Бобруйск - город военный

       
       - Ну что, ребята, проезжаем Одинцово, - с эдаким предвкушением в голосе констатировал Александр.
Мы давно, вот уже минут двадцать, ждали это событие, и все сразу полезли копаться в своих вещах. По нашей традиции "накрывать стол" в поезде дальнего следования положено отъехав от Москвы на некоторое не очень далекое расстояние. Так если ты едешь на Минск, контрольным пунктом является Одинцово, на Ленинградском направлении будь добр дождись Крюково, а уж ежели черт дернул двинуть тебя в Тульском направлении, то хочешь ты или не хочешь, терпи аж до Подольска.
Очень скоро на узком вагонном столе оказались: полбатона хлеба, пирожки с капустой, холодные котлеты, кусок вареной колбасы серого цвета, шесть крутых яиц (как же без яиц?), банка окуня-терпуга, несколько картошин в "мундире" и три железных кружки. Вареной курицы почему-то не оказалась. Крякнув что-то нечленораздельное, Миша угнездил на середине стола бутылочку "Русской".
Три товарища - Саша, Миша и я, ехали навестить своего друга Юру, который нес суровую службу младшим офицером войск ПВО в славном городе Бобруйске. Шел веселый 80-й год, нам было по 25 лет. В те времена офицеров не увольняли, а призывали, и, проработав после Вуза один - два года, тех, кто не смог "отмазаться" гребли в армию широкозахватным бульдозером.
За окном медленно умирала зима.
- За встречу! - торжественно произнес Михаил наш традиционный первый
тост.
Коротко брякнули кружки. В купе воцарилась чавкающе-погрохатывающее безмолвие. Можно подумать, что нам хотелось есть, но дорожный закон – есть закон, а законы и традиции, как вы уже успели заметить, мы соблюдали твердо.
Поезд на Минск из Москвы отходит в 20 часов и прибывает в 6 утра.
Впереди у нас было много времени и занятий. После третьего разлива стало уютно, тепло, даже жарко, в теле появилась легкая истома, мысли стали легкими и подвижными. В купе кроме нас никого не было, мы закурили. Не мне вам рассказывать о чем разговаривают в таких случаях - о чем угодно.
Вскоре Саша достал вторую бутылочку. На этот раз оказалась "Пшеничная". Купе наполнилось дымом и доморощенными идеями мирового масштаба.
После очередного - " Ну, будем!" - закончилась и "Пшеничная".
Банкет был в самом разгаре, спать совсем не хотелось. Настал мой черед доставать. Из дорожной сумки была извлечена плоская фляжечка емкостью 0,7 литра наполненная чистым техническим спиртом ГОСТ 18300-73, коего у меня на работе было достаточное количество, что бы напоить роту стройбатовских дембелей. Произошла небольшая суета, связанная с определением кому идти за водой. Выпало, конечно, мне.
После трехминутного полночного стучания к проводнице дверь открылась, и выглянуло что-то очень сонное.
- Чая нет, - автоматически ляпнула она, явно еще не проснувшись.
- Мне бы водички. Очень пить хочется, - стал я униженно канючить.
Молча открылось рабочее купе и в только что опорожненные бутылки было налито относительно чистой, относительно не пахнущей, но, уж во всяком случае, достаточно холодной воды.
Как известно, при разбавлении спирта водой происходит некая физико-химическая реакция, при которой смесь нагревается, после чего пить ее совершенно невозможно. Народная мудрость гласит: ты в кружечку-то налей грамм 100 спирту, потом, значит, воды столько же похолоднее, и тут же, лапой свой грязной, прикрой ее, кружечку, значит, со всей свой силы, что бы воздух, боже упаси, не просачивался; подержи ее так минуты две и разливай, значит, всем желающим али требующим того. Что интересно, при такой технологии смесь действительно нагревается меньше, а руку даже немного присасывает к реактору.
Мы все ребята с высшим образованием, разбавили грамотно, да и после принятой дозы и это неплохо пошло.
Колеса стучали на стыках рельс, мы регулярно стучали кружками, в головах мысли стучали друг по другу как биллиардные шары в авоське. В этом вселенском стуке ужин подходил к своему естественному концу.

Часиков в пять утра раздался стук в дверь и было объявлено о приближении к конечному пункту. Все как есть в "гражданском", особо одеваться не надо, мы поднялись и стали готовиться к прибытию в славный город-герой Минск.
Кто хоть раз после бутыли водки выпивал бутылку нашего советского портвейна может приблизительно понять наше состояние, но только приблизительно, ибо ничто не сравниться с мощью бодуна вызываемого техническим спиртом ГОСТ 18300-73. У кого-то болит голова, у кого-то сердце, кого-то трясет, кого-то выворачивает, у кого-то все вместе. Нет, у меня ничего этого нет. У меня все мое тело и все мои мысли, все мое состояние души как бы окружены глухой корявой железобетонной стеной по которой течет темная вонючая жидкость. И нет света, нет пространства, нет надежды. Стоишь по пояс в дерьме и не можешь ни вдохнуть, ни выдохнуть. И только одна мысль в голове - глоток волшебного эликсира вынесет тебя из этого карцера преисподней в мир прозрачности и чистоты.
Во фляжке еще плескалось. Немыслимым усилием всего организма, каждой его клеточки и дрожащей косточки мне удалось протолкнуть в бешено сопротивляющийся пищевод малую толику проклятого напитка. Еще минуты две я с помощью позеленевшей колбасы пытался удержать в желудке дьявольское лекарство и ... победил. Окружение приобрело объем, звуки и цвет. Мы приехали в Минск.
Не проспавшиеся, но опохмеленные три друга направились в кассы за билетами до Бобруйска. В кассах работало четыре окна; у каждого стояла очередь человек так по пятьдесят. Поразмышляв и прикинув, мы решили стоять по очереди. Первым стоять, разумеется, досталось мне.
В душном пропахшем чесноком и перегаром зале я простоял минут двадцать, когда почувствовал некоторое, пока еще неуловимое, желание. Еще через пять минут оно оформилось во вполне конкретное явно выраженное чувство необходимости серьезно посетить место справления естественных потребностей человека. Очередь покинуть я не мог. Под моими ногами стояли наши вещи, а впереди разрастался гвалт разборки очереди с неким мужчиной, который по его заверениям отошел на пять минут покурить.
Скоро я понял, что может произойти локальная катастрофа, если не принять срочные кардинальные меры. И тут, наконец, появились мои ребята, неторопливо попивая какую-то газировку.
- Туалет где? - Крикнул я, пролетая мимо них со скоростью беременного кенгуру.
Мой взгляд успел ухватить неопределенный взмах рукой в северо-западном направлении. Стремительно обежав взором надписи в зале ожидания,я не нашел вожделенных символов, и принял решение - на улицу!
Близился серый рассвет. Народ двигался на работу. Метнувшись к одному краю вокзала я увидел смутные контуры пакгаузов за металлической решеткой. У другого края здания передо мой открылась картина совершенно голых путей, уходящих параллельными рядами в бесконечность и навевающих полную тщетность и безнадежность существования. Я понял, что наступил предел моих возможностей.
И вдруг, чуть сбоку от центрального входа, почти посередине площади, метрах в пятидесяти от меня, я увидел цель моих желаний, голубую мечту идиота - как бы парящую в воздухе, крупную букву "М", да не одну, а целый ряд.
В те времена около вокзала города Минска строили станцию метро. Во всем Советском Союзе было принято обносить подобные стройки деревянным забором на каждой секции которого красовалась буква "М".
Никаких мыслей нет, только рефлекс. В своем полубредовом полете, уже начиная расслабляться, я неожиданно уперся в сплошной, без единой щелочки, забор высотой в полтора роста.
Выбора уже не было. Процесс пошел.
Молниеносным движением я расстегнул ремень брюк и присел, аккуратно расправив вокруг себя довольно длинное пальто, в котором тогда ходил.
И вот, сижу я на сугробе - снеговик недоделанный - сзади прямо-таки светится глубоким символизмом литера "М", передо мной тротуар, люди там идут туда-сюда. У каждого свои дела, заботы, а я тут торчу как лом в навозе.
Сижу, значит, размышляю - ну ладно, полегчать-то мне полегчало, а дальше что? Надо бы сняться с этого насеста. А как, не привлекая внимания человек этак пятидесяти?
Тут из-за угла медленно, но неуклонно стала выдвигаться на меня женская фигура в телогрейке с лопатой, и снег с тротуара бросает аккурат в мою сторону.
- Чо-то ты тут сидишь? - прозвучал логичный вопрос.
- Да так, чего-то притомился маленько, - ответствовал я не менее
логично.
- Ну ты иди на вокзале посиди, - продолжала тетя гнуть свою линию.
- Да не-е. Мне тут нормально, - проговорил я с интонациями полного
дебила.
Чувствую разговор в тупик заходит. Демонстративно сигареты достаю, закуриваю, всем своим видом показываю, что сидеть я тут намерен по крайней мере пока метро не построят.
Тетя в растерянности, не поймет, что дальше делать. Тут к моему ужасу вторая такая же появляется и начинает с моей беседу про Федора Степановича - врага ихнего общего, полагаю начальника.
Ну, думаю, другого момента не будет, да и вроде, как бы немного меня от людского потока прикрывают. Лихим, таким казацким движением вскакиваю, одной рукой одно подтягиваю, другой - другое запахиваю, а ногой задней,как бы так, лягаю коротко, снежком забросить пытаюсь, то, что оставил после себя. И вот, скачу я к вокзалу, обе руки заняты, и прямиком упираюсь в маленькую такую вывеску - "Туалет". Блин,- думаю,- раза два мимо пробегал!" Заскочил по инерции, конечно. Привел себя в порядок, прополоскал кое-чего под краном, в карман сунул. И с глубоким чувством удовлетворения,я бы даже сказал с чувством выполненного долга, направился в кассы.
В кассах мужики мои уже нервничают.
- Где был, где был. На улице гулял, с людьми беседовал, - грубо ответил я.
Рассвело. Подали поезд на Бобруйск. Загрузились мы, с Божьей помощью,и поехали дальше.

До Бобруйска было ехать часа четыре и к обеду мы уже прибыли в пункт назначения. К нашему шумному восторгу в привокзальном буфете было обнаружено пиво, что в Москве тогда продавалось отнюдь не на каждом углу. Это было весьма кстати. Грубо говоря, пообедав засохшими вокзальными бутербродами, ну да не в них дело, главное пивом, в отличном расположении духа, мы попытались сориентироваться на местности и выяснить направление движения.
- Бабуль, до Крепости далеко? - по-свойски спросил Александр. Окинув нас оценивающим взглядом, " бабуля", которой оказалось лет тридцать, промолвила:
- Недалече, километра не будет.
Взяв нужный азимут, наша команда двинулась в Крепость.
Крепость в Бобруйске действительно когда-то была крепостью. А ныне в ней располагалась военная часть. Купив по дороге пару бутылок мутного "Эрети", мы с наигранной уверенностью шагнули на КПП, внутренне готовясь к длительным переговорам и ожиданиям.
- Мы к другу приехали ... он лейтенантом ... приглашал ... двухгодичник ... - послышались от нас невразумительные объяснения.
- Правее красное здание, там госпиталь, общежитие, спросите.- Как-то даже привычно указал нам дежурный, и мы, испытывая некоторое удивление, ступили на территорию секретного военного объекта – Бобруйской военной части ПВО.
Зная о нашем приезде, Юра освободился в шесть часов и нашел нас, тихо дремлющих, в его комнате.
Как вы думаете, чем мы занялись? Ну, разумеется, стали организовывать стол. Появились какие-то рыбные консервы, хлеб и трехлитровая банка размокших соленых огурцов. Не успели мы все это вывалить в тарелки и что-то порезать, как появились сослуживцы и с большим своим удовольствием присоединились к честной компании. Один был с Украины, другой из Калуги. На столе, ясное дело, появилось сало и картошка. Пара бутылок водки местного разлива устроили всех.
И начались разговоры и рассказы об армейских буднях, о трудной службе Советского офицера, о денежном довольствии, вдвое превышающем мою инженерную зарплату, но которого едва хватало на месяц, ибо ужин в ресторане с последующими заездами к знакомым или мало знакомым подругам, считалось вполне заурядным, обыденным явлением.
Стаканы наполнялись с завидной регулярностью и скоро все пришли в нормальное рабочее состояние.
- Что-то ты, Хохол, не пьянеешь совсем, - хитро посматривая в мою сторону, начал Юра.
- Та-а, меня водка не берет. Я же не пьянею, - не чувствуя подвоха,
ответил Хохол.
Я начал понимать, куда клонится разговор.
- А вот если сейчас тебе стакан водки налить полный - не срубишься, - продолжил я тему.
- Та-а, не-е.
Тут и Миша просёк ситуацию.
- Слушай, Хохол, где у вас тут сортир? Проводи.
 Хохол, преисполненный благодушия и всяческих дружественных чувств не очень резко встал.
- Ну, пойдем, и я заодно.
Дело в том, что у меня в дорожном баульчике покоилась еще одна фляжечка чистого спирта, о которой Юра знал и, где-то даже, на неё рассчитывал. Немедленно пустая бутылка из-под водки была наполнена чистым спиртом и закрыта винтовой пробкой, как ни в чем не бывало.
Вернулись ребята.
- Ну что, давай московской водочки попробуем. – По-хозяйски распорядился Юра, как будто случайно прикрывая этикетку рукой и передавая ее мне.
Я с деланным усилием распечатал бутылку со спиртом начал понемногу разливать. В наших стаканах уже была налита порция воды.
- Ну что, Хохол, от московской не вырубишься? - Поднося бутылку, спросил я.
- Та-а, мне все едино, что московская, что киевская.
- Ну давай стаканчик, махом? - Включился в разговор Саша.
- Валяй, если не жалко,- промолвил Хохол и, предвкушая поразить нас своей непревзойденной стойкостью, развалился на стуле этаким чемпионом в полутяжелом весе.
Набуровил я ему почти полный стакан спирту, мне его было не жалко.
- Ну, давай попробуем московской, - произнес Юра и выпил свои пятьдесят
грамм.
Хохол обнял своей ладонью стакан, выдохнул, как полагается, и пятью глотками опорожнил емкость. Мы заворожено уставились на него. Он поставил пустой стакан на стол, потом снова взял, посмотрел удивленным взглядом внутрь его, затем на просвет. Не глядя, потянулся за куском сала и запихнул себе в рот изрядный ломоть. В комнате повисла тишина. Наконец, прожевав сало, Хохол изрек:
- Крепка водчонка, прям чистый спирт. И чо, у вас вся такая?
- Это специальная водка ... укрепленная ... большой дефицит ... из
чистого зерна ... старинный рецепт... - наперебой стали мы объяснять.
Хохол слушал нас, переводя мутнеющие глаза, с одного на другого, потом потянулся к бутылке, опрокинув по дороге пустой стакан.
- А этикетка вроде обычная, как наша Бобруйская, - пролепетал он, разглядывая её и явно стараясь совместить изображение одного глаза с другим. - А вааще ничего, шибает.
Мы закурили и принялись обсуждать достоинства и недостатки водок различных регионов нашей необъятной Родины. Хохол тихо дремал на своем стуле, периодически всхрапывая, отчего просыпался, брал свой пустой стакан и недоуменно таращился в него.
Через час застолье приобрело шумный и невразумительный характер. Мы, гражданские люди, напялили на себя военные кители и фуражки и обращались друг к другу не иначе как товарищ лейтенант или старший лейтенант уж кому какие погоны достались.

Все хорошее когда-нибудь кончается, кончилась и водка. Остро встал вопрос о продолжении.
- На вокзале буфет работает круглосуточно. Там пиво есть, - уверенно заявил Юра. - Бежать вам. Если что, с вас спрос небольшой.
Мы были согласны. Мы хотели движения. Мы жаждали приключений. Напялив на себя первую попавшуюся верхнюю одежду, трое не очень трезвых гражданских лиц двинулись на вокзал. Впереди шел Саша в шубе и офицерской фуражке, за ним я в распахнутом пальто из-под которого явственно виднелся армейский китель, замыкал шествие Михаил в гигантских размерах меховой шапке и парадной шинели старшего лейтенанта. Он нес чемодан, обшитый коричневым дерматином, который выдали нам ребята.
- Сейчас придем, - доложился в проходной Саша.
Дежурный, ничего не сказав, с завистью проводил нас глазами. Похоже, что в части нас знали уже все.
Шумно ввалившись в здание вокзала, эдакая "группа быстрого реагирования"
устремилась к буфету.
Меня до сих пор поражает то благожелательное отношение к нам всех окружающих. Мы спокойно ходили через проходную, шлялись в ночи по городу одетые в дикую смесь гражданской и армейской формы, не боялись ни милиции, ни бандитов, ни патрулей, ни пьяных аборигенов. Может сами были молодыми, может время было такое доброе, а может все это было вполне обычным местным явлением.
На вокзале, как обычно, было довольно много народа. Но, ни мало не смущаясь, мы по всем правилам захвата, оккупировали стойку буфета, несколько подвинув очередь из двух мужчин среднего возраста и достатка, которые никак не могли решить, что им взять - две засохшие булочки или два бутерброда с сыром, напоминающим куски разбитой пластмассовой игрушки.
Грохнув на стойку чемодан, Михаил громким голосом торжественно произнес:
-Полным пивом, пожалуйста!
Видав и не такие виды, буфетчица тут же среагировала:
- С вас 10,36, - и стала выставлять бутылки.
В чемодан влезло ровно двадцать восемь выставленных ей бутылок, видимо она видела этот чемодан не в первый раз.
- И еще одну, - добавил я.
- Зачем? - задал вопрос Саша.
- А эту мы оставим про запас,- разъяснил я свою гениальную мысль.
Церемониальным маршем мы проследовали к автоматическим камерам хранения и за 15 копеек погрузили бутылку пива в сейф индивидуального пользования. Чемодан оказался неподъемно тяжелым. Найдя на улице палку, мы просунули ее в ручку чемодана и с восторгом первобытных дикарей понесли его вдвоем на плече как пойманного тигра.
Через двести метров палка сломалась, пиво почти не разбилось. Оценив средних масштабов убыток и выбросив кое какие осколки, далее мы уже изображали похоронную процессию. Впереди мы с Мишей как крышку гроба несли чемодан, замыкал шествие Александр, неся на лице не мене тяжелую ношу - печаль о безвременной кончине трех бутылок пива. Чемодан тоже грустил, роняя слезы разбитого пива на грязный придорожный снег. Скорбная процессия миновала КПП и под громкие возгласы товарищей офицеров внесла покойничка в юдоль смеха и веселья.
Славная попойка продолжилась с новой силой. От табачного дыма, пива, заполнявшего не только стаканы, но и стол и пол, от общего ровного шума и гама обстановка стала приобретать все более неотчетливый характер. Сознание заволакивалось туманом, предметы и лица туманились, действительность уплывала за горизонт. Мы по одному стали разбредаться спать, как говориться, где упал - там и Родина.

Мне представлялось страшное видение. Я стоял на плацу, вокруг громоздились какие то фантастические спортивные снаряды, напоминающие приспособления для пыток. Десятка полтора сержантов с гипертрофированными лицами имбецилов, встряхивая и дергая меня за руки и за ноги, хором отдавали приказы.
- Лечь! Встать! Лечь! Встать! Подъем переворотом в упор! Лечь! Встать! Подъем! Лечь! Подъем! Подъем! Подъем!
Постепенно картина видоизменилась и я оказался в незнакомой комнате, один, лежащий на нерасправленной кровати в форменном кителе и джинсах. Передо мной в сером сумраке стояла фигура, которая трясла меня за плечо и просящим тоном скулила:
- Товарищ старший лейтенант, подъем, тревога. Товарищ старший лейтенант, подъем, подъем. Тревога, подъем.
Я слабо пошевелился и не отделяя реальность от сна пробормотал:
- А? Что? Куда?
- Товарищ старший лейтенант, автобус внизу, скорей, тревога, скорей.
Бедный солдатик с трудом привел меня в вертикальное положение, сунул в руки шинель и шапку и, выталкивая в коридор, продолжал стонать.
- Товарищ старший лейтенант, автобус внизу, все ждут, скорей.
В коридоре он тут же юркнул за очередной жертвой в соседнюю комнату не переставая причитать - "Тревога, скорей, товарищ старший лейтенант, подъем, автобус внизу".
Получив импульс и направление движения, я, более чем слабо соображая, поспешил к выходу. В голове вертелась дикая мысль: "Блин, неужели началось! Ё-моё, неужели началось!"
Из подъезда вместе со мной вылезали сумрачные лейтенантские фигуры цветом кожи и повадками похожие на заспиртованных лягушек. Под слабо светящимся фонарем стоял капитан, глядя прямо перед собой и хрипло покрикивая:
- Быстро в автобус, уже полчаса потеряли! Ядрена корень!
В маленьком ПАЗе уже сидело человек пятнадцать. Я плюхнулся на свободное место и оказался рядом с Мишей который был одет в парадную шинель и фуражку повседневного образца. Последним втащили в автобус Хохла.
Вошел капитан, оглядел наши затылки и скомандовал :
- Вроде все, поехали.
Автобус тронулся и покатил в неизвестном направлении. Сидящий рядом Михаил тупо сканировал взглядом окружающую действительность пока не наткнулся на меня. В глазах мелькнуло какое-то узнавание предмета.
- Что это?
- Черт его знает, - ответил я и тут с ужасом осознал, что кошмарный сон превратился в еще более жуткую реальность.
Солдатик по приказу будил офицерское общежитие особо не разбираясь да и не предполагая, что кроме товарищей офицеров на ихних койках в ихней форме могут спать какие то пьяные кретины чисто гражданского происхождения. Приказ был выполнен, поголовье товарищей офицеров составило нужную цифру, все были отправлены в пункт назначения по учебной тревоге.
Мы с Мишкой чувствовали себя как два идиота, решивших помыться в бане и вдруг совершенно голые, с шайками и намыленными мочалками в руках оказались в Букингемском дворце на приеме у английской королевы. Сжавшись до совершенно невидимого размера, мы сидели в спящем, пропахшим могучим спиртоперегарным амбре, автобусе и ехали навстречу неведомому кошмару.
Через полчаса автобус подъехал к воротам с большими красными звездами, посигналил. Ворота открылись и мы въехали на территорию сверхсекретного расположения техники войск ПВО. Военнослужащие стали просыпаться и медленно выползать из автобуса. Мы сидели полумертвые от страха и мечтали перенестись отсюда куда-нибудь в район южной Африки или Антарктиды ну, на худой конец, просто испариться.
Вдруг нас увидел Юра.
- Е-понский городовой! Как вы тут очутились? Блин горелый, что же
теперь делать?
Что делать мы не знали.
- Всем быстро строиться. - Раздался приказ капитана. - Быстро, быстро!
Деваться было некуда, мы встали в строй. В предрассветной мгле капитан с неким майором и подполковником стали осматривать строй.
- Е... , блин, через пень в таз! Два часа собирали. Офицеры, проживающие в городе, и то раньше вас приехали. Мать вашу, через пень в колоду! А это кто еще там в парадной шинели!?
Взгляд подполковника упал на Михаила. Рядом стоял я и Юра.
- Товарищ подполковник, разрешите объяснить. Это ко мне приехали из Москвы и случайно, по ошибке попали сюда.
- Е, блин! Мать вашу так рас так и этак, в ухо, в стакан! Вы что, совсем охренели! Генерал едет, а вы тут, мать вашу через ногу в колено, экскурсии устраиваете. Потом разберемся. Марш из строя в дежурку, чтоб духу не было! Сидеть там и не шевелиться. Богу в душу, в мать, в христову отчизну!
Мы в два прыжка выскочили из строя, исчезли в ближайшей раскрытой двери и оказались именно там, где нужно. Окно комнаты отдыха для находящихся в наряде, выходило как раз на площадку, где разворачивался весь этот цирк. Отдыхающие от наряда рядовые усадили нас на койки и с нескрываемым интересом продолжили смотреть бесплатный концерт.
- В общем так. Объявляется парково-хозяйственный день. Всем по местам. Чтоб не грязинки, не соринки. Языком заставлю вылизывать. Мать вашу растуды в качель.
Через несколько минут из-за окна послышались голоса майора и подполковника.
- Где же Кравец и Иванчук?
- Товарищ подполковник, везде обыскали, весь город. Может они у Тамары?
- Нет, у Тамары их нет, я ... ну не важно, - заявил зам. командира части.
       - Короче, даю еще полчаса. Не найдете - будете сами генералу докладывать.
Мы с Михаилом сидели в оцепенении, предчувствуя что-то очень нехорошее и ожидая очередного поворота этого гнусного приключения. Очередной поворот долго ждать себя не заставил.
В комнату, где мы сидели с Михаилом, вошел майор. Он медленно опустился на табурет рядом с нами и, нервно постукивая ладонью по своему колену, начал сбивчиво говорить.
- Значит так, ребята. Тут такое дело. Никто не ждал, генерал сейчас приезжает с проверкой. Мы только вчера вечером узнали. Понимаете, в части должен быть комплект офицерского состава согласно, так сказать, штатному расписанию, а тут двух козлов найти не можем, в смысле, лейтенантов. Генерал не знает в лицо младший состав. Так вот, я чего подумал, может вы это ... мы вас переоденем, делать ничего не надо, просто стоять в сторонке у своего, так сказать, места и всё.
Мы как-то сразу поняли его мысль и, как-то сразу, его мысль нам резко не понравилась, что, впрочем, он сам прекрасно понимал. Дальше речь у него покатилась несколько быстрее.
- Понимаете, мы их сейчас ищем, найдем и сразу сюда. А вам вообще ничего делать не надо, только стой и молчи. Построения не будет, вы там прямо у машин будете стоять, если что, он вас и не заметит. А мы быстренько сейчас найдем этих козлов, и вы даже не понадобитесь. А пока сейчас просто постойте.
Мы угрюмо смотрели в пол и буквально физически ощущали как нас все глубже и глубже затягивает в этот омут.
- Ребята, на полчаса, ну пожалуйста.
Это меня добило. Я посмотрел на Мишку, он посмотрел на меня.
- Ладно, только расскажите четко, что нам делать.
У майора появился блеск в глазах, он вскочил.
- Конечно, все расскажу, проинструктирую, конечно!
Он моментально дал распоряжения о нашем гардеробе и со словами, - сейчас, сейчас, ребятки я приду, - выбежал в дверь.
Через пятнадцать минут мы, уже переодетые, услыхали громовые раскаты с улицы.
- Ну, майор, за яйца повешу, на Камчатке будешь дослуживать, на Северном полюсе!
- Товарищ полковник, на полчаса, все будет нормально.
- Ты, мудак, понимаешь, что он уже выехал, через час будет здесь.
Дверь распахнулась и в комнату вошел комсостав в лице командира части - полковника, его зама - подполковника и нашего бедного майора. Мы вытянулись по стойке смирно.
- Эти, что ли? - сквозь зубы произнес полковник, разглядывая нас, словно мы как минимум украли вертолет. - Да-а, бля. Чтобы стоять тихо в самом дальнем углу и ни слова, понятно, ни слова!
- Так точно, товарищ полковник! - хором ответили мы. На военной кафедре нас все-таки кое чему научили.
- Развести и проинструктировать. Сгною к едрене матери!
Последние слова я отнес и к себе тоже. Подполковник повел Мишку в одну сторону, майор меня в другую.
- Ну в общем так, ты старший лейтенант Кравец Виктор Иванович командир радиостанции. Это такая машина с такой длинной антенной, а внутри у неё... Ну в общем неважно. Главное постарайся на глаза не показываться. Если что, там старший сержант Щеглов, он все знает. Главное стой там и в глаза не бросайся.
Он продолжал бубнить, когда мы подошли к раскрытым воротам и я увидел вверенное мне подразделение. Что интересно, на военных сборах я видел как разворачивается и работает именно такая радиостанция. А это и не удивительно, ведь все мы обучались по одной военно-учетной специальности и друган наш попал в часть по профилю. Майор пробормотал на последок что-то про незаметность и козлов, хлопнул руками по своим карманам и потопал к соседним воротам хранилища.
Из углов на меня как тараканы таращились солдатики. В связи с нервной нагрузкой похмельные синдромы рассосались, я уже вполне освоился в непривычной ситуации, смертельно захотелось курить. Заприметив сержанта, который держался уверенно и даже что-то указывал солдатикам, я негромко произнес :
- Ребята, Щеглов кто?
Ко мне подошел тот самый сержант. Я объяснил ему, как мог, свое идиотское положение и попросил, если что, помочь.
- Понятно, а то мы уж подумали, что нашего Кравца того, отправили куда Макар телят не гонял. Даже обрадовались.
- Ничего, потерпите еще. А ты куришь? Угостил бы, а то мои в общежитии остались.
Мы закурили и в разговоре даже как-то сошлись. Парень он был не глупый, готовился к дембелю, собирался дальше учиться.
Тут мимо нас пробежал майор на ходу бросив, - Едут, быстро по местам!- посмотрев на меня, добавил,- Я умоляю,- и скрылся за углом. В распахнутые ворота медленно вплыли три черных Волги.
Все засуетились, забегали. Мои солдатики стали по десятому разу протирать фары, стекла и прочие блестящие и неблестящие детали. Вокруг вышедшего генерала быстро образовалась стая старших офицеров и они, не спеша, куда-то направились. Меня начал бить озноб. Жалкая надежда, что меня заменят, окончательно пропала. Я стал готовиться к худшему, если такое вообще было возможно.
Через час, когда я уже почти успокоился, снова появился генерал со своей свитой. Они зашли в соседнее хранилище. Меня начало трясти и я счел за благо скрыться в глубине помещения, якобы что-то такое там делая. Очень скоро они показались в наших воротах. Мы все вытянулись по стойке смирно. Генерал царственным взором оглядел машину, стены и потолок.
- Так, так. Радиостанция, говоришь, - промолвил он. - Кто командир подразделения?
Сержант ткнул меня локтем. На негнущихся ногах я сделал полшага вперед и, неловко приставив ладонь к виску, сказал :
- Старший лейтенант Кравчук, то есть Кравец!
За фигурой генерала я видел нашего полковника с его замом, на их бледных лицах я наблюдал беззвучное шевеление губ, челюстей и даже ушей. Наступал критический момент.
- Ну как, товарищ старший лейтенант, радиостанция в боевой готовности?
- Так точно, товарищ генерал, в полной боевой готовности! - отрапортовал я.
Генерал садистски улыбнулся, повернулся к своим сопровождающим и гласом вестника Армагеддона произнес:
- А вот мы сейчас посмотрим!!!
У моего полковника аж папаха съехала на бок.
- Даю вводную! Развернуть радиостанцию и связаться с командным пунктом.
Немая сцена в гоголевском ревизоре длится до пяти минут, здесь она длилась
не более пятнадцати секунд, но по силе воздействия куда как превышала игру актеров самых лучших театров мира.
Наконец наш полковник вышел из некротического оцепенения и скомандовал:
- Развернуть станцию в запасном районе. Обеспечить связь с командным пунктом.
Все забегали. Сержант начал теснить меня к кабине машины. Вскоре взревел двигатель и машина с прицепленной дизель-электростанцией выкатилась на площадку. Мы выехали за ворота и тут же на поле стали разворачивать станцию. Точнее разворачивали солдаты под руководством сержанта, а я стоял около кабины и по возможности старался не мешать.
- Когда зайдем в кабину, держись около меня, - по ходу дела сказал мне сержант.
Пока разворачивалась станция подгреб и старший командный состав. Они стояли в стороне и с некоторым удовольствием наблюдали четко отработанную суету растягивания антенны, подключения кабелей и прочие необходимые действия. Из свиты генерала выделился подполковник, который, в отличие от всех остальных, начал ходить вокруг станции что-то высматривая и вынюхивая. Затем он залез в кабину радиостанции и, недолго проторчав там, вышел, направившись к группе командующих. На его лице расплывалась сладкая улыбочка. Даже мне это очень не понравилось.
Наконец все было готово. Ревел дизель, солдаты застыли на своих местах. По ходу дела сержант мне кое-что наговаривал.
- Радиостанция готова к работе. Разрешите приступить к выполнению приказа.- Бодро доложил я, уже полностью войдя в свою роль, и получив разрешение, было полез в кабину. Тут раздался возглас генерала.
- Товарищ старший лейтенант, даю новую вводную, Вы убиты. Посмотрим как работает рядовой состав.
Ну это и к лучшему, - подумалось мне, не подозревая какую подлянку затеял генерал. Вместо меня в кабину полез генеральский прихвостень. Через несколько минут он выглянул из кабины и, довольно улыбаясь, припечатал:
- Неисправность, смещен диапазон частот.
Генерал внимательно посмотрел на меня.
- Ну, товарищ старший лейтенант, каково Ваше мнение? В чем неисправность?
Стоящий рядом с ним наш комчасти был похож на мертвеца, реанимированного электрическим током. Он был сине-серый и мелкая дрожь у него иногда переходила в крупные судороги. Я напряг свой мозжечок и стал вспоминать все, что знаю о приемно-передающих устройствах. В голове неожиданно прояснилось, и я увидал все как на картинке в учебнике.
- Товарищ генерал, при смещенном диапазоне, вероятно, нарушен контур настройки частоты, следует проверить резонансные цепи, наверное изменились их индуктивно-емкостные характеристики.
Глаза у нашего командира округлились, рот раскрылся и лицо стало приобретать форму буквы "зю". Он смотрел на меня как будто перед ним был грязный деревенский баран, который неожиданно поднялся на задние ноги, отряхнул передними пыль с живота и сказал, - Добрый день. Простите, Вы не знаете случайно в оперном "Евгения Онегина" не отменили?
         -Посмотрим, посмотрим,- сказал генералэ
Через десять минут из кабины вышел генеральский адъютант.
- Порядок. Неисправность в колебательном контуре устранена. Связь есть.
Генерал подошел ко мне, пожал мою потную ладонь, и сказал:
- Молодец! Как зовут?
- Кравчук, то есть Кравец Виктор Иванович.
- Товарищ полковник, старшего лейтенанта Кравца Виктора Ивановича к почетной грамоте, рядовой состав - в увольнение на один день, в любой удобный для них.
Полковник с ловкостью манекена рылся по карманам и радостно бормотал, - Есть, товарищ генерал майор, так точно, товарищ генерал майор!
Процессия двинулась в часть. Мы начали сворачивать станцию. Солдаты уважительно посматривали на меня, обходительно обращаясь, - Товарищ старший лейтенант, разрешите, пожалуйста, я вот этот кабель смотаю, Вы стоите на нем, извините пожалуйста.
Подошел сержант.
- Ну ты дал, с ходу. Я-то сразу понял, эта сука бумажку в перестроечник засунул. А ты как догадался?
Я ему всего объяснять не стал, просто пожал плечами. Пока мы сворачивались, из ворот части выехали три черных Волги и умчались по направлению в город.
Теперь в часть я въезжал как король, как римский император. Триумфальную арку почему-то построить не успели. Мы поставили машину на место. Тут же подошел майор.
- Пойдем, командир зовет, - сказал он мне.
Мы вошли в двухэтажное здание и направились в кабинет командира. Майор распахнул дверь. Я вошел и увидел уже знакомые лица комсостава.
- Старший лейтенант Кравец прибыл по Вашему приказанию.- доложил я, едва сдерживая довольную улыбку.
- Садись, гребаный Кравец. - добродушно ответил полковник. - Как это ты догадался про эту херню в радиостанции?
- Да тут такое дело, товарищ полковник, я на вступительных экзаменах в аспирантуру отвечал на похожий вопрос. Ну и тут вспомнил, а вообще-то это несложно.
- Куда ты сдавал экзамены? В аспирантуру? Так ты еще и аспирант! Во, бля, надо же, везет иногда. Ну, короче, спасибо.
- Служу, как говориться, Советскому Союзу! - нашелся я.
Он достал из сейфа бутылку водки, четыре стопарика и тарелку с конфетами, разлил всем присутствующим и произнес :
- Ну ладно, будем считать пронесло, даже и не плохо пронесло.
Мы выпили и зашуршали фантиками.
- Сейчас отправлю вас с приятелем обратно в общежитие. А этих мудаков Кравца и Иванчука, как найдете - сразу ко мне.
В последствии я узнал, что эти ребята ограничились объявлением выговора, а Кравцу молча сунули в руки почетную грамоту. Лично мне Юра привез от Кравца бутылку редкого марочного коньяка "Тбилиси", которую мы с ним успешно распили.
На командирском "козелке" нас доставили в общежитие, где с великим нетерпением нас ждал Александр. Он обыскал все общежитие и окрестности и не мог понять куда мы девались.
Немедленно раскупорив пиво, мы, перебивая друг друга, стали рассказывать ему о наших лихих приключениях. К вечеру подъехали остальные. Тут же, сгоняв за водкой и пивом, все уселись за стол и я стал снова рассказывать свою историю. А народ все заходил и заходил, и я уже по пятому разу пел свою песню. История приобретала все больше оттенков и нюансов. В последнем варианте я уже чуть ли не лично давал команду на запуск ракет по Вашингтону. Сегодня я был героем дня.
Но наступило утро, нам было пора уезжать. Юру с утра отпустили нас проводить, да собственно, и отпускать было некому. Очевидно, командиры ночью тоже время не теряли.
Попив напоследок в вокзальном буфете пивка, мы сели в поезд и отправились домой. Поезд уютно постукивал колесами, в приятной дремоте мы вновь переживали события последних дней. Это приключение уходило в историю.
       И только одинокая бутылочка пива, наверное, и по сей день пылится в камере хранения железнодорожного вокзала славного военного города Бобруйска.