- У вас свободно? - послышалось у меня за спиной, и я поморщился. Не люблю соседей. В пивных это либо опустившиеся побирушки, которые будут клянчить кружечку, ссылаясь на свою многотрудную и многострадальную жизнь, или болтуны, жаждущие общества, а я совершенно равнодушен к футболу и не хочу яростно, до драки, обсуждать политику, цены и прочее... В то же время я не мог сказать: «Проваливай отсюда!». Столик не мой. Пивная - тоже. Поэтому я сказал:
- Да-да, конечно. Пожалуйста.
У столика, сваренного из железного листа и выкрашенного синей краской, остановился мужчина лет сорока на вид, грузный и рыхлый, как студень. В руках он держал по кружке. Он явно походил на болтуна, чье красноречие наработано в поглощении многих тысяч литров пива.
Буркнув под нос что-то вроде «Благодарю!..», он влил в себя сразу обе кружки - так лихорадочно, словно боялся, что у него их тут же отнимут - тревожно огляделся и сходил к ларьку. Вернувшись, заметил с мрачным удовлетворением:
- О, меня уже пасут, пар-р-разиты! Житья от них нету. Даже пива выпить спокойно не дадут, джеймсбонды сраные!
Туда, куда он глядел, ничего интересного не было. Метрах в пятидесяти от нас стояла у обочины белая «Волга». И все.
«Мания преследования?» - подумал я.
- Минут десять будут меня пасти, - сказал мужчина, попивая янтарный напиток. По губам у него текло. Он утирался и довольно хэкал. - Будут, значит, выяснять, зачем я сюда пришел: пиво пить или чтоб встретиться с местным резидентом ЦРУ... - Он гулко захохотал. - Убедятся, что все тихо, и тогда двое в штатском меня заберут. Доставят куда надо и начнут допрос с пристрастием. Зачем я сюда пришел? А на самом деле? Не надо ломаться, как целка, говори как есть!.. Если они хотят, чтоб я в четырех стенах сидел, пусть мне пиво домой возят по три литра в день. А в субботу и в воскресенье - по пять!
И он снова отправился к ларьку.
- Да вы бы взяли сразу четыре кружки, - посоветовал я, когда он вернулся. - Охота бегать туда-сюда?
- А! - Он махнул рукой. - Эта лахудра не дает. Боится, что я у нее кружку стащу, крыса безмозглая. Она за день на пиве - на нас с вами! - такие деньги делает, что может кружки посетителям на память дарить... Вы заметили, какой у нее красивый бланш под глазом?
- Неужели ваша работа?
- Нет. Но мне очень хочется поставить ей второй - для симметрии. Чтоб меньше гавкала... Кстати, меня Толиком зовут.
Я понял, что никуда не денусь от своей горькой участи - стать пассивным слушателем, и ответил:
- А меня - Сашей.
- Очень приятно. Вы, наверное, недоумеваете, почему я своей скромной персоной заинтересовал органы?
- Нет, нисколько, - тут же сказал я.
- И, конечно, хотели бы узнать, что я такого натворил почти десять лет назад?
- Нет, не хотел бы, - совершенно искренне сказал я.
Пиво, свежее, бочковое, почти не разбавленное, меня интересовало больше, и я задумался о пользе бланшей. У кого-то, значит, лопнуло терпение, зато пиво на пиво стало похоже, а не на ослиную мочу....
- Кроме того, разговаривать со мной, наверное, небезопасно, - сказал Толик. - А то и вас заметут. Подумают, что вы резидент.
«Перебраться за другой столик? - подумал я. - Нет, психов нельзя провоцировать...». Тяжко вздохнул и спросил:
- Что ж вы такого натворили?
- Да, в общем, ничего особенного... Я Брежнева на три буквы послал. Позвонил по телефону и послал.
- Гм... У вас был доступ к «вертушке»?
- Нет.
- Как же это произошло? - спросил я.
- Чтоб было легче понять, надо начать издалека, - сказал Толик. - Так вот. Я ничего не боюсь, кроме онкологических и сердечно-сосудистых заболеваний. Почему? Это просто. Я очень похож на бабушку - и телосложением, и тем, что тоже левша. А бабушка моя долго болела и еще дольше - умирала. Доконали ее гипертония, два инсульта и рак - именно в той последовательности, что я сказал. Последние годы она была парализована. И я опасаюсь, что дурная наследственность меня не минует. Гипертония уже есть, а от нее до инфаркта или инсульта один шаг...
Я извинился и сходил за пивом. Взял, к слову сказать, с большим трудом. Только подошел к окошку, как на меня стали орать, чтоб я не лез без очереди, - если не хочу, чтобы мне стекляшки расколотили.
- Я ж повторяю! - возмутился я.
- А нам пое..., мы все повторяем!
- Вот же люди! - сказал я, вернувшись к столику. - Ну так что ваша бабушка?
- Бабушка умерла, - сообщил Толик. - Лет пятнадцать назад. Не прошло и года после ее смерти, как с каждым днем я стал чувствовать себя все хуже и хуже. А лет через пять случилось вот что. Подскочило давление. Перед глазами - все мельтешит, сил никаких нет - еле отсиживал положенные восемь часов в конструкторском бюро. Обратился в медчасть - мне измерили давление и хотели госпитализировать: гипертонический криз. Но я отказался. Меня в то время как раз одна сука подсиживала. Ладно, думаю, я молодой, крепкий, выдержу...
Голова болела так, что я засыпал только опившись боралгином и снотворным. И вот к концу второй недели - дело было, помнится, в субботу - я проснулся и не сразу понял, что проснулся. Глаза застилала какая-то липкая, белесая, как молочный кисель, слизь. Голова была ясная, но кружилась. А больше всего меня испугало то, что я перестал слышать.
Я очень испугался. Все, думаю. Отпрыгался. Чего боялся на то и нарвался. Так жалко себя стало, что аж прослезился. Умирать пора, а я еще ничего путного в этой жизни не сделал.
Однако руки-ноги, вроде бы, на месте и меня слушаются. Попробовал встать. Ничего, стою, вот только голова кружится. Придерживаясь рукой за стенку, прошел на кухню, выпил холодной воды прямо из-под крана, умылся. Минут через десять стал приходить в себя: и голова почти не кружится, и слизь из глаз вымыл начисто. Вот только слышу плохо. Такое ощущение, будто средние частоты пропали: есть либо очень высокие, как писк комара, либо низкие, как гул. Каждый шаг отдается в ушах этим низким гулом. К полудню слух немного улучшился - а может, это я успел привыкнуть к отсутствию средних частот. Не по себе как-то было, но ничего - жить можно.
Я сперва в поликлинику хотел сходить, а потом передумал. Ну их, специалистов этих в белых халатах. Они своими пилюлями и здорового в гроб загонят. Начнут обследовать, в черепушке ковыряться - еще идиотом сделают. А уж о клейме на всю жизнь я и не говорю. У нас ведь как: если хоть раз к психиатру обратишься, тебя, значит, на учет поставят. Раз в полгода на прием ходить заставят, а рано или поздно об этом окружающие узнают, соседи по дому, сослуживцы в КБ... Кстати, я сказал, что раньше работал в конструкторском бюро?
- Да, - сказал я. - А почему в прошедшем времени - «работал».
- А теперь меня эти суки ученые изучают. Ну и жизнь у меня теперь! «Вам, Анатолий Иванович, надо режим соблюдать, не пить, не курить, не нервничать...»-передразнивая кого-то, просюсюкал мой собеседник. - А я если пива не выпью и не покурю - так я ж не человек. Впрочем, все по порядку.
Когда ЭТО приключилось, жены и сына дома не было - они поехали на выходные к теще, так что я был предоставлен сам себе. До вечера я психовал и пил коньяк - все думал, идти завтра к врачу или не идти. А вечером «ящик» посмотрел, успокоился немного, даже развеселился. Выпил снотворного, а в воскресенье проснулся как огурчик: голова ясная, самочувствие отличное, и вижу, и слышу все, как полагается.
Ну, я-то человек мнительный. Знаю, что все психи считают себя нормальными. Доля подстраховки написал на бумажке свои паспортные данные. Потом сличил. Все сошлось. Я обрадовался, схватил сумку, деньги и отправился за хлебом.
Тут-то все и началось. Только я вышел из подъезда, как где-то рядом - похоже, у меня дома - телефон зазвонил. Громко так, требовательно. Я еще подумал, не вернуться ли обратно.
И вот представьте себе - иду я из магазина, и тут у меня прямо в голове словно телефон зазвонил. Это было настолько неестественно, что я даже огляделся - может, это из ближайшего дома до меня доносится? Но до ближайшего дома было метров сто, не меньше. Я не мог слышать телефон, зазвонивший в одной из квартир.
Утро было сырое, а я стоял посреди улицы, обливаясь потом. После десятого, наверное, звонка, когда я подумал, что сейчас в обморок хлопнуть, я пробормотал:
- Слушаю!
Звонки сразу же прекратились, и голос моей жены произнес:
- Что ты так долго к телефону не подходил?
Я промямлил что-то.
- Ты себя нормально чувствуешь? - спросила она.
Я собрался с духом и ответил, что чувствую себя неплохо, просто она позвонила очень не вовремя: я только-только на унитазе расположился.
- Ладно, - сказала она. - Я быстро.
И сообщила, что в семь часов вечера они вернутся и что к их приходу я должен налить воду в кастрюлю, поставить ее на плиту, разморозить курицу из морозилки, осмолить, разрезать на несколько кусков и положить в кипящую воду. А она, жена, придет, и суп сварит из бульона.
Идти я не мог. После «телефонного» разговора с женой, я с трудом доволокся до ближайшей скамейки и посидел немного, а потом, придя в себя, поволокся домой. Дома я долго рассматривал телефон. Даже начал сомневаться в реальности того, что произошло около часа тому назад. Чтобы проверить, снял трубку и позвонил теще. К телефону подошла жена. Тут я сообразил, что не знаю, что сказать.
- У нас в холодильнике две курицы, - ляпнул я наугад. - Какую из них варить?
- Господи! Простой вопрос решить не можешь! Любую вари, какая понравится - они практически одинаковые.
Убедившись, что жена действительно «звонила» мне, я испугался еще сильнее. Право, лучше б мне просто померещилось! Что ж это получается, а? Телефон-голова, что ли?
Я сел в кресло, закрыл глаза и представил себе тот диск, который мог быть у меня в голове. Отчетливо представил, до малейших подробностей. Потом мысленно «набрал» номер одного моего знакомого, и где-то зазвучали долгие гудки. После четвертого гудка что-то щелкнуло и нетрезвый голос взревел:
- Какому козлу делать нечего?!
- Пить надо меньше, Стас! - ответил я и мысленно положил трубку на рычаги.
Получилось! Вы только представьте себе - у меня получилось! Это нечто небывалое! Все эти экстрасенсы, контактеры с инопланетянами и скудоумные телепаты будут мне шнурки завязывать! Невероятно, но, кажется, я ухитряюсь силой своего разума вклиниваться в телефонную сеть и общаться с собеседником, который находится черт знает где! При этом, как я заметил, диск моего домашнего телефона оставался недвижим, а в трубке был обычный фон - легкое гудение.
Я забавлялся своим даром вовсю. Как ребенок, получивший дорогую игрушку. Начал обзванивать своих знакомых, а потом попробовал междугороднюю линию. И тут у меня все получилось. Я сделал три звонка в Москву, один в Ленинград, один в Свердловск, один в Томск и одни во Владивосток, причем каждый раз болтал минут по десять-пятнадцать... Кстати, вы почему не пьете? - спросил толик вдруг.
Я заметил, что давно осушил свои две кружки, и снова сбегал к ларьку. Рассказ Толика меня заинтересовал. Люблю патологических типов - с ними не соскучишься. У этого парня голова есть. Впрочем, можно проверить, говорит ли он правду...
- Анатолий, - сказал я, сдув пену с кружки, - то, что вы рассказываете, конечно же, любопытно, но не могли бы вы продемонстрировать свой дар? Для большего правдоподобия.
- Не могу.
- Почему?
- Я еще не дошел до этого места в своем грустном повествовании.
Я отхлебнул пива и весь обратился во слух.
- Потом я занялся экспериментами. Был у меня один школьный товарищ, он жил в Воронеже, а листок, на котором был записан номер его телефона, я где-то посеял. И вот я представил, как накручиваю диск его телефона, и в квартире у него заливается трелью телефон - польский, огненно-красный. Васька снял трубку после третьего звонка. Мы не виделись года четыре и наговорились всласть.
А потом, часов эдак в шесть, я вдруг - сам не знаю, почему - представил себе кремль и телефон с гербом на наборном диске. Когда начались гудки, у меня сердце екнуло. Я чуть не умер, когда голос, который я раньше слышал только в программе «Время», произнес:
- Брежнев слушает.
- Это к... к... какой Брежнев? - пробормотал я. - Леонид Ильич?
- А то какой же? - спросил он.
- Это точно, - сказал я. - Второй такой старой калоши у нас действительно нет!..
- Кто это хулиганит? - заорал Брежнев.
- Когда я увижу твой некролог в газете «Правда»? - крикнул я, ликуя от чувства безнаказанности.
- Как ваша фамилия? - завопил Брежнев. Насколько ему позволяли вставные челюсти и батарейки.
- Да пошел ты на ...!- произнес я с расстановкой и отключился от телефонной сети.
Не могу описать, какое у меня было настроение. Гордость переполняла меня. «Ай да я, да толик-сукин сын! - сверлило в мозгу. - А мама моя до сих пор уверена, что я как был неудачником, так и умру им...»
Когда вернулись жена и сын, я ничего им не сказал. Все равно бы не поверили.
Ту ночь, с воскресенья на понедельник, я до первых петухов не мог заснуть. Я вдруг осознал, что жизнь моя вступила в новую фазу. Обладая таким даром, я могу... могу... я очень многое могу. Я могу играючи дозвониться до любого человека на нашей планете - от соседа за стеной до генерального секретаря ООН или президента США. Могу подслушивать телефонные правительственные разговоры - я еще не пробовал, но был уверен, что у меня получится. Узнав о заговоре, о очередной глупости или подлости правительства, я смогу известить об этом весь мир и, таким образом, предотвратить головотяпство. Своими таинственными звонками я терроризирую правительство. Напуганное моей осведомленностью, оно будет вынуждено либо уйти в отставку, либо плясать под мою дудку. А я человек простой, здравомыслящий. Я смогу быть объективным, заинтересованным только в одном - в процветании моей родины и страны, обреченных жить в ней.
«Завтра приду на работу, - думал я лежа в темноте, - и прямо оттуда начну. Подслушивать правительственный каналы я могу прямо в рабочее время. Если захочу позвонить кому-нибудь, уйду в уборную или на черную лестницу...»
Придя к такому решению, я вроде бы начал засыпать. Возбуждение спало, глаза начали закрываться...
В половине пятого за мной приехали.
О застенках я знал только по приключенческим и шпионским романам. Оказалось, что действительность мало чем отличается от вымысла. Пока заполняли протокол - фамилия, имя, отчество, место работы, домашний адрес и прочее - со мной обращались подчеркнуло вежливо. Потом предложили все рассказать самому. Когда я выложил все, как на исповеди, меня попросили подумать немного и не считать их безнадежными дураками. А когда я и в третий раз поведал, как было дело, причем начал еще с бабушки, следователь побагровел, обложил матом и так влепил в скулу, что звон пошел по всему телу. Я закричал:
- Прекратите рукоприкладство! Я сейчас позвоню во все вражеские голоса! Я ославлю вас на весь мир! Я буду вести прямой репортаж прямо из этой камеры!..
На минуту они оторопели от такой наглости, и я, пользуясь передышкой, позвонил в городскую прокуратуру. Но не тут-то было! Когда я уже валялся на полу и меня пинали ногами, я понял, что случилось самое страшное: от побоев что-то произошло с моей головой. Мой дар пропал - боюсь что навсегда.
Вот. А допрос, разумеется, продолжался дальше. Мне не давали курить, пить воду, светили в глаза лампой. На меня кричали, оскорбляли, били. Чем больше я твердил, что вклинивался в телефонную сеть силой воли, что сообщников и антисоветской организации у меня нет и никогда не было, тем больше зверели ГэБисты. К концу одиннадцатого часа четверо следователей, сменявшие друг друга, выбились из сил и меня отправили на психиатрическую экспертизу.
Недели две меня изучали всякие профессора и наконец сошлись во мнении, что прецедентов в мировой практике не было, но в свете появления в последние годы массы всевозможных экстрасенсов, телепатов и ясновидцев, не исключают такой возможности. Кроме того, в мою пользу говорили некоторые косвенные улики.
- То есть? - спросил я.
- Междугородние телефонные звонки. С одной стороны на станции такие разговоры не зарегистированы, а с другой - все мои знакомые подтвердили, что именно в тот день имели длительные разговоры со мной.
- Может, вы разговаривали от знакомых? - предположил я.
- Живет у меня через лестницу одна старая карга, - сказал Толик. - Дура стоеросовая. Двадцать часов в сутки она пасет, кто когда пришел да когда ушел. Она подтвердила, что весь день я был дома - только в магазин за хлебом выходил...
- Что же теперь? - спросил я.
- Сперва меня обследовали. До 87-го я находился в психушке безвылазно. Теперь живу дома. Квартира напичкана аппаратурой. Говорят, суки, что в научных целях. А, в общем, жить можно. Трудовой стаж мне идет, оклад - тоже, а на работу ходить не надо. Два раза в неделю меня всесторонне обследуют. Свободы, конечно, жалко. Да и утраченных возможностей тоже.
- Пардон, - сказал я. - Мне надо отлить.
- Угу, - буркнул он и приник к кружке.
Все места в нужнике были заняты, и я зашел за него. Там уже кто-то стоял. Пришлось идти еще дальше.
Когда я вернулся за столик, рассказчика уже не было. Мои кружки и початый пакетик чипсов никто не тронул.
- Мужики, - спросил я, ни к кому, в частности, не обращаясь. - Где мой сосед?
- Замели его, - сказал какой-то небритый тип, небритый, с бровями, как у покойного Леонида Ильича. - Двое в штатском. Погрузили в «бобик» и увезли.
Я посмотрел. Белой «Волги» у обочины не было. Пить пиво мне сразу расхотелось. Не знаю, с кем я за столиком стоял - с праздным болтуном или с носителем гостайны. Ясно было только одно: пора уносить ноги. От греха подальше.
Домой я возвращался дальней дорогой, пересаживаясь из одного вида транспорта в другой. И все это время мозг мой сверлила одна единственная мысль: «Если междугородняя телефонная станция не зафиксировала звонки телефон-головы Толика, то как, спрашивается, его вычислили?».