История эта началась двести лет назад. Екатерина Великая по Летнему саду гуляла и увидела стоящего на часах корнета Оболенского. Государыня подошла к корнету поближе, оглядела его с головы до ног, ремень поправила и что-то княгине Воронцовой-Дашковой по-французски сказала. Корнет же все это время недвижный стоял, как положено по артикулу.
На следующий день вызывает корнета полковой командир и объявляет приказ императрицы: произвести корнета в подпоручики.
- Благодари матушку - сказал, и отправил подпоручикаОболенского на пост в Зимний дворец.
Князя Потемкина в это время в Петербурге не было – он с турками воевал. Вернулся - глядь, на часах у спальни царицы молодой полковник Оболенский стоит. Потемкин вмиг понял, чем тот Отечеству послужил и решил юного соперника сгубить.
Тут как раз ученый доктор Фогель из Академии наук затеял экспедицию в Африку, к диким племенам. Ему, вишь, не терпелось их язык изучить и тем себе научную славу снискать. Уж несколько раз он к Потемкину подкатывался: не дадите ли мне, Светлейший, кого-нибудь из военных в сопровождающие. Для защиты от коварных англичан. И вообще, чтоб спокойнее было. Племена, видите ли, людоедские.
Потемкин его и по матушке посылал, и бивал неоднократно, а тот все не отстает.
Однажды заприметил Потемкин Фогеля на Невском, экипаж свой остановил, вышел к немцу. Тот думал, князь опять лупцевать станет, уж загодя прикрылся, а Потемкин, наоборот, улыбается:
- Нашел - говорит - тебе спутника из военных, генерала Оболенского. Чай слыхал?
Фогель головой машет, не слыхал.
- Ну, ты чурбан, однако, братец! - Потемкин его по плечу хлопнул. - Про такого вояку - и не слыхал! От сердца отрываю, тебе отдаю. Знай, что мне для науки ничего не жалко. А племена, скажи-ка, очень людоедские?
- Просто страсть, какие людоедские - обрадованно отвечает Фогель. - Такие людоедские, что даже англичане к ним путешествовать боятся.
- Ну, нас, русских, не очень-то испугаешь. А когда ты, братец, в эту свою Африку ехать собираешься?
- Трудно корабль подходящий сыскать - жалуется Фогель.
- Эх, - говорит князь Таврический - что-то настроение у меня сегодня хорошее. А посему, наука, отдаю тебе фрегат "Орион". Снаряжай его побыстрее и пока не стала Нева – в дорогу. А то, чует мое сердце, злодеи-англичане раньше тебя к людоедам доберутся. И не забудь с собою генерала Оболенского взять.
- Я мигом, ваша светлость! - засуетился Фогель. – За неделю все исполню и, в добрый час, отплывем. Даже не знаю, как вас благодарить, Григорий Александрович. Я в дикой Африке вашим именем город назову. Или гору.
- Что ты, что ты, братец! Я ведь не для себя стараюсь,а ради пущей славы России.
- Российская наука вас никогда не забудет - прослезился Фогель.
- Ну иди, доктор, поторапливайся. Да про Оболенского, слышь, не забудь впопыхах.
Через неделю фрегат "Орион" отплыл, и Екатерина опечалилась. Несколько дней она даже бланманже в полдник не ела, но потом вновь князем Потемкиным утешилась.
Потемкин же чуть повыше днепровских порогов Екатеринослав воздвигнуть замыслил. А как воздвиг, пригласил царицу приехать, чтобы на благолепие нового города посмотреть и, быть может, столицу сюда с холодных невских берегов перенести.
Императрица приехала. Потемкин ей все, что построил, показывает: церковь, дома новые, фабрики. На высокой горе по его приказанию парк разбили, а чтобы деревья там не завяли, воду из Днепра посредством крутимого крепостными насоса наверх по водопроводу подавали. Развеселилась царица, и Григорий Александрович вокруг нее кочетом загулял.
Вдруг по дороге пыль клубится, скачет гонец из Петербурга. Подскакал и государыне письмо подает. Распечатала она, а там - депеша: "Припадая к стопам Вашего величества прошу принять под свою руку арапскую державу". И подпись:
"Арапский царь Оболенский, а Вашего величества всегда верный слуга". Екатерина вмиг расцвела, письмо поцеловать изволила. Тут же велела арапскую страну в состав России принять, а арапского царя Оболенского на переговоры о дружбе и добрососедстве звать. Потемкин, видя то, почернел с лица и затосковал. Екатерина в Петербург поехала, а он - в Херсон, где от холеры и скончался.
Арапская страна в России не то чтобы процветала, однако же не бедствовала. Местные жители охотились на крокодилов, тем и довольны были. Русские священники среди каннибалов распространяли православие, однако, многие в своих апостольских трудах гибли. Генерал-губернатор, живя в столице, городе Потемкине (сдержал-таки Фогель свое обещание), в дела аборигенов не мешался. Только следил, чтобы ясак арапы аккуратно платили да на свадьбах туземных царьков – а их тут видимо-невидимо было - упивался брагой до положения риз. Брагу же из сока фикуса местных жителей научили делать русские солдаты, что стояли здесь гарнизоном.
Не всякий самодержещ припоминал, что в подданстве у него и арапы состоят. Александр III было решил к ним железную дорогу тянуть, да потом рукой махнул: как-нибудь и так проживут.
Но большевики, как власть взяли, сразу письмо к угнетенным африканцам сочинили. Так мол и так, товарищи, берите и вы в свои руки власть. А на помощь вам шлем пламенного партийца матроса Железняка. Матрос Железняк, в Африку прибыв, первым делом столицу в Вакуленчук переименовал. Генерал-губернатора он шлепнул из личного маузера, а солдат и беднейших трудящихся негров сагитировал мировую революцию делать.
Туземцы решили Железняка верховным вождем избрать. Нацепили ему красную набедренную повязку и ожерелье из крокодиловых зубов, привели на священную поляну, где Совет племен заседал.
- Здесь - показывают - у нас боевые там-тамы стоят, а вот - главный идол - мудрец и советчик, а тут - и к трону подводят - у нас верховный вождь сидит. Мы на эту должность самого мудрого избираем, а теперь тебя хотим, поскольку ты "Коммунистический манифест" от корки до корки прочитал, стало быть, путь к светлому будущему знаешь. Сдюжишь, товарищ Железняк?
- Сдюжу, пожалуй. - Железняк им отвечает. - Вами, ребята, думаю, управлять не труднее, чем канонерской лодкой "Ваня-коммунист". Только, братва, слушаться меня беспрекословно, если уж избрали.
- Насчет этого - каннибалы отвечают - не беспокойся, товарищ Железняк. Мы верховного вождя пожизненно избираем и его приказа ослушаться не смеем. Такой у нас обычай.
Тут Железняк увидел, что посреди поляны на большом огне котел кипит.
- Это что? - спрашивает.
- Котел справедливости - отвечают туземцы. - Суп сейчас есть будем. Уже почти сварился.
- Справедливость - это хорошо, - одобрил Железняк, и совсем уже было на трон уселся. - А супу сейчас похлебать самое время. Из чего супец-то?
- Из бывшего верховного вождя - каннибалы отвечают и улыбаются.
Железняк тут же от трона отскочил. А из толпы один старый вождь выходит:
- У нас, товарищ Железняк, и такой обычай имеется. Если вдруг Совет племени ошибку совершил, в верховные вожди плохого человека избрал, мы свою ошибку признаем и сразу же исправляем. Все разом на прежнего верховного набрасываемся, тамагавком по голове бьем, разделываем - и в котел. А супом из бывшего вождя нового кормим и сами едим. Чтоб продукт не пропадал.
- Значит, и меня в любой момент можете по башке каменным топором тюкнуть?
- Ты, товарищ Железняк, сразу видать, человек справедливый и моряк геройский. К тебе у нас полное уважение. Так что не беспокойся за свою жизнь - садись на трон.
- Вот что, товарищи, - сказал тут Железняк, ожерелье из крокодиловых зубов снимая. - Не шибко я грамотный, так что верховным вождем у вас, в Каннибалии, мне становиться не с руки. Я лучше мировую контру пойду добивать, а вождя вам Москва пришлет.
С этой просьбой от бывших угнетенных африканских пролетариев он в Совнарком, к Ленину, приехал.
- Это задача архиважная! - воскликнул Ильич, и забегал по кабинету, пальцы за жилетку заложив. - Кого же послать туда?
Потом остановился и воскликнул:
- Ну, конечно же, Троцкого!
Троцкий же, однако, как глянул на карту, сразу как-то потускнел:
- Нет, - говорит. - Не могу, Владимир Ильич. В Реввоенсовете дел по горло, а в Африку на аэроплане и то три дня лететь. Вы уж кого другого к этим канибалам пошлите. Сталина, например.
- Совершенно верно! - Обрадовался Ленин. - Именно товарища Сталина! Он ведь у нас нарком по делам национальностей и сам человек восточный.
- Я думаю, Иосиф Виссарионович, - сказал Ленин вошедшему Сталину, - что именно вы сможете организовать переход африканских пролетариев от каннибализма к социализму минуя капиталистическую стадию развития.
- Товарищ Ленин! - взмолился Сталин - Не могу я сейчас к этим людоедам ехать.
Ленин понял, что Железняк всем в Совнаркоме разболтал об обычаях африканских пролетариев и ехидно подначил Сталина:
- Что, батенька, трусите? Боитесь, что съедят?
- Мне бояться нечего - ответил ему Сталин запальчиво. - Я сам кого угодно съем! А ехать не могу, потому что времени совсем нет. Рад бы всей душой к этим людоедам...
- Не к людоедам, а к каннибалам - сердито поправил Владимир Ильич.
- Ну, к каннибалам, да только не в состоянии я к ним сейчас поехать. Пошлите лучше Троцкого. Туда ему самая дорога.
У кого Ленин ни спросит, никто из Совнаркома не хочет в Африку ехать. Тут Дзержинский заходит:
- Вы еще не нашли, кого послать к людоедам?
- Не к людоедам, а к каннибалам!..
- К каннибалам, прощения прошу. У меня кандидатура есть.
- Где? - обрадовался Ленин.
- На Лубянке, конечно. Сидит у меня, ожидает расстрела, бывший красный орел, а ныне мародер и насильник, враг трудящихся Кузькин. Может, чем к стенке ставить, пошлем его в Африку?
- А он не подведет? - засомневался Ленин. – Надежный товарищ?
- Жить захочет - не подведет. А для надежности мы к нему комиссара Писельзона приставим.
Перед отъездом Ленин посоветовал Кузькину всемерно крепить руководящую роль партии большевиков в каннибальских массах. Кузькин пообещал и в тот же вечер вместе с Писельзоном в Африку отбыл. После от них телеграмма пришла, что доехали благополучно и передают привет пролетариям всех стран от молодой Каннибальской Советской Республики.
И снова в столице про африканцев вроде как забыли. Потому что у нас тут такие дела начались! Разве что иногда на концертах по случаю каких-нибудь торжественных дат артисты Большого театра, до трусов раздевшись и хорошенько наваксившись, зажигательные африканские пляски исполняли. Да и сам африканский народец не шибко стремился о себе напомнить. Все директивы из Москвы, что к ним приходили, они не хуже других выполняли и даже перевыполняли, а московские магазины исправно снабжали крокодиловыми шкурами и слоновой костью.
Только Хрущев, на карте Африки красное пятно узревши, решил в каннибальскую республику съездить. Сел со своей свитой в "Ту-114" и через три часа уже в Вакулинчукском аэропорту по трапу сбегал.
Никиту Сергеевича секретарь Каннибальского ЦК встречал. Бокасса его звали. Черный, как сапог был, маленький и толстый, ростом ниже Хрущева. Оделся Бокасса прилично. Набедренную повязку снял, натянул брюки и пиджак, галстук повязал. Весь взопрел. А Хрущев по случаю жары был в рубашке с короткими рукавами и в шляпе дырчатой.
Обнялись, поцеловались по-братски. Хрущева в город повезли, а восторженные туземцы в него цветы бросали. Хрущев на площади выступил с речью, а потом по соракаградусной жаре поехал народное хозяйство осматривать.
Бокасса его сперва на кукурузное поле повез. Обрадовался Никита Сергеевич, увидев, что тут королева полей едва не до неба доросла. Бегает по полю, щупает початки, с темнокожими колхозницами перешучивается.
А вот промышленность его расстроила. Не было у каннибалов никакой промышленности. Хрущев даже ногами на Бокассу затопал:
- Где же ты, стервец, пролетариат воспитываешь, если не удосужился в республике хоть завалящий заводик построить?!
Бокасса от страха едва не окачурился и пробормотал только:
- Денег нет...Москва не дала...
- Самим зарабатывать надо - вошел в раж Хрущев - а не на чужой шее кататься. Я тебе хоть сейчас, сразу, сто способов скажу, как деньги добыть. Земля, ты посмотри, какая! Палку воткни - прорастет, а на ней всякие финики с хурмой появятся. Вы бы все здесь в золоте купались! Опять же крокодилов на мясо разводи.
- Крокодилов нельзя есть! - уныло возразил Бокасса. - Священное животное.
- Ты свои предрассудки брось! Религия - опиум для народа, слыхал? Священных животных у нас с революции нет. И не будет! А не хочешь крокодилов, разводи бегемотов. Я тут живого бегемота увидал, когда мы мимо речки проезжали, в воде лежал! Вот такой толстенный! Разводи бегемотов и делай из них колбасу. Свой народ от пуза накормишь!
- Мы, каннибальцы, к колбасе не привычные...
- Ну, так что? Привыкнете! И в Москву колбасу поставлять станете. Товарищ Микоян тебе в Америке колбасную фабрику купит. Правда, Анастас Иванович?
Микоян кивнул головой. Он надеялся, что Хрущев еще чем-нибудь увлечется и забудет об этой своей идее. С ним такое неоднократно случалось.
Но, как назло, Никита Сергеевич на следующий день охотиться поехал. Он охотиться любил, с писателем Шолоховым в донских степях сайгаков стрелял, а здесь как раз бегемота подстрелил.
- Ух ты! - обрадовался добыче Хрущев. - Какого черта свалил! Расскажу Шолхову - не поверит. Тонны две, не меньше. И тут же по привычке о сельском хозяйстве задумался. - Это же две с половиной коровы! И ни сена ни комбикормов не
просит, тину жрет. Даже кукуруза ему без надобности. Полная выгода бегемотов в этих краях на мясо разводить.
Тут Никита Сергеевич вспомнил о своей вчерашней затее и приказал Бокассе действовать.
- А за колбасной фабрикой я Микояна завтра же в Америку пошлю - пообещал.
Работа закипела. Построили в Каннибальской ССР американскую фабрику. Зарезали двух бегемотов, изготовили из их мяса колбасу и доставили в Москву, Хрущеву на пробу. Попробовал Никита Сергеевич, сморщился:
- Тиной пахнет!
Но колбасу, давясь, съел и велел продавать ее в кремлевском буфете и везде по Москве. А Академии наук поручил срочно способ отыскать, чтобы отбить у той колбасы тинный запах. Академики и так и этак кумекали, чесноку больше клали, перца, химию всякую, а все равно воняет проклятая бегемотина. Выработали рекомендацию, чтобы гиппопотамов в речку пастись не пускать, тину есть не дозволять, а содержать на фермах и кормить кукурузой. Хрущев было хотел и гиппопотамовые фермы в Каннибалии построить, да не успел. Его как раз с работы сняли и на пенсию отправили.
Каннибалия же, однако, худо-бедно колбасу из бегемотов производить научилась. И болотом она отдавать перестала, и стоила дешево. Ее по разнарядке в Москву отсылали, а оттуда уже приезжие по всей России развозили. Да и привередливые жители столицы к новому продукту попривыкли.
Тут бы, казалось, и сказке конец. Ан, нет!
Юрий Владимирович Андропов, как Генеральным секретарем стал, решил в стране порядок навести. Думал-думал, как бы это сделать, и придумал:
- Много бездельников развелось! - сказал он, не уточнив, где именно: вообще ли в Стране Советов или в частности в том ведомстве, которым он незадолго до своего генерального секретарства руководил. На всякий случай чекисты, чтобы нужность свою показать, тут же бросились по всей стране волынщиков ловить. Зайдут, к примеру, в ГУМ, а там - очередь.
- Ну-ка, ребятки, - говорят, - предъявите свои документы. Что это вы в рабочее время по магазинам ошиваетесь?
Глядь, очередь сама собой рассосалась, все к станкам да к кульманам, сломя голову понеслись. То-то стало весело, то-то хорошо! Производительность труда, как написала "Правда", резко возросла. Но почему-то товаров от этого не прибавилось. Юрий Владимирович снова страну своим взором орлиным оглядел и вмиг понял, в чем заковыка:
- Воруют, сволочи!
И дал приказ бесчестных работников торговли на цугундер волочь. Оказалось, впрямь воруют. И к тому же, немало.
Следователю Гдляну досталось "Елисеевским" гастрономом заниматься. Среди прочей снеди там и бегемотскую колбасу продавали.
- Что-то тут не так! - Сказал Гдлян, поглядев, сколько ее в Москву поступало. - На такую прорву колбасы всех бегемотов Африки не хватит.
И не поленился, поехал в Вакулинчук, посмотреть на колбасный завод.
Завод во всю работает. Почтенного возраста американские мясорубки скрипят, но фарш круглые сутки исправно выделывают. Гдлян мимо них к убойному цеху спешит:
- Ну-ка, покажите мне ваших бегемотов.
Негры гостю из Москвы объясняют:
- Мы давно на передовую технологию перешли, на привозном мясе работаем.
- Издалека привозите? - любопытствует Гдлян.
- Из деревень, уже разделанное, свеженькое. Сразу в мясорубку и кидаем. Да вон, как раз, грузовик у ворот. Взгляните, если желаете.
Гдлян в кузов заглянул, сразу все понял и живо в Москву вернулся. А через неделю и Бокассу, и весь местный ЦК враз арестовали.
Когда Бокассу к Гдляну на первый допрос привели, он еще кочевряжился, кричал, что арестовали его незаконно и что в камере у него недостаточно жарко. Но Гдлян на него поднажал, и сознался Бокасса:
- Не из бегемотов колбаса. Из человеков.
Тут вся страна ахнула:
- Что ж ты, подлец, нас человечиной кормил?
- Да. - Отвечает Бокасса. Просто и честно отвечает, как и подобает ленинцу.
- Сколько же лет это непотребство длилось?
Оказалось, как построили в Вакулинчуке колбасную фабрику имени Микояна, тут же из Москвы пришел какой-то несусветный план по колбасе. А на бегемотов, как назло, по всем каннибальским джунглям мор нашел. Но колбаса ведь советским людям нужна невзирая на капризы природы. В ЦК на Бокассу цыкнули, он, взбучку получив, своим, негритянским, секретарям райкомов нагоняй дал, и пошли мясозаготовки.
- Если бы не самоотверженность каннибальского народа, мы бы план, что Москва спустила, ни разу не выполнили. - Повинился Бокасса.
А так выполняли, и не раз. Бокасса дважды Героем Социалистического Труда стал, всем мелким парийным вождям награды навесил. И простым каннибальцам кое-что перепадало. За ударную сдачу мяса могли орденом Ленина наградить или даже мешком риса. Матери-героини также пользовались большим почетом в Каннибалии.
Суд громкий был. Бокасса, сообразив, что за проявленный трудовой героизм его, пожалуй, расстреляют, принялся оправдываться:
- У нас, каннибалов, народный обычай такой. Мы всегда друг друга понемножку ели.
И даже в наступление перешел:
- Это от вас, русских, у каннибалов порча нравов пошла. Раньше ни один вождь не посмел бы народ на мясо сдавать. Его бы за это сразу в котел Справедливости упекли и самого на суп пустили. А Кузькин приехал, и едва его верховным вождем выбрали, котел Справедливости разбил, а всех вождей в партию принял. С тех пор верховному вождю никто уж не возражал - партийная дисциплина. Мы, каннибалы, ведь народ смирный и к послушанию издавна приучены. Так что я ни при чем и прошу меня простить. Я больше не буду.
Но Бокассу все же расстреляли.
А колбасный завод перепрофилировали. Он теперь ананасное повидло выпускает.
1991