку на прощание. - И тебе спасибо...
- Как знаешь.
Борис развернулся "и пошёл не пожав протянутой руки, К счастью не пожав, иначе бы он почувствовал, как она дрожит.
11
- Не подходи близко, - предупредил Бабич, уткнув ствол пистолета в затылок Леночке, сидящей на стуле, к которому она была привязана. Лицо её было залито какой-то неживой бледностью - по-видимому она была в полуобморочном состоянии и ничего не понимала в происходящем...
Нужно быть спокойным, спокойным,, очень спокойным...
- Что тебе нужно Костя?
Бабич облизнул губы быстрым движением языка и, попытался улыбнуться, но улыбка вышла неестественная, косоротая улыбочка вышла и 6т этого лицо его стало похожим на резиновую маску. И весь Бабич показался мне каким-то резиновым, расплывчато-упругим, почти текучим.
- Я хочу, что бы ты понял, - старательно выговаривая слова, заговорил он. - Это для всех... Ради дела...
Лена пошевелилась и я невольно сделал шаг вперёд....
- Не двигайся! -. истерично выкрикнул Бабич и направил пистолет на меня.
И вдруг стало жаль себя...
Глядя во внимательный, пристальный зрачок пистолетного ствола, Si ощутил неизвестное мне ранее чувство - чувство собственной ничтожности и уязвимости перед холодной уверенностью оружия!
Позади меня скрипнула дверь, но я не успел оглянуться, я глядел в бабичевское лицо и видел как рот его медленно раскрывается, глаза становятся бешеными и огромными - в поллица, как палец его, лежащий на спусковом крючке неторопливо.давит и давит на него... Я оглох... В голове словно лопнула струна, натянутая до этого до предела...
Я очнулся лежащим на полу... Меня кто-то ощупывал, похлопывал по щекам ~ приводили в чувство. Я не видел лица, только руки -холёные, гладкие руки с аккуратным маникюром - это были Ритины руки, я чувствовал её присутствие, её аккуратность...
Потом я услышал голос.
- Я не- мог поступить иначе! - это был.Бабич и он кричал, но почему-то казалось, что он извиняется. - Знаете о чём он разговаривал с Лепешевым? Он просил у Лепешева покровительства, вместо того, что бы давить не него.
- Интересный вы человек, Бабич, - заметила Рита язвительно. ~ В смысле неожиданный. Я же говорила вам, нужно ждать.
- Чего ждать, Рита? - в голосе Баби-ча зазвучала злость. - Дождались уже... Из-за этой стервы малолетней он был готов всё бросить. .. Без его головы и связей фирма ничто.
- Ерунда, Бабич, ~ Рита прекратила меня хлопать. - Вы слышали о такой вещи - психология? Или вы только комиксы да биржевые сводки читаете? Эту "стерву", как вы выражаетесь, нужно было обуть, одеть и положить к нему в постель - всё! А вашими методами только детей пугать, что вы и сделали - напугали девочку до полусмерти...
- Я убью её, - зашипел Бабич.
- Вы уже убили, - холодно заметила Рита. - Вы убийца. Вас посадят если-не растреляют. . .
- Чёрта с два! - выкрикнул Бабич. . Я вздрогнул и Рита тут же повернула к себе моё лицо.
- Очнулся? - неожиданно ласково спросила меня Рита.
- Да, - я боялся смотреть ей в лицо, -но всё таки смотрел и глаза её, обращённые на меня, были спокойными, изучающими.
- Слышал всё?
- Я ненавижу тебя, - прошептал я в спокойные глаза её, но она в ответ лишь улыбнулась.
- И не удивительно, - с усмешкой проговорила она. - Ты лучше
скажи, работать будем?
- Л у меня есть другой выход? - спросил я, приподнимаясь на локтях.
- У тебя есть, - честно ответила Рита, заботливо поддерживая меня под спину. - А вот у неё...
Я взглянул на Лену. Желтые, кошачьи глаза её показались мне незнакомыми - оценивающие"были у неё глаза.
- Будем/ - сказал я и отвёл взгляд от Лены.
- Вот и славно, - Рита по-матерински погладила меня по голове.- Давай, подымайся,
Я встал. Меня качало, но стоять можно было - сгорбившись, с подогнутыми коленями, но§можно,
- Я неверю ему! - заорал Бабич. -Не! Be! Рю!
- Вы идиот, Бабич, - устало и равнодушно проговорила Рита и добавила, словно приговор зачитала. - Вы, Бабич, тупица...
И отвернулась ото всех. Спина её была прямой и упругой - утверждающей. Бабич посмотрел на её спину потом на меня... На лице его не было страха, но оно было изуродовано гримасой детской, наивной какой-то обиды.
- Но я же... - растерянно кричал Бабич. - Я же для всех... Я как- лучше.
Я отвернулся - глядеть на Бабича сейчас было стыдно, стыдно и , больно.
- Простите меня... - прошептал Бабич, словно ему дышать стало трудно, словно ему мешало что дышать.
- Пожалуйста.
Бабич выбежал из комнаты, не закрыв за собой дверь.
- Бог простит, - попрощалась Рита и повернулась ко мне. - Развяжи Леночку.
Я подошёл к Лене - она сидела опустив голову, молчала. Я распутал узел и верёвка упла к Леночкииым ногам, отлепил пластырь с её губ; Лена вздохнула глубоко .и встала со стула.
- Вы идите, Лена, - со" странной нежностью попросила Рита. - Если захотите, позвоните завтра...
Лена пошла к двер.и не поднимая головы, шагая медленно, неуверенно, возле самой двери она остановилась и, ч не оборачиваясь, сказала:
- Спасибо вам. . . За сказку...
И вышла.
12
Я проснулся под утро от неясной тревоги, вздрогнул, стёр со
лба неизвестно отчего проступивший холодный пот, откинул одеяло,
быстро. - что бы не разбудить Риту, оделся. Не включая света, на
носочках, выскользнул в прихожую, торопливо обулся, без щелчка-
захлопнул за собой дверь квартиры... И уже не таясь, не скрываясь
побежал вниз по тёмной, неприветливой лестнице, рывком распахнул
дверь подъезда и ворвался в тёмный, дремотный предрассветный воздух
улицы. Я вдохнул этот воздух вместе с непонимающими взглядами угрю
мо-сонных домов, одинаковых-как близнецы, разбуженных моим вторже
нием в их покой стуком двери подъезда и хриплым загнанным дыха
нием...
Я сделал шаг и остановился, услышав то, что меня разбудило...
Над Городом, застывшим, похожим на зверя готового к прыжку, возбуждённого не голодом,, а инстинктом самосохранения, равнодушного к чужой боли, как инстинкт продолжения рода, метался едва слышимый звук; невнятный -и ненужный, неуместный в это время, похожий на bopi.
13
Она позвонила. . .